– Да, дела!
– Может нам пока тут пожить? – сказал Ванюша. – Не год же они ее искать будут!
– Можно, поживите, – согласился я. – Только смотрите, как бы вас в деревне не хватились. Не ровен час, скажут стрельцам или сами придут вас здесь искать, да всех и накроют. Мужики-то знают, что вы сюда направились?
– Знают, и боярыня тамошняя, у которой муж пропал – знает. Вот незадача-то!
В этот момент меня осенила хорошая мысль:
– Тогда пускай Алена пока здесь поживет, а вы возвращайтесь в деревню и скажите, что здесь никого нет. А дня через два-три возвращайтесь. Может быть, к этому времени ее уже разыскивать перестанут.
– Как это поживет? – не понял тятя. – Одна?
– Конечно, что тут такого. Я бы помог, да сами видите, хвораю, мне лекаря искать нужно.
– Как же девчонке одной оставаться? – встревожился Арсений. – Мало ли что может случиться! Ты уж, Алексей, сколько помогал, и еще помоги, а я тебя своей благодарностью не оставлю!
– Да я бы всей душой, только у меня своих дел невпроворот, да и есть тут нечего, – с сожалением сказал я и для полной убедительности даже развел руками. – Мы на одной репе который день сидим. И лечиться мне нужно, я, почитай, с лавки еле встал.
– Дядя Алеша, останьтесь, – дрожащим голосом попросила девушка. – Мне одной страшно! Заставьте за себя Бога молить!
– И, правда, останьтесь, – присоединился к остальным Ванюша. – Пищу мы вам оставим. Куда вы с такими ранами пойдете! Не ровен час, не дойдете! А здесь Алена за вами присмотрит.
– Оно-то конечно, – задумчиво сказал я, не зная, на что решиться, – с одной стороны по совести надо, а с другой как бы чего не вышло.
– Оставайся! – взмолился Арсений. – Что тебе два дня!
– Лучше три, – сказал я. – Чтобы было надежнее. Только вы сразу сейчас и уезжайте, чтобы подозрений не было.
– Мы что, мы понимаем! – обрадовались моей сговорчивости гости. – Сейчас и поедем!
– Ладно, счастливого пути. Так через три дня я вас жду! А мне лечь нужно, а то я совсем силу потерял. Посплю, чуток может полегчает.
Гости намек поняли и., пока я вновь не начал артачиться, заспешили со сборами. Грустная, напуганная новым расставанием Алена пошла их провожать, а я спешно разделся и улегся на лавку. Вскоре зацокали о мерзлую землю копыта, а в дверях появилась коварная красавица.
– Ну, ты и придумал! – весело закричала она и, сбросив с себя одежду, нырнула ко мне под тулуп. – Я больше всего на свете боялась, что мы расстанемся. Неужели еще целых три дня мы будем вместе!
Сначала, пока были заняты губы, я ничего не отвечал, потом все-таки успел сказать:
– Я так по тебе соскучился! Думал, они никогда не уедут!
Больше на эту тему мы разговаривали. Следующие несколько часов мы обменивались только междометиями…
Глава 13
Правильно говорят: дуракам и влюбленным счастье. А так как мы были одновременно и теми, и другими, получилось, что нам повезло вдвойне. Во-первых, установилась теплая, солнечная погода, во-вторых, в те три дня, что мы жили страстями, нас никто не убил. Меня так захлестнули чувства, что я и думать забыл о какой-то осторожности. Алена тоже не проявляла никакого интереса к внешнему миру и вся сосредоточилась на наших отношениях.
Однако все в жизни когда-нибудь кончается, подошли к концу и наши пасторальные каникулы. В лихорадке торопливой любви и «взаимопроникновения», мы очень сблизились. Алена все больше удивляла меня своей непонятно откуда берущейся душевной глубиной и гибкостью. Мне было неясно, откуда у этой девочки, прожившей всю свою короткую жизнь во внутренних покоях строгого родительского дома, было так много внутренней свободы и независимости.
Первое впечатление о ней как о красивой, но заурядной простушке прошло довольно быстро. Теперь Алена порой даже пугала своими неожиданными, своеобразными, если не сказать парадоксальными суждениями о смысле жизни, религии, вере, человеческих отношениях. Впрочем, все это вполне органично соседствовало в ней с определенной наивностью, свойственной людям ее времени. Несмотря на то, что у меня уже давно прошло снисходительно-покровительственное отношение к людям прошлого, я все-таки считал, что кое в чем мы их интеллектуально обогнали.
Тем более удивительно, когда в самые неподходящие для талантливых людей эпохи удается столкнуться с такими, как моя нынешняя подруга, яркими, незаурядными личностями.
