Эскива отчетливо скрипнула зубами, но Ренье это ничуть не смутило. Он продолжал:
– Далее. Ваше величество возмущены тем обстоятельством, что я, раб привычки, продолжаю посещать некую даму. Ваше величество пишет злобную анонимку мужу вышеозначенной дамы…
– Довольно! – оборвала Эскива. – Ваши глупые постельные похождения никого не интересуют.
– Хорошо, здесь я сделаю небольшую купюру, – кротко согласился Ренье. – Наша загородная прогулка неожиданно осложнилась тем обстоятельством, что сперва мы все чуть не перебили друг друга, а затем прикончили мерзкое слякотное чудовище, похожее на чей-то кошмарный сон… И вот мы здесь, потому что возвращаться домой в такое время суток уже поздновато. Завтра мы выйдем на дорогу и двинемся по направлению к столице. На чем, как я надеюсь, наше приключение и завершится.
– Или не завершится, – подал голос Гайфье.
– Что ты хочешь сказать? – Эскива плотнее прижалась к брату. – Ты ведь не думаешь, что я нарочно тебя толкнула на вилы?
– Не более, чем я пытался застрелить тебя из арбалета… – Гайфье вздохнул. – Когда ты выгнала няню Горэм, сестренка, добрая женщина тайком встречалась со мной в таверне.
– Что? – Эскива даже подскочила. – Ты виделся с ней потом, когда я выставила ее из дворца?
– Именно. И она наговорила мне много разных жутких вещей. После этого я и сам не захотел ее больше видеть. Но, как уверяет наш общий друг Ренье, гадости, которые одни люди говорят о других, ужасны именно тем, что чаще всего оказываются правдой…
– Не так витиевато, – сказала Эскива. – Я тебе не Пиндар. Можно обойтись без поэзии?
– Это проза, – вступился за мальчика Ренье. Он почувствовал, что королева сильно задела брата последней репликой. – К тому же Гайфье сам страдал от Пиндара. Довольно поминать злого дурака.
Эскива вздохнула и промолчала. Она знала, что Ренье прав.
– Няня Горэм говорила о проклятии сумерек, – снова заговорил мальчик. – Якобы все предсказано заранее. Раз в четырнадцать лет наступает такое время, когда обе наших луны сходятся слишком близко. И настанет день, когда они столкнутся и уничтожат друг друга. На земле это вызовет катастрофу – кровавые дожди, испорченные урожаи, эпидемии… Словом, все самое ужасное, что только можно вообразить, только немного хуже.
– Это тебе няня Горэм такое сообщила? – удивилась Эскива. И покачала головой: – Вот мерзкая жаба! Столько лет она жила со мной под одним кровом – и так люто меня ненавидела!
– Когда она рассказывала мне о пророчестве, я просто испугался, – признался Гайфье. – Не самого пророчества, а того, как она это говорила. С каким наслаждением, с какой злобой! Но хуже всего другое… Думаешь, будто знаешь человека, а на самом деле никого не знаешь. Ни одну живую душу. Живешь в мире собственных иллюзий.
– Не всегда, – подал голос Ренье. – Такое случается лишь изредка, можете мне поверить. В большинстве случаев ваши друзья – именно те, кем они вам представляются, а иногда – еще лучше. Однако вернемся к няне Горэм. Что еще она говорила?
Гайфье нахмурился.
– Я плохо помню. Я был тогда очень огорчен.
– Если луны сходятся раз в четырнадцать лет, то почему за все века существования Королевства так и не наступило предсказанной катастрофы? – рассудительно спросил Ренье.
Эскива ответила:
– Это как раз объясняется довольно просто. Видишь ли, Гайфье, Королевство соединено с королями гораздо теснее, чем принято считать. Никто почему-то не задумывается над этим, а ведь связь эльфийских королей с землей, которую они ежегодно напаивают своей кровью… – Девочка вздохнула. – Эта связь существует на самом деле. И она очень сильна. То, что происходит в нашей семье, так или иначе отражается на самом королевстве. Оскудевает эльфийская кровь – начинаются нестроения и неурожаи.
– Ну, это как раз всем известно, – протянул Ренье. Он не раз видел крестьянские бунты, и некоторые – как раз из-за того, что белый, «эльфийский», хлеб, по мнению некоторых смутьянов, якобы изначально был «отравлен» эльфийской «магией».
Он почувствовал, что Эскива подбирается к самому главному, и напрягся. Кто разговаривал об этом с девочкой? Наверное, Талиессин. Регент крайне серьезно относится к проблеме королевской власти.
