От жалости я едва не задохнулась.
– Я понимаю, что ты под прикрытием, но неужели тебе позволяют так работать?
Он пожал плечами.
– Я как бы в отпуске.
– Надолго?
– Нет. Просто чтобы привести голову в порядок. – Он сунул руки в карманы и переступил с ноги на ногу. – А как ты, Оливия?
Оливия. Будь Оливией. Я глубоко вдохнула.
– Ну… не совсем в своей тарелке, по правде говоря.
– Я знаю, что это такое, – Он провел ладонью по шее. – Сожалею о твоей потере.
Я хотела сказать, что это и его потеря, но слова застряли в горле.
– Давно ты следишь за мной?
– Только сегодня. Ну, вчера тоже. Мне почему-то казалось, что ты нуждаешься в защите, но, вероятно, это просто мое чувство вины. – Он рассмеялся, но горько, а не весело. – Я собирался помочь тебе с этими парнями, но ты как будто сама справилась. Тебе, должно быть, постоянно приходится отбиваться.
Да, я о них позаботилась. Я посмотрела на свою обувь, кусочки цемента прилипли к яркой красной коже, и почувствовала, как оживает мое собственное сознание вины. – Тебе что-нибудь нужно, Бен?
– Я… да, пожалуй. – Он пошарил во внутреннем кармане куртки. – Что ты можешь рассказать об этом снимке?
Я поняла, что он собирается мне показать, еще до того, как он достал фото. Снимок со вспышкой, должно быть, сделан в ют вечер, когда Аякс напал на меня в «Валгалле». Я узнала костюм, мешком висящий на его теле. Это я ранила его в плечо: сейчас у него на шее повязка. Дьявол, я через фото чувствую его зловоние.
Я с трудом глотнула и вернула снимок.
– Ужасное освещение. Но по крайней мере у него не лежит подбородок на кулаке. Терпеть не могу такую позу.
– Это полицейская съемка со вспышкой, – сказал Бен сквозь стиснутые зубы. – Ты никогда раньше не встречала этого парня? Уверена, что не знаешь его?
– О боже! – воскликнула я в притворной тревоге. – Неужели это парень из реалити-шоу о свиданиях вслепую.
Все-таки я не должна была давать им свой номер.
– Неважно, – буркнул он, и я практически увидела, как он гаснет. После долгого молчания он произнес: – Сейчас это, вероятно, не имеет значения, но как насчет того вечера? Ты что-нибудь помнишь… что угодно?
– Я… м-м-м… я все еще пытаюсь с этим справиться. – Я отвернулась, словно совсем не хотела об этом говорить – и я действительно не хотела, – новсе же успела заметить, как раздраженно дернулись его губы. Бен никогда раньше так не смотрел на меня. Словно испытывает отвращение. Словно я слабая.
Потом он тяжело вздохнул… и это мне совсем не понравилось.
– Послушай, Трейна, не обижайся и не теряй терпения, ладно, – заявила я высоким от негодования голосом. – У меня случилась потеря памяти. Я многое не могу вспомнить.
– Прости, конечно. – Его лицо смягчилось. – Но если хоть что-нибудь вспомнишь о Джо, о том вечере, обо всем… позвони, хорошо?
Я кивнула – солгала молча.
– Не знаю… – начал он, потом после паузы продолжил: – Не знаю, рассказывала ли она тебе о нашем свидании и была ли у нее возможность…
Он с трудом глотнул, и я видела, как напряженно работает его горло. Горло, которое я целовала, в которое тыкалась носом неделей раньше. Я не забыла еще запах и вкус этого горла и неожиданно поняла, что он собирается мне сказать:
– Оливия, прости, что роюсь в прошлом, но я уже давно хотел…
Я покачала головой, всколыхнулась копна светлых волос.
– Бен…
– Пожалуйста, позволь мне сделать это. Я должен был сказать это Джоанне, но не решился, а сейчас… – Он замолчал, и лицо его перекосилось.
Я кивнула, прикусила губу и приготовилась к душераздирающей речи.
– Мне жаль.
Искренне удивленная, я отступила.
– Жаль чего?
