Вышел в коридор и зашаркал к лифтовой площадке по паркетному полу, сохранившемуся, как ему рассказывали, чуть ли не с прошлого века. Уолдос, приставленный к нему для охраны, выскользнул следом и пристроился сзади, бодро семеня всеми своими восемью паучьими ножками.
Кафетерий находился на третьем этаже, по соседству со штабом, разместившимся в офисе адвокатской конторы Гринберга и Басса. Дэвида поселили на девятом, этажом выше располагались апартаменты самого Ободи, а весь четвертый занимал шикарный спортзал с сауной и бассейном. Дэвид дождался лифта и спустился на третий. Не дойдя до кафетерия, заглянул в дверь штаба и задержался на несколько секунд, изучая мигающую голубыми и красными огоньками огромную, во всю стену, карту Калифорнии и Западного побережья. Голубые обозначали позиции миротворцев, красные — повстанцев. Дэвид машинально отметил, что, с тех пор как он в последний раз смотрел на карту, голубого цвета заметно прибавилось, а красный, наоборот, почти исчез.
Таймер в правом верхнем углу показывал 00.12. Начинался новый день, суббота, 18 июля 2076 года. Объявленное Генсеком Эддором перемирие вступило в силу двенадцать минут назад.
Войдя в заставленный столиками просторный зал, Дэвид сразу заметил Каллию Сьерран. В столь поздний час в кафетерии почти никого не было, да и из обслуживающего персонала остались всего две молодые девушки-официантки. За одним столиком шумно работали челюстями шестеро рядовых, видимо только что сменившихся с дежурства, а чуть поодаль завершали запоздалый ужин двое штабных офицеров. Каллия сидела одна, потягивая кофе из большой чашки и просматривая какой-то текст на мониторе ручного компьютера. Лицо ее выглядело усталым.
Слева от нее лежала на столе большая зеленая упаковка жевательной резинки «Ригли сперминт».
Каллия не проявила удивления, когда Дэвид пристроился напротив, хотя знакомство их было мимолетным и, что называется, шапочным. Она даже имени его не запомнила — знала только, что этот молодой человек работает на Ободи и «сидит на проволоке».
У Дэвида накопилось о девушке значительно больше сведений. Помимо имени и звания он знал также, что Каллия довольно близко знакома с Дэнис, хотя не в курсе, что та его родная сестра и урожденная Кастанаверас. Он и подсел к ней, чтобы расспросить о сестре, только не мог придумать, как завязать разговор. Судя по содержанию их недавней беседы, эта симпатичная террористка могла поведать ему немало интересного из прошлого Дэнис. Так ничего и не надумав, он решил для начала просто поздороваться:
— Добрый вечер, мадемуазель Сьерран. Как дела?
— Бывало и лучше, — буркнула она, не отрываясь от монитора. — Нас лупят и в хвост и в гриву! Лос-Анджелес и Фриско мы уже потеряли, и миротворцы продолжают развивать наступление на юг, продвигаясь за сутки в среднем километров на сорок. А мы ничего не предпринимаем, чтобы их остановить. Мы пока контролируем Сан-Диего и Северную Мексику, включая Мехико, но долго ли сможем их удерживать при таком раскладе? Странно, что миротворцы согласились на прекращение огня и переговоры. Я это, конечно, приветствую — люди устали и отчаянно нуждаются в передышке, — но не понимаю. Я на их месте ни за что бы так не поступила. Боюсь, они задумали какую-то подлянку.
— А я на вашем месте не волновался бы по этому поводу, — безмятежно заметил Дэвид.
Исходящий от нее импульс брезгливой жалости ничуть не обидел его, равно как и исполненная едкого сарказма реплика:
— Будете на моем месте, поступайте как знаете, а пока я на своем, как-нибудь обойдусь без подсказок.
— Зря вы так, мадемуазель Каллия, — добродушно улыбнулся Дэвид. — Ободи знает, что делает. Все будет хорошо.
— Он тоже об этом постоянно твердит, — фыркнула девушка. — А самое страшное, что люди продолжают ему верить!
— И правильно делают, — кивнул Дэвид. — Он сам показывал мне компьютерные модели. Настоящие. По самым пессимистическим прогнозам, уничтожить придется не более трех городов. В крайнем случае — четыре. Но это абсолютный максимум.
Каллия выключила монитор и ошеломленно уставилась на него. Сквозь высокое окно за ее спиной виднелось усеянное звездами ночное небо.
— Что? Как уничтожить? — прошептала она.
