Ренье весело моргнул брату и снова взялся за кувшин.
– Иди оденься, – прошипел Эмери.
– Да ладно тебе… Так что с вами случилось по дороге, уважаемый?
– Я видел привидение! – выпалил Маргофрон. И быстро добавил: – Умоляю вас, не смейтесь! Если бы вы оказались на моем месте, вам было бы не до смеха.
– И где оно подстерегло вас? – осведомился Ренье. – Расскажите нам все. Мы верим в привидения и не станем смеяться.
– В таверне «Сердце и гвоздь». Неподалеку от столицы. Хорошая таверна, превосходный хозяин…
Он говорил и говорил, подбадриваемый сочувственными взглядами слушателей. Ни старший брат, ни младший действительно даже не улыбнулись. Особенно – младший; он утратил всю свою веселость и выглядел очень серьезным.
Когда Маргофрон перешел к бессвязным речам призрака, Ренье насторожился.
– Вы не могли бы в точности вспомнить все то, что он говорил?
– Вот вспомнилось, будто он кричал – «их двое, их двое»… Кого двое? Убийц? Может быть, этого парня убили на постоялом дворе? Какие-то двое… И еще он искал письмо, – добавил Маргофрон. – Жуткая история.
– Я приготовил для тебя одну из моих гостиных, – помолчав, обратился к гостю Эмери. – Переоденься. Фоллон поможет тебе умыться. После обеда отправишься во дворец. Получить заказ у дворцовых мастериц – большая удача, Маргофрон.
– Я благодарен тебе, – пробормотал толстяк. – Проклятье, я вовсе не так желал бы тебя поблагодарить! Как-нибудь шумно, от души! А сейчас я способен лишь бубнить под нос да вздыхать.
– Ничего, мне совершенно понятна вся мощь твоей благодарности, – заверил его Эмери. – Ты отважный человек, Маргофрон. Помнишь, как ты сорвал колпак с головы экзекутора?
Среди студентов Академии Коммарши существовал дурацкий обычай: обзаводиться предметами одежды и обихода таких почтенных горожан, как экзекуторы, гробовщики или стражники. Изобретательности молодых людей из Академии не было границ, а выходка Маргофрона, который совершил настоящий бандитский налет, навек осталась в анналах.
– При том, что я всегда был жутким трусом! – захохотал Маргофрон. – До сих пор не понимаю, как это мне удалось!
– На тебя нашло, – сказал Эмери. – Вот в чем дело. Просто накатило. Вдохновение – вот как это называется. У каждого человека хотя бы раз в жизни случается острый приступ вдохновения.
– Тебе видней. – Маргофрон простодушно улыбнулся. – Ты ведь сочиняешь музыку. Небось, испытываешь вдохновение постоянно.
– Это мое естественное состояние, – сказал Эмери, морщась и почесывая кончик носа. – Поэтому я не воспринимаю его так остро. В определенном смысле я даже завидую тебе.
– Понимаю, – сказал Маргофрон и окончательно приободрился.
В приподнятом состоянии духа он отправился во дворец. Мастерицы приняли его совсем не так, как он опасался. Никакой спеси, никаких «придворных манер». Девушки держались очень просто.
Некоторое время Маргофрон и мастерицы с огромным удовольствием разбирали атласную тесьму, резные пуговицы, шитые вставки для одежды и со знанием дела обсуждали детали. А потом Маргофрон рассказал им свою историю о привидении.
И тут явилась королева. Сама королева! А он разливался, как распоследний подмастерье, желающий понравиться девчонкам, и употреблял – жутко вспомнить! – совершенно простонародные выражения, как привык изъясняться у себя в лавке.
Ее величество оказалась чрезвычайно добра. Даже протянула ему руку для поцелуя. И обещала подарить что-нибудь для дочерей Маргофрона. Есть от чего хлопнуться в обморок – второй раз за одни сутки.

* * *
За обедом Эскива как ни в чем не бывало вкушала суп с большим аппетитом. Гайфье исподтишка наблюдал за сестрой: не переменилось ли ее настроение. Эскива заметила это, отложила ложку и сказала:
– А, любезный брат, все ждешь, чтобы я поперхнулась насмерть и умерла?
От этих слов Гайфье поперхнулся сам. Эскива не без удовольствия наблюдала за тем, как брат, побагровев, кашляет в салфетку, а затем невозмутимо добавила:
– Твои ухватки были бы незаменимы на конюшне. Не понимаю, что ты делаешь в королевской трапезной.
– Эскива! – пробормотал Гайфье.
