Теперь, когда ее не было с ним, он как будто успокоился, Джоанна порицала себя: уж не нарушила ли она одну из заповедей матушки, позволив, чтобы ее беспокойство перешло к больному? Но изнеможение не позволило ее мучениям, вызванным чувством вины и другими мыслями, длиться долго. Сон оказался как нельзя кстати, ибо Джоанна все равно не нашла бы покоя, приписывая молчанию Джеффри разные причины.
Эдвина обращалась с больным не так деликатно, как госпожа. Она заглушала его стоны, крепко зажимая ему рот ладонью. Не так уж все и скверно. По крайней мере, их никто не преследует.
* * *
Сэр Ги не мог рассчитывать на помощь лорда Джеффри или леди Джоанны. Джеффри потерял способность здраво мыслить, а Джоанну, решившую, что ее муж умирает, ничто уже не трогало. Однако удача улыбнулась им. В одной убогой деревушке, где сэр Ги остановился, чтобы купить провизию, женщина, с которой он торговался, приняла его за француза. Проклятия на английском языке посыпались на его голову, когда он расплачивался с ней. Сэр Ги, запинаясь, сказал женщине несколько слов, которые знал на этом языке, и поспешил за Нудом. Тот на своем родном языке рассказал ей об их положении и нуждах. Женщина согласилась спрятать своих соотечественников.
Лачуга, предоставленная им для отдыха, несмотря на грязь и зловоние, все же была теплой и сухой. Джоанну снова согревал лучик надежды. Она вспомнила имя торговца из Остенде, приезжавшего в Роузлинд. В надежде на будущую выгоду и привилегии он мог рискнуть помочь им. Сэр Ги разыскал торговца, который на чем свет стоит ругал французов, конфисковавших товары и оставивших его, по сути дела, без работы. Он с радостью согласился перевезти всю группу в Роузлинд. Сэр Ги не сомневался, что этому человеку можно доверять. Войны с Францией всегда рано или поздно заканчивались, а торговля с Роузлиндом — дело постоянное, никак не временное. Она еще много лет будет приносить огромную прибыль торговцу, но только в том случае, если он не выдаст дочь владелицы Роузлинда.
За доверие им воздалось сторицей. Торговец приехал сам с запряженной повозкой для Джеффри. У городских ворот он сказал, что это его больной друг, за которого он ручается, и, не став ждать груза, вышел в море с первым отливом. О плате он даже речи не вел, ибо давно знал владелицу Роузлинда. Как он сам сказал, Бог вознаградит его за благочестивый поступок, ибо для свершения праведного дела иногда приходится отказываться и от выгоды.
Его надежды воздались ему огромным вознаграждением, в чем он, впрочем, ничуть не сомневался. Когда Джеффри заботливо доставили в Роузлинд, торговец получил сполна: много серебряных и золотых монет, драгоценных браслетов и ожерелий. Три корабля с товаром не принесли бы ему такой прибыли, а его акт доброй воли обещал увеличить за счет привилегий будущие доходы и уменьшить налоги на многие годы.
* * *
Роузлинд уже сам по себе, со своими огромными каменными стенами, шумом моря и благоухающими запахами пряностей и роз простынями, оказался целительным для Джеффри. Уже через несколько часов, после того как его помыли и уложили в кровать, лихорадка пошла на убыль. Когда ее обняла матушка, с плеч Джоанны будто гора свалилась. Наконец-то она снова может почувствовать себя беззаботным ребенком, переложив на некоторое время бремя ответственности на другие плечи, может ни о чем не думать и не блуждать в лабиринте усталости и страха!
Джоанна не могла себе отказать лишь в том, чтобы не присматривать за Джеффри, и Элинор не пыталась препятствовать ей. Она успокоила и убедила дочь, что та правильно ухаживала за мужем.