— Очень просто, — пожал плечами Дэвид. — Водородными бомбами. — Заметив ее недоумевающий взгляд, он снисходительно пояснил: — Японцы передали Ободи свои термоядерные боеголовки. Двадцать две штуки.
Каллия Сьерран попыталась дозвониться до Риверсайда, но механический голос оператора сообщил, что связь временно прервана.
— Кольцо? Ты? — понизила голос девушка, проверяя мелькнувшую догадку.
— Я.
— Ты теперь у нас еще и за связь отвечаешь?
— По просьбе мистера Ободи.
— Понятно.
Каллия незаметно покинула здание, реквизировала первый попавшийся джип и приказала водителю доставить ее к ближайшему Храму Эриды. Там она быстро разыскала брата, занятого вербовкой новобранцев; несмотря на поздний час — около двух ночи, — запись в ряды повстанческой армии шла полным ходом, и более сотни желающих выстроились в длинную очередь. Каждому записавшемуся выдавали нарукавную повязку в виде звездно-полосатого американского флага и лазерное ружье. Но стрелять из него можно будет только после того, как его активирует командир группы, в которую попадет новоиспеченный боец.
Как только Дан закончил оформлять очередного добровольца, Каллия отозвала брата в сторонку. Лан встал и послушно последовал за сестрой, а его место за столом заняла сама мать-настоятельница.
Они вместе прошли в молитвенный зал. Четыре ряда псевдодеревянных скамей амфитеатром спускались к центральному кругу с кафедрой посередине, с которой преподобная мать читала ежедневные проповеди. Подсвеченные прожекторами цветные мозаики в оконных переплетах струили в аудиторию все оттенки радуги.
— Давай помолимся вместе, — предложила Каллия.
Лан бросил на нее подозрительный взгляд, но все же преклонил колени напротив сестры, потупил глаза и постарался сосредоточиться.
— Я не смогла связаться ни с Домино, ни с Николь, — вполголоса сообщила Каллия, не поднимая головы.
— Странно. Что Лавли не отвечает — это понятно, а вот Домино...
— Ты не понял. Все вызовы аннулирует Кольцо по приказу Ободи.
— Зачем?
— Ободи забрал у японцев больше двух десятков водородных бомб. Он собирается шантажировать Объединение и готов на деле доказать, что не шутит, сровняв с землей три или четыре города.
Лан долго молчал, потом сказал:
— Давай.
— Что?
— Молиться вместе давай. Вдруг поможет.
Величайшей, на мой взгляд, заслугой Объединения следует считать избавление человечества от угрозы всеобщей ядерной войны. Многие из вас этого не помнят, потому что я и мои соратники создали такое общество и такой мир, в котором нет и не должно быть места подобным воспоминаниям. Но когда я была ребенком, над всеми нами незримо нависала тень БОМБЫ. Мне она представлялась чем-то невообразимо огромным и ужасным, способным в любой день и в любой миг уничтожить всех и вся. Уничтожить навеки и без следа.
Мы не смогли бы выжить без Объединения. Сегодня всем известно, что перед началом войны планета находилась на грани экологической катастрофы. Мы отравили все, что могли отравить, и размножились до такой степени, что половине населения просто нечего было жратъ, кроме собственного дерьма. Об этом вы прекрасно помните ~ ведь те же проблемы стоят перед нами и сегодня, хотя уже не столь остро.
А о БОМБЕ вы не вспоминаете, потому что наша победа в войне за Объединение стала одновременно победой и над ней. Мы демонтировали все боеголовки мощностью в несколько мегатонн, каждая из которых могла испепелить город с миллионным населением. Следовало бы ликвидировать тогда же и тактические ядерные заряды, к чему я призывала. Но ко мне, увы, не прислушались. Впрочем, это так, к слову. Теперь, надеюсь, понятно, почему вы и ваши дети помните, что мы сражались за спасение гибнущей Земли, но забыли, что мы боролись еще и за то, чтобы зловещая пгенъ моего детства больше никому не омрачала жизнь.
Экологические проблемы накапливаются годами и десятилетиями, и, если вовремя принять меры, можно избежать катастрофических последствий. Что мы и сделали.
БОМБА — совсем другое дело. Она убивает мгновенно, и спасения от нее нет.
Если кто-нибудь когда-нибудь задумает снова производить и применять это кошмарное оружие, ваши забытые страхи моментально вернутся — и вы содрогнетесь в ужасе.
Потому что на свете нет ничего страшнее БОМБЫ.