– В нашей семье никогда прежде не рождалось в одном поколении сразу двое детей, – сказала Эскива. – Эльфы вообще не плодовиты… Ни разу до нас с Гайфье не появлялось двух королевских отпрысков, которые могли бы соответствовать двум лунам. Да еще таким разным. Мы с Гайфье – первые. И мы идеально подходим. Мы – единокровные брат и сестра, но при этом даже не принадлежим к одной расе. Он – дневной, солнечный, я – ночная, лунная. И не важно, как мы будем относиться друг к другу, как проживем свою жизнь… Мы можем ненавидеть друг друга – кажется, об этом мечтала няня Горэм. Мы можем искренне и нежно любить друг друга. И даже вступить в кровосмесительный брак, если сочтем, что это поможет… – Девочка чуть покраснела, но глаз не опустила и заключила: – Однако в действительности ничто из наших действий не изменит предсказания. Рано или поздно мы друг друга уничтожим. Не сейчас, так еще через четырнадцать лет. – Она слабо улыбнулась брату. – Ты думаешь, я смерти испугалась, когда твой арбалет разрядился?
Он смотрел на нее неподвижно, молча. И даже затаил дыхание.
Эскива сказала:
– Я поняла, что исполнение проклятия близко. Следующий же случайный выстрел может попасть в цель.
– Значит, мы должны быть очень осторожны, – стараясь выглядеть уверенным в себе, вставил Ренье. Он помедлил, прежде чем внести свое предложение, но наконец решился: – И еще мне кажется, что имеет смысл навестить няню Горэм. Если я правильно припоминаю, у нее неподалеку маленький хутор? Вот и заглянем туда. Если добрая женщина что-то знает, пусть расскажет в подробностях. Сдается мне, она не все открыла в том разговоре с Гайфье. А может, Гайфье кое-что забыл.
– Я согласна, – медленно проговорила Эскива. – Пусть расскажет все!
Гайфье все так же молча кивнул.
Неожиданно девочка зевнула. Все слова были сказаны, все решения приняты, и скоро все трое, тесно прижавшись друг к другу, мирно спали на голой земле.

* * *
Владения госпожи Горэм находились в дне пути от столицы. Это, как и сказал Ренье, был небольшой, но хорошо ухоженный хутор. Госпожа Горэм чуть-чуть лукавила в прощальном разговоре со своим питомцем, когда жаловалась на то, что ее после стольких лет преданной службы попросту выставили за дверь, заплатив ей жалованье до конца месяца.
Желая понадежнее избавиться от няни Горэм, Талиессин распорядился выделить ей надел из тех земель, что принадлежали короне. Поскольку собственных детей у Горэм не было, то после ее смерти эти земли возвращались обратно к королевской короне, но, пока она была жива, никто не смел посягать на ее собственность.
– Кажется, мы близки к нашей цели, – заметил Ренье, указывая на межевой камень, лежавший возле самой дороги.
Эскива, мельком глянув в ту сторону, куда он указывал, просто кивнула. Гайфье, напротив, остановил коня и долго рассматривал имя своей няньки, написанное на камне.
– Как странно, – проговорил он, поравнявшись с Ренье. – Я никогда не видел этого имени написанным. Сколько раз я повторял его, со всеми оттенками интонаций, и жалобно, и ласково, и радостно, а в последнее время – с раздражением… Но всегда оно звучало. От того, как оно выглядит, облаченное в буквы, мне почему-то не по себе.
Ренье не ответил, хотя мальчик явно ожидал от него хоть какого-нибудь комментария к своим словам.
Они проехали по колее, выбитой телегами в лесу. Один раз видели за расступившимися деревьями поляну с большим стогом и поскорее миновали ее: воспоминания вчерашнего дня были слишком неприятными.
Затем Ренье натянул поводья и сделал знак своим спутникам остановиться.
– Чувствуете? – спросил он, внимательно оглядывая обоих.
Эскива покачала головой.
– Я не понимаю.
– Здесь что-то не так, – сказал Ренье. – Я поеду вперед.
Он вытащил шпагу из ножен и осторожно направил коня к усадьбе, которая была уже заметна в конце коленном дороги.
Дом стоял безмолвным. Все окна его были открыты, ставни сорваны, ворота нараспашку. И ни одной живой души поблизости.
Каждое мгновение Ренье ожидал убедиться в ошибочности своих дурных предчувствий. Вот-вот, казалось, из ворот выскочит девка в подоткнутой юбке и выплеснет грязную воду из таза или донесется возмущенный крик хозяйки, сгоняющей мальчишку с плодового дерева. Но все эти призраки, порожденные воображением Ренье, так и не появились. Усадьба продолжала безмолвствовать.