– Жаль, что оказался слишком слаб. Что не был рядом с твоей сестрой, когда она во мне нуждалась. Я причинил боль вам обеим.
Слезы заполнили мои глаза.
– Она никогда не винила тебя, Бен.
– Знаю. Я ненавижу себя за нас обоих. – Он провел рукой по волосам, отчего они встопорщились беспорядочными клочьями. – Боже, я боялся, что она закончит, как моя мать, просто оболочка, которая когда-то была живой, сильной и прекрасной, если бы не человек, который смог изменить ее, опустошить.
Бен никогда не говорил о своих родителях. Я была так удивлена, что он делает это теперь – и при Оливии, – что промолчала.
– Знаешь, он считал, что это моя вина. Он бросил мне в лицо: вот что происходит, когда мужчина не может позаботиться о своей женщине, и я уверен: он хотел этим причинить мне боль. Не здесь, а здесь. – И он показал сначала на свою голову, потом на сердце.
– Твой отец был ослом, Бен.
Мне было все равно, так ли поступила бы Оливия. Просто это то, что он должен знать.
– Конечно. – Он кивнул. – Но эти слова остались со мной. Я позволил им мучить меня, так же, как мать позволила, чтобы его речи уничтожили ее, и я потерял возможность узнать, кем стала Джоанна – потерял целых проклятых десять лет… – просто вспоминал ее такой, какой она была.
– Ты был молод.
Слеза скользнула по моей щеке, и я стерла ее, надеясь, что он не заметил.
– Она была еще моложе, – яростно ответил он. – И ты тоже.
– То, что произошло той ночью, сделало нас такими, какие мы сегодня. – Я попыталась успокоить его. – И Джо… Джо нравилось, какая она.
– Мне тоже нравилось.
Он замолчал, но от него исходило такое горе, окрашенное чувством вины и яростью, что я поняла: это комбинация, сырая и маслянистая, со временем сожрет его живьем.
– Бен, пожалуйста. – Я подошла ближе. – Ты должен отпустить ее.
– Она не для того снова пришла в мою жизнь в одиннадцатом часу, только чтобы я убедился, как мне ее не хватает!
Слова вырвались с такой яростью, словно давно ждали на кончике языка возможности взорваться.
– Ш-ш-ш. – «Боже», – подумала я, подходя еще ближе. – Все в порядке, Бен, все хорошо.
Но это была ложь, и он покачал головой. Он тоже знал, что это ложь.
– И здесь есть еще что-то, кроме нападения на квартиру и двух человек, разбившихся насмерть. Это точно!
– Откуда тебе это известно? – негромко спросила я. – Тебя там не было.
– Потому что знаю Джо!
Что я могла ответить на это? Мне ужасно хотелось услышан, эти слова. ноесли он не оставит это дело в покое, то подвергнет опасности нас обоих. Я ожесточилась, заставив себя не думать о его горе.
– Это одна из загадок, которые никогда не будут решены, Бен. Здесь невозможно сочинить хэппи энд.
– Но я по крайней мере могу найти ответ, который меня удовлетворит.
– Полиция утверждает, что она умерла.
– Мне все равно. Она приходила ко мне той ночью, Оливия! Приходила, и мы любили друг друга, а ведь она уже тогда должна была быть мертвой… – Черт. Он прав. – Но она была в моих объятиях, живая и…
– Я видела ее, Бен. – Я не хотела причинять ему боль, но у меня не было выбора. – Видела, как она упала.
Он долго молчал.
– В газетах писали, что ты ничего не помнишь. Оппа!
– Это последнее, что я помню. Прости. Она умерла.
Он упрямо стиснул зубы.
– И я хочу узнать почему. Почему она пошла к тебе? Почему просто не поехала домой? Почему вообще ушла от меня?
Я отвернулась, чтобы попытаться обдумать все, хотя не представляла, с чего начать. Я не знала, как себя вести, потому что эта жизнь – жизнь Оливии и героини, сражающейся с преступниками, – она еще не вполне моя. Я снова повернулась к нему.
– Ты ведь не ведешь это дело в полиции?
