– Я тоже тебе не мил, – ответил я, нежно погладив ладонями потный шелк ее спины и ягодиц.
– Мил, – после долгого молчания ответила Наташа, – ты не охальник…
Между перинами и горячим пульсирующим телом мне стало невыносимо жарко. Я освободил руку, отбросил перину, и она неслышно соскользнула на пол. Лицо девушки, близко нависшее надо мной, слегка приподнятое, как будто готовое запрокинуться, казалось сосредоточенным на новых, незнакомых ощущениях. Оно было почти былинно красиво. Наташа плотно закрыла глаза, и над верхней губой у нее выступили капельки пота. Я потянулся к ее лицу и кончиком языка провел вдоль ее губ. Девушка жалобно застонала и ответила неумелым, сухим поцелуем, начиная инстинктивно прижиматься к моим бедрам низом живота. Она вся стала горячей и влажной от пота.
– Тебе хорошо? – задал я риторический вопрос, ответ на который был очевиден.
– Лепо мне, – ответила девушка срывающимся шепотом. – Зело лепо.
Я с трудом сдерживал себя, изнывая от острого желания, но, боясь потерять предощущение сладости слияния, сколько мог, тянул с проникновением. Продолжая ласкать девушку, я начал касаться легкими, скользящими движениями мягкого пушка в месте, где сходятся ноги. Каждое такое прикосновение заставляло Наташу сильно вздрагивать и сжиматься.
Не будь я пьян, все давно бы кончилось, может быть, и не к чести для меня. Такой долгий, тонко изощренный первый блин, который обычно получается комом, был весьма рискованной затеей. Но алкоголь притупил самые острые всплески эмоций, и мне удавалось отдалять окончательную близость.
Я медленно поднимался все выше, касался кончиками пальцев самых тайных складок податливой кожи. В голове гулко звучал колокол пульса, но я все еще продолжал контролировать ситуацию. Первой не выдержала Наташа. Она вскрикнула, как подстреленная птица, и обмякла, опустив голову на мое плечо.
– Наташа, – позвал я, но она не ответила, тяжело и безжизненно навалилась на меня.
Я повернулся на бок и перекатил ее тело на кровать. Было похоже, что девушка потеряла сознание. Я неподвижно полежал несколько минут, ожидая, когда она придет в себя. Жар желания понемногу утихал, вернее сказать, потерял остроту и стабилизировался.
Я обхватил пальцами ее широкое запястье и проверил пульс. Он был ровным, но редким. Оставалось ждать, пока девушка очнется после обморока. Прошло еще минут пять, обморок все не кончался, и я начал беспокоиться. Я опять прослушал пульс, он уже восстановился. Наконец, так и не открывая глаз, Наташа глубоко вздохнула и начала двигаться на постели, как бы в поисках ненайденного наслаждения. Тогда я лег на нее и сделал то, что хотели мы оба. Я целовал полуоткрытые мягкие, безответные губы и начал легонько двигаться в ней, ожидая, когда девушка окончательно придет в себя.
Все было чудесно. Девушка уже начала подавать отчетливые признаки жизни. Она обняла меня и стала помогать глубже проникнуть в себя и вдруг, кажется, так до конца и не очнувшись, сдавила руками с неженской силой, опоясала талию мощными бедрами и то, что было моего внутри нее, начала принимать так сильно и жадно, что я не выдержал и тридцати секунд, без остатка и воли излился в ее алчущее лоно.
Меня опалило жаром, и я, спасаясь от внезапного горения, скатился на постель с этого пьянящего, пылающего великолепия. Не знаю, что было с ней дальше, я тотчас же погрузился в глубокий сон.
Глава 3
– Вставай, государь, эка ты разоспался, – прозвучал откуда-то сверху смутно знакомый голос. – Вставай, государь, пора, ждут тебя…
Я с трудом оторвал голову от подушки и приоткрыл глаза. В комнате было темно, я понял, что это мне снится, и с облегчением опять начал возвращаться в прерванный сон.
– Вставай, государь, – опять забубнили над ухом.
– Чего надо? – спросил я темноту, с усилием проталкивая слова через сухое распухшее горло.
– Вставать надо, ишь как разоспался. Пора, так всю жизнь проспишь, – сердито сказала какая-то женщина и потрясла меня за плечо.
– Ты кто, тебе чего нужно? – поинтересовался я, стараясь оттянуть пробуждение.
– Не признал? Забыл, с кем вчера гулял?
Я начал вспоминать предыдущий день, но голова так трещала, что в ней не возникло ни одного связного образа. Тогда, отдаваясь на волю победительницы, я признался:
– Извините, но вчера я, кажется, того, немного перебрал…
– С чего это, ты и выпил-то всего ничего, – удивилась невидимая мучительница.