Выдержки из интервью, данного Сарой Алмундсен
незадолго до ее смерти в 2028 году.
Когда они закончили молитву, Каллия поднялась с колен и сказала:
— Ты оставайся здесь, а я вернусь в штаб и прямо с утра пораньше постараюсь с ним встретиться и поговорить.
— Годится.
— Не исключено, что мне придется его убить.
— Тогда мы проиграли. Без него восстание обречено, и ты это знаешь.
— Мы уже проиграли. Или ты хочешь позволить ему взорвать бомбы?
— Значит, мы проиграли, — мрачно подытожил Лан. — Что дальше?
— Если я не сумею, убить его придется тебе.
— Хорошо, — кивнул Лан. — Я постараюсь. Заодно за тебя отомщу.
— Постарайся освободить Дэнис. Она была личным телохранителем Дугласа Риппера, и ее связи могут нам пригодиться на переговорах о капитуляции.
Лан снова кивнул. Каллия чуть наклонилась вперед, коснулась губами его щеки и прошептала:
— Я люблю тебя, братишка. Прощай. Лан посмотрел ей в глаза и сказал:
— Не подкачай, сестренка. И знай, что я за тебя, в случае чего, порву этого гада на мелкие кусочки.
26
В ночь с пятницы на субботу Дэнис приснился сон.
Ее с ног до головы окутывал плащ, сотканный из бледных полутеней. Она направлялась на север, к истокам великой реки. По берегам до самого горизонта простиралась дикая пустынная местность, продуваемая со всех сторон злобными, студеными ветрами. Прихваченная морозом почва, жесткая и неровная, затрудняла ходьбу. Щеки и нос постоянно мерзли, и их то и дело приходилось растирать.
Дни складывались в месяцы и годы, а она все шла и шла, борясь с нарастающим холодом, навстречу сгущающимся сумеркам. Над головой постепенно проявлялись первые звезды, а когда совсем стемнело, весь небосвод озарился причудливым узором незнакомых созвездий. Излучаемый ими свет был так ярок, что временами становился виден ее призрачный плащ.
В сердце вечной ночи она нашла наконец то место, к которому стремилась: глубокую расщелину в скале, откуда вытекал подземный поток, дающий начало реке. А у подножия горного массива раскинулся огромный город; его купола и шпили сияли золотом, а высокие стены отливали серебром. Двое ворот — западные и восточные — вели в город. И те и другие были открыты.
Она выбрала ближайшие и вошла.
Над вратами горела золотом надпись: Восхождение.
Внутри она обнаружила идеальный порядок, стерильную чистоту и полное отсутствие обитателей. На центральной площади высилось величественное здание, стены которого, сложенные из черного камня, казались сгустком космической тьмы, заполняющей промежутки меж звездами. Она не колеблясь прошла сквозь стены и очутилась посреди уже знакомой по предыдущим сновидениям бескрайней равнины. Манящие огоньки на горизонте призывно подмигивали, и она двинулась им навстречу, но они постоянно ускользали, дразня ее своей обманчивой близостью. Отчаявшись, она побрела наугад, даже не представляя, куда и зачем идет. Внезапно она увидела перед собой фигуру гиганта двадцатиметровой высоты, сидящего на великолепном троне, вырезанном из цельного изумруда соответствующей величины. По правую руку в ажурной нише пылало неугасимое золотистое Пламя, а по левую, словно черная язва на ткани реальности, рвалась и ярилась, беззвучно вскипая, чернильная пустота. Исполинскую фигуру на троне скрывал такой же, как у нее, плащ из теней и мрака, а глубокий капюшон не позволял разглядеть черт лица великана. Но при ее приближении он одним взмахом руки откинул капюшон назад, и она в ужасе узрела неподвижное и мертвенно белое, как у мраморной статуи, лицо и бездонные черные дыры на месте глаз, сочащиеся нечеловеческим холодом.
Она знала, что уже встречалась с этим существом, но то было в другом времени и другой реальности. Она пыталась вспомнить, но память, как будто издеваясь над ее потугами, упрямо отказываясь ей помочь.
Подойдя вплотную к подножию трона, она тоже сдернула капюшон с головы, усилием воли подавила туманящий рассудок страх и бестрепетно взглянула в его жуткие, наполненные ничем глазницы.
И тогда между ними завязался разговор — глаза в глаза, без звука и слов, — как когда-то в далеком детстве учили ее разговаривать старшие, у которых уже прорезался Дар.
«Где я нахожусь?»
«Нигде», — ответило ничто.