– Кстати, – она снова взялась за ложку и самым жеманным образом оттопырила мизинец, – сегодня я слышала поразительную историю. – Королева повернулась в сторону Пиндара, который также был приглашен к столу. – Вам как воспевателю всего гнилостного и вонючего было бы интересно, господин поэт. В таверне «Сердце и гвоздь» завелось привидение. К нашим мастерицам приехал какой-то галантерейщик из провинции, который по пути в столицу столкнулся с этим призраком буквально лицом к лицу! Что скажете?
– Скажу, что это поразительно, – с невозмутимым видом произнес Пиндар.
Он тоже демонстрировал безупречные манеры, от чего Гайфье безмолвно вскипал.
– И что вы находите самым поразительным? – осведомился Гайфье.
Пиндар чуть пожал плечами.
– Хотя бы то, что я и сам бывал в этой гостинице. И отлично провел ночь. Никаких привидений, могу вас заверить, там нет и в помине. У этого галантерейщика слишком богатое воображение. Кстати, что именно он видел? Голоса? Тень в белом? Завывания в темноте?
– Уверяет, что видел нечто, похожее на обычного человека, – сказала Эскива.
Пиндар вежливо рассмеялся.
– Воистину жуткое зрелище – обычный человек!
– Да, человек, и вооруженный шпагой к тому же. Он что-то искал, выкрикивал бессвязные слова, разбросал все вещи…
– Я бы съездил взглянуть, – неожиданно вмешался Гайфье.
Эскива прищурилась:
– А ты не испугаешься, брат?
– Обычного человека со шпагой? Вряд ли.
– Ах, ну конечно, ты ведь отважен, Гайфье. Как я могла забыть! – С этим Эскива поднялась и отодвинула от себя тарелку. – Желаю вам доброго дня, господа.
Оба встали и не садились, пока королева не покинула столовую. После этого Гайфье уселся и как ни в чем не бывало закончил обедать. К удивлению Пиндара, брат королевы вернулся к прежнему разговору.
– Скажите, господин Пиндар, вы хотели бы увидеть призрака?
– Зачем мне призраки? – Пиндар пожал плечами. – У меня и без того достаточно богатое воображение. Для того чтобы отправлять мысль в путешествие по таинственным мирам вдохновения, совершенно не обязательно общаться с потусторонними явлениями. Достаточно просто много читать и размышлять. Ну и чувствовать, конечно.
– И как, много вы всякого чувствуете? – полюбопытствовал Гайфье.
– Прошу меня извинить, но это не тема для беседы.
– Ну вот еще! – капризным тоном протянул Гайфье. – Говорите, вы часто там бывали, в той таверне?
– Несколько раз. Когда путешествовал.
– И ничего эдакого не примечали?
– Нет. Давайте прекратим наконец этот разговор! – взмолился Пиндар. – Вы же видите, что он мне тяжел и неприятен.
– Разговор о привидении не может быть тяжел и неприятен, – объявил Гайфье беспощадно. – Это все равно как воровать на кухне сладкое печенье. И сердце обмирает, и предвкушение щекочет… Разве не так?
– Мне трудно судить, – произнес Пиндар. – Я не…
– Никогда не воровали на кухне сладкого печенья? – Гайфье изобразил крайнее удивление: вытаращил глаза, разинул рот, развел руками. – В таком случае вам неизвестна вся радость жизни.
– Радость жизни заключается вовсе не в том… – начал было Пиндар, но Гайфье бесцеремонно перебил его:
– А еще все привидения умеют раскрывать тайны. Чужие тайны, страшные… Поедемте, глянем на него! Зададим ему пару вопросов. Может быть, удастся его задобрить, – азартно произнес Гайфье. – Соглашайтесь, не то я отправлюсь туда один.
Пиндар опустил голову.
– Знаете, мой господин, я признаюсь вам в одной вещи, – молвил он. – Когда я услышал о том, что призрака видел какой-то галантерейщик… Словом, я испытал шок.
– Почему?
Пиндар взглянул мальчику прямо в глаза.
– Потому что такая страшная, такая величественная и таинственная вещь, как явление человеческой души с того света, не должна оскверняться общением с каким-то галантерейщиком, у которого нет ни малейшего понятия о поэтическом. Вы не согласны?

* * *
– …И вот тогда я решил: непременно надо поехать и Пиндара с собой заманить! – Этими словами Гайфье заключил свой рассказ о призраке в таверне «Сердце и гвоздь».
Его собеседник выслушал все очень внимательно. Ренье видел, что мальчик сильно взбудоражен. Странные злые огоньки пробегали в раскосых зеленых глазах, похожих на глаза Талиессина. Гайфье поминутно принимался хохотать, и губы у него недобро кривились.
Пару раз Ренье ловил на себе испытующие взгляды. Брат королевы как будто хотел проверить какую-то свою догадку.
