Пемброк, должно быть, понял, что он сильно контужен. Вероятно, он поднял какой-то чисто технический вопрос, который предотвратил немедленный вызов, и затем сказал, что турнир должен продолжаться, пока этот вопрос будет улаживаться.
— Господин?
Это был голос Джеффри, который показался Иэну чрезмерно громким и настойчивым. Он надеялся, что не выглядит со стороны таким же бледным, каким чувствовал себя. Но ему нужно было глотнуть хоть немного воздуха. Он снял шлем и посмотрел вниз. Джеффри держал перед собой кубок с вином, и рука его немного дрожала.
— С вами все в порядке, господин?
— Я рад случаю перевести дыхание. Благодарю тебя за хорошую идею, — добавил он, взяв у оруженосца вино. Он выпил и пожал плечами. — Мальчик мой, оно же не разбавлено! — воскликнул он и затем неуверенно рассмеялся. — Я еще не так слаб, чтобы нуждаться в этом. Принеси мне еще, но чтобы было побольше воды, а не вина. Мне хочется пить, но я не хотел бы помогать своим противникам собственным опьянением.
Когда Джеффри вернулся с еще одним кубком, Иэн выпил его неторопливыми глотками.
— Где Оуэн? — спросил он, допив все без остатка. Глаза Джеффри от злобы засверкали золотом.
— Он проверяет каждое копье, дюйм за дюймом, вместе с Джейми. Он чуть не умер от злости, когда то сломалось при первом прикосновении. Это мой отец послал меня за Джейми. А копья доставили из оружейной короля. Их следовало бы…
— Хватит, — оборвал его Иэн. — Трещина в копье может ускользнуть от глаза даже опытного оружейника.
Прошли три столкновения, и на поле вышли еще два участника. Солсбери присоединился к переговорам между Пемброком и соперником Иэна. Иэн понаблюдал за ними, затем протянул руку и взъерошил волосы Джеффри.
— Скажи Оуэну, чтобы он предоставил Джейми самому проверять копья и вернулся на свое место. Я уже готов к сражению и скрещу копья с этим джентльменом, который, кажется, твердо решил завоевать Вестфилд через мой труп.
То, что Иэн был готов к сражению, было не совсем правдой. Левая рука его все еще болела и слегка дрожала, когда он поднял ее. Он очень устал, но не мог позволить Пемброку и Солсбери и дальше откладывать состязание. Иэн видел, как король посматривал в их сторону. Он неторопливо поехал по краю поля. Лошадь его, как он заметил, вроде бы восстановила силы быстрее, чем он, и была легкой и спокойной в движениях. Дьявол заботится о своих созданиях.
— Но, дорогой мой сэр Томас, — говорил Солсбери, — это же не судебное разбирательство. Это турнир во славу нескольких счастливых событий. Король милостиво согласился продемонстрировать свою любовь и уважение к лорду Иэну, позволив делать вызовы себе, но совершенно не предусматривалось доводить подобные дела до окончательного завершения. Тем более что так много других рыцарей горят желанием попробовать…
— Лорду Арунделю была предложена вторая попытка, — яростно сопротивлялся сэр Томас, явно повторяя то, что он говорил раньше.
— Но лорд Арундель…
— Пожалуйста, лорд Солсбери, — вмешался Иэн. — Сэр Томас считает это справедливым делом, и его нельзя обвинить в том, что мое копье сломалось. Если он желает еще три заезда, у меня нет никаких возражений против этого.
— Времени не хватает, лорд Иэн, — возразил Пемб-рок. — Мы так останемся здесь до поздней ночи. Иэн улыбнулся.
— Думаю, что самое лучшее представить это дело королю. Я уверен, что мы с сэром Томасом оба будем удовлетворены его решением.
Что сэр Томас мог ответить на это лукавое предложение, осталось невыясненным. Прежде чем он открыл рот, раздался еще один резкий голос.
— Могу я спросить, что здесь происходит? Четверо мужчин, которые так увлеклись разговором, повернули головы. Солсбери и Пемброк поклонились. Иэн и сэр Томас, сидевшие на лошадях, кивнули. Солсбери начал вкратце объяснять ситуацию.
— Если лорд Иэн и сэр Томас оба желают прийти к соглашению, — сказал король, не дав Солсбери закончить, — я не понимаю, почему вы не позволяете им?
— Хорошо, милорд, — сухо согласился Пемброк. — Но это означает, что мы должны будем позволить то же самое каждому рыцарю. И в этом случае те, кто записался слишком поздно, не сумеют попытать своего счастья. День короток, и стемнеет задолго до того, как мы приблизимся к концу нашего списка.