«Кто ты?»
«Я Бог Игроков».
«Как я сюда попала?»
«По моей воле».
«Зачем?»
«Настало время выбора».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Кафетерий находился на третьем этаже, по соседству со штабом, разместившимся в офисе адвокатской конторы Гринберга и Басса. Дэвида поселили на девятом, этажом выше располагались апартаменты самого Ободи, а весь четвертый занимал шикарный спортзал с сауной и бассейном. Дэвид дождался лифта и спустился на третий. Не дойдя до кафетерия, заглянул в дверь штаба и задержался на несколько секунд, изучая мигающую голубыми и красными огоньками огромную, во всю стену, карту Калифорнии и Западного побережья. Голубые обозначали позиции миротворцев, красные — повстанцев. Дэвид машинально отметил, что, с тех пор как он в последний раз смотрел на карту, голубого цвета заметно прибавилось, а красный, наоборот, почти исчез.
Таймер в правом верхнем углу показывал 00.12. Начинался новый день, суббота, 18 июля 2076 года. Объявленное Генсеком Эддором перемирие вступило в силу двенадцать минут назад.
Войдя в заставленный столиками просторный зал, Дэвид сразу заметил Каллию Сьерран. В столь поздний час в кафетерии почти никого не было, да и из обслуживающего персонала остались всего две молодые девушки-официантки. За одним столиком шумно работали челюстями шестеро рядовых, видимо только что сменившихся с дежурства, а чуть поодаль завершали запоздалый ужин двое штабных офицеров. Каллия сидела одна, потягивая кофе из большой чашки и просматривая какой-то текст на мониторе ручного компьютера. Лицо ее выглядело усталым.
Слева от нее лежала на столе большая зеленая упаковка жевательной резинки «Ригли сперминт».
Каллия не проявила удивления, когда Дэвид пристроился напротив, хотя знакомство их было мимолетным и, что называется, шапочным. Она даже имени его не запомнила — знала только, что этот молодой человек работает на Ободи и «сидит на проволоке».
У Дэвида накопилось о девушке значительно больше сведений. Помимо имени и звания он знал также, что Каллия довольно близко знакома с Дэнис, хотя не в курсе, что та его родная сестра и урожденная Кастанаверас. Он и подсел к ней, чтобы расспросить о сестре, только не мог придумать, как завязать разговор. Судя по содержанию их недавней беседы, эта симпатичная террористка могла поведать ему немало интересного из прошлого Дэнис. Так ничего и не надумав, он решил для начала просто поздороваться:
— Добрый вечер, мадемуазель Сьерран. Как дела?
— Бывало и лучше, — буркнула она, не отрываясь от монитора. — Нас лупят и в хвост и в гриву! Лос-Анджелес и Фриско мы уже потеряли, и миротворцы продолжают развивать наступление на юг, продвигаясь за сутки в среднем километров на сорок. А мы ничего не предпринимаем, чтобы их остановить. Мы пока контролируем Сан-Диего и Северную Мексику, включая Мехико, но долго ли сможем их удерживать при таком раскладе? Странно, что миротворцы согласились на прекращение огня и переговоры. Я это, конечно, приветствую — люди устали и отчаянно нуждаются в передышке, — но не понимаю. Я на их месте ни за что бы так не поступила. Боюсь, они задумали какую-то подлянку.
— А я на вашем месте не волновался бы по этому поводу, — безмятежно заметил Дэвид.
Исходящий от нее импульс брезгливой жалости ничуть не обидел его, равно как и исполненная едкого сарказма реплика:
— Будете на моем месте, поступайте как знаете, а пока я на своем, как-нибудь обойдусь без подсказок.
— Зря вы так, мадемуазель Каллия, — добродушно улыбнулся Дэвид. — Ободи знает, что делает. Все будет хорошо.
— Он тоже об этом постоянно твердит, — фыркнула девушка. — А самое страшное, что люди продолжают ему верить!
— И правильно делают, — кивнул Дэвид. — Он сам показывал мне компьютерные модели. Настоящие. По самым пессимистическим прогнозам, уничтожить придется не более трех городов. В крайнем случае — четыре. Но это абсолютный максимум.
Каллия выключила монитор и ошеломленно уставилась на него. Сквозь высокое окно за ее спиной виднелось усеянное звездами ночное небо.
— Что? Как уничтожить? — прошептала она.
— Очень просто, — пожал плечами Дэвид. — Водородными бомбами. — Заметив ее недоумевающий взгляд, он снисходительно пояснил: — Японцы передали Ободи свои термоядерные боеголовки. Двадцать две штуки.
