Приготовление к преступлению много времени не заняло, я зашел в первую попавшуюся хозяйственную лавку и приобрел там фомку и топор.
Однако чтобы напасть на засаду, нужно было дождаться темного времени суток. Остаток дня я скоротал в ресторации и вышел «на дело» в десятом часу вечера.
Ночь была облачной, что оказалось вполне на руку. До дома я дошел пешком, чтобы обойтись без свидетелей. Захолустная улица, пустынная даже днем, поздним вечером совсем замерла. Я перелез через наш забор и, не скрываясь, пошел к темному дому. В соседнем дворе залаяла, было, собака, но тут же и успокоилась.
Задняя дверь оказалась не заперта. Я вошел в коридор и прислушался. Где-то в глубине дома, похоже, в теплой столовой, были слышны голоса. Неслышно пробраться по знакомым переходам было несложно. Я дошел до столовой и различил светлую полоску, щель в двери, через которую проникал в коридор свет.
Теперь говорившего стал слышно вполне отчетливо, и мне осталось только подслушать, о чем разговаривают в столовой, и сориентироваться. Однако ни о чем интересном в тот момент не говорили. Какой-то мужчина с затрудненным голосом, спотыкаясь на словах, жаловался на свою жену. Минут пятнадцать я слушал только его монолог. Все это время он рассказывал, как ему крупно не повезло в жизни. Какими только отрицательными качествами не обладала его супруга! Однако жалко мне почему-то стало не его, а ее. Я представил, каково бедной женщине жить с таким глупым занудой, и все ее недостатки показались ни такими уж преступными.
Кто кроме несчастного мужа находится в комнате, я понять не мог. Его собеседник или собеседники никак себя не проявляли.
– А вчера она опять потребовала денег, – продолжал жаловаться несчастный муж, – ей, видите ли, в церковь стыдно пойти в затрепанном платье. Иисусу Христу ходить в рубище было не стыдно, а ей стыдно! А он не ей чета, а все-таки сын Божий. Дайте, говорит, Аристарх Прокопьевич, мне четыре рубля, я мол, хоть накидку себе ситцевую сошью, чтобы не видно было, какое у меня платье старое и заштопанное! А я ей на это говорю, ты, говорю, будешь гореть в геене огненной, как грешница и блудница Вавилонская, черти-то тебе пятки толстые поджарят! Будешь лизать горячие сковородки!
Было похоже, что меня никто не ждет, и я, используя эффект неожиданности, сильно толкнул дверь и вошел в комнату.
За столом сидел полный человек в горохового цвета пальто, перед ним лежала типичная полицейская шляпа-котелок.
Больше в комнате никого не было, получалось, что он разговаривал сам с собой. Полный не спеша повернулся в мою сторону и спросил:
– На смену что ли пришел?
– Да, – ответил я единственное, что пришло в голову.
– Так зря пришел, – тем же, что и раньше затрудненным голосом сказал он. – Мне домой идти нет никакого резона, все равно ничего хорошего там нет. Я и здесь переночевать могу.
– Давай дежурить вместе, – предложил я, садясь на стул напротив него.
– А почему я тебя раньше не видел? Новенький, что ли?
– Новей не бывает.
– Ну, оставайся, мне веселей будет. Табачком не угостишь?
Я вытащил пачку папирос, бросил на стол.
– Богато живешь, – похвалил он, вытаскивая папиросу. – Небось, не женатый?
– Точно, – подтвердил я.
– Оно и видно. Я когда неженатым был, тоже себе позволял. А теперь, – он понуро махнул рукой. – Хочешь, про свою жизнь расскажу?
– В другой раз. Ты, кстати, не знаешь, кого мы здесь караулим?
– Политических, тебе что, старшой не сказал?
– Нет, просто велел сюда идти тебя поменять.
– Нигде порядка нет, – пожаловался полный, – чего нам тут вдвоем делать, все равно никто не придет.
– А вдруг. Говорят, здесь третьего дня стрельба была, кого-то убили.