Однако им не удалось предотвратить нежелательные последствия болезни Джеффри. К концу октября он избавился от лихорадки, но рана на бедре так и не зарубцевалась. Как только Джоанна поняла это, она осторожно сказала Джеффри, что он будет прихрамывать. Пока Джеффри был очень слаб, он не заговаривал на эту тему. Достаточно окрепнув для того, чтобы снова думать о сражениях, Джеффри попросил позвать Иэна: пусть тот осмотрит его рану. В вопросах, касавшихся сражений, Иэн для Джеффри был непререкаемым авторитетом.
— Сильно ли будет мешать мне эта рана? — спросил Джеффри, когда Иэн закончил осмотр.
— Ты не сможешь быть уже таким желанным партнером для танцев…
На лице Джеффри отразилось замешательство, но он тотчас же рассмеялся.
— Это правда, милорд?
— Конечно, правда. Разве я тебе враг? Разве стану я лгать в деле, которое может стоить тебе жизни, умалчивая о слабом месте, какое нужно беречь? Лгать в таком деле глупо и опасно. — Иэн пожал плечами. — Ты не сможешь бегать или ходить так же быстро, как прежде… Но тебе об этом уже известно от Джоанны, да и любой рыцарь в латах вряд ли способен быстро бегать. Возможно, рана скажется на твоем участии в рыцарских турнирах. Мне придется испытать тебя, прежде чем я смогу с уверенностью говорить об этом… Но при твоих боевых качествах, — с нежностью добавил он, — никто и не заметит ничего.
— До этого лишь нескольким людям удалось побороть меня. Я уже не смогу так же крепко держаться в седле?
— Сможешь! Возможно, для тебя будут несколько трудны резкие выпады вперед, но, честно говоря, я так не думаю.
Джеффри успокоился: значит, он не превратился в никчемного калеку. Если рана не повлияет на его боевые качества, он может не переживать, что пока станет передвигаться, как краб. Тем не менее сейчас, когда эти тревоги улеглись, самое время поговорить и о других проблемах.
— Я даже рад этому ранению… — сказал Джеффри, — что получил возможность повидаться с вами наедине… Джоанна ничего не рассказывает мне о том, что происходит в мире. А если я настаиваю, она, похоже, хитрит и обманывает меня.
— Ну и что? Она поступает благоразумно. Какой смысл беспокоить тебя проблемами, которые ты все равно не в силах решить?
— Значит, проблемы существуют?
Иэн готов был ударить себя. Он знал, что жена и падчерица с него живого содрали бы кожу за такую оговорку. Только теперь он понял, что своим замечанием пребывающий в полном неведении Джеффри уготовил ловушку для неосторожного языка тестя, ловушку, которую Иэну следовало бы заметить. Джеффри оказался слишком умен. Иэн понимал, что тактичность не позволила бы Джоанне отказывать Джеффри в ответах или кормить его явной ложью. Вероятно, ее ответы были очень убедительными: ей почти удалось уверить Джеффри, что все хорошо. Однако благодаря тому же здравомыслию воспоминания о чудовищном поражении не могли не посеять в Джеффри семена сомнений. Если бы Иэн сказал сейчас, что все прекрасно, поскольку Джон оставил идею о дальнейших экспедициях во Францию, Джеффри не поверил бы ему. Но Иэн сам только что подлил масла в огонь!
— Что-нибудь с моим отцом? — встревожился Джеффри.
Лицо Иэна просветлело: тут у него есть хорошие новости.
— Он в безопасности и скоро будет дома. Графа уже давно освободили бы, но его самого не устраивали условия.
— Какие еще условия? Разве у него могут требовать что-нибудь, кроме выкупа?
— Будь проклят мой болтливый язык! — воскликнул Иэн. — Джеффри, мне лучше оставить тебя. Если с тобой снова случится лихорадка до прихода Джоанны, меня и близко больше не подпустят к тебе!
— Со мной скорее случится припадок, если меня оставят в неведении, не сообщив все вести, пусть и дурные.
«Похоже, что так», — подумал Иэн.