Каллия Сьерран попыталась дозвониться до Риверсайда, но механический голос оператора сообщил, что связь временно прервана.
— Кольцо? Ты? — понизила голос девушка, проверяя мелькнувшую догадку.
— Я.
— Ты теперь у нас еще и за связь отвечаешь?
— По просьбе мистера Ободи.
— Понятно.
Каллия незаметно покинула здание, реквизировала первый попавшийся джип и приказала водителю доставить ее к ближайшему Храму Эриды. Там она быстро разыскала брата, занятого вербовкой новобранцев; несмотря на поздний час — около двух ночи, — запись в ряды повстанческой армии шла полным ходом, и более сотни желающих выстроились в длинную очередь. Каждому записавшемуся выдавали нарукавную повязку в виде звездно-полосатого американского флага и лазерное ружье. Но стрелять из него можно будет только после того, как его активирует командир группы, в которую попадет новоиспеченный боец.
Как только Дан закончил оформлять очередного добровольца, Каллия отозвала брата в сторонку. Лан встал и послушно последовал за сестрой, а его место за столом заняла сама мать-настоятельница.
Они вместе прошли в молитвенный зал. Четыре ряда псевдодеревянных скамей амфитеатром спускались к центральному кругу с кафедрой посередине, с которой преподобная мать читала ежедневные проповеди. Подсвеченные прожекторами цветные мозаики в оконных переплетах струили в аудиторию все оттенки радуги.
— Давай помолимся вместе, — предложила Каллия.
Лан бросил на нее подозрительный взгляд, но все же преклонил колени напротив сестры, потупил глаза и постарался сосредоточиться.
— Я не смогла связаться ни с Домино, ни с Николь, — вполголоса сообщила Каллия, не поднимая головы.
— Странно. Что Лавли не отвечает — это понятно, а вот Домино...
— Ты не понял. Все вызовы аннулирует Кольцо по приказу Ободи.
— Зачем?
— Ободи забрал у японцев больше двух десятков водородных бомб. Он собирается шантажировать Объединение и готов на деле доказать, что не шутит, сровняв с землей три или четыре города.
Лан долго молчал, потом сказал:
— Давай.
— Что?
— Молиться вместе давай. Вдруг поможет.
Величайшей, на мой взгляд, заслугой Объединения следует считать избавление человечества от угрозы всеобщей ядерной войны. Многие из вас этого не помнят, потому что я и мои соратники создали такое общество и такой мир, в котором нет и не должно быть места подобным воспоминаниям. Но когда я была ребенком, над всеми нами незримо нависала тень БОМБЫ. Мне она представлялась чем-то невообразимо огромным и ужасным, способным в любой день и в любой миг уничтожить всех и вся. Уничтожить навеки и без следа.
Мы не смогли бы выжить без Объединения. Сегодня всем известно, что перед началом войны планета находилась на грани экологической катастрофы. Мы отравили все, что могли отравить, и размножились до такой степени, что половине населения просто нечего было жратъ, кроме собственного дерьма. Об этом вы прекрасно помните ~ ведь те же проблемы стоят перед нами и сегодня, хотя уже не столь остро.
А о БОМБЕ вы не вспоминаете, потому что наша победа в войне за Объединение стала одновременно победой и над ней. Мы демонтировали все боеголовки мощностью в несколько мегатонн, каждая из которых могла испепелить город с миллионным населением. Следовало бы ликвидировать тогда же и тактические ядерные заряды, к чему я призывала. Но ко мне, увы, не прислушались. Впрочем, это так, к слову. Теперь, надеюсь, понятно, почему вы и ваши дети помните, что мы сражались за спасение гибнущей Земли, но забыли, что мы боролись еще и за то, чтобы зловещая пгенъ моего детства больше никому не омрачала жизнь.
Экологические проблемы накапливаются годами и десятилетиями, и, если вовремя принять меры, можно избежать катастрофических последствий. Что мы и сделали.
БОМБА — совсем другое дело. Она убивает мгновенно, и спасения от нее нет.
Если кто-нибудь когда-нибудь задумает снова производить и применять это кошмарное оружие, ваши забытые страхи моментально вернутся — и вы содрогнетесь в ужасе.
Потому что на свете нет ничего страшнее БОМБЫ.
Выдержки из интервью, данного Сарой Алмундсен
незадолго до ее смерти в 2028 году.