– Ты, что ли, Наташа? – наконец зацепился я мыслью за самую сильную вчерашнюю ассоциацию.
– Твоя Натаха давно ночные грехи замаливает, это я, Станиславовна, – неужто не признал?
– А, тогда другое дело, – с трудом выговорил я шершавыми губами, так до конца и не понимая, о чем она говорит. Потом все-таки вспомнил, где я и что со мной. – Людмила Станиславовна, это вы? Я вас сразу не узнал! Сколько сейчас времени?
– Утро уже, к тебе человек ученый пришел, вставать надобно.
Так до конца и не понимая, кто ко мне пришел и зачем, я с трудом сел и опустил ноги на холодный пол.
– Ты бы хоть свет зажгла, – слабым голосом попросил я. – Что за дрянь мы вчера пили?
– Много чего пили, – порадовала меня женщина, – но все хорошее. А свечу я сейчас запалю, погоди.
Она куда-то ушла, а я, воспользовавшись наступившим покоем, привалился к подушке и попытался поспать хоть несколько минут. Не успел. Вернулась с горящей свечей Людмила Станиславовна. И я разом вспомнил все вчерашние события.
– Кто меня ждет? – поинтересовался я слабым голосом, возвращаясь в суровый, неопохмеленный мир.
– А кто его знает, какой-то старичок, видать из попов. Огуречного рассольчика выпьешь?
– Выпью. А чего от меня этому попу нужно?
– Этого мне не ведомо, – ответила домоправительница и подала кружку с невидимой в полутьме жидкостью.
Я одним махом выпил кисло-соленое пойло. Горло перестало драть, и в желудке стало не так смутно, как раньше. Только теперь я понял, что нахожусь перед женщиной в натуральном виде, одежда разбросана по полу, и прикрыться мне нечем.
– Ты бы вышла, пока я оденусь, – попросил я Людмилу Станиславовну, с интересом меня рассматривающую.
– А ты не стыдись, – посоветовала она, продолжая с интересом глядеть на то, что скромные женщины обычно предпочитают исследовать при помощи осязания, – дело житейское.
– Ну, тебе виднее, – ответил я на ее нескромность своей двусмысленностью и принялся собирать с пола одежду.
– И с чего это Натаха нынче как на крыльях летает, вроде как не с чего… – задумчиво произнесла Людмила Станиславовна, наблюдая за моим торопливым туалетом. Я сделал вид, что не понял, о чем она толкует, и чтобы избежать обсуждения своих мужских достоинств, поинтересовался:
– Что за поп пришел?
– Какой поп? – не поняла она.
– Ну, ты же сама сказала, что меня ждет поп.
– Ничего я не говорила. Если ты о том человеке, что пришел, то он не поп.
– А почему ты сказала, что поп? – начал я ввязываться в глупый спор.
– Говорит больно складно, – поняла, чего я от нее добиваюсь, женщина, – Поди, даже грамоту знает.
– Ладно, пойдем, посмотрим на этого грамотея, – сказал я, унимая дергающуюся в висках боль. – Ты бы мне вместо рассола принесла чего покрепче, здоровье поправить.
Людмила Станиславовна ничего на это пожелание не ответила и повела меня в давешнюю теплую столовую, где на лавке у окна сидел худощавый бородатый человек в сюртуке. При нашем появлении он вежливо встал и привычным жестом поправил пенсне. Мой потрепанный, заспанный вид, скорее всего, произвел на него неприятное впечатление. Он усмехнулся одними губами:
– Позвольте отрекомендоваться, – сухо произнес он отчетливым, лекторским голосом. – Василий Осипович, ваш, господин студент, так сказать, репетитор.
– Очень п-приятно, – ответил я и в свою очередь представился, – Извините, что заставил вас ждать, но меня не предупредили о вашем приходе. В какой области вы будите меня репетиторствовать?
Василий Осипович с удивлением посмотрел, как бы недоумевая, серьезно я это говорю или шучу, и уточнил:
– В отечественной истории…
– Меня предупреждали, – я не придумал, как точно сформулировать задачу предполагаемого обучения, и сказал обтекаемо, – что со мной будут заниматься по разным дисциплинам. История – это очень интересно. Однако позвольте предложить, – по-прежнему путано бормотал я, – вернее сказать, не изволите ли соблаговолить со мной позавтракать?
Василий Осипович, кажется, окончательно уверился, что я обычный великовозрастный лоботряс, и пожал плечами:
– Я уже завтракал, но если это время зачтется как репетиционное, извольте, составлю вам компанию.