— Эти условия никакого отношения не имеют к твоему отцу, — сказал он. — Просто Филипп не желает принимать выкуп за Даммартина и Феррана. Отдадим должное Джону: он сам предложил выкуп за них и поклялся, что не станет торговаться. Филипп от этого ничего не выиграет. Он хочет обменять твоего отца на Роберта Друа без всякого выкупа. Даммартин и Ферран — его вассалы и предатели, сказал он, которых следует наказать в назидание другим. Говорят, что их, будто животных, держат в грязных свинарниках закованными в цепи. А Даммартин даже лишен всякой возможности двигаться, ибо прикован к огромной колоде.
— Да смилостивится над ними Бог! Да проявит к ним милосердие святая Дева Мария! Оба они — храбрые люди. — Глаза Джеффри наполнились слезами — простительная слабость для ослабевшего от тяжелой болезни мужчины.
— Ради Бога, не плачь! — встревожился Иэн. — Если ты снова заболеешь после этого разговора, моя любимая дочь разорвет меня на кусочки, а Элинор еще и растопчет их! Джеффри засмеялся, все еще всхлипывая, а затем быстро вытер лицо. В шутке Иэна имелась немалая доля истины. Если Джеффри так и будет горевать о судьбе своих боевых товарищей, пользы от этого никому не будет, а Иэн уж точно пострадает. Нужно благодарить Бога за свое спасение и за спасение отца, а об остальном постараться забыть.
— Чем занимается король? — спросил Джеффри, помолчав немного.
Иэн с беспокойством посмотрел на дверь, но за ней ничего не было слышно. Их намеренно так долго никто не тревожит. Даже если Джоанна не знала, сколько времени понадобится Иэну, чтобы осмотреть рану Джеффри и дать ей оценку, то Элинор, несомненно, имела полное представление. Если бы женщины были против его свободной беседы с Джеффри, одна из них уже давно заглянула бы в комнату. Иэн и прежде довольно часто посещал зятя, и каждый раз у него над душой стояла либо Джоанна, либн Элинор, чтобы он говорил поменьше и лишь то, что следует.
Значит, они ждут от Иэна, что он сообщит Джеффри новости, которые могут рассказать ему и сами, но боятся. Правда окажется гораздо ужаснее того, о чем они твердили Джеффри все это время. Иэн взглянул на Джеффри и отдал должное жене и падчерице. Глаза зятя ожили, лицо обрело нормальный цвет, а движения стали легкими. Он все еще был чувствителен, мог легко расстроиться до слез, но это вскоре должно пройти.
Иэн пододвинул к креслу Джеффри другое кресло, устроился в нем и вытянул ноги.
— Выпей вина, — предложил он, улыбнувшись, и наполнил два кубка. Иэн показал Джеффри глазами на кубки и кувшин, но тот с тревогой смотрел на дверь.
Иэн усмехнулся. Женщины правы: Джеффри не терпится вернуться к нормальной жизни. Он смотрит на дверь, словно заключенный, который боится, что вот-вот придет надзиратель и прекратит этот желанный визит.
— Расслабься и выпей вина! — сказал Иэн и улыбнулся еще шире.
Джеффри перевел взгляд на кубки и кувшин, на которые указывал Иэн. Он с недоумением посмотрел на них, но, поняв, что к чему, вдруг побагровел, в глазах его сверкнули опасные огоньки.
— Вот этого не нужно! — Иэн засмеялся еще громче. — Не нужно терять самообладания. Кувшин вина и два кубка — всего лишь маленький намек для нас, а не намеренная тактика, призывающая к откровенному разговору. Ты предпочел бы, чтобы Джоанна прямо сказала, что оставляет нас наедине ради правдивых новостей, которые ты услышишь от меня? Джеффри, не нужно так злиться! Это бесполезно и препятствует хорошему пищеварению. — Иэн вдруг перестал смеяться и стал серьезным. — К тому же я должен сказать тебе такое, для чего нужно иметь крепкий желудок.
