Утро после завтрака она провела за книгами. Королеве полагалось хорошо знать произведения поэтического и романтического искусства. Талиессин лично следил за ее образованием. Некогда, будучи наследным принцем, Талиессин перечитал почти все книги в королевской библиотеке и теперь хорошо разбирался в том, какие из романов следует давать девочке, а какие лучше бы попридержать до более позднего времени.
Эскива вполне доверяла отцовскому выбору и охотно глотала роман за романом, поэму за поэмой. Она отлично разбиралась в запутанных генеалогических и любовных связях многочисленных персонажей, знала о монстрах, кажется, все, что только можно выудить со страниц, и могла к месту процитировать поэтическую строку. Со временем, полагал Талиессин, это поможет ей завоевать популярность среди образованной части подданных.
Эскиве было жаль, что она не может поделиться своими чувствами ни с кем из близких. Сказать отцу? Талиессин всполошится, устроит облаву на негодяя, что осмелился посягнуть на драгоценную жизнь дочери. По саду начнут бродить стражники. К Эскиве намертво приклеится какой-нибудь бдительный субъект, и она будет поминутно натыкаться на него, а он – глупо улыбаться и шептать: «Не обращайте на меня внимания, ваше величество».
Может быть, открыть все Уиде? Но Уида непременно превратит все в балаган. Сколько Эскива помнила мать, та всегда была захвачена одним: своей любовью к Талиессину. Что бы ни происходило, оно служило декорацией для нового любовного розыгрыша.
Преданных фрейлин у Эскивы не имелось. Эти милые красотки иногда бывали забавны, но ни с одной королева не была настолько близка, чтобы доверить свою тайну.
Кто остается? Брат? Но его-то она и подозревала в первую очередь. Да он попросту не поймет, какие волшебные чувства вызвал у нее своей попыткой убрать ее с пути.
Поэтому девочка продолжала молчать и загадочно улыбаться, а в груди у нее стал щекотать крохотный червячок.
Приближалось время урока в мастерской. Эскива уже рисовала в воображении тот фрагмент гобелена, который предстоит выткать сегодня. Ей нравилось создавать работу сначала в уме, а потом смотреть, как образы ее фантазии обретают материальность.
Девочка бежала по дорожке сада. Затем, по мере приближения к строениям дворцового комплекса, шаг ее замедлился. Ей хотелось не просто проживать эти единственные в своем роде дни – дни, когда смерть вдруг предстала перед ней так явно, – ей хотелось впитывать каждое мгновение, каждое впечатление, которое может оказаться последним.
Флигель, где жили дворцовые чины средней и низшей значимости, представлял собой трехэтажное нарядное здание. Верхний этаж занимал виночерпий. Эскиву всегда удивляло: как это вышло, что такое веселое, пестренькое жилище не оказало на чопорного виночерпия никакого влияния. Девочке казалось, что людей и их дома объединяет некая тайная связь: со временем они становятся похожи. Но виночерпий служил ярким опровержением этой теории.
Эскива задрала голову, рассматривая окна верхнего этажа. Выше карниза имелся лепной фриз: корзины с цветами и фруктами, заменяющие головы босоногим поселянкам. Отчасти именно это украшение повлияло на собственные рисунки девочки: она вдруг поняла, что для творчества нет границ – если художник видит человека с корзиной вместо головы, он имеет полное право так его и изобразить; а если кому-то снятся летучие лошади с масками в виде женских лиц – стало быть, и такие лошади вправе обрести полноценное бытие, хотя бы на гобелене.
Эскива весело смотрела на фриз и даже не удержалась: подмигнула одной из поселянок.
И тут прямо перед Эскивой с крыши упал большой кусок черепицы. Если бы Эскива не рассматривала фриз, она не заметила бы летящего предмета и не успела отскочить назад – черепица ударила бы ее прямо по голове. А так кусок тяжелой обожженной глины с заостренными краями рухнул под ноги девочки, рассыпался на десятки обломков, и два из них царапнули ее по колену.
Эскива быстро глянула выше фриза и успела заметить человека, стремительно скользнувшего за скат крыши.
Девочка закусила губу, перешагнула через кучу битой черепицы и продолжила путь в мастерскую.
Она не успела испугаться в первый момент, но спустя несколько минут страх все-таки настиг ее. Щекочущий червячок исчез: ощущения сделались слишком сильными и перестали приносить удовольствие. «А вдруг я на самом деле умру?» – подумала она. И еще подумала о черной пустоте, в которую уходят Эльсион Лакар.