– Я тебе сказал, – ответил он, избегая моего взгляда. – Я в отпуске.
Я покачала головой. Боже! Он решил мстить. В департаменте объявили, что дело расследовано и закрыто. Я уверена, что Уоррен и Майках приложили много усилий, добиваясь этого. А Бен, именно Бен открывает эту дверь! снова.
– Нет, Бен. Она хотела не этого. – Я тут же поправилась; – Она бы этого не хотела.
– О, Оливия. – Он посмотрел на меня так, словно я безнадежно наивна. На мгновение мне даже показалось, что он собирается потрепать меня по волосам. – Месть – это именно то, чего она хотела. И я намерен отомстить за нее.
– Бен, – произнесла я голосом, который резко контрастировал с его голосом – заботливым и внимательным. – Это не было ее целью.
– Правда? Ты ее спрашивала? А я спросил ее, что бы она сделала, если бы нашла человека, который напал на нее, напал на вас обеих. Она ответила, что убила бы его.
Да, я так сказала.
– Джоанна часто слишком преувеличивала. – Я с трудом глотнула, пытаясь думать быстрее. – Но на самом деле она собиралась унизить этого человека и дать ему знать, что она выжила. Она хотела взглянуть этому чудовищу в лицо и дать ему понять, что он не только не убил – он не сломил ее.
Бен упрямо выставил подбородок.
– Лучше быть яростным, если в сердце ярость, чем набрасывать плащ непротивления, чтобы скрыть свою слабость.
Да, и спасибо тебе, Махатма Ганди, за это. Я сделала вид, что не расслышала, и мягко положила руку ему на руку.
– Не позволяй этому сломать тебя, Бен. Джоанна не перенесла бы этого.
На мгновение мне показалось, что это на него подействовало. Лицо его прояснилось, он выглядел растерянным, но только на мгновение. Потом лицо его снова стало жестким, и в глазах мелькнули тени.
– Перестань смотреть на меня так, – негромко сказал он, отстраняясь от моего прикосновения. – Все смотрят на меня так, словно…
Как смотрели на меня.
– … словно я спятил и не знаю то, что знаю. Оливия! Джоанна была в моей постели, в моих объятиях в то время, когда должна была быть мертвой… – Черт. Надо попросить Уоррена очистить и это. – И я могу быть разгневан, да, но то, что мне ясно, – ясно. Думаю, сейчас во мне более здравого рассудка, чем все последние десять лет.
Я не могла не заметить, что взгляд у него действительно ясный. Но запах говорил о тщетных сожалениях и об огромном чувстве вины.
– Прости. – Он заметил мой взгляд и сам положил руку мне на руку. На руку Оливии, напомнила я себе, когда его прикосновение вызвало у меня дрожь. – Я должен был прийти к тебе со всем этим… ты все, что от нее осталось.
– Знаю.
По крайней мере это я могу ему дать. Я обняла его, положила ладони на его крепкую спину и на мгновение – всего на мгновение – позволила себе потерять контроль. Закрыла глаза и прижалась к нему, словно это я, и ничего не изменилось, и на далеком горизонте все еще собирается буря. Я представила себе, что мы еще не ушли из ресторана тем вечером, и подумала, сожалеет ли Бен о том, что решение было в моих руках. Обняла его сильнее, как будто этим могла вернуть его – нас – назад, в прошлое.
Но в действительности мы потеряли друг друга. Опять. И этого не исправишь, и я должна сообщить ему, что ответов нет и не будет. Только правда, которую он никогда не узнает.
– Я собираюсь найти его, Оливия, – сказал он, ероша мне волосы. – Я выслежу его, как сделала бы Джоанна, и на этот раз я его убью. Я отберу у него всех и все, что имеет для него хоть какое-нибудь значение. Я уничтожу его мир полностью, так что он никогда не сможет восстановить его.
– Я должна идти. – я высвободилась. Его слова были мне неприятны. Потому что он напомнил мне Аякса. И я ненавидела зловоние, сочившееся из каждого слога.
– Хорошо, но ты позвонишь, если вспомнишь что-нибудь? Что угодно?