Людмила Станиславовна, слышавшая наш разговор, без дополнительной просьбы принялась накрывать на стол. О чем говорить с Василием Осиповичем, я не знал, да и наступившее после рассола временное облегчение прошло, и мое подвешенное состояние не предполагало излишнюю болтливость и любознательность.
– Изволите рюмку водки? – поинтересовался я у репетитора, сам с ужасом глядя на графинчик с ядовитым зельем.
– Пожалуй, одну выпью, за компанию – согласился Василий Осипович.
Памятуя бессмертный опыт опохмелки Венечки Ерофеева, я подошел к вопросу научно и сумел, не опозорившись, элегантно, без кривляния и передергивания, выпить пузатый лафитник омерзительного лекарства.
Как ни странно, сивушный продукт легко лег на душу, и вскоре в голове несколько прояснилась.
– Еще по одной? – риторически поинтересовался я у репетитора.
– Извольте, – легко согласился он, – только эта будет последняя.
Мы чокнулись и выпили. Вторая порция окончательно вернула меня к жизни. Симпатичный историк теперь весело поблескивал стеклами пенсне и казался классным стариканом. Мне стало вполне комфортно, и репетитор перестал выглядеть занудным книжным червем. Полому я и завел с ним светский разговор.
– Изволите преподавать в гимназии?
– Я? – удивился Василий Осипович. – В гимназии?
– Но вы же сами сказали, что преподаете историю?
– Ну, если в таком смысле. Да, преподаю, вернее будет сказать, преподавал, сейчас совмещаю. Гм, гм, да-с. А вас, собственно, что интересует в отечественной истории, и какова цель наших занятий? Вы собираетесь сдавать экстерном за университетский курс?
– Не совсем, – ушел я от прямого ответа и машинально разлил по третьей. – Меня интересует не вся Российская история, а только определенный ее период, конкретно, Смутное время.
Мы, как бы машинально, чокнулись и выпили.
Василий Осипович закусил белой рыбкой, а я просто понюхал черную корочку.
– А позвольте полюбопытствовать, почему вам интересна именно эта эпоха? А не более яркие моменты истории, например, времена правления Петра Великого или Екатерины так же, можно сказать, великой? Тем более, что о Смутном времени нашей науке известно весьма немного. Даже, пожалуй, слишком мало. Очень тёмным было это Смутное время, – шутливо сказал он, наблюдая, как я вновь наполняю рюмки. – Эта, пожалуй, будет лишней, как-то так водку с раннего утра…
– Давайте по последней, за знакомство, – вместо ответа на его нерешительный протест я поднял свой лафитник. – Севрюжку рекомендую, знатная севрюжка!
– Ну, если только за знакомство, – без большой охоты согласился Василий Осипович. – Так вы интересуетесь исключительно Смутным временем? А боярская дума вам не интересна? Мои исследования посвящены по преимуществу разъяснению основных вопросов истории управления и социального строя московского государства XV-XVII веков. А как вам история крепостного права?
– Вообще-то, конечно, все это чрезвычайно интересно. И вообще, я очень уважаю историю и историков. Вы закусывайте, у нас все, как видите, стилизовано под седую старину. Еда тоже. Так сказать, находимся в теме. Грибочки соленые у Станиславовны – супер!
Василий Осипович выслушал мой словесный бред со скептической улыбкой, но с мысли не сбился:
– А что вам еще интересно в российской истории? У вас есть какое-нибудь специальное образование? Впрочем, о чем это я, для этого меня и пригласили. Однако чтобы знать, чему вас учить, мне нужно иметь представление, что вы уже знаете.
Наложившись на вчерашние дрожжи, водка приятно расслабила, и я не очень следил за тем, что говорю:
– Мало что знаю, – честно признался я, – в школе, конечно, историю проходил, но так, с пятого на десятое, а по настоящему ничего не знаю, даже классиков толком не читал. Пробовал, было, Карамзина, но больно он благостен, не столько историк, сколько сказочник. А вот до Соловьева и Ключевского руки не дошли, каюсь.
– Интересно, – задумчиво произнес Василий Осипович, – только почему вы к классикам причислили Ключевского?
– Ну, это же самые наши раскрученные историки. Раскрученные, в смысле известные. Конечно, я не специалист, но и то о них слышал.
– Интересно, – повторил Василий Осипович, – А самого вы его знаете?
– Кого, Ключевского? Нет, Карамзина как-то на улице в Петербурге видел, но подойти познакомиться постеснялся, а с Ключевским не встречался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42