– Нет, не убили, поранили одного студента, а он потом из тюремной больницы сбежал. Вот и поставили засаду, вдруг он сюда заявится.
– Понятно. А дом обыскивали?
– Не знаю, я же филер, не мое это дело.
– Ладно, пойду посмотрю, может быть здесь есть что-нибудь интересное.
– А тебе зачем?
– Ну, мало ли, – начал я и понял, что жандармский шпик не наш нынешний российский оперативник, по чужим сусекам шарить не приучен. Объяснил, чтобы филеру стало понятно: – Вдруг где-нибудь бомба спрятана.
– Какие еще бомбы, здесь не революционеры, а политические еретики жили. Зачем им бомбы делать.
– Интересно, с каких это пор еретиков арестовывают?
– Так они ж сектанты, как же без наказания. Это святое дело, думай, как положено, и не перечь начальству. Да, – он задумался, но дальше говорить не стал, подумал и продолжил о наболевшем; – Вот, скажем, моя супруга.
– Ты мне потом расскажешь, – перебил я, – я только до ветра схожу, живот прихватило.
– Иди можно я еще у тебя папироску возьму.
– Бери, – разрешил я и направился в свою бывшую комнату.
Там все осталось без изменений: никто в моих вещах не рылся и документы не изымал. Я собрал вещички и тем же путем, через забор, оказался на улице. Шел и ничего не мог понять. Все окончательно запуталось. Зачем полиция напала на наш дом, да еще стреляла в безобидных сектантов? Что это за дурацкая засада, которая дает себя так запросто развести? И, главное, что мне делать дальше.
Я дошел да Татарской улицы и нанял там извозчика. Теперь с деньгами и надежным паспортом можно было подыскать себя приличное пристанище. Однако в двух дорогих гостиницах, куда я зашел, мой мещанский вид и узелок с вещами не понравились управляющим, и номеров мне не дали. Пришлось ехать на постоялый двор, в котором я провел предыдущую ночь.
Время было уже позднее, около полуночи, и скромные городские обыватели давно смотрели свои скучные сны, а по городу и злачным местам болтались прожигатели жизни и темные личности. Я не принадлежал ни к тем, ни к другим, и интересовался только отдыхом, но оказалось, что наши желания не всегда совпадают с внешними обстоятельствами.
Не успел я войти в свою скромную гостиницу, как следом туда ввалилась шумная компания из трех мужчин и двух женщин. Все они были порядком подшофе, дамы визгливо смеялись, а мужчины жаждали приключений.
– Господа, прошу, тише, вы перебудите всех постояльцев, – обратился к ним ночной дежурный, пожилой человек с простуженным голосом и уныло обвисшими усами.
– Молчать, – рявкнул на него один из весельчаков. – Нам номер-люкс, и пошли человека за шампанским!
– У нас здесь нет люксов, и все номера заняты, – прошу вас уйти!
– Как так, заняты! Значит, для нас номеров нет, а для этого хама есть? – указал на меня пальцем весельчак.
Вся компания переключила внимание на меня. Я стоял возле стойки портье и старался не смотреть в их сторону, чтобы ни провоцировать скандала.
– Никому мест нет, все занято, – ответил дежурный. – Прошу вас, господа, не мешать отдыхать постояльцам.
– Ты, скважина, кому вздумал указывать! – вступил в диалог пьяный крепыш в визитке и каком-то невообразимом здоровенном кепи с наушниками. Он наставил палец на портье, как будто собрался из него выстрелить. – Ты знаешь, кого обижаешь?!
– Никого я не обижаю, только мест все одно нет, прощу вас, господа, удалиться!
– Футы-нуты, ножки гнуты! – заверещала одна дама, довольно миловидная блондинка с капризно надутыми губками и разрумянившимися на холоде щеками. – Господа, плюньте, поехали лучше в Яр, к цыганам!
– Нет, я хочу, чтобы он сказал, – заупрямился весельчак, – какое он имеет чистое право обижать благородных людей!
Дежурный, однако, ничего говорить не хотел, и уныло смотрел на веселую компанию.