– Позвоню, – заверила его я, едва не споткнувшись в своем стремлении уйти побыстрей.
– Оливия!
Я остановилась, закрыла глаза и медленно повернулась к нему. А когда открыла, он стоял, как прежде, и не казался рассерженным. Но выглядел одиноким.
– Снова встретившись с Джоанной, я перечислил ее качества, чтобы показать, что знаю ее… или думаю, что знаю.
Я сложила руки на груди.
– Уверена, в этом перечне было упрямство. Он все-таки смог улыбнуться.
– Да, а также непоседливость. И нетерпение. Но одно я забыл.
– Правда? Какое?
– То, что она моя. – Он сжал кулаки. – Она была моя. И с этими словами он ушел, а я молча смотрела ему вслед.
Я позволила Шер считать, что самое лучшее средство, чтобы оправиться после смерти сестры, это хороший искусственный загар. Меня приняли, записали и раздели так быстро, что голова могла бы закружиться, а вид пушки для распыления крема заставил отодвинуть в глубину сознания мысли о комиксах, строительных рабочих и даже о Бене Трейне. Похоже на оружие из «Охотников за привидениями».
– Вы меня хотите этим обмазать? – в третий раз с сомнением спросила я у женщины-техника. Она русская, сильно накрашенная, торопливая и, очевидно, большая поклонница собственного продукта. Она что-то пробормотала про себя, откинулась в кресле и бросила взгляд в сторону Шер.
– Послушай, Ливви, – присоединилась к разговору Шер, – ты ведешь себя так, словно никогда этого не делала. Ложись и позволь Юлии показать свои способности.
Я поморщилась, услышав, как они рассмеялись, но послушалась, следуя примеру Шер.
– Уф! Оливия, голова не кружится?
– Нет.
Она, с покрасневшим лицом, обвиняюще смотрела на меня.
– Ты опять ела!
Я не успела и рта раскрыть – спрей ударил меня по заду. «Может быть, – в отчаянии подумала я, – поможет, если я буду думать о чем-нибудь другом». К счастью, а может, к несчастью, у меня было о чем подумать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Я понимаю, что ты под прикрытием, но неужели тебе позволяют так работать?
Он пожал плечами.
– Я как бы в отпуске.
– Надолго?
– Нет. Просто чтобы привести голову в порядок. – Он сунул руки в карманы и переступил с ноги на ногу. – А как ты, Оливия?
Оливия. Будь Оливией. Я глубоко вдохнула.
– Ну… не совсем в своей тарелке, по правде говоря.
– Я знаю, что это такое, – Он провел ладонью по шее. – Сожалею о твоей потере.
Я хотела сказать, что это и его потеря, но слова застряли в горле.
– Давно ты следишь за мной?
– Только сегодня. Ну, вчера тоже. Мне почему-то казалось, что ты нуждаешься в защите, но, вероятно, это просто мое чувство вины. – Он рассмеялся, но горько, а не весело. – Я собирался помочь тебе с этими парнями, но ты как будто сама справилась. Тебе, должно быть, постоянно приходится отбиваться.
Да, я о них позаботилась. Я посмотрела на свою обувь, кусочки цемента прилипли к яркой красной коже, и почувствовала, как оживает мое собственное сознание вины. – Тебе что-нибудь нужно, Бен?
– Я… да, пожалуй. – Он пошарил во внутреннем кармане куртки. – Что ты можешь рассказать об этом снимке?
Я поняла, что он собирается мне показать, еще до того, как он достал фото. Снимок со вспышкой, должно быть, сделан в ют вечер, когда Аякс напал на меня в «Валгалле». Я узнала костюм, мешком висящий на его теле. Это я ранила его в плечо: сейчас у него на шее повязка. Дьявол, я через фото чувствую его зловоние.
Я с трудом глотнула и вернула снимок.
– Ужасное освещение. Но по крайней мере у него не лежит подбородок на кулаке. Терпеть не могу такую позу.
– Это полицейская съемка со вспышкой, – сказал Бен сквозь стиснутые зубы. – Ты никогда раньше не встречала этого парня? Уверена, что не знаешь его?
