Она резко возразила, поглаживая рукой живот. Джон бросил неприязненный взгляд на свою жену. Если Изабелла уйдет, то за ней последуют все дамы и даже Элинор, так что он потеряет половину из запланированного удовольствия. Он долго и терпеливо ждал, чтобы показать ей, как упадет ее муж. Изабелла снова заговорила, ее голос уже переходил в рыдания, так что Элинор смогла уловить последние слова.
—…этим дурацким зрелищем, что совершенно не заботишься о том, какой вред может нанести мое голодание твоему наследнику. Мы не говорим обо мне! До меня тебе и дела нет. И не говори мне, что ты принесешь еду. У меня уже болит спина от долгого сидения на этой твердой лавке. Я знаю, что сама для тебя ничего не значу, но…
Джон погладил ее руку. Голос его был неразличимым мурлыканьем, и говорил он прямо жене в ухо. Но по тону ошибиться было нельзя. Изабелла уступила. Элинор невидящими глазами посмотрела на арену. Ее слабая надежда, что Изабелла вынудит мужа объявить об окончании состязаний, по-видимому, оказалась тщетной. Однако в ту же секунду стало ясно, что королева выполнила хотя бы часть своей миссии. Джон встал и дал знак герольду, который поспешил к нему. Вскоре затрубили трубы, и над полем понеслось объявление, что, учитывая поздний час, все вызовы «ради доблести» отменяются. Подобные дела можно будет уладить в рукопашной на следующий день. Только те, кто имеет настоящие причины для поединка или вызывает короля, будут допущены на ристалище.
Элинор сидела тихо и неподвижно, когда произносились эти слова. Она уже слышала, что приказал Джон герольду, и сомнения и страхи она держала при себе. Но за бесстрастным лицом суматошно работал мозг. Лучше это для Иэна или хуже? Если слишком много вызовов королевскому защитнику останется без ответа, это было бы значительно хуже. У Иэна в завтрашнем сражении тогда вообще не будет ни минуты отдыха. Элинор нервно сглотнула. Под прикрытием тяжелого плаща руки ее сжались. Жалобный поток слов Элы, лившийся в ее левое ухо, казался бессмысленной какофонией, но она была рада повернуть голову к ней, рада, что ее пустые, слепые глаза не доставят радости чудовищу, которое сидело с другой стороны.
* * *
Для Иэна это объявление не значило ничего, кроме того, что ему представилась возможность отдохнуть несколько дополнительных мгновений. Он достиг той стадии возбуждения, когда его мозг уже не работал, соображая, лишь когда его вызывали на бой. А что касается его боевых движений, то они были настолько отработаны за множество лет, что все это происходило чисто механически. Он увидел, как Солсбери и Пемброк поспешно направились друг к другу, и к ним присоединился герольд, объявлявший имена участников. Иэна не удивляло их беспокойство — он просто вообще ни о чем не думал. Когда луч солнца попал сквозь прорезь в его шлеме, он лишь чуть отвернул голову, чтобы уклониться. Ему не приходило в голову, что солнце могло попасть ему в глаза, только находясь очень низко на западе.
Трубы взревели снова. Герольд громко объявил вызов. Внезапно инстинкт самосохранения разогнал туман в голове Иэна. Он узнал имена бросающих вызов. Сам вызов звучал невероятно! Фулк де Кантелю и Генри Корнхилл бросали вызов вдвоем, требуя, чтобы король выполнил свое обещание, от которого отрекся, обосновывая это браком леди Элинор. Раз леди Элинор не свободна, они потребовали, чтобы им вместо нее была предоставлена равнозначная по богатству наследница. Даже Иэн услышал рев на трибунах. Он уже полностью пришел в себя, чувствуя безжалостную боль в левом колене и левой руке и страшную усталость во всем измученном теле. Он вдруг ощутил, как у него сухо во рту и как ему тяжело дышать. Какова бы ни была цель короля, эти двое собираются убить его, если смогут. Тогда никакая равная по богатству наследница не потребуется. Элинор сама станет жертвенным ягненком.
Иэн пришпорил свою усталую лошадь, но ему пришлось сделать это еще раз и посильнее, чтобы заставить ее двинуться с места. Начав движение, он заметил Оуэна, бежавшего через поле к герольду. Он чуть было не приказал ему остановиться, смутно догадавшись, что его оруженосец, возможно, хочет сообщить, что хозяин слишком устал, но затем вспомнил то, что сам запланировал, когда еще был способен думать. Герольд объявил паузу, пока королевский защитник сменит лошадь.