Все трое, озираясь по сторонам, въехали в раскрытые ворота. Гайфье вынул арбалет, но заряжать не стал, держал стрелы в кулаке.
За воротами тишина как будто сгустилась, даже осторожный стук копыт звучал приглушенно. Слепые окна безучастно следили за посторонними, что вторглись в это царство молчания.
Собака, которая должна была выбежать их встречать, неподвижно растянулась в пыли. Пена засохла на ее оскаленной морде, над разорванным боком летали мухи. Девушка в подоткнутой юбке – едва ли не та самая, что чудилась Ренье при первом взгляде на усадьбу, – стояла, уронив лицо в таз с водой. Ее спина была разорвана, руки бессильно повисли вдоль тела.
Эскива бледнела все больше и больше. Гайфье поглядывал на сестру сбоку, но приближаться к ней опасался. Вдруг то, что уничтожило обитателей усадьбы, заставит его самого сделать нечто ужасное? Ударить Эскиву кинжалом, попытаться задушить ее?
Зато Ренье не боялся причинить королеве вред. Он спешился, снял девочку с седла, прижал к себе.
– Что это? – пробормотала она, пряча лицо у него на груди. – Что здесь случилось? Кто мог все это сделать?
Ренье осторожно опустил ладонь на ее жесткие рыжие волосы.
– Полагаю, та самая зверюга, которую мы повстречали вчера. Бояться нечего. Здесь ее нет, Эскива. Мы ведь убили ее.
– А если была еще одна? Кто знает, сколько их вообще может быть? Вдруг она затаилась и выслеживает нас?
– Значит, мы убьем и эту, – сказал Ренье. – Никакого другого исхода я не предвижу.
Королева вздохнула, отстранилась от него. Глянула, прищурившись:
– Мне почудилось или вы посмели назвать меня просто по имени?
– Я? – Ренье сделал удивленное лицо. – Невозможно. Мое знание этикета вошло в поговорку.
Гайфье решительно вошел в дом. Ему надоело смотреть, как сестра любезничает с его приятелем. Почему-то при этом сам мальчик чувствовал себя глупо. Хотя дураками, если вдуматься, выглядели те двое, а не он.
Он подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Перед его взглядом медленно проступила комната, очень просторная, вся заставленная мебелью. Няня Горэм любила вещи и, став хозяйкой собственного дома, загромоздила жилое пространство множеством резных сундуков, разномастных кресел, диванчиков всех конфигураций и стилей, столиками, подставками под вазы, канделябрами.
И все эти красивые вещи были переломаны, разбросаны, опрокинуты, как будто по ним прошелся ураган. А в углу, на груде щепок и окровавленного тряпья, лежала, раскинув руки и ноги, сама Горэм. Луч света из окна падал прямо на ее лицо, и Гайфье долго-долго смотрел, пытаясь отыскать в этой оскаленной маске знакомую с детства улыбку, мягкие ямочки на щеках и подбородке. В последнее время Гайфье не слишком близок был с няней Горэм, угадывая в ней озлобленность и невежество вкупе со звериной преданностью своему любимцу. Но теперь, когда она умерла, он вспоминал ее другой. Такой, какой она виделась ему в очень далеком детстве.
Когда он вышел во двор, сестра и Ренье ждали его возле самого входа.
Ренье спросил:
– Она там?
Мальчик молча кивнул и направился к своей лошади. Больше им делать здесь было нечего.

* * *
– Что теперь? – спросила Эскива, когда усадьба осталась позади.
Они снова ехали по лесу, и, казалось, мысль о возвращении в столицу, такая очевидная вчера, сегодня даже не посещала королеву. Девочка была полна решимости продолжать путешествие, коль скоро в самом конце ее ожидали ответы на все вопросы.
Ренье полностью разделял ее настроение.
– Мы должны понять, что означает «проклятие сумерек», – отозвался он. – Буквально. Символические толкования и все остальное – это весьма увлекательно, но для того, чтобы спастись от верной гибели, одних символов нам явно недостаточно.
– «Нам»? – Эскива подняла бровь. – Что вы имеете в виду, когда говорите «нам», господин Ренье? У меня сложилось впечатление, будто опасность грозит мне и брату.
– И всему Королевству, – сказал Ренье. – Впрочем, все Королевство – это, разумеется, мелочь.
Эскива опустила глаза, а Гайфье тихо хмыкнул. Впервые на памяти мальчика кому-то удалось смутить его сестру.
Ренье недолго наслаждался временной победой в словесной дуэли. Как и подобает победителю, он проявил великодушие и заговорил о другом:
– В час рождения королевы на площади, под самыми окнами роженицы, шло представление, где говорилось о страшном соединении двух лун и проклятии сумерек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76