Она схватилась руками за голову и поскорее побежала к мастерице. По крайней мере, за работой можно будет забыться. А там и ужас небытия отступит, и Эскива вновь обретет самоуверенность, с какой ходит по жизни бессмертное существо.

* * *
– Обратите внимание на два желтых стежка, ваше величество, – сурово произнесла мастерица. – Они у вас вопиют. Вы выбрали неправильный цвет. Немедленно переделайте. Слишком яркие стежки нарушают гармонию всей работы.
«Подумаешь, всего два стежка, – думала Эскива, послушно выполняя приказание. – Их не будет заметно на большом гобелене».
– И напрасно вы считаете, будто на большом гобелене никто не заметит двух неудачных стежков, – назидательно произнесла мастерица, как будто прочитала мысли ученицы. – Всегда найдется наблюдательный человек. И что тогда станет с вашей репутацией? А если этот наблюдательный человек – какой-нибудь мастер?
Эскива подняла глаза на свою наставницу в ткаческом искусстве и кротко произнесла:
– В таком случае ни одна уважающая себя мастерская не даст мне заказа.
И вернулась к работе, низко наклонив голову к гобелену.
Она пыталась вызвать в памяти лицо человека, которого видела на крыше. Несомненно, она встречала его раньше. Более того, он попадался ей совсем недавно.
Он выглядел обескураженным. Совершенно определенно, в тот миг, когда их взгляды соприкоснулись, – в очень краткий, но все же ощутимый миг, – этот человек испугался. И поскорей нырнул за скат крыши. Он увидел, что покушение не удалось и что несостоявшаяся жертва заметила его.
Что будет дальше? Эскива предпочитала пока не задумываться над этим. Для начала ей нужно сообразить, кто же ее убийца.
– Можно мне взять картон, мастерица? – вдруг спросила Эскива, откладывая работу.
Та удивленно подняла брови:
– Картон? Вы хотите что-то переделать в узоре, ваше величество?
– Нет, – Эскива чуть смутилась, – я неправильно выразила свою мысль. Мне нужен небольшой кусочек чистого картона. Я хочу нарисовать… одну вещь, которая только что пришла мне в голову.
– Когда вы работаете над каким-то проектом, никакие посторонние мысли не должны приходить вам в голову, – сказала мастерица. – Это отвлекает и может испортить все.
– Знаю, – произнесла Эскива, – но это важно.
– Ничто не важно, кроме вашего гобелена, – возразила мастерица. – Когда урок будет закончен, рисуйте что хотите.
И Эскиве пришлось подчиниться. В своей мастерской наставница была непререкаемым авторитетом и требовала беспрекословного послушания. Поэтому Эскива отправила на задворки памяти образ человека, чье лицо ей непременно требовалось нарисовать. Девочке пришлось напрягаться изо всех сил, чтобы черты, с таким трудом извлеченные из мимолетного впечатления, не испарились.
Такое послушание принесло плоды. Когда урок был закончен, мастерица решила вознаградить свою царственную ученицу за старание.
– Завтра вам предстоит сложный фрагмент, – сказала она, указывая на картон. – Постарайтесь заранее представить в уме, как будете над ним работать.
Эскива кивнула:
– Я буду размышлять об этом перед сном.
– Надеюсь, это не приведет к ночным кошмарам. – И мастерица протянула ей небольшой листок. – А теперь рисуйте. Что там пришло вам в голову?
Эскива взяла свинцовую палочку и обвела окружность лица. И, как это часто случается, едва она прикоснулась палочкой к листку, хрупкий образ, хранившийся в ее памяти, рассыпался. Ей пришлось закрыть глаза и восстанавливать картинку: округлый подбородок, карие глаза, окруженные тоненькими морщинками, чувственный рот, сложенный сердечком. Наконец свинцовая палочка снова забегала по листку, и скоро набросок мужского лица был готов.
Мастерица с интересом взглянула на рисунок. Брови женщины поползли вверх.
– Что это такое, ваше величество?
– Так, один человек, – стараясь говорить небрежно, ответила Эскива. – Он меня… заинтриговал.
– Надеюсь, вы не хотите использовать это лицо для следующей работы?
– Разумеется, нет! – Эскива засмеялась. – Кому захочется повесить у себя в спальне эдакую физиономию? Разве что какой-нибудь влюбленной дурочке… Если таковая существует.
– Мне кажется, я наталкивалась на этого человека во дворце, – прищурилась мастерица.
