– Как можно, государь-батюшка, я тебе опорки валенные припасла.
– Ладно, давай их сюда, – согласился я.
Женщина наклонилась и поставила передо мной подшитые кожей валенки без голенищ. Я не без труда втиснул в них распаренные ноги и по холодному коридору последовал за своей провожатой.
Пройдя длинным коридором, мы гуськом добрались до так называемой часовни. Провожатая с поклоном открыла передо мной дверь, истово перекрестилась в сторону освещенных лампадами икон и отступила в сторону. Я вошел в чадное от горящего лампадного масла помещение и прикрыл за собой дверь. Ерничать и демонстративно поклоняться богам, в существовании которых я не до конца уверен, желания не было, как и оскорблять своим поведением религиозные чувства спутницы.
«Часовня» представляла собой молельную комнату без алтаря, увешанную иконами. Перед некоторыми из них теплились огоньки. Характерно пахло деревянным маслом. Я прошел вдоль стены, сколько возможно при слабом освещении рассматривая образцы церковной живописи. Похоже, иконы были старинные, писаные еще не маслом, а, судя по отблеску, левкасом, на основе размельченных минералов, некоторые совсем потемневшие от времени. Впрочем, в полутьме детально разглядеть их было невозможно.
Здесь было не топлено, и меня скоро начал пробирать озноб. Оставив исследование древнерусского искусства на светлое время суток, я вернулся к своей провожатой, и она довела меня до спальной коморки. Только там я смог рассмотреть «девку».
Честно говоря, от такой прелестницы можно было только вздрогнуть.
Я вроде бы невзначай осветил ее лицо свечой: круглолицая, если не сказать толстомордая, «красавица» была неопределяемого возраста, бледна как смерть, с широкими черными бровями и свекольно-красными кажущимися черными щеками.
«Девка» между тем взбила мои перины, подушку и кокетливо подперла бок рукой.
– Ты, государь-батюшка, почивать станешь, или мне остаться, – спросила она.
– Зачем тебе оставаться? – не понял я.
– Ну, вдруг ты девичьей сласти захочешь!
– Спать, конечно, – до неприличия поспешно произнес я, с опаской глядя на прикольную красотку, – иди себе, милая, с Богом.
«Девка», судя по всему, ничуть не расстроилась таким пренебрежительным отношением к своим женским прелестям, забросила в рот очередную семечку, разгрызла, вежливо сплюнула шелуху в кулак и, независимо поведя плечом, удалилась.
Оставшись один, я стремительно забрался между перинами, греться после холодного «моления».
Похоже, мое погружение в стародавнюю эпоху проходило по всем правилам, с баней, молитвами и «дворовыми» утехами. Осталось только наблюдать, чем все это кончится.
Пригревшись между знойными перинами, я неприметно для себя заснул и открыл глаза, только когда на улице было уже светло.
В комнате за ночь выдуло все тепло, и я с опаской высунул нос из теплых пуховых объятий. Одежду мою все еще не вернули. Я еще несколько минут полежал, потом выскочил из постели, сунул ноги в опорки, и, как был в исподнем, отправился искать людей и тепло.
Вчерашний бесконечный коридор оказался слабо освещен двумя маленьким окошками, прорубленными под самым потолком, и я без труда нашел вчерашнюю горницу.
В ней было по-прежнему холодно. Чтобы привлечь к себе внимание, я энергично подвигал по полу тяжеленным стулом. Тут же на грохот в комнату заглянула полная девушка с очень приятным, славянского типа лицом, добрыми синими глазами и спросила знакомым голосом:
– Пробудился, государь-батюшка? Как спалось?
Я замешкался с ответом, соображая, как один голос мог оказаться у вчерашнего страшилища и у этой очень даже милой и женственной особы.
– Спасибо, хорошо, – наконец сказал я. – Это ты меня вчера в часовню водила?
– Я, – ответила девушка, – нешто не узнал неприбранную? Дурной стала?
– Наоборот… – задумчиво сказал я, вспомнив, что как-то таким же образом «прибралась» моя жена. – Тебе, девушка-красавица, неприбранной больше идет.
– Все-то вы, мужи, над нами девками насмешничаете, – хихикнула она, весело блеснув глазами. – Скажешь, тоже, идет неприбранной!
В этом создании явственно присутствовала чувственная грация, ненавязчивая и привлекательная женственность.
– А звать-то тебя как, красавица? – совсем иным, чем раньше тоном, спросил я, инстинктивно вставая в охотничью стойку.
– Наташкой кличут.