— Этого я и боялся! Все эти медоточивые речи, правдивые истории о том, какое наказание понес король… все это теперь разгладилось, как шелк… А она говорила так убедительно! Так непринужденно!
— Джеффри, ты верил, ибо нуждался в вере, а Джоанна лгала, ибо ты нуждался в ее лжи. К тому же, готов поклясться, это была даже не ложь. Наши женщины не лгут нам. Они кое-что пропускают или делают ударение не на тех словах, чтобы мы додумались сами. Ты был очень болен, Джеффри. Чтобы поправиться, тебе был необходим покой. И ты получил его. Теперь ты достаточно окреп, чтобы снова нести свою ношу, которую тебе возвращают. Пойми правильно: после того, как ты умирал на глазах Джоанны, после того, как она уже поверила, что ты погиб, ей очень тяжело снова уступить тебя кипучей жизни.
Пока Джеффри переваривал услышанное, в комнате стояла тишина. Глаза его все время перебегали с одного кубка на другой. Наконец недовольство исчезло с его лица. Джеффри протянул руку, взял один из кубков и усмехнулся.
— Возможно. Но мысль, что я в кои-то веки добился того, чего хотел, а она все равно поступает по-своему, мне совершенно не нравится.
— Привыкнешь, — коротко сказал Иэн. Он вздохнул и продолжил: — Что касается короля, то Джоанна не лгала тебе. По крайней мере, внешне Джон ведет себя спокойно и скромно. Не бесчинствует, но… будь он трижды проклят, поступает как идиот! Возвращается домой, словно побитая шавка, поджавшая хвост… хотя, правда, в случившемся виноват не он… Джон вел себя как мужчина и вполне хорошо планировал сражения. Мы покорили бы весь запад Франции, если бы не предательство баронов Пуатье. Тем не менее, чья бы ни была в том вина, мы вернулись домой не только с пустыми руками, но и потерпев полное поражение. И не успев еще вступить на эту землю, король уже потребовал уплаты налогов.
— Что ж, это его право. Его вассалы обязаны ему служить, и если…
— Я не отрицаю, что это его право. У нас с тобой тоже есть глупейшее право — бить наших жен ради развлечения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Эдвина обращалась с больным не так деликатно, как госпожа. Она заглушала его стоны, крепко зажимая ему рот ладонью. Не так уж все и скверно. По крайней мере, их никто не преследует.
* * *
Сэр Ги не мог рассчитывать на помощь лорда Джеффри или леди Джоанны. Джеффри потерял способность здраво мыслить, а Джоанну, решившую, что ее муж умирает, ничто уже не трогало. Однако удача улыбнулась им. В одной убогой деревушке, где сэр Ги остановился, чтобы купить провизию, женщина, с которой он торговался, приняла его за француза. Проклятия на английском языке посыпались на его голову, когда он расплачивался с ней. Сэр Ги, запинаясь, сказал женщине несколько слов, которые знал на этом языке, и поспешил за Нудом. Тот на своем родном языке рассказал ей об их положении и нуждах. Женщина согласилась спрятать своих соотечественников.
Лачуга, предоставленная им для отдыха, несмотря на грязь и зловоние, все же была теплой и сухой. Джоанну снова согревал лучик надежды. Она вспомнила имя торговца из Остенде, приезжавшего в Роузлинд. В надежде на будущую выгоду и привилегии он мог рискнуть помочь им. Сэр Ги разыскал торговца, который на чем свет стоит ругал французов, конфисковавших товары и оставивших его, по сути дела, без работы. Он с радостью согласился перевезти всю группу в Роузлинд. Сэр Ги не сомневался, что этому человеку можно доверять. Войны с Францией всегда рано или поздно заканчивались, а торговля с Роузлиндом — дело постоянное, никак не временное. Она еще много лет будет приносить огромную прибыль торговцу, но только в том случае, если он не выдаст дочь владелицы Роузлинда.