– Будешь, сволочь, отвечать или нет? Не видишь кто тебя спрашивает? – опять возник коренастый.
– Я никого не обижаю. Господа, вы мешаете отдыхать постояльцам, прошу вас уйти, – опять попросил дежурный.
– А я нарочно никуда не уйду, сяду, и буду здесь сидеть, – заявила вторая прелестница. Она пододвинула стул и неловко плюхнулась на него.
Положение здесь складывалось патовое, а так как мне делить с загулявшей компанией было нечего, я пошел к выходу.
– А ну, стой! – закричал мне вслед третий участник мужского пола. – Стой, где стоишь, и не сметь!
Он побежал к дверям и, уперев руки в проем двери, загородил выход.
Это был большой, толстый мужчина с пористой кожей на лице. Выглядел он крайне самоуверенно – смотрел в упор наглыми выпуклыми глазами. Опять все внимание обратилось на меня. Мне очень не хотелось ввязываться в глупую и пошлую историю, но мужское начало возобладало над разумом, и я попытался отодвинуть наглеца с дороги:
– Уберите руки! Дайте пройти, – из последних сил стараясь быть вежливым, попросил я.
– Господа, он дерется! – возмущенно закричал наглый плачущим голосом. – Господа, этот хам меня ударил!
«Господа», а за ними и «дамы» заверещали все разом. Я обернулся к ним, ожидая нападения. Было похоже на то, что драки миновать мне не удастся. Однако пока никто нападать на меня не собирался, и я попытался уйти по-хорошему, без мордобоя.
– Эй, ты, – негромко сказал я наглому толстяку, – лучше пропусти!
– А по роже получить не хочешь? – ответил он и неожиданно сильно толкнул меня своим объемным животом. Меня буквально отбросило назад, я попытался удержать равновесие, после чего вдруг почувствовал гулкий удар по голове. Мне показалось, что она загудела как пустая бочка. Потом в глазах почернело.
«Вырубили, сволочи, – подумал я, постепенно приходя в себя, – сзади ударили!»
Голова болела, веки не поднимались, и понять, где сейчас нахожусь, я не смог. На ощупь лежал на чем-то мягком, но на чем именно, в темноте разобрать оказалось невозможно.
– Есть здесь кто-нибудь? – позвал я.
– Тише, лежите и молчите, – шепотом откликнулся незнакомый женский голос.
– Вы кто? – спросил я.
– Какая вам разница, пусть будет Марфа Посадница, говорю же, лежите тихо, а то вам же хуже будет!
Я стал вспоминать, кто такая Марфа Посадница. В голове все плыло, и сосредоточиться не получалось.
– Мы что, в Новгороде? – тоже тихо спросил я.
– Почему в Новгороде? – удивилась женщина.
– Вы же сказали, что вы Марфа Барецкая…
– Вздор, та Марфа Посадница жила четыреста лет назад. Посадница – это мое прозвище. А вообще-то я такая же пленница, как и вы.
– А мы что, в плену?
– Да.
Говорили мы тихо, еле шевеля губами:
– У кого?
– Вы что, совсем не помните, что с вами произошло?
– Меня, кажется, ударили сзади по голове.
– Вы помните, кто?
Я начал вспоминать, что произошло, и восстановил очередность последних событий:
– Там были какие-то люди, трое мужчин и две женщины. Они были пьяные и дебоширили в гостинице. Я хотел уйти, но меня сзади чем-то стукнули…
– Тихо, – вдруг прошептала женщина, – сюда идут…
Теперь и я услышал шаги. Над потолком зажглась тусклая лампочка, лязгнуло железо, и заскрипели несмазанные петли. Я лежал, не шевелясь, с закрытыми глазами.
– Как он? – спросил мужской голос.
– Не знаю, он в обмороке, – ответила соседка.
– В себя не приходил?
– Нет, сударь, оставьте свет, а то мне в темноте страшно.
– Ладно. Когда очнется, постучите в дверь.
– Хорошо.
Опять заскрипели петли, и снаружи лязгнул засов.
Я осторожно открыл глаза.