– А скажи мне, свет-душа, Наташенька, – заговорил я в былинной манере, – где моя одежда, а то стыдно перед такой красавицей в исподнем гулять.
– А иди к себе, я принесу, – кокетливо ответила девушка, состроив глазки.
Похоже, между нами уже начали завязываться игривые отношения.
Я уже замерз стоять в одном белье и валенных опорках на босу ногу в холодной горнице и быстро вернулся в свою келью под перину. Скоро там появилась и Наташа с моими выстиранными и вычищенными вещами. Она разложила их на сундуке и присела рядышком.
– Мне нужно переодеться, – намекнул я, подозревая, что она и не собирается уходить.
– Так переодевайся, – без тени смущения проговорила девушка, с интересом меня рассматривая.
Смешно об этом говорить, но смутился я.
– А тебе стыдно не будет глядеть? – спросил я, все с большим интересом разглядывая волоокую красавицу.
– Не, – прямо глядя в глаза, спокойно ответила она, – чего же мне, государь-батюшка, стыдиться? Я мужиков всяких видала-перевидала, это наше дело такое женское.
От такой прямоты меня слегка покоробило, чай не в двадцать первом веке живем.
– Ну, смотри, коли интересно, – после небольшого внутреннего сопротивления сказал я и скинул свои посконные одежды. Не знаю, что чувствуют, раздеваясь на публике, стриптизеры, мне стоять под прицелом женских изучающих глаз было неуютно.
– Наташа, – сердито сказал я и добавил в ее же манере, – прекрати на меня таращиться, а то знаешь, чем это кончится?!
– Так при свете такое делать грех, – серьезно ответила она.
– Вечером в баню сходим и грехи смоем, – пошутил я, собираясь одеться.
– Ну, если так, то ладно, давай, – вздохнув, сказала Наташа. – Как будешь, просто или по-собачьи?
– Да ты что, я же пошутил, – начал было говорить я, но кончить фразу не успел. Девушка через голову стянула с себя рубаху и обнаружила такие аппетитные, гармоничные формы, что слова застряли у меня в горле.
– Ложиться или раком встать? – по-прежнему не смущаясь, спросила она.
– Становись! – потеряв разом и голос и моральные принципы, просипел я.
Наташа кивнула и, взобравшись на постель, встала на колени, положила щеку на сведенные руки и прогнула спину.
От такого обилия великолепной женственности у меня перехватило дух. Я не мог сразу вспомнить, у кого из художников видел такую великолепную, розово-белую женскую плоть, точно, что не у Рубенса и Кустодиева. Потом прояснилось, у Ренуара. Наташа, не дождавшись моей активности, посмотрела из под руки:
– Скоро, государь-батюшка?
– Погоди, милая, куда спешить, дай тобой полюбоваться!
Девушка фыркнула со смешком:
– Чем любоваться-то?
– Есть чем, – ответил я и провел рукой по ее великолепной, сметанной белизны, коже, – дай я тебя поцелую что ли…
– А не зазорно тебе, государь-батюшка, кабальную холопку целовать?
– В каком это смысле? – не понял я и поправился: – Что значит кабальная холопка?
– Так за тятины долги меня в кабалу на блядство определили.
Опять все помешалось во времени. Я понял, что имеет в виду девушка: старинный обычай отдавать в рабство на время или навсегда за невозвращенный кредит. Я легко толкнул Наташу в плечо, и она послушно легла на бок. По инерции я еще гладил ее нежную, теплую кожу, но любовный настрой прошел.
– Тебе-то самой это нравится?
– Скажешь, тоже! – сердито ответила девушка. – Кому ж такое понравится!
– Ну, не скажи, – вяло произнес я и начал одеваться, – мне так нравится…
– Ты, государь-батюшка, мужик, а я девка, – нравоучительно сказала Наташа. – Нам такое делать грех и пакость.
– Знаешь что, прекрати меня звать государем-батюшкой, у меня имя есть, – сердито сказал я. – Меня зовут Алексеем!
– Твоя воля, государь-батюшка, Алексий, – покорно сказала девушка и добавила, видя, что я совсем оделся:
– Мне так и лежать или можно встать?
– Вставай, конечно, и узнай, пожалуйста, когда будет завтрак.
Наташа принялась сползать с постели вперед ногами. Это было настолько эротично, что у меня опять застлало глаза сладким туманом, и чтобы отогнать наваждение, я вынужден был отвернуться к окну. Иначе все мои оставшиеся принципы не выдержали бы напора взбунтовавшихся гормонов.