Обходя палатку, Иэн заметил всадника, подъехавшего к Пемброку. Он почувствовал удовольствие. Это, вероятно, либо Фулк, либо Генри со своими протестами. Кто бы это ни был, он получит достойный отпор от Пемброка. Вялая походка и поникшая голова лошади, на которой он ехал, были немым свидетельством того, что Иэн не искал какой-то ненужной оттяжки.
Удовольствие его, однако, испарилось, когда ему пришлось слезть с лошади, чтобы снять седло. Оуэну и Джеффри пришлось помочь ему, и, если бы Оуэн не поддержал его под мышки, он упал бы, когда Джеффри побежал за питьем. На этот раз он не стал возражать, что вино было не разбавлено. На самом деле по тому, как обожгло ему горло, он заподозрил, что вино было щедро приправлено жгучими специями. Подниматься было еще тяжелее, но, когда он уже оказался в седле, резвость свежего жеребца словно передалась и ему. И все-таки было весьма сомнительно, что он сумеет одолеть по три столкновения против Фулка и Генри. Это были не деревенские помещики, пытающиеся отвоевать кусок земли, и не юноши, стремящиеся утвердиться в качестве турнирных бойцов.
Как только Иэн появился из-за палатки, взревели трубы. Это было удачное начало. Оно позволило ему стартовать в нескольких дюжинах ярдов от края поля. В другое время и против другого человека Иэн мог бы и не воспользоваться таким преимуществом, но теперь он яростно пришпорил лошадь и закрепил копье. Не было ни времени, ни нужды искать слабые места соперника. Он вообще сомневался, что у его соперника они есть.
Удар был страшен. Иэн услышал, как затрещал каркас его седла, когда он откинулся назад, но рука его и копье сдержали натиск. Сжав зубы, он почувствовал, как его тело приподнимается, и изо всех сил подался вперед. Хрусть! Звук был сладок, как голос ангела, и давление на него вдруг исчезло. Опять хрусть. Это уже было не так приятно. Его копье сломалось тоже. Он услышал рев одобрения с трибун, когда прыжок жеребца спас его от падения вперед. Первый раунд завершен.
Иэн остановил лошадь, развернулся и поскакал назад за новым копьем. Вино горячило его кровь. Он оказался готов раньше Генри и умышленно поддразнивал нетерпеливого жеребца, так что в тот момент, когда его соперник стартовал и он мог отпустить поводья, конь бросился вперед во весь опор. Второй удар, к его удивлению, был не так силен. Он даже не шевельнулся в седле и, хотя он тоже не сумел сбросить своего соперника, все же отбил натиск и с удовольствием увидел, как Генри пошатнулся от удара его копья.
В третий раз первым стартовал Генри. Иэн немножко удивился, поскольку Оуэн стоял прямо на краю поля и без задержки отдал ему новое копье. Даже серый дьявол, на котором скакал Иэн, не мог уже компенсировать ту скорость, какую успела развить лошадь Генри. Иэн в отчаянии отвел ноги немного назад, чтобы лучше противостоять удару. Не обращая внимания на вспышку боли в колене, он не сводил глаз с точки на щите противника, куда должен был нанести удар. Плохо! Он почувствовал, как приподнимается. Это будет неприятное падение. И в этот момент снова раздался хруст дерева. Еще одно отчаянное усилие…
Рев зрителей возвестил о том, что Иэн сбросил с коня Корнхилла. После этого страшного усилия в глазах его запрыгали яркие блики и закружились в черных пятнах так, что сам он не мог видеть своей победы. Он натянул поводья и почувствовал, как лошадь сбросила скорость. Как ни странно, несмотря на помутнение зрения, он не чувствовал себя ослабевшим. Ему не нужно было держаться за луку седла, чтобы не упасть. Три раунда.
Осталось еще три. В первый раз в Иэне блеснула маленькая искра надежды, что он сумеет одержать победу. Возможно, причиной этому послужила очередная порция напитка, которая воспламенила ему кровь. «Думай о победе!»
Вместо того, чтобы увидеть его унижения, Джону придется вручить ему главный приз. Иэн не считал, сколько людей он сбросил с лошади сегодня, но знал, что гораздо больше, чем любой другой. Если бы только в глазах прояснилось. В данный момент он видел хорошо, но глазам все еще нельзя было доверять. Нет, ему не дадут достаточно времени. Оуэн вложил копье ему в руки, как только загремели трубы. Иэн изо всех сил пришпорил коня.