За доверие им воздалось сторицей. Торговец приехал сам с запряженной повозкой для Джеффри. У городских ворот он сказал, что это его больной друг, за которого он ручается, и, не став ждать груза, вышел в море с первым отливом. О плате он даже речи не вел, ибо давно знал владелицу Роузлинда. Как он сам сказал, Бог вознаградит его за благочестивый поступок, ибо для свершения праведного дела иногда приходится отказываться и от выгоды.
Его надежды воздались ему огромным вознаграждением, в чем он, впрочем, ничуть не сомневался. Когда Джеффри заботливо доставили в Роузлинд, торговец получил сполна: много серебряных и золотых монет, драгоценных браслетов и ожерелий. Три корабля с товаром не принесли бы ему такой прибыли, а его акт доброй воли обещал увеличить за счет привилегий будущие доходы и уменьшить налоги на многие годы.
* * *
Роузлинд уже сам по себе, со своими огромными каменными стенами, шумом моря и благоухающими запахами пряностей и роз простынями, оказался целительным для Джеффри. Уже через несколько часов, после того как его помыли и уложили в кровать, лихорадка пошла на убыль. Когда ее обняла матушка, с плеч Джоанны будто гора свалилась. Наконец-то она снова может почувствовать себя беззаботным ребенком, переложив на некоторое время бремя ответственности на другие плечи, может ни о чем не думать и не блуждать в лабиринте усталости и страха!
Джоанна не могла себе отказать лишь в том, чтобы не присматривать за Джеффри, и Элинор не пыталась препятствовать ей. Она успокоила и убедила дочь, что та правильно ухаживала за мужем.
Однако им не удалось предотвратить нежелательные последствия болезни Джеффри. К концу октября он избавился от лихорадки, но рана на бедре так и не зарубцевалась. Как только Джоанна поняла это, она осторожно сказала Джеффри, что он будет прихрамывать. Пока Джеффри был очень слаб, он не заговаривал на эту тему. Достаточно окрепнув для того, чтобы снова думать о сражениях, Джеффри попросил позвать Иэна: пусть тот осмотрит его рану. В вопросах, касавшихся сражений, Иэн для Джеффри был непререкаемым авторитетом.
— Сильно ли будет мешать мне эта рана? — спросил Джеффри, когда Иэн закончил осмотр.
— Ты не сможешь быть уже таким желанным партнером для танцев…
На лице Джеффри отразилось замешательство, но он тотчас же рассмеялся.
— Это правда, милорд?
— Конечно, правда. Разве я тебе враг? Разве стану я лгать в деле, которое может стоить тебе жизни, умалчивая о слабом месте, какое нужно беречь? Лгать в таком деле глупо и опасно. — Иэн пожал плечами. — Ты не сможешь бегать или ходить так же быстро, как прежде… Но тебе об этом уже известно от Джоанны, да и любой рыцарь в латах вряд ли способен быстро бегать. Возможно, рана скажется на твоем участии в рыцарских турнирах. Мне придется испытать тебя, прежде чем я смогу с уверенностью говорить об этом… Но при твоих боевых качествах, — с нежностью добавил он, — никто и не заметит ничего.
— До этого лишь нескольким людям удалось побороть меня. Я уже не смогу так же крепко держаться в седле?
— Сможешь! Возможно, для тебя будут несколько трудны резкие выпады вперед, но, честно говоря, я так не думаю.
Джеффри успокоился: значит, он не превратился в никчемного калеку. Если рана не повлияет на его боевые качества, он может не переживать, что пока станет передвигаться, как краб. Тем не менее сейчас, когда эти тревоги улеглись, самое время поговорить и о других проблемах.
— Я даже рад этому ранению… — сказал Джеффри, — что получил возможность повидаться с вами наедине… Джоанна ничего не рассказывает мне о том, что происходит в мире. А если я настаиваю, она, похоже, хитрит и обманывает меня.
