Всей своей жизнедеятельностью иллюстрируя аксиому, что свинья грязь везде найдет, я попал в крупные переделки и в 1900 году. Однако в тот момент, с которого я начал свой новый рассказ, у меня почти все складывалось почти благополучно.
Из тюрьмы, куда меня посадили неизвестно за что, мне удалось бежать. Главные мои обидчики поплатились за свое коварство и погибли, охотившегося на меня киллера я застрелил, и теперь можно было бы подумать о пристойном отдыхе. Однако не успел я отереть пот со лба после очередного «подвига», как мне свалился на голову этот странный молодой человек, с которым мы теперь ехали по Москве в дорогих санях, запряженных чистопородным орловским рысаком.
– Алексей Григорьевич, как вам нравится старая Москва? – спросил юноша, когда я очередной раз вывернул голову, рассматривая интересное не сохранившееся до нашего времени здание.
– Сложно сказать, – ответил я, – что-то лучше, что-то хуже, чем у нас. Пожалуй, город в наше время стал интересней. За последние годы Москва стала красивой и нарядной.
– Почему только за последние?
– Раньше ее застраивали по так называемому генеральному плану и остаточному финансированию, уродливыми сборными домами-коробками, и только в последние годы начали реставрировать старые здания и строить новые не по типовым, а по индивидуальным проектам…
Говорил я намерено витиевато, но молодого человека это не смутило, и он неожиданно порадовал меня своим жизненным наблюдением:
– Тогда, если бы вы посмотрели ваш город в XXII веке, он бы вам еще больше понравился.
– А вы бывали в XXII веке? – словно невзначай спросил я.
– Я много где бывал, – неопределенно ответил молодой человек. – У меня широкая сфера деятельности.
Вот это-то меня больше всего в нем и интересовало. До сих пор я только вскользь сталкивался с могущественными существами, обладающими нечеловеческими возможностями.
Судя по тому, что сказал и как вел себя новый знакомый, это был первый, так сказать, ответственный представитель тех сил, которые поддерживали меня в самые трудные, критические минуты. Судя по всему, этот таинственный тип знал обо мне очень много, дай бог, если не все. И он точно представлял, чем меня можно заинтересовать, предлагая сотрудничество. Это было предложение помочь отыскать мою жену, с которой мы никак не могли встретить друг друга в одном времени.
– Вы мне сказали, что я смогу найти свою жену? – стараясь говорить ровным, нейтральным голосом, поинтересовался я.
– Это мы обсудим немного позже, – ответил спутник, – сейчас не успеем, мы уже подъезжаем.
Вероятно, почувствовав приближение конюшни, рысак прибавил в беге, и вскоре мы остановились у небольшого особняка, ничем не выделяющегося среди прочих подобных ему домов на захолустной улице. Такое заурядное жилище меня удивило.
О статусе своего спутника я мог судить только по внешнему антуражу: чистокровной лошади, дорогим саням и ливрейному кучеру. Потому думал, что дом у него должен быть иным, чем скучное строение, больше соответствующее средней руки мещанину, чем владельцу такого дорогого выезда.
Молодой человек не разрешил услужливому кучеру помочь нам выгрузиться, сам откинул тяжелую меховую полость и легко соскочил наземь. Я последовал его примеру. Как только мы покинули экипаж, кучер тронул вожжи, и выезд умчался.
Я огляделся. Короткая, слегка изогнутая улочка была пустынна. Ни в одном из соседских домов не светились окна. Мой спутник сам отпер ключом наружную дверь, и мы вошли в холодные сени.
– Проходите, – пригласил он меня, пропуская во внутреннюю часть дома. Там было темно как в шахте.
– Простите, но я ничего не вижу, – пожаловался я. – У вас здесь есть свет?
– Я сейчас вам посвечу, – любезно сказал хозяин и чиркнул спичкой.
Она оказалась дешевой, серной; медленно, шипя, загорелась, и в холодных сенях символически запахло серой. Слабый, колеблющийся огонек осветил голые дощатые стены, дверной проем. Спичка погасла. Я, не раздумывая, вошел внутрь особнячка. Чичероне от меня не отставал и даже поддержал под руку, когда я в потемках споткнулся обо что-то твердое и громоздкое.
– Стойте на месте, я сейчас зажгу свечу, – сказал он и отпустил мою руку.