– О боже! – воскликнула я в притворной тревоге. – Неужели это парень из реалити-шоу о свиданиях вслепую.
Все-таки я не должна была давать им свой номер.
– Неважно, – буркнул он, и я практически увидела, как он гаснет. После долгого молчания он произнес: – Сейчас это, вероятно, не имеет значения, но как насчет того вечера? Ты что-нибудь помнишь… что угодно?
– Я… м-м-м… я все еще пытаюсь с этим справиться. – Я отвернулась, словно совсем не хотела об этом говорить – и я действительно не хотела, – новсе же успела заметить, как раздраженно дернулись его губы. Бен никогда раньше так не смотрел на меня. Словно испытывает отвращение. Словно я слабая.
Потом он тяжело вздохнул… и это мне совсем не понравилось.
– Послушай, Трейна, не обижайся и не теряй терпения, ладно, – заявила я высоким от негодования голосом. – У меня случилась потеря памяти. Я многое не могу вспомнить.
– Прости, конечно. – Его лицо смягчилось. – Но если хоть что-нибудь вспомнишь о Джо, о том вечере, обо всем… позвони, хорошо?
Я кивнула – солгала молча.
– Не знаю… – начал он, потом после паузы продолжил: – Не знаю, рассказывала ли она тебе о нашем свидании и была ли у нее возможность…
Он с трудом глотнул, и я видела, как напряженно работает его горло. Горло, которое я целовала, в которое тыкалась носом неделей раньше. Я не забыла еще запах и вкус этого горла и неожиданно поняла, что он собирается мне сказать:
– Оливия, прости, что роюсь в прошлом, но я уже давно хотел…
Я покачала головой, всколыхнулась копна светлых волос.
– Бен…
– Пожалуйста, позволь мне сделать это. Я должен был сказать это Джоанне, но не решился, а сейчас… – Он замолчал, и лицо его перекосилось.
Я кивнула, прикусила губу и приготовилась к душераздирающей речи.
– Мне жаль.
Искренне удивленная, я отступила.
– Жаль чего?
– Жаль, что оказался слишком слаб. Что не был рядом с твоей сестрой, когда она во мне нуждалась. Я причинил боль вам обеим.
Слезы заполнили мои глаза.
– Она никогда не винила тебя, Бен.
– Знаю. Я ненавижу себя за нас обоих. – Он провел рукой по волосам, отчего они встопорщились беспорядочными клочьями. – Боже, я боялся, что она закончит, как моя мать, просто оболочка, которая когда-то была живой, сильной и прекрасной, если бы не человек, который смог изменить ее, опустошить.
Бен никогда не говорил о своих родителях. Я была так удивлена, что он делает это теперь – и при Оливии, – что промолчала.
– Знаешь, он считал, что это моя вина. Он бросил мне в лицо: вот что происходит, когда мужчина не может позаботиться о своей женщине, и я уверен: он хотел этим причинить мне боль. Не здесь, а здесь. – И он показал сначала на свою голову, потом на сердце.
– Твой отец был ослом, Бен.
Мне было все равно, так ли поступила бы Оливия. Просто это то, что он должен знать.
– Конечно. – Он кивнул. – Но эти слова остались со мной. Я позволил им мучить меня, так же, как мать позволила, чтобы его речи уничтожили ее, и я потерял возможность узнать, кем стала Джоанна – потерял целых проклятых десять лет… – просто вспоминал ее такой, какой она была.
– Ты был молод.
Слеза скользнула по моей щеке, и я стерла ее, надеясь, что он не заметил.
– Она была еще моложе, – яростно ответил он. – И ты тоже.
– То, что произошло той ночью, сделало нас такими, какие мы сегодня. – Я попыталась успокоить его. – И Джо… Джо нравилось, какая она.
– Мне тоже нравилось.
Он замолчал, но от него исходило такое горе, окрашенное чувством вины и яростью, что я поняла: это комбинация, сырая и маслянистая, со временем сожрет его живьем.
– Бен, пожалуйста. – Я подошла ближе. – Ты должен отпустить ее.