— Ну и что? Она поступает благоразумно. Какой смысл беспокоить тебя проблемами, которые ты все равно не в силах решить?
— Значит, проблемы существуют?
Иэн готов был ударить себя. Он знал, что жена и падчерица с него живого содрали бы кожу за такую оговорку. Только теперь он понял, что своим замечанием пребывающий в полном неведении Джеффри уготовил ловушку для неосторожного языка тестя, ловушку, которую Иэну следовало бы заметить. Джеффри оказался слишком умен. Иэн понимал, что тактичность не позволила бы Джоанне отказывать Джеффри в ответах или кормить его явной ложью. Вероятно, ее ответы были очень убедительными: ей почти удалось уверить Джеффри, что все хорошо. Однако благодаря тому же здравомыслию воспоминания о чудовищном поражении не могли не посеять в Джеффри семена сомнений. Если бы Иэн сказал сейчас, что все прекрасно, поскольку Джон оставил идею о дальнейших экспедициях во Францию, Джеффри не поверил бы ему. Но Иэн сам только что подлил масла в огонь!
— Что-нибудь с моим отцом? — встревожился Джеффри.
Лицо Иэна просветлело: тут у него есть хорошие новости.
— Он в безопасности и скоро будет дома. Графа уже давно освободили бы, но его самого не устраивали условия.
— Какие еще условия? Разве у него могут требовать что-нибудь, кроме выкупа?
— Будь проклят мой болтливый язык! — воскликнул Иэн. — Джеффри, мне лучше оставить тебя. Если с тобой снова случится лихорадка до прихода Джоанны, меня и близко больше не подпустят к тебе!
— Со мной скорее случится припадок, если меня оставят в неведении, не сообщив все вести, пусть и дурные.
«Похоже, что так», — подумал Иэн.
— Эти условия никакого отношения не имеют к твоему отцу, — сказал он. — Просто Филипп не желает принимать выкуп за Даммартина и Феррана. Отдадим должное Джону: он сам предложил выкуп за них и поклялся, что не станет торговаться. Филипп от этого ничего не выиграет. Он хочет обменять твоего отца на Роберта Друа без всякого выкупа. Даммартин и Ферран — его вассалы и предатели, сказал он, которых следует наказать в назидание другим. Говорят, что их, будто животных, держат в грязных свинарниках закованными в цепи. А Даммартин даже лишен всякой возможности двигаться, ибо прикован к огромной колоде.
— Да смилостивится над ними Бог! Да проявит к ним милосердие святая Дева Мария! Оба они — храбрые люди. — Глаза Джеффри наполнились слезами — простительная слабость для ослабевшего от тяжелой болезни мужчины.
— Ради Бога, не плачь! — встревожился Иэн. — Если ты снова заболеешь после этого разговора, моя любимая дочь разорвет меня на кусочки, а Элинор еще и растопчет их! Джеффри засмеялся, все еще всхлипывая, а затем быстро вытер лицо. В шутке Иэна имелась немалая доля истины. Если Джеффри так и будет горевать о судьбе своих боевых товарищей, пользы от этого никому не будет, а Иэн уж точно пострадает. Нужно благодарить Бога за свое спасение и за спасение отца, а об остальном постараться забыть.
— Чем занимается король? — спросил Джеффри, помолчав немного.
Иэн с беспокойством посмотрел на дверь, но за ней ничего не было слышно. Их намеренно так долго никто не тревожит. Даже если Джоанна не знала, сколько времени понадобится Иэну, чтобы осмотреть рану Джеффри и дать ей оценку, то Элинор, несомненно, имела полное представление. Если бы женщины были против его свободной беседы с Джеффри, одна из них уже давно заглянула бы в комнату. Иэн и прежде довольно часто посещал зятя, и каждый раз у него над душой стояла либо Джоанна, либн Элинор, чтобы он говорил поменьше и лишь то, что следует.