Он не удивился, когда почувствовал, что его копье скользнуло по щиту Фулка. Он знал, что уже не был способен точно прицеливаться. Когда металл заскрежетал по шишечкам на щите, ноги его инстинктивно напряглись, чтобы противостоять удару, который он должен был получить, но боль в колене стала почти невыносимой. Его правая нога от боли все сильнее вжималась в бок коня, и тот резко повернул в сторону лошади Фулка, пытаясь укусить или, встав на дыбы, ударить копытами. Удар копья Фулка заставил Иэна пошатнуться, но резкое изменение угла, вызванное поворотом его лошади и реакцией жеребца Фулка, заставило копье соскользнуть. Четыре прохода.
Поскольку он знал, что ему нет нужды быть первым на исходной позиции, Иэн сдержал темп коня и вернулся назад шагом. Его не заботило, что о нем подумают. Каждый человек, который когда-нибудь вообще сражался, понимал, в каком он должен быть состоянии. Это снижение темпа позволило ему выиграть минуту или две отдыха и тем самым получить шанс на победу. Он был так близок к ней.
Потянувшись за копьем, которое протягивал ему Оуэн, он слегка покачал головой. Оруженосец не мог бы смотреть с большим благоговением даже на господа Бога. «Он прослужил со мной достаточно долго, чтобы быть помудрее и ждать всегда только победы», — подумал Иэн. Тем не менее, хотя он сам был достаточно мудр, гордость его восстала. Каким бы это ни могло показаться безумием, у него была более значительная причина победить, чем все богатства, которые мог принести успешный бой.
Иэн поставил копье в упор и совершенно умышленно немножко наклонил щит, словно рука слишком устала, чтобы держать его прямо. Это было почти правдой, но не совсем.
Он знал, что левая нога вряд ли поможет ему удержаться, следовательно, он не сможет выдержать полновесный удар турнирного копья. Он мог только воспользоваться отчаянным приемом, который когда-то Саймон показал ему. Он даже слышал его густой бас.
«Если у тебя сломана рука или ключица и ты не можешь отразить удар щитом, то при ударе копьем должен изогнуться вот так и поднять правый локоть. И тогда, если щиту дать достаточную свободу и ты хорошо, действительно хорошо выберешь момент, то копье проскользнет между твоим телом и правой рукой. Конечно, если момент окажется неудачным, тебе пропорят живот или правую руку. Я бы не стал рекомендовать этот прием, но на войне, если смерть — единственный из возможных вариантов, можно воспользоваться им. Я пользовался. А на турнире, конечно, гораздо лучше просто упасть и заплатить выкуп. Ты можешь себе это позволить».
Только цену на этот раз придется платить слишком высокую — тайное торжество короля Джона, угасший свет в глазах оруженосцев, целый день сражений и тревог, потраченных впустую, безопасность Элинор и если не ее, то какой-то другой ни в чем не повинной женщины. Нет, Иэн не заплатит такой выкуп. Он вонзил шпоры в жеребца и насколько мог прицелился в щит Фулка. На этот раз он должен ударить точно. «Всего один раз», — твердил он своему усталому телу. Один раз платит за все.
18.
Элинор не знала, чего ей больше хотелось: прибить или расцеловать леди Элу. Она так и не увидела последнего столкновения, которое сбросило Фулка с лошади и принесло Иэну победу и богатый приз, учрежденный королем. Как только соперники бросились навстречу друг другу, леди Эла внезапно вскрикнула: «Я дрожу! Я дрожу!» Глаза Элинор невольно повернулись на этот резкий звук, а когда она обратила взор на арену, прямо перед ней оказалась служанка, которая растирала руки леди Элы и закрывала Элинор обзор. Когда она наконец оттолкнула служанку в сторону, все уже было кончено.