Ренье не нравилось происходящее. В первые дни его знакомства с сыном Талиессина мальчик производил совсем другое впечатление. Был открытым и веселым. За последние дни что-то случилось. Нечто такое, что Гайфье предпочитает держать в тайне.
– Вы понимаете, господин Ренье, – хохот, – Пиндар… Он ведь боится! Он боится привидения! Пишет героические оды, асам – трус! – Хохот. – И как только отец догадался прислать мне такого!
– Регент Талиессин видел его рекомендации и счел… – начал Ренье.
Мальчик бесцеремонно перебил:
– Да он ничего и не видел, кроме этих глупых рекомендаций! Небось, даже не потрудился поглядеть на Пиндара лично. А зачем? У отца ведь есть Уида… и ничего, кроме Уиды.
Ренье опустил глаза. В упреках, адресованных Талиессину, было много справедливого. Но все же Ренье вступился за регента:
– В юности Талиессин не любил людей, не подпускал их к себе… Возможно, сейчас он делает для вас то, о чем всегда мечтал для себя: оставляет вас в покое.
Гайфье коротко поразмыслил над услышанным, а затем глумливая улыбка снова растянула его рот.
– Хотите убедить меня в том, что мой отец – дурак?
И с удовольствием отметил, как потемнели глаза его собеседника.
Ренье сухо проговорил:
– Я хотел убедить вас в том, что ваш отец, возможно, заботится о вас больше, чем вы предполагаете.
– Ну уж нет, дудки! Заботится! Он подсунул мне этого скучного соглядатая, чтобы поменьше беспокоиться о моем – как это называется – нравственном развитии, – криво улыбнулся Гайфье. – А Уида… Насколько мне известно, ваш брат, придворный композитор, недавно получил от нее новый заказ. Ха-ха, любовные шалости и все такое.
– Мой брат получил заказ для праздника, проводимого в честь всех мастеров и ремесленников, имеющих Знак Королевской Руки, – сказал Ренье. – Это не имеет никакого отношения к тому, что происходит между Талиессином и Уидой. Если бы вам довелось любить эльфийскую деву – от чего да сохранят вас небеса, мой господин! – вы лучше понимали бы своего отца.
– Ну, у меня есть одна эльфийская дева, – протянул Гайфье. – Я вижу ее каждый день, и видят небеса – она попортила мне немало крови!
– Я отказываюсь продолжать разговор о ее величестве в таком тоне, – отрезал Ренье.
– Кому величество, а кому – сестра, – вздохнул Гайфье. И окрысился: – Не притворяйтесь, будто она вам нравится.
– Я дворянин, – с достоинством отозвался старший собеседник. – Я не могу судить о королеве.
– А о сестре?
– У меня только брат, и мы с ним никогда не ссорились.
– Будь у меня брат, мы бы тоже, наверное, не ссорились… Просто убили бы друг друга, – сказал Гайфье.
Зеленые искры в глазах подростка становились все ярче и злее, углы рта подергивались. И вместе с тем в глубине зрачков таился холодный, взрослый наблюдатель. И этот наблюдатель ни на мгновение не выпускал Ренье из внимания. Казалось, он запоминает каждое слово, улавливает и отмечает малейшее изменение в выражении лица.
– Вернемся к Пиндару, – предложил Ренье. – Вы полагаете, ваш бедный компаньон стоит жестокого розыгрыша?
– Мой бедный компаньон? – Гайфье разразился долгим смехом. – Для начала будем все-таки называть вещи своими именами. Пиндар – мой надсмотрщик. Знаете, как у герцога Вейенто в этих его ужасных рудниках, где над бедными рабочими стоит угловатый гном с бичом и лупит, лупит, лупит непокорных…
Он махнул Ренье рукой, как бы заранее отвергая любую возможность возражений, и убежал, напоследок крикнув: «Я за вами пришлю!»
Гайфье был очень доволен тем, как складывается дело. Конечно, забавно будет позлить Пиндара, а может быть, и напугать его. Но главное – второй его спутник в намечающемся приключении. Человек, который, возможно, осмелился поднять руку на Эскиву. Брат королевы не сомневался: если Ренье действительно виновен – за время путешествия он выдаст себя. Гайфье сумеет его уличить.
Глава пятнадцатая
ПОТЕРЯННОЕ ПИСЬМО
Гайфье все рассчитал правильно: едва только Пиндар услышал о том, что его подопечный намерен отправиться в путешествие, как всполошился и начал предлагать себя в спутники.
Гайфье быстро шел по бесконечной анфиладе королевского дворца, задевая коротким широким плащом то лица придворных дам, расположившихся на низеньких диванчиках с рукоделием, письменными принадлежностями и зеркалами, то роскошные фарфоровые вазы с росписью, то финтифлюлечные канделябры, которые избегали зажигать, чтобы не испортить позолоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76