Мы с Наташей дружной парочкой отправились в столовую, в которой я еще не был. Там было протоплено. Завтрак, оказывается, давно ждал на столе. Был он в стиле XVII века – без чая и кофе, из натуральных российских продуктов с учетом постного дня: квас, рыбные и сладкие пироги. Сказать, что такая еда мне понравилась, было бы ложью, сытно, обильно, съедобно, но слишком просто.
Когда я поел, в столовой появилась Людмила Станиславовна и пригласила в холодную горницу. Я спросил, почему в ней не топят. Домоправительница удивленно посмотрела и объяснила, что в Москве дрова слишком дороги, чтобы отапливать весь дом. Это было странно, «организация», содержащая это здание, была, как я догадывался, такой крутой, что лишняя сотня рублей за зиму на отопление вряд ли имела для нее какое-нибудь значение.
В горнице меня ждал мой вчерашний знакомый. Мы дружелюбно поздоровались, и он поинтересовался, как я устроился.
– Спасибо, хорошо, – ответил я, – только комната очень маленькая, не по моим габаритам.
– Придется привыкать, – серьезно сказал он, – вживайтесь в эпоху. Сегодня отдохните, а завтра у вас начнутся занятия, и распорядок дня будет весьма насыщен. Мы организуем вам обучение у лучших специалистов, которых удалось найти и нанять.
– И чему кроме языка мне придется учиться? – спросил я.
– О, да многому, – ответил старый-молодой человек, – истории, приказам, джигитовке, обращению с мечом, саблей, боевым топором, булавой, даже кулачному бою.
– Как это учиться приказам? – не понял я.
– Приказы, это, как сказали бы в вашу эпоху, тогдашние институты управления. У вас есть еще какие-нибудь пожелания?
– Да, если можно, пришлите книги, а то совершенно нечем заняться.
– Книги в семнадцатом веке были непопулярны, за чтение можно было и головы лишиться. Так что от них вам пока придется воздержаться, да и на чтение у вас с завтрашнего дня не останется ни сил, ни времени. А вот что я бы вам посоветовал, так это хорошо напиться. Когда еще представится такая возможность. Как вам, кстати, понравилась ваша горничная?
– Наташа? Понравилась, только что это за дикость с кабальным холопством?
– Обычное дело в те времена, привыкайте…
Мы еще немного поговорили на нейтральные темы, вроде погоды и предстоящих морозов, после чего мой знакомец заторопился. Мы распрощались, и я остался один. До обеда было еще далеко, занять себя совершенно нечем, и я отправился бродить по дому.
Это, как оказалось, внушительное сооружение состояло из множества клетушек, галерей, коридоров, переходов, чуланов, кладовок и прочих подсобных помещений. Срублен дом был, как говорится, тяп-ляп, и видно, что на скорую руку. Никаких привлекательных интерьеров я здесь не нашел. Мебели вообще было мало, как и красивых вещей. Когда мне надоело слоняться без дела, я вышел во внутренний двор. Несмотря на то, что мы находились недалеко от центра Москвы, был он не по-городскому велик, чуть ли не с гектар, и пуст. Только около заборов росли какие-то кустарниковые растения, заваленные расчищенным в центре двора снегом.
Скорее всего, как я догадался, двор предназначался для занятий джигитовкой. В этом искусстве, я был не то, чтобы слаб, скорее не искушен. Держаться в седле умел, махать шашкой тоже, но все это на любительском уровне, Научить человека в моем возрасте настоящей езде на лошади было почти нереально, и я вздохнул, предвидя ожидающие меня испытания.
– Батюшка, Алексий, – раздался со стороны дома Наташин голос, – банька истоплена…
– Так мы же с тобой так и не согрешили, – сказал я ей, возвращаясь к заднему крыльцу. – Чего же смывать грехи, когда их нет!
– Грехи всегда есть, – благоразумно ответила девушка.
– Ты опять накрасилась? – спросил я, разглядывая при дневном свете ее «косметику». – Это что, у вас мода такая лица размалевывать?
Девушка басурманское слово не поняла, но смысл его уловила и согласно кивнула.
– А ты со мной в баню пойдешь, моду смывать? – шутливо спросил я.
– Как скажешь, – покорно ответила холопка.
– А сама-то хочешь помыться?
– Кто ж не хочет…
– Ну тогда веди, – решился я, твердо пообещав себе не приставать с недостойными предложениями к подневольной девушке.
Мы, не откладывая дело в долгий ящик, тут же вернулись к дому.
– А пиво у вас есть? – спросил я, вспомнив предложение хозяина расслабиться.
– Есть, – ответила Наташа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42