– Она не для того снова пришла в мою жизнь в одиннадцатом часу, только чтобы я убедился, как мне ее не хватает!
Слова вырвались с такой яростью, словно давно ждали на кончике языка возможности взорваться.
– Ш-ш-ш. – «Боже», – подумала я, подходя еще ближе. – Все в порядке, Бен, все хорошо.
Но это была ложь, и он покачал головой. Он тоже знал, что это ложь.
– И здесь есть еще что-то, кроме нападения на квартиру и двух человек, разбившихся насмерть. Это точно!
– Откуда тебе это известно? – негромко спросила я. – Тебя там не было.
– Потому что знаю Джо!
Что я могла ответить на это? Мне ужасно хотелось услышан, эти слова. ноесли он не оставит это дело в покое, то подвергнет опасности нас обоих. Я ожесточилась, заставив себя не думать о его горе.
– Это одна из загадок, которые никогда не будут решены, Бен. Здесь невозможно сочинить хэппи энд.
– Но я по крайней мере могу найти ответ, который меня удовлетворит.
– Полиция утверждает, что она умерла.
– Мне все равно. Она приходила ко мне той ночью, Оливия! Приходила, и мы любили друг друга, а ведь она уже тогда должна была быть мертвой… – Черт. Он прав. – Но она была в моих объятиях, живая и…
– Я видела ее, Бен. – Я не хотела причинять ему боль, но у меня не было выбора. – Видела, как она упала.
Он долго молчал.
– В газетах писали, что ты ничего не помнишь. Оппа!
– Это последнее, что я помню. Прости. Она умерла.
Он упрямо стиснул зубы.
– И я хочу узнать почему. Почему она пошла к тебе? Почему просто не поехала домой? Почему вообще ушла от меня?
Я отвернулась, чтобы попытаться обдумать все, хотя не представляла, с чего начать. Я не знала, как себя вести, потому что эта жизнь – жизнь Оливии и героини, сражающейся с преступниками, – она еще не вполне моя. Я снова повернулась к нему.
– Ты ведь не ведешь это дело в полиции?
– Я тебе сказал, – ответил он, избегая моего взгляда. – Я в отпуске.
Я покачала головой. Боже! Он решил мстить. В департаменте объявили, что дело расследовано и закрыто. Я уверена, что Уоррен и Майках приложили много усилий, добиваясь этого. А Бен, именно Бен открывает эту дверь! снова.
– Нет, Бен. Она хотела не этого. – Я тут же поправилась; – Она бы этого не хотела.
– О, Оливия. – Он посмотрел на меня так, словно я безнадежно наивна. На мгновение мне даже показалось, что он собирается потрепать меня по волосам. – Месть – это именно то, чего она хотела. И я намерен отомстить за нее.
– Бен, – произнесла я голосом, который резко контрастировал с его голосом – заботливым и внимательным. – Это не было ее целью.
– Правда? Ты ее спрашивала? А я спросил ее, что бы она сделала, если бы нашла человека, который напал на нее, напал на вас обеих. Она ответила, что убила бы его.
Да, я так сказала.
– Джоанна часто слишком преувеличивала. – Я с трудом глотнула, пытаясь думать быстрее. – Но на самом деле она собиралась унизить этого человека и дать ему знать, что она выжила. Она хотела взглянуть этому чудовищу в лицо и дать ему понять, что он не только не убил – он не сломил ее.
Бен упрямо выставил подбородок.
– Лучше быть яростным, если в сердце ярость, чем набрасывать плащ непротивления, чтобы скрыть свою слабость.
Да, и спасибо тебе, Махатма Ганди, за это. Я сделала вид, что не расслышала, и мягко положила руку ему на руку.
– Не позволяй этому сломать тебя, Бен. Джоанна не перенесла бы этого.
На мгновение мне показалось, что это на него подействовало. Лицо его прояснилось, он выглядел растерянным, но только на мгновение. Потом лицо его снова стало жестким, и в глазах мелькнули тени.
– Перестань смотреть на меня так, – негромко сказал он, отстраняясь от моего прикосновения. – Все смотрят на меня так, словно…
Как смотрели на меня.