Элинор по крайней мере даже на секунду не усомнилась в исходе боя. Такой рев одобрения на трибунах никогда бы не возник в случае победы Фулка. И даже если бы этот человек был горячо любим, а не страстно ненавидим, никто бы так не радовался победе свежего рыцаря над уставшим и изможденным соперником. Кроме того, среди радостных криков зрителей она услышала одно сердитое замечание, что «этот мерзкий склизкий змей получил по заслугам за свой подлый трюк». Элинор поняла, что Фулк попытался применить какой-то прием, недостойный благородного рыцаря. Если Эла знала об этом из каких-то сплетен, она сделала все, что могла, чтобы спасти Элинор от зрелища унижения своего мужа. Она также спасла Элинор от выражения какого-то чрезмерного удовольствия результатом состязания, которое еще усилило бы гнев короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
—…этим дурацким зрелищем, что совершенно не заботишься о том, какой вред может нанести мое голодание твоему наследнику. Мы не говорим обо мне! До меня тебе и дела нет. И не говори мне, что ты принесешь еду. У меня уже болит спина от долгого сидения на этой твердой лавке. Я знаю, что сама для тебя ничего не значу, но…
Джон погладил ее руку. Голос его был неразличимым мурлыканьем, и говорил он прямо жене в ухо. Но по тону ошибиться было нельзя. Изабелла уступила. Элинор невидящими глазами посмотрела на арену. Ее слабая надежда, что Изабелла вынудит мужа объявить об окончании состязаний, по-видимому, оказалась тщетной. Однако в ту же секунду стало ясно, что королева выполнила хотя бы часть своей миссии. Джон встал и дал знак герольду, который поспешил к нему. Вскоре затрубили трубы, и над полем понеслось объявление, что, учитывая поздний час, все вызовы «ради доблести» отменяются. Подобные дела можно будет уладить в рукопашной на следующий день. Только те, кто имеет настоящие причины для поединка или вызывает короля, будут допущены на ристалище.
Элинор сидела тихо и неподвижно, когда произносились эти слова. Она уже слышала, что приказал Джон герольду, и сомнения и страхи она держала при себе. Но за бесстрастным лицом суматошно работал мозг. Лучше это для Иэна или хуже? Если слишком много вызовов королевскому защитнику останется без ответа, это было бы значительно хуже. У Иэна в завтрашнем сражении тогда вообще не будет ни минуты отдыха. Элинор нервно сглотнула. Под прикрытием тяжелого плаща руки ее сжались. Жалобный поток слов Элы, лившийся в ее левое ухо, казался бессмысленной какофонией, но она была рада повернуть голову к ней, рада, что ее пустые, слепые глаза не доставят радости чудовищу, которое сидело с другой стороны.
* * *
Для Иэна это объявление не значило ничего, кроме того, что ему представилась возможность отдохнуть несколько дополнительных мгновений. Он достиг той стадии возбуждения, когда его мозг уже не работал, соображая, лишь когда его вызывали на бой. А что касается его боевых движений, то они были настолько отработаны за множество лет, что все это происходило чисто механически. Он увидел, как Солсбери и Пемброк поспешно направились друг к другу, и к ним присоединился герольд, объявлявший имена участников. Иэна не удивляло их беспокойство — он просто вообще ни о чем не думал. Когда луч солнца попал сквозь прорезь в его шлеме, он лишь чуть отвернул голову, чтобы уклониться. Ему не приходило в голову, что солнце могло попасть ему в глаза, только находясь очень низко на западе.
Трубы взревели снова. Герольд громко объявил вызов. Внезапно инстинкт самосохранения разогнал туман в голове Иэна. Он узнал имена бросающих вызов. Сам вызов звучал невероятно! Фулк де Кантелю и Генри Корнхилл бросали вызов вдвоем, требуя, чтобы король выполнил свое обещание, от которого отрекся, обосновывая это браком леди Элинор. Раз леди Элинор не свободна, они потребовали, чтобы им вместо нее была предоставлена равнозначная по богатству наследница. Даже Иэн услышал рев на трибунах. Он уже полностью пришел в себя, чувствуя безжалостную боль в левом колене и левой руке и страшную усталость во всем измученном теле. Он вдруг ощутил, как у него сухо во рту и как ему тяжело дышать. Какова бы ни была цель короля, эти двое собираются убить его, если смогут. Тогда никакая равная по богатству наследница не потребуется. Элинор сама станет жертвенным ягненком.
Иэн пришпорил свою усталую лошадь, но ему пришлось сделать это еще раз и посильнее, чтобы заставить ее двинуться с места. Начав движение, он заметил Оуэна, бежавшего через поле к герольду. Он чуть было не приказал ему остановиться, смутно догадавшись, что его оруженосец, возможно, хочет сообщить, что хозяин слишком устал, но затем вспомнил то, что сам запланировал, когда еще был способен думать. Герольд объявил паузу, пока королевский защитник сменит лошадь.