Лежал я на полу на каком-то тряпье. Помещение напоминало тюремную камеру. Женщина находилась от меня на расстоянии вытянутой руки. Она, как и я, лежала на полу, на голом тюфяке, повернув ко мне лицо. Рассмотреть ее в подробностях не получалось, у меня так болела голова, что расплывалось в глазах.
– Это кто был? – спросил я.
– Наш тюремщик, – не меняя позы, ответила она, – очень плохой человек.
Все это было весьма странно: камера, на двоих с женщиной, выкрашенная масляной краской бетонная или оштукатуренная стена, да еще и тюремщик! Впечатление было такое, что мне все это снится.
– А за что вас сюда посадили? – спросил я.
– Муж, – коротко ответила она.
Коли дело касалось семейных отношений, дальше расспрашивать я не решился, начал заниматься собой. Пощупал затылок, там оказалась здоровенная шишка, и волосы запеклись от крови. Двинули мне от души.
– Больно? – спросила сокамерница.
– Есть немного, – сознался я. – Интересно, чем это меня огрели?
– Свинцовой тростью, – ответила она. – Господин Маралов всегда ходит с такой тростью, в ней налит для тяжести свинец.
– Он какой из себя? – спросил я, пытаясь вспомнить, кто из двоих мужчин, остававшихся за моей спиной, был с тростью.
– Высокий, с бритым лицом, такой, – она попыталась подобрать подходящий эпитет, – такой…
– Шикарный? – подсказал я.
– Можно сказать и так, господин Маралов очень богатый и влиятельный человек.
– Однако не брезгует публичными скандалами, – добавил я. – Там их было трое, еще один, невысокий коренастый с простым лицом, и последний, полный с нечистой кожей.
– Это мой муж, Василий Иванович, – прокомментировала соседка.
– И еще с ними были две женщины, – добавил я.
– Женщины? – живо спросила она.
– Да, из таких, знаете ли, – теперь я не смог подобрать эпитета.
– Шалав, – подсказала соседка.
– Скорее всего, да. Они все были сильно пьяны, так что, возможно, ваш муж и не имел к ним отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Однако чтобы напасть на засаду, нужно было дождаться темного времени суток. Остаток дня я скоротал в ресторации и вышел «на дело» в десятом часу вечера.
Ночь была облачной, что оказалось вполне на руку. До дома я дошел пешком, чтобы обойтись без свидетелей. Захолустная улица, пустынная даже днем, поздним вечером совсем замерла. Я перелез через наш забор и, не скрываясь, пошел к темному дому. В соседнем дворе залаяла, было, собака, но тут же и успокоилась.
Задняя дверь оказалась не заперта. Я вошел в коридор и прислушался. Где-то в глубине дома, похоже, в теплой столовой, были слышны голоса. Неслышно пробраться по знакомым переходам было несложно. Я дошел до столовой и различил светлую полоску, щель в двери, через которую проникал в коридор свет.
Теперь говорившего стал слышно вполне отчетливо, и мне осталось только подслушать, о чем разговаривают в столовой, и сориентироваться. Однако ни о чем интересном в тот момент не говорили. Какой-то мужчина с затрудненным голосом, спотыкаясь на словах, жаловался на свою жену. Минут пятнадцать я слушал только его монолог. Все это время он рассказывал, как ему крупно не повезло в жизни. Какими только отрицательными качествами не обладала его супруга! Однако жалко мне почему-то стало не его, а ее. Я представил, каково бедной женщине жить с таким глупым занудой, и все ее недостатки показались ни такими уж преступными.
Кто кроме несчастного мужа находится в комнате, я понять не мог. Его собеседник или собеседники никак себя не проявляли.
– А вчера она опять потребовала денег, – продолжал жаловаться несчастный муж, – ей, видите ли, в церковь стыдно пойти в затрепанном платье. Иисусу Христу ходить в рубище было не стыдно, а ей стыдно! А он не ей чета, а все-таки сын Божий. Дайте, говорит, Аристарх Прокопьевич, мне четыре рубля, я мол, хоть накидку себе ситцевую сошью, чтобы не видно было, какое у меня платье старое и заштопанное! А я ей на это говорю, ты, говорю, будешь гореть в геене огненной, как грешница и блудница Вавилонская, черти-то тебе пятки толстые поджарят! Будешь лизать горячие сковородки!