Что-то вспыхнуло в глазах Джона. Может, это была его неприязнь к Пемброку, но Иэн думал иначе, поскольку его на мгновение пронзил холодный взгляд короля.
— Я понимаю, — продолжал Джои. — Это было бы в высшей степени несправедливо. Многие из тех, кто приехал слишком поздно, проделали долгий путь, чтобы принять участие в нашем состязании. Мне очень жаль отказывать вам, сэр Томас. Вы прекрасно поработали, и мне доставило бы удовольствие увидеть вас снова в бою. Но для вас еще не все потеряно. Может быть, как-то иначе удастся вернуть вам Вестфилд.
Эта последняя фраза давала понять, что разговор окончен. Сэру Томасу оставалось лишь поблагодарить короля и отправиться восвояси.
— Ваша жена, кажется, неплохо повеселилась, — обратился затем Джон к Иэну.
Он, без сомнения, намекал, что Элинор не беспокоило то, что происходило с ее мужем. Губы Иэна слегка скривились. Джон сам закрыл ему путь к ревности, предложив ей другого мужа. Даже если бы она ненавидела Иэна, но он был все-таки лучше, чем Фулк де Кантелю или Генри Корн-хилл.
— Я надеюсь, она и продолжает наслаждаться зрелищем, — ответил Иэн, но в голосе его внезапно возникло какое-то напряжение.
Ему только что пришло в голову, почему король так забеспокоился насчет последних участников соревнования. Он снова поклонился и мягко тронул лошадь. Может быть, это пот высыхал на его теле, но ему внезапно стало холодно. И Фулк, и Генри — оба были прекрасными бойцами. Они, как никто, проявили сноровку и испытали бы настоящую радость, поваляв Иэна в пыли. Они были здесь, при дворе, хотя Иэн не видел их, вероятно, потому, что они избегали его.
Почему же их имена не появились в начале списка? Потому что они надеялись, что к концу состязаний он совершенно ослабнет. Уставший человек на вымотанном коне — легкая добыча. Как сквозь туман Иэн услышал призыв к очередному бою. Они хотят убить его, подумал он. И Элинор будет предложена в качестве трофея на следующий день?
Крик боли и рев толпы привлекли внимание Иэна. Он увидел только окончание боя: вспоротый живот, бледно-розовые кишки, вывалившиеся наружу, и ярко-красная кровь. Но он знал, как это случилось. Неправильно наклоненный щит направил острие копья в мягкий живот вместо того, чтобы оно скользнуло по ребрам.
Боль в левой руке заставила его стиснуть зубы. Неправильно наклоненный щит… Нет, это не страх смерти заполнил Иэна в этот момент. Это было то странное замечание о том, что Элинор веселилась. Она веселилась, потому что ее муж был до сих пор победителем. Элинор очень гордая. Она не забавлялась бы, видя умирающего мужа, и не веселилась бы, видя, как его втаптывают в грязь.
Раз мысли Иэна не несли облегчения ни уму ни сердцу, стоит ли удивляться, что вскоре после того, как с поля унесли умирающего рыцаря, защитника короля вновь вызвали на поединок. Оуэн был уже наготове с копьем, бормоча угрюмо, что если и это сломается, то он проткнет себя тупым концом. Иэн сумел выдавить из себя улыбку и произнести, что это не вина Оуэна, но мысли его были не об оруженосце. Он чувствовал себя странно нервозным, словно первый раз в жизни участвовал в турнире. Он не испытывал страха ь том смысле, что боялся быть раненым или убитым. Он нервничал от того, что боялся выставить себя на посмешище.
Мысли Иэна настолько сконцентрировались на всевозможных глупостях, которые совершали неопытные рыцари и которые вызывали в нем смех, что сам чуть не совершил еще большую ошибку при первом столкновении. Он настолько неудачно нацелил копье, что оно зацепилось за копье противника и едва не вырвалось из его руки. И хотя он сумел удержать оружие, а зрители, по-видимому, решили, что с его стороны это был какой-то неудавшийся трюк, смеха не последовало. Иэн почувствовал, как разгорячилось его лицо под шлемом, но его позор был его личным делом. Привело бы это смущение к еще большей неловкости в дальнейшем, Иэну узнать не удалось. На втором сближении он понял, почему не потерял копье в прошлый раз. Ни один соперник, которых он много перевидел за день, не мог сравниться с этим по неумелости. Защищался он неправильно, в седле сидел ужасно — по правде говоря, его вообще не должны были допускать к состязаниям. Какой идиот посвятил в рыцари этого идиота?