– Правда? – Эскива выглядела обрадованной. – Где?
– Не могу в точности припомнить. Наверняка один из этих бездельников, что морочат голову моим ученицам, служанкам и молоденьким стряпухам…
– Точно! – Эскива даже подскочила от радости. – Точно! Один из бездельников!
– Чем же он так вас заинтриговал, ваше величество? – осторожно осведомилась мастерица.
– Просто… я видела его на крыше.
– Полагаю, навещал таким способом какую-нибудь даму, – сказала мастерица. Внезапно она покраснела, как девочка, и присела в поклоне. – Простите, ваше величество. Я не должна оскорблять вашего слуха подобными высказываниями. Ваше величество держится так просто, что я иногда забываю о том, что вы – не обычная ученица, а моя повелительница. И дитя к тому же.
– Ну, не такое уж я дитя, – сказала Эскива, очень довольная. – Однако благодарю вас за все. За урок и за подсказки.
Они расстались. Эскива побежала по саду, сгорая от нетерпения. Ей было весело. Она даже несколько раз подпрыгнула на бегу.
Добравшись до дома с фризом, Эскива немного помедлила, а затем решительно взбежала вверх по лестнице и постучала.
При виде королевы на пороге своих апартаментов виночерпий едва не потерял сознание. В первое мгновение Эскива готова была расхохотаться, но затем взяла себя в руки и с важностью осведомилась:
– Ваша супруга дома?
– Ваше величество… Какая неожиданность… – пробормотал виночерпий. – Но это так поистине неожиданно… Что я от неожиданности… – Он закашлялся и побагровел.
Эскиве показалось, что он вот-вот потеряет сознание и рухнет к ее ногам.
– Успокойтесь, – произнесла маленькая королева, стараясь выглядеть величественно и вместе с тем милостиво. – Я не хотела сильно нарушать распорядок вашего дня. Мне известно, как сильно вы дорожите порядком, друг мой.
От этого обращения виночерпий побледнел, а затем румянец вернулся на его ланиты, однако лишь частично, так что лицо бедняги пошло пятнами.
Эскива наморщила нос.
– Послушайте, – строгим тоном произнесла она, – я не желаю, чтобы при виде меня мои подданные падали в обморок. В конце концов, я не такая уж страхолюдина.
– Ваше величество – не страхолюдина, – подтвердил виночерпий, дурея. Затем криво поклонился, зачем-то выставляя вперед левое плечо. – Моя добрая супруга, несомненно, дома, как и положено доброй супруге.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Эскива, – потому что я хотела бы поговорить с ней. Если позволите – наедине.
– Ваше величество вправе делать все, что угодно вашему величеству. Просто это так неожиданно…
– Для меня тоже, – утешила его Эскива.
– Моя супруга сейчас выйдет. Вы позволите ей переодеться?
– Не нужно ей переодеваться, пусть выходит как есть… – Эскива махнула рукой. – У меня к ней очень короткий разговор. Как ее зовут, кстати?
– Труделиза.
– Я подожду госпожу Труделизу в саду. Вон там, на живописном бревне между кустами. Видите?
– Разумеется. Сейчас она выйдет. Труделиза. Ей не нужно переодеваться? На ней очень простое домашнее платье. Но у нее есть и очень красивые платья. Я дарил ей.
– Хорошо, хорошо.
И Эскива поскорей убежала. Вид смущенного виночерпия действовал на нее удручающе.
Труделиза сошла вниз спустя несколько минут, действительно – в домашней одежде. Ее распущенные волосы едва были прихвачены лентой, а ноги оставались босыми.
Молодая женщина остановилась на дорожке сада, огляделась в поисках той, что ее вызвала.
Эскива встала, чтобы ее заметили.
– Я здесь! – окликнула она Труделизу.
Супруга виночерпия быстро зашагала к девочке, но вдруг наступила на сучок и вскрикнула от боли. Эскива терпеливо ждала, пока та прихромает к бревну.
– Садитесь, – пригласила королева. И, взяв Труделизу за руку, потянула ее к себе. – Да садитесь же! Ой, вы поранили ногу…
– Я случайно, – шепнула та с виноватым видом.
– Если вы не привыкли ходить босиком, то почему не обулись?
– Мне было приказано выйти к вам как есть, то есть не одеваясь, – пролепетала Труделиза.
Эскива накрыла ее ладонь своей. Улыбнулась.
– Ваш супруг понял мое распоряжение слишком буквально. Он – очень точный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76