Обходя палатку, Иэн заметил всадника, подъехавшего к Пемброку. Он почувствовал удовольствие. Это, вероятно, либо Фулк, либо Генри со своими протестами. Кто бы это ни был, он получит достойный отпор от Пемброка. Вялая походка и поникшая голова лошади, на которой он ехал, были немым свидетельством того, что Иэн не искал какой-то ненужной оттяжки.
Удовольствие его, однако, испарилось, когда ему пришлось слезть с лошади, чтобы снять седло. Оуэну и Джеффри пришлось помочь ему, и, если бы Оуэн не поддержал его под мышки, он упал бы, когда Джеффри побежал за питьем. На этот раз он не стал возражать, что вино было не разбавлено. На самом деле по тому, как обожгло ему горло, он заподозрил, что вино было щедро приправлено жгучими специями. Подниматься было еще тяжелее, но, когда он уже оказался в седле, резвость свежего жеребца словно передалась и ему. И все-таки было весьма сомнительно, что он сумеет одолеть по три столкновения против Фулка и Генри. Это были не деревенские помещики, пытающиеся отвоевать кусок земли, и не юноши, стремящиеся утвердиться в качестве турнирных бойцов.
Как только Иэн появился из-за палатки, взревели трубы. Это было удачное начало. Оно позволило ему стартовать в нескольких дюжинах ярдов от края поля. В другое время и против другого человека Иэн мог бы и не воспользоваться таким преимуществом, но теперь он яростно пришпорил лошадь и закрепил копье. Не было ни времени, ни нужды искать слабые места соперника. Он вообще сомневался, что у его соперника они есть.
Удар был страшен. Иэн услышал, как затрещал каркас его седла, когда он откинулся назад, но рука его и копье сдержали натиск. Сжав зубы, он почувствовал, как его тело приподнимается, и изо всех сил подался вперед. Хрусть! Звук был сладок, как голос ангела, и давление на него вдруг исчезло. Опять хрусть. Это уже было не так приятно. Его копье сломалось тоже. Он услышал рев одобрения с трибун, когда прыжок жеребца спас его от падения вперед. Первый раунд завершен.
Иэн остановил лошадь, развернулся и поскакал назад за новым копьем. Вино горячило его кровь. Он оказался готов раньше Генри и умышленно поддразнивал нетерпеливого жеребца, так что в тот момент, когда его соперник стартовал и он мог отпустить поводья, конь бросился вперед во весь опор. Второй удар, к его удивлению, был не так силен. Он даже не шевельнулся в седле и, хотя он тоже не сумел сбросить своего соперника, все же отбил натиск и с удовольствием увидел, как Генри пошатнулся от удара его копья.
В третий раз первым стартовал Генри. Иэн немножко удивился, поскольку Оуэн стоял прямо на краю поля и без задержки отдал ему новое копье. Даже серый дьявол, на котором скакал Иэн, не мог уже компенсировать ту скорость, какую успела развить лошадь Генри. Иэн в отчаянии отвел ноги немного назад, чтобы лучше противостоять удару. Не обращая внимания на вспышку боли в колене, он не сводил глаз с точки на щите противника, куда должен был нанести удар. Плохо! Он почувствовал, как приподнимается. Это будет неприятное падение. И в этот момент снова раздался хруст дерева. Еще одно отчаянное усилие…
Рев зрителей возвестил о том, что Иэн сбросил с коня Корнхилла. После этого страшного усилия в глазах его запрыгали яркие блики и закружились в черных пятнах так, что сам он не мог видеть своей победы. Он натянул поводья и почувствовал, как лошадь сбросила скорость. Как ни странно, несмотря на помутнение зрения, он не чувствовал себя ослабевшим. Ему не нужно было держаться за луку седла, чтобы не упасть. Три раунда.
Осталось еще три. В первый раз в Иэне блеснула маленькая искра надежды, что он сумеет одержать победу. Возможно, причиной этому послужила очередная порция напитка, которая воспламенила ему кровь. «Думай о победе!»
Вместо того, чтобы увидеть его унижения, Джону придется вручить ему главный приз. Иэн не считал, сколько людей он сбросил с лошади сегодня, но знал, что гораздо больше, чем любой другой. Если бы только в глазах прояснилось. В данный момент он видел хорошо, но глазам все еще нельзя было доверять. Нет, ему не дадут достаточно времени. Оуэн вложил копье ему в руки, как только загремели трубы. Иэн изо всех сил пришпорил коня.