Когда они закончили молитву, Каллия поднялась с колен и сказала:
— Ты оставайся здесь, а я вернусь в штаб и прямо с утра пораньше постараюсь с ним встретиться и поговорить.
— Годится.
— Не исключено, что мне придется его убить.
— Тогда мы проиграли. Без него восстание обречено, и ты это знаешь.
— Мы уже проиграли. Или ты хочешь позволить ему взорвать бомбы?
— Значит, мы проиграли, — мрачно подытожил Лан. — Что дальше?
— Если я не сумею, убить его придется тебе.
— Хорошо, — кивнул Лан. — Я постараюсь. Заодно за тебя отомщу.
— Постарайся освободить Дэнис. Она была личным телохранителем Дугласа Риппера, и ее связи могут нам пригодиться на переговорах о капитуляции.
Лан снова кивнул. Каллия чуть наклонилась вперед, коснулась губами его щеки и прошептала:
— Я люблю тебя, братишка. Прощай. Лан посмотрел ей в глаза и сказал:
— Не подкачай, сестренка. И знай, что я за тебя, в случае чего, порву этого гада на мелкие кусочки.
26
В ночь с пятницы на субботу Дэнис приснился сон.
Ее с ног до головы окутывал плащ, сотканный из бледных полутеней. Она направлялась на север, к истокам великой реки. По берегам до самого горизонта простиралась дикая пустынная местность, продуваемая со всех сторон злобными, студеными ветрами. Прихваченная морозом почва, жесткая и неровная, затрудняла ходьбу. Щеки и нос постоянно мерзли, и их то и дело приходилось растирать.
Дни складывались в месяцы и годы, а она все шла и шла, борясь с нарастающим холодом, навстречу сгущающимся сумеркам. Над головой постепенно проявлялись первые звезды, а когда совсем стемнело, весь небосвод озарился причудливым узором незнакомых созвездий. Излучаемый ими свет был так ярок, что временами становился виден ее призрачный плащ.
В сердце вечной ночи она нашла наконец то место, к которому стремилась: глубокую расщелину в скале, откуда вытекал подземный поток, дающий начало реке. А у подножия горного массива раскинулся огромный город; его купола и шпили сияли золотом, а высокие стены отливали серебром. Двое ворот — западные и восточные — вели в город. И те и другие были открыты.
Она выбрала ближайшие и вошла.
Над вратами горела золотом надпись: Восхождение.
Внутри она обнаружила идеальный порядок, стерильную чистоту и полное отсутствие обитателей. На центральной площади высилось величественное здание, стены которого, сложенные из черного камня, казались сгустком космической тьмы, заполняющей промежутки меж звездами. Она не колеблясь прошла сквозь стены и очутилась посреди уже знакомой по предыдущим сновидениям бескрайней равнины. Манящие огоньки на горизонте призывно подмигивали, и она двинулась им навстречу, но они постоянно ускользали, дразня ее своей обманчивой близостью. Отчаявшись, она побрела наугад, даже не представляя, куда и зачем идет. Внезапно она увидела перед собой фигуру гиганта двадцатиметровой высоты, сидящего на великолепном троне, вырезанном из цельного изумруда соответствующей величины. По правую руку в ажурной нише пылало неугасимое золотистое Пламя, а по левую, словно черная язва на ткани реальности, рвалась и ярилась, беззвучно вскипая, чернильная пустота. Исполинскую фигуру на троне скрывал такой же, как у нее, плащ из теней и мрака, а глубокий капюшон не позволял разглядеть черт лица великана. Но при ее приближении он одним взмахом руки откинул капюшон назад, и она в ужасе узрела неподвижное и мертвенно белое, как у мраморной статуи, лицо и бездонные черные дыры на месте глаз, сочащиеся нечеловеческим холодом.
Она знала, что уже встречалась с этим существом, но то было в другом времени и другой реальности. Она пыталась вспомнить, но память, как будто издеваясь над ее потугами, упрямо отказываясь ей помочь.
Подойдя вплотную к подножию трона, она тоже сдернула капюшон с головы, усилием воли подавила туманящий рассудок страх и бестрепетно взглянула в его жуткие, наполненные ничем глазницы.
И тогда между ними завязался разговор — глаза в глаза, без звука и слов, — как когда-то в далеком детстве учили ее разговаривать старшие, у которых уже прорезался Дар.
«Где я нахожусь?»
«Нигде», — ответило ничто.
«Кто ты?»
«Я Бог Игроков».
«Как я сюда попала?»
«По моей воле».
«Зачем?»
«Настало время выбора».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112