В помещение было не топлено. Во всяком случае, после холода улицы я не почувствовал домашнего тепла. Пахло кислой капустой и старыми вещами. Я неподвижно стоял на месте, ожидая обещанного света. Мелькнула мысль о засаде, но внутреннего беспокойства, обычно предупреждающего об опасности, не было, и она затихла. Я думал о несоответствии стоимости элитного орловского рысака и явного запаха бедности, который здесь господствовал.
В глубине комнаты, шипя, загорелась очередная серная спичка, и сразу же затрепетал огонек дешевой свечи.
То, что в доме не было электричества, меня не удивило, до Ленинского плана ГОЭЛРО, обещанного коммунизма и полной электрификации всей страны было еще далеко, но вонючая сальная свеча вместо стеариновой или обычной в эту эпоху керосиновой лампы была явным анахронизмом. Я смотрел, как разгорается ее слабый чадящий огонек, постепенно освещается комната, и молча ждал объяснений. Они не последовали. Вместо них молодой человек пригласил:
– Проходите, садитесь.
Я подошел к тяжелому, грубо сколоченному из толстых досок столу и присел на лавку такой же топорной работы. Хозяин вставил свой тусклый, потрескивающий светоч в деревянный подсвечник и поместил его на середину стола. Теперь огонек находился между нами, и мы равно могли видеть друг друга.
– Вас удивляет эта обстановка? – поинтересовался он, оценив, что мой взгляд блуждает по сторонам.
– Да, – ответил я, – здесь у вас словно какое-то средневековье.
– Совершенно справедливо, – подтвердил он. – Мы намеренно, специально для вас попытались создать достоверное жилище XVII века.
Кто это «мы», он не пояснил.
– Вы знаете, как в те времена выглядели жилища обычных горожан? Мне кажется, что точно этого не знает никто, – продемонстрировал я свою достаточно посредственную этнографическую эрудицию. – Я встречал только рассказы о богатых домах.
– Пожалуй, – согласился хозяин, – бытописатели обычно описывали дворцовые покои, а не жилища простолюдинов, но кое-какие сведения все-таки сохранились, как и отдельные образцы мебели того времени.
– Я читал, что для того, чтобы сохранять тепло, входные двери в русских домах делались очень низкими, и комнаты маленькими, а здесь вполне нормальные двери и комната довольно велика, – ехидно заметил я.
– На вас не угодишь, – засмеялся молодой человек, – в таком случае, считайте, что эта светелка всего лишь неудачная стилизация под старину.
– Мне собственно, все равно, какие здесь комнаты, это я так, для порядка, – примирительно сказал я. – Меня больше интересуют, простите за тавтологию, причины вашего интереса ко мне…
– Да, конечно, мне понятно ваше любопытство. Как вы правильно догадались, наша встреча не случайна и, как бы это сказать, произошла неспроста. Только знаете что, давайте отложим серьезные разговоры, пока вы не устроитесь.
Собеседник внезапно замолчал и с отсутствующим видом уставился в стену. Слабый свет мешал рассмотреть выражение его лица. Я ничего не говорил, ожидая продолжения разговора. Разглядеть помещение, куда меня занесла судьба, впотьмах было нереально, и я, вероятно, с таким же, как у хозяина, отсутствующим видом, сидел и ждал развития событий. Молчание длилось минут пять, но ничего не происходило. Он все так же сидел с отсутствующим видом и молчал.
Мне это надоело, и я, решив напомнить о себе, кашлянул и спросил:
– Вы здесь живете?
Молодой человек, как мне показалось, не сразу услышал меня, но потом, словно очнувшись, доброжелательно улыбнулся:
– Извините, я задумался.
– Заметил, – не преминул съязвить я, – вы очень глубоко задумались.
– Доживите до моих лет…
Парень выглядел лет на двадцать с небольшим.
– По виду не скажешь, что вы так стары. Мне кажется, что вы на несколько лет младше меня.
– Это только кажется, – сказал он, – вы, помнится, тоже недавно были подростком.
– Было дело, – согласился я.
Действительно, не без вмешательства все тех же таинственных сил, вернее будет сказать, одного их представителя, необычного человека, с которым я сидел в каземате Петропавловской крепости и на которого, приглашая меня к сотрудничеству, сослался новый знакомый, я на какое-то время превращался в низкорослого татарского парнишку. Как ему удалось это сделать, я не понимаю до сего дня. Тот, кто сотворил эту метаморфозу, не удосужился перед экспериментом даже поставить меня о нем в известность. Все получилось незаметно для меня, как будто само собой, безо всякого насилия или болезненных ощущений. Я спокойно шел по одной из петербургских улиц, и вдруг все переменилось – я превратился в совершенно иного, ничем не похожего на себя человека
– И сколько вам, если не секрет, лет? – спросил я своего визави.