Он не удивился, когда почувствовал, что его копье скользнуло по щиту Фулка. Он знал, что уже не был способен точно прицеливаться. Когда металл заскрежетал по шишечкам на щите, ноги его инстинктивно напряглись, чтобы противостоять удару, который он должен был получить, но боль в колене стала почти невыносимой. Его правая нога от боли все сильнее вжималась в бок коня, и тот резко повернул в сторону лошади Фулка, пытаясь укусить или, встав на дыбы, ударить копытами. Удар копья Фулка заставил Иэна пошатнуться, но резкое изменение угла, вызванное поворотом его лошади и реакцией жеребца Фулка, заставило копье соскользнуть. Четыре прохода.
Поскольку он знал, что ему нет нужды быть первым на исходной позиции, Иэн сдержал темп коня и вернулся назад шагом. Его не заботило, что о нем подумают. Каждый человек, который когда-нибудь вообще сражался, понимал, в каком он должен быть состоянии. Это снижение темпа позволило ему выиграть минуту или две отдыха и тем самым получить шанс на победу. Он был так близок к ней.
Потянувшись за копьем, которое протягивал ему Оуэн, он слегка покачал головой. Оруженосец не мог бы смотреть с большим благоговением даже на господа Бога. «Он прослужил со мной достаточно долго, чтобы быть помудрее и ждать всегда только победы», — подумал Иэн. Тем не менее, хотя он сам был достаточно мудр, гордость его восстала. Каким бы это ни могло показаться безумием, у него была более значительная причина победить, чем все богатства, которые мог принести успешный бой.
Иэн поставил копье в упор и совершенно умышленно немножко наклонил щит, словно рука слишком устала, чтобы держать его прямо. Это было почти правдой, но не совсем.
Он знал, что левая нога вряд ли поможет ему удержаться, следовательно, он не сможет выдержать полновесный удар турнирного копья. Он мог только воспользоваться отчаянным приемом, который когда-то Саймон показал ему. Он даже слышал его густой бас.
«Если у тебя сломана рука или ключица и ты не можешь отразить удар щитом, то при ударе копьем должен изогнуться вот так и поднять правый локоть. И тогда, если щиту дать достаточную свободу и ты хорошо, действительно хорошо выберешь момент, то копье проскользнет между твоим телом и правой рукой. Конечно, если момент окажется неудачным, тебе пропорят живот или правую руку. Я бы не стал рекомендовать этот прием, но на войне, если смерть — единственный из возможных вариантов, можно воспользоваться им. Я пользовался. А на турнире, конечно, гораздо лучше просто упасть и заплатить выкуп. Ты можешь себе это позволить».
Только цену на этот раз придется платить слишком высокую — тайное торжество короля Джона, угасший свет в глазах оруженосцев, целый день сражений и тревог, потраченных впустую, безопасность Элинор и если не ее, то какой-то другой ни в чем не повинной женщины. Нет, Иэн не заплатит такой выкуп. Он вонзил шпоры в жеребца и насколько мог прицелился в щит Фулка. На этот раз он должен ударить точно. «Всего один раз», — твердил он своему усталому телу. Один раз платит за все.
18.
Элинор не знала, чего ей больше хотелось: прибить или расцеловать леди Элу. Она так и не увидела последнего столкновения, которое сбросило Фулка с лошади и принесло Иэну победу и богатый приз, учрежденный королем. Как только соперники бросились навстречу друг другу, леди Эла внезапно вскрикнула: «Я дрожу! Я дрожу!» Глаза Элинор невольно повернулись на этот резкий звук, а когда она обратила взор на арену, прямо перед ней оказалась служанка, которая растирала руки леди Элы и закрывала Элинор обзор. Когда она наконец оттолкнула служанку в сторону, все уже было кончено.
Элинор по крайней мере даже на секунду не усомнилась в исходе боя. Такой рев одобрения на трибунах никогда бы не возник в случае победы Фулка. И даже если бы этот человек был горячо любим, а не страстно ненавидим, никто бы так не радовался победе свежего рыцаря над уставшим и изможденным соперником. Кроме того, среди радостных криков зрителей она услышала одно сердитое замечание, что «этот мерзкий склизкий змей получил по заслугам за свой подлый трюк». Элинор поняла, что Фулк попытался применить какой-то прием, недостойный благородного рыцаря. Если Эла знала об этом из каких-то сплетен, она сделала все, что могла, чтобы спасти Элинор от зрелища унижения своего мужа. Она также спасла Элинор от выражения какого-то чрезмерного удовольствия результатом состязания, которое еще усилило бы гнев короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72