Полностью избавившись от собственного комплекса неполноценности, Иэн хитро направил копье между туловищем соперника и его щитом — так открыта была его защита — и просто целиком вынул его из седла. Затем он пренебрежительно опустил его — безболезненно и достаточно аккуратно — на землю. К его немому изумлению, эта изящная и комичная сцена была встречена лишь криками и смехом простолюдинов.
Вместо того чтобы вернуться на свое место, он подъехал к Солсбери. Граф улыбнулся, пожал плечами и, предложив ему наклониться пониже, повторил имя, которое Иэн сразу не уловил. Теперь все стало ясно. Это был один из незаконнорожденных сыновей Джона. Прежде чем Иэн успел что-то сказать, герольды вновь вызвали защитника короля. Солсбери беспомощно взглянул на Иэна.
— Мы при первой же возможности дадим вам отдохнуть, — пообещал он. — К счастью, нашлось несколько благородных людей, которые хотели вызвать вас, но нашли причины не делать этого. Но есть много других…
Это было все, что он и Пемброк могли сделать. Иэн поднял руку в качестве приветствия и отправился за новым копьем. Неожиданная встреча с придурковатым, полным самомнения сыном Джона восстановила в нем силу. Левая рука его болела, и он чувствовал себя все еще утомленным, но к усталости ему было не привыкать. Кроме того, к его удивлению, усталость не возрастала. Он был уверен, что за это должен благодарить Пемброка. Старый друг Саймона был не имевшим себе равных турнирным бойцом и прекрасно мог оценивать силы участников. Сейчас должны состояться два легких поединка и один тяжелый. И после этого Иэн наверняка получит время для восстановления сил, пока другие рыцари будут сражаться друг с другом. Роберт де Реми был одним из наиболее активных, и Иэн с удовольствием отметил, что он действительно хорош. Возможно, он просто нервничал. Не так-то просто вызвать на бой человека, которого привык считать гораздо выше себя.
* * *
Элинор слегка встревожилась, когда копье Иэна сломалось, но, к счастью, не представляла себе, насколько тяжело он был контужен. Она еще некоторое время наблюдала за продолжавшимися поединками без какого-либо серьезного волнения. Даже когда Иэн сменил лошадь, хотя Элинор знала, что он устал наверняка не меньше своего коня, она не видела никаких перемен в его грациозной посадке и ловком обращении с копьем.
Беспокойство закралось в нее только при второй замене скакуна. Это было связано не только с тем, что она начала понимать, насколько Иэн должен быть утомлен и изранен, она еще к тому же узнала лошадь. Серые жеребцы все выглядели очень похоже, но Элинор знала каждого из них со дня их рождения. Незначительные оттенки, отклонения в поведении позволяли ей отличать их друг от друга. Иэн сел не на третьего серого жеребца, а оседлал первого. Это могло означать лишь то, что он придерживал третьего для какого-то серьезного испытания, приближения которого ждал.
Молодой рыцарь закричал, залитый кровью, упав под ударом копья Иэна. Элинор пожала плечами и поплотнее закуталась в меховой плащ. Ей было совершенно ясно, что Иэн настолько устал, что уже не может как следует контролировать силу удара. Он никогда бы умышленно не причинил вреда незнакомому юноше. Она видела, как он отбросил оружие и позвал кого-то из присутствующих, а затем подъехал к упавшему и, склонившись, заговорил с ним.
— Мне так холодно, — прошептала она.
Немедленно вокруг началась бурная деятельность. Поднесли ближе жаровню. Под ноги Элинор подложили новые горячие камни. Леди Эла, не переставая, твердила: «Я же говорила вам» — с какой-то даже личной обидой. Служанка схватила руки Элинор и принялась растирать. Прежде чем восстановилось спокойствие, Элинор сумела унять свои страхи. Если ее благодарные улыбки тем, кто помогал ей, казались натянутыми, это все-таки были улыбки.
Кровь вернулась к ее растертым щекам. К тому же среди обильного потока слов она слышала повторяющиеся многозначительные замечания, что солнце уже очень низко, давно пора обедать и что леди Эла проголодалась.
Она говорила это так часто, и ее хнычущий голос был так доходчив, несмотря на шум и крики зрителей на трибунах, что начало распространяться недовольство. Многие придворные начали беспокойно поглядывать на солнце. Королева склонилась к королю и что-то прошептала. Он что-то ответил ей в утешение, но Изабеллу было трудно успокоить или отвлечь, если она уже чего-то захотела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72