Было похоже, что меня никто не ждет, и я, используя эффект неожиданности, сильно толкнул дверь и вошел в комнату.
За столом сидел полный человек в горохового цвета пальто, перед ним лежала типичная полицейская шляпа-котелок.
Больше в комнате никого не было, получалось, что он разговаривал сам с собой. Полный не спеша повернулся в мою сторону и спросил:
– На смену что ли пришел?
– Да, – ответил я единственное, что пришло в голову.
– Так зря пришел, – тем же, что и раньше затрудненным голосом сказал он. – Мне домой идти нет никакого резона, все равно ничего хорошего там нет. Я и здесь переночевать могу.
– Давай дежурить вместе, – предложил я, садясь на стул напротив него.
– А почему я тебя раньше не видел? Новенький, что ли?
– Новей не бывает.
– Ну, оставайся, мне веселей будет. Табачком не угостишь?
Я вытащил пачку папирос, бросил на стол.
– Богато живешь, – похвалил он, вытаскивая папиросу. – Небось, не женатый?
– Точно, – подтвердил я.
– Оно и видно. Я когда неженатым был, тоже себе позволял. А теперь, – он понуро махнул рукой. – Хочешь, про свою жизнь расскажу?
– В другой раз. Ты, кстати, не знаешь, кого мы здесь караулим?
– Политических, тебе что, старшой не сказал?
– Нет, просто велел сюда идти тебя поменять.
– Нигде порядка нет, – пожаловался полный, – чего нам тут вдвоем делать, все равно никто не придет.
– А вдруг. Говорят, здесь третьего дня стрельба была, кого-то убили.
– Нет, не убили, поранили одного студента, а он потом из тюремной больницы сбежал. Вот и поставили засаду, вдруг он сюда заявится.
– Понятно. А дом обыскивали?
– Не знаю, я же филер, не мое это дело.
– Ладно, пойду посмотрю, может быть здесь есть что-нибудь интересное.
– А тебе зачем?
– Ну, мало ли, – начал я и понял, что жандармский шпик не наш нынешний российский оперативник, по чужим сусекам шарить не приучен. Объяснил, чтобы филеру стало понятно: – Вдруг где-нибудь бомба спрятана.
– Какие еще бомбы, здесь не революционеры, а политические еретики жили. Зачем им бомбы делать.
– Интересно, с каких это пор еретиков арестовывают?
– Так они ж сектанты, как же без наказания. Это святое дело, думай, как положено, и не перечь начальству. Да, – он задумался, но дальше говорить не стал, подумал и продолжил о наболевшем; – Вот, скажем, моя супруга.
– Ты мне потом расскажешь, – перебил я, – я только до ветра схожу, живот прихватило.
– Иди можно я еще у тебя папироску возьму.
– Бери, – разрешил я и направился в свою бывшую комнату.
Там все осталось без изменений: никто в моих вещах не рылся и документы не изымал. Я собрал вещички и тем же путем, через забор, оказался на улице. Шел и ничего не мог понять. Все окончательно запуталось. Зачем полиция напала на наш дом, да еще стреляла в безобидных сектантов? Что это за дурацкая засада, которая дает себя так запросто развести? И, главное, что мне делать дальше.
Я дошел да Татарской улицы и нанял там извозчика. Теперь с деньгами и надежным паспортом можно было подыскать себя приличное пристанище. Однако в двух дорогих гостиницах, куда я зашел, мой мещанский вид и узелок с вещами не понравились управляющим, и номеров мне не дали. Пришлось ехать на постоялый двор, в котором я провел предыдущую ночь.
Время было уже позднее, около полуночи, и скромные городские обыватели давно смотрели свои скучные сны, а по городу и злачным местам болтались прожигатели жизни и темные личности. Я не принадлежал ни к тем, ни к другим, и интересовался только отдыхом, но оказалось, что наши желания не всегда совпадают с внешними обстоятельствами.