Значит, они ждут от Иэна, что он сообщит Джеффри новости, которые могут рассказать ему и сами, но боятся. Правда окажется гораздо ужаснее того, о чем они твердили Джеффри все это время. Иэн взглянул на Джеффри и отдал должное жене и падчерице. Глаза зятя ожили, лицо обрело нормальный цвет, а движения стали легкими. Он все еще был чувствителен, мог легко расстроиться до слез, но это вскоре должно пройти.
Иэн пододвинул к креслу Джеффри другое кресло, устроился в нем и вытянул ноги.
— Выпей вина, — предложил он, улыбнувшись, и наполнил два кубка. Иэн показал Джеффри глазами на кубки и кувшин, но тот с тревогой смотрел на дверь.
Иэн усмехнулся. Женщины правы: Джеффри не терпится вернуться к нормальной жизни. Он смотрит на дверь, словно заключенный, который боится, что вот-вот придет надзиратель и прекратит этот желанный визит.
— Расслабься и выпей вина! — сказал Иэн и улыбнулся еще шире.
Джеффри перевел взгляд на кубки и кувшин, на которые указывал Иэн. Он с недоумением посмотрел на них, но, поняв, что к чему, вдруг побагровел, в глазах его сверкнули опасные огоньки.
— Вот этого не нужно! — Иэн засмеялся еще громче. — Не нужно терять самообладания. Кувшин вина и два кубка — всего лишь маленький намек для нас, а не намеренная тактика, призывающая к откровенному разговору. Ты предпочел бы, чтобы Джоанна прямо сказала, что оставляет нас наедине ради правдивых новостей, которые ты услышишь от меня? Джеффри, не нужно так злиться! Это бесполезно и препятствует хорошему пищеварению. — Иэн вдруг перестал смеяться и стал серьезным. — К тому же я должен сказать тебе такое, для чего нужно иметь крепкий желудок.
— Этого я и боялся! Все эти медоточивые речи, правдивые истории о том, какое наказание понес король… все это теперь разгладилось, как шелк… А она говорила так убедительно! Так непринужденно!
— Джеффри, ты верил, ибо нуждался в вере, а Джоанна лгала, ибо ты нуждался в ее лжи. К тому же, готов поклясться, это была даже не ложь. Наши женщины не лгут нам. Они кое-что пропускают или делают ударение не на тех словах, чтобы мы додумались сами. Ты был очень болен, Джеффри. Чтобы поправиться, тебе был необходим покой. И ты получил его. Теперь ты достаточно окреп, чтобы снова нести свою ношу, которую тебе возвращают. Пойми правильно: после того, как ты умирал на глазах Джоанны, после того, как она уже поверила, что ты погиб, ей очень тяжело снова уступить тебя кипучей жизни.
Пока Джеффри переваривал услышанное, в комнате стояла тишина. Глаза его все время перебегали с одного кубка на другой. Наконец недовольство исчезло с его лица. Джеффри протянул руку, взял один из кубков и усмехнулся.
— Возможно. Но мысль, что я в кои-то веки добился того, чего хотел, а она все равно поступает по-своему, мне совершенно не нравится.
— Привыкнешь, — коротко сказал Иэн. Он вздохнул и продолжил: — Что касается короля, то Джоанна не лгала тебе. По крайней мере, внешне Джон ведет себя спокойно и скромно. Не бесчинствует, но… будь он трижды проклят, поступает как идиот! Возвращается домой, словно побитая шавка, поджавшая хвост… хотя, правда, в случившемся виноват не он… Джон вел себя как мужчина и вполне хорошо планировал сражения. Мы покорили бы весь запад Франции, если бы не предательство баронов Пуатье. Тем не менее, чья бы ни была в том вина, мы вернулись домой не только с пустыми руками, но и потерпев полное поражение. И не успев еще вступить на эту землю, король уже потребовал уплаты налогов.
— Что ж, это его право. Его вассалы обязаны ему служить, и если…
— Я не отрицаю, что это его право. У нас с тобой тоже есть глупейшее право — бить наших жен ради развлечения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72