– … словно я спятил и не знаю то, что знаю. Оливия! Джоанна была в моей постели, в моих объятиях в то время, когда должна была быть мертвой… – Черт. Надо попросить Уоррена очистить и это. – И я могу быть разгневан, да, но то, что мне ясно, – ясно. Думаю, сейчас во мне более здравого рассудка, чем все последние десять лет.
Я не могла не заметить, что взгляд у него действительно ясный. Но запах говорил о тщетных сожалениях и об огромном чувстве вины.
– Прости. – Он заметил мой взгляд и сам положил руку мне на руку. На руку Оливии, напомнила я себе, когда его прикосновение вызвало у меня дрожь. – Я должен был прийти к тебе со всем этим… ты все, что от нее осталось.
– Знаю.
По крайней мере это я могу ему дать. Я обняла его, положила ладони на его крепкую спину и на мгновение – всего на мгновение – позволила себе потерять контроль. Закрыла глаза и прижалась к нему, словно это я, и ничего не изменилось, и на далеком горизонте все еще собирается буря. Я представила себе, что мы еще не ушли из ресторана тем вечером, и подумала, сожалеет ли Бен о том, что решение было в моих руках. Обняла его сильнее, как будто этим могла вернуть его – нас – назад, в прошлое.
Но в действительности мы потеряли друг друга. Опять. И этого не исправишь, и я должна сообщить ему, что ответов нет и не будет. Только правда, которую он никогда не узнает.
– Я собираюсь найти его, Оливия, – сказал он, ероша мне волосы. – Я выслежу его, как сделала бы Джоанна, и на этот раз я его убью. Я отберу у него всех и все, что имеет для него хоть какое-нибудь значение. Я уничтожу его мир полностью, так что он никогда не сможет восстановить его.
– Я должна идти. – я высвободилась. Его слова были мне неприятны. Потому что он напомнил мне Аякса. И я ненавидела зловоние, сочившееся из каждого слога.
– Хорошо, но ты позвонишь, если вспомнишь что-нибудь? Что угодно?
– Позвоню, – заверила его я, едва не споткнувшись в своем стремлении уйти побыстрей.
– Оливия!
Я остановилась, закрыла глаза и медленно повернулась к нему. А когда открыла, он стоял, как прежде, и не казался рассерженным. Но выглядел одиноким.
– Снова встретившись с Джоанной, я перечислил ее качества, чтобы показать, что знаю ее… или думаю, что знаю.
Я сложила руки на груди.
– Уверена, в этом перечне было упрямство. Он все-таки смог улыбнуться.
– Да, а также непоседливость. И нетерпение. Но одно я забыл.
– Правда? Какое?
– То, что она моя. – Он сжал кулаки. – Она была моя. И с этими словами он ушел, а я молча смотрела ему вслед.
Я позволила Шер считать, что самое лучшее средство, чтобы оправиться после смерти сестры, это хороший искусственный загар. Меня приняли, записали и раздели так быстро, что голова могла бы закружиться, а вид пушки для распыления крема заставил отодвинуть в глубину сознания мысли о комиксах, строительных рабочих и даже о Бене Трейне. Похоже на оружие из «Охотников за привидениями».
– Вы меня хотите этим обмазать? – в третий раз с сомнением спросила я у женщины-техника. Она русская, сильно накрашенная, торопливая и, очевидно, большая поклонница собственного продукта. Она что-то пробормотала про себя, откинулась в кресле и бросила взгляд в сторону Шер.
– Послушай, Ливви, – присоединилась к разговору Шер, – ты ведешь себя так, словно никогда этого не делала. Ложись и позволь Юлии показать свои способности.
Я поморщилась, услышав, как они рассмеялись, но послушалась, следуя примеру Шер.
– Уф! Оливия, голова не кружится?
– Нет.
Она, с покрасневшим лицом, обвиняюще смотрела на меня.
– Ты опять ела!
Я не успела и рта раскрыть – спрей ударил меня по заду. «Может быть, – в отчаянии подумала я, – поможет, если я буду думать о чем-нибудь другом». К счастью, а может, к несчастью, у меня было о чем подумать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59