Не успел я войти в свою скромную гостиницу, как следом туда ввалилась шумная компания из трех мужчин и двух женщин. Все они были порядком подшофе, дамы визгливо смеялись, а мужчины жаждали приключений.
– Господа, прошу, тише, вы перебудите всех постояльцев, – обратился к ним ночной дежурный, пожилой человек с простуженным голосом и уныло обвисшими усами.
– Молчать, – рявкнул на него один из весельчаков. – Нам номер-люкс, и пошли человека за шампанским!
– У нас здесь нет люксов, и все номера заняты, – прошу вас уйти!
– Как так, заняты! Значит, для нас номеров нет, а для этого хама есть? – указал на меня пальцем весельчак.
Вся компания переключила внимание на меня. Я стоял возле стойки портье и старался не смотреть в их сторону, чтобы ни провоцировать скандала.
– Никому мест нет, все занято, – ответил дежурный. – Прошу вас, господа, не мешать отдыхать постояльцам.
– Ты, скважина, кому вздумал указывать! – вступил в диалог пьяный крепыш в визитке и каком-то невообразимом здоровенном кепи с наушниками. Он наставил палец на портье, как будто собрался из него выстрелить. – Ты знаешь, кого обижаешь?!
– Никого я не обижаю, только мест все одно нет, прощу вас, господа, удалиться!
– Футы-нуты, ножки гнуты! – заверещала одна дама, довольно миловидная блондинка с капризно надутыми губками и разрумянившимися на холоде щеками. – Господа, плюньте, поехали лучше в Яр, к цыганам!
– Нет, я хочу, чтобы он сказал, – заупрямился весельчак, – какое он имеет чистое право обижать благородных людей!
Дежурный, однако, ничего говорить не хотел, и уныло смотрел на веселую компанию.
– Будешь, сволочь, отвечать или нет? Не видишь кто тебя спрашивает? – опять возник коренастый.
– Я никого не обижаю. Господа, вы мешаете отдыхать постояльцам, прошу вас уйти, – опять попросил дежурный.
– А я нарочно никуда не уйду, сяду, и буду здесь сидеть, – заявила вторая прелестница. Она пододвинула стул и неловко плюхнулась на него.
Положение здесь складывалось патовое, а так как мне делить с загулявшей компанией было нечего, я пошел к выходу.
– А ну, стой! – закричал мне вслед третий участник мужского пола. – Стой, где стоишь, и не сметь!
Он побежал к дверям и, уперев руки в проем двери, загородил выход.
Это был большой, толстый мужчина с пористой кожей на лице. Выглядел он крайне самоуверенно – смотрел в упор наглыми выпуклыми глазами. Опять все внимание обратилось на меня. Мне очень не хотелось ввязываться в глупую и пошлую историю, но мужское начало возобладало над разумом, и я попытался отодвинуть наглеца с дороги:
– Уберите руки! Дайте пройти, – из последних сил стараясь быть вежливым, попросил я.
– Господа, он дерется! – возмущенно закричал наглый плачущим голосом. – Господа, этот хам меня ударил!
«Господа», а за ними и «дамы» заверещали все разом. Я обернулся к ним, ожидая нападения. Было похоже на то, что драки миновать мне не удастся. Однако пока никто нападать на меня не собирался, и я попытался уйти по-хорошему, без мордобоя.
– Эй, ты, – негромко сказал я наглому толстяку, – лучше пропусти!
– А по роже получить не хочешь? – ответил он и неожиданно сильно толкнул меня своим объемным животом. Меня буквально отбросило назад, я попытался удержать равновесие, после чего вдруг почувствовал гулкий удар по голове. Мне показалось, что она загудела как пустая бочка. Потом в глазах почернело.
«Вырубили, сволочи, – подумал я, постепенно приходя в себя, – сзади ударили!»
Голова болела, веки не поднимались, и понять, где сейчас нахожусь, я не смог. На ощупь лежал на чем-то мягком, но на чем именно, в темноте разобрать оказалось невозможно.