– Не секрет, – ответил он, – около семисот.
– Вы из долгожилых? – поинтересовался я, не очень удивившись очередной встрече с долгожителем.
– В некотором роде. Правда, не из тех, с кем вам доводилось встречаться. Мы с ними из разных племен.
«Долгожилые люди», такие, как моя знакомая крестьянка, втравившая меня в блуждание по эпохам, как я это уяснил для себя, являются представителями отдельной малочисленной ветви человечества, видимо, с иной, чем у нас, нервной системой и более медленным обменом веществ. Только этим я могу объяснить, что они живут на порядок дольше нас.
– Значит, вас таких много? – надеясь выведать что-нибудь полезное для себя, спросил я.
– Нет, не очень, не больше десятка племен, – ответил хорошо сохранившийся старец, – мы никак не связаны друг с другом и стараемся не сталкиваться. К тому же храним свое происхождение в строжайшей тайне.
– А вы земляне или пришельцы из других миров? – помявшись, задал я давно интересовавший меня вопрос.
– А вы? – вопросом на вопрос ответил хозяин,
– В каком смысле «мы»? – не понял я.
– Вы, так называемые «гомо сапиенсы», – земляне или пришельцы?
– Понятия не имею, – признался я. – Раз живем на земле, вероятно, земляне.
– Вот и мы здесь живем
– Да, но по семьсот лег, а не как мы по семьдесят-восемьдесят
– Мы действительно живем немногим дольше, чем вы, но что такое сто лет или тысяча для истории планеты или даже для отдельной популяции? Мизерный временной отрезок
– Значит, вы родились на земле?
– Да, как и все известные мне мои предки. А вот как попали на землю наши, да и ваши праотцы, это неизвестно никому.
– И еще вы, как я понял, запросто путешествуете по времени? – задал я очередной вопрос и тут же его уточнил: – Я имею в виду, по своему желанию, а не как я, в виде багажа.
– Действительно, за свою многотысячелетнюю историю мое племя накопило кое-какие знания и умения, помогающие нам выживать.
– Понятно, что у вас есть тайны. А с нами вы смешиваетесь?
– В каком смысле? Роднимся ли мы с вами?
– Да, я имею в виду смешанные браки.
– Браки, конечно, случаются. Внешними признаками мы похожи, но у нас столь различны генетические коды, что общее потомство невозможна. Будь по-иному, мы давно бы исчезли. Ваша популяция, возможно именно за счет быстрой смены поколений, проявила себя как более динамичная и приспособленная к выживанию и размножению.
– А сколько вас? Я имею в виду, род, к которому вы принадлежите?
– Немного, – неопределенно ответил собеседник.
– Еще один вопрос, я-то вам зачем?
– И вторая часть вопроса, зачем мы вам?
– Да, – не лукавя, согласился я, – как представителю своей ветви людей, зачем мне помогать вам, конкурирующей, так сказать, с нами популяции?
– Начну с последней части вашего вопроса. Мы не конкуренты. Вас слишком много, а нас бесконечно мало. Кроме того, и это главное, мы все плывем в одной лодке, и выплыть сможем только вместе, как и утонуть. Так что когда возникает течь, ее нужно устранять общими усилиями.
Собеседник надолго задумался, и я, не дождавшись, когда он продолжит говорить, спросил:
– Тогда почему вам понадобился именно я? Возможно, уместнее было бы связаться с правительством, Академией наук. Решать эти вопросы, так сказать, профессионально, подготовить специалистов…
– Вы это серьезно? – перебил меня хозяин. – Вы предлагаете задействовать в спасении человечества политиков и чиновников?
– Да, вы правы, – ответил я, представив, во что превратится любое благое дело, попав в кабинеты с письменными столами.
– Не буду скрывать, вы попали в сферу наших общих интересов, – интонацией подчеркнул он, – случайно. Однако кое-что полезное для пользы общего дела, вольно или невольно, вам удалось сделать. Мы посильно помогали вам. Согласитесь, в некоторых ситуациях без нашего участия вам пришлось бы плохо,
– Да, безусловно, но…
– Мы посчитали, – перебил он меня, – что вас можно привлечь к кое-каким, как говорят в вашу эпоху, проектам, имеющим для вас и для нас равный интерес, Тем более что в вас в достатке и любознательности, и авантюризма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42