– Есть здесь кто-нибудь? – позвал я.
– Тише, лежите и молчите, – шепотом откликнулся незнакомый женский голос.
– Вы кто? – спросил я.
– Какая вам разница, пусть будет Марфа Посадница, говорю же, лежите тихо, а то вам же хуже будет!
Я стал вспоминать, кто такая Марфа Посадница. В голове все плыло, и сосредоточиться не получалось.
– Мы что, в Новгороде? – тоже тихо спросил я.
– Почему в Новгороде? – удивилась женщина.
– Вы же сказали, что вы Марфа Барецкая…
– Вздор, та Марфа Посадница жила четыреста лет назад. Посадница – это мое прозвище. А вообще-то я такая же пленница, как и вы.
– А мы что, в плену?
– Да.
Говорили мы тихо, еле шевеля губами:
– У кого?
– Вы что, совсем не помните, что с вами произошло?
– Меня, кажется, ударили сзади по голове.
– Вы помните, кто?
Я начал вспоминать, что произошло, и восстановил очередность последних событий:
– Там были какие-то люди, трое мужчин и две женщины. Они были пьяные и дебоширили в гостинице. Я хотел уйти, но меня сзади чем-то стукнули…
– Тихо, – вдруг прошептала женщина, – сюда идут…
Теперь и я услышал шаги. Над потолком зажглась тусклая лампочка, лязгнуло железо, и заскрипели несмазанные петли. Я лежал, не шевелясь, с закрытыми глазами.
– Как он? – спросил мужской голос.
– Не знаю, он в обмороке, – ответила соседка.
– В себя не приходил?
– Нет, сударь, оставьте свет, а то мне в темноте страшно.
– Ладно. Когда очнется, постучите в дверь.
– Хорошо.
Опять заскрипели петли, и снаружи лязгнул засов.
Я осторожно открыл глаза.
Лежал я на полу на каком-то тряпье. Помещение напоминало тюремную камеру. Женщина находилась от меня на расстоянии вытянутой руки. Она, как и я, лежала на полу, на голом тюфяке, повернув ко мне лицо. Рассмотреть ее в подробностях не получалось, у меня так болела голова, что расплывалось в глазах.
– Это кто был? – спросил я.
– Наш тюремщик, – не меняя позы, ответила она, – очень плохой человек.
Все это было весьма странно: камера, на двоих с женщиной, выкрашенная масляной краской бетонная или оштукатуренная стена, да еще и тюремщик! Впечатление было такое, что мне все это снится.
– А за что вас сюда посадили? – спросил я.
– Муж, – коротко ответила она.
Коли дело касалось семейных отношений, дальше расспрашивать я не решился, начал заниматься собой. Пощупал затылок, там оказалась здоровенная шишка, и волосы запеклись от крови. Двинули мне от души.
– Больно? – спросила сокамерница.
– Есть немного, – сознался я. – Интересно, чем это меня огрели?
– Свинцовой тростью, – ответила она. – Господин Маралов всегда ходит с такой тростью, в ней налит для тяжести свинец.
– Он какой из себя? – спросил я, пытаясь вспомнить, кто из двоих мужчин, остававшихся за моей спиной, был с тростью.
– Высокий, с бритым лицом, такой, – она попыталась подобрать подходящий эпитет, – такой…
– Шикарный? – подсказал я.
– Можно сказать и так, господин Маралов очень богатый и влиятельный человек.
– Однако не брезгует публичными скандалами, – добавил я. – Там их было трое, еще один, невысокий коренастый с простым лицом, и последний, полный с нечистой кожей.
– Это мой муж, Василий Иванович, – прокомментировала соседка.
– И еще с ними были две женщины, – добавил я.
– Женщины? – живо спросила она.
– Да, из таких, знаете ли, – теперь я не смог подобрать эпитета.
– Шалав, – подсказала соседка.
– Скорее всего, да. Они все были сильно пьяны, так что, возможно, ваш муж и не имел к ним отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42