Время неумолимо приближало нашу разлуку. Мы старались обходить эту тему в разговорах, но оба остро чувствовали, что скоро наше короткое счастье кончится.
Наконец прошел и наш последний день, хитростью украденный у судьбы и обстоятельств. Напоследок, не жалея дров, я жарко натопил печь, и мы отдались теплому банному блаженству. Завершался последний вечер нашего сладострастного затворничества.
– Алена, не представляю, как мы будем жить дальше, – сказал я, когда мы отдыхали на нашей ставшей родной лавке.
Все время, с того самого вечера, когда произошло наше сближение, разговоров о будущем мы старательно избегали. Наверное, оба интуитивно чувствовали, что стоит нам вернуться в неприглядную реальность, как тотчас исчезнет очарование сказки, в которую мы попали исключительно собственными усилиями, и мы, не заботясь о завтрашнем дне, всеми силами пытались дать друг другу все, что имели.
– Я буду жить, как жила раньше, сам знаешь, выбор у меня небольшой, – задумчиво глядя на горящую лучину, ответила девушка. Помолчав, добавила: – С человеком всегда остается его память…
– Ты понимаешь, мне очень хочется, чтобы ты была счастлива, – за неимением других реальных предложений, сказал я обычную банальность.
– Счастье, – повторила она за мной, помолчала, тихо и слепо улыбаясь, и, не глядя на меня, договорила: – Счастьем для меня будет носить нашего ребенка.
– Ребенка? – растерянно переспросил я. – Ты думаешь, у нас будет ребенок?
– А ты разве не знаешь, что от того, чем мы здесь занимаемся, рождаются дети? – возвращаясь к своей немного иронической манере, спросила она.
– Да, но откуда ты знаешь, что беременна? Разве это так быстро можно узнать? – растерянно промямлил я.
Об этом сопутствующем любви факторе я, по своей мужской тупости, даже не подумал.
– Я это чувствую, – улыбнулась Алена, – многие женщины такое сразу знают. Я даже на тебя теперь смотрю по-иному.
– Но, как же… – начал я, и как многие блудливые мужья, попавшие с подругами на стороне в «интересное положение», так и не сумел придумать, что сказать дальше.
Алена ласково посмотрела на меня и, улыбнувшись, проговорила:
– Это хорошо, что у нас родится ребенок. Только мне придётся выйти замуж, как же дитю расти без отца! Пойду хотя бы за Ванюшу. Чем он не муж? Красивый, кудрявый, песни играет. Тятя все равно мне в девках не позволит остаться.
– Но ведь ты его не любишь! – ревниво воскликнул я. – Ты меня любишь!
– Все равно ты мне в мужья не подходишь, – рассудительно продолжила Алена. – Мне муж нужен из наших, слободских, добытчик, а ты человек пришлый, да к тому же уже венчаный. У тебя своя дорога.
Парадоксально, но после ее слов, снимающих с меня ответственность за наше общее будущее, я вместо облегчения испытал обиду и разочарование. Самое неприятное было то, что я не знал, искренне она так считает, или говорит только для того, чтобы снять с меня чувство вины. Увы, так весело начавшееся приключение оканчивалось совсем не столь же приятно.
Проще всего мне было обидеться и встать в позу непонятого и неоцененного возлюбленного Однако я понимал, что Алена слишком непростая девушка и зря ничего не делает, поэтому остерегся переводить серьезный разговор в пошлую мелодраму.
– Алена, – сказал я, – я все понимаю, ты даже не представляешь, как ты права. Действительно, муж из меня получился бы не самый лучший. Дело даже не столько во мне. Так складываются обстоятельства, что я не смогу посвятить себя семье. У меня совсем другая дорога.
– Я уже поняла, что ты не от мира сего, – ответила она, – но все равно я благодарна судьбе, что встретила тебя.
– Знаешь, я тоже! Ты замечательный человек!
– Человек или женщина? – усмехнувшись, уточнила она.
Я не повелся на удобную перемену темы и продолжил говорить о нас с ней:
– И то, и другое. Не знаю, действительно ли ты беременна, но в любом случае, даже если ты выйдешь замуж, я постараюсь помогать тебе, чем смогу. Нас всех скоро ждут большие испытания, и я хочу предупредить тебя об этом заранее. В Москве будут большие перемены, скоро начнется общая смута. Постарайся как-то обезопасить себя и свою семью…
– Ты сказал – смута? – Она сразу поверила и выделила главное. – Будут бунты или смута?
– Все здесь будет: и бунты, и набеги, – тщательно подбирая слова, ответил я. – Плохо будет.
Девушка смотрела мне прямо в глаза, ожидая разъяснения.
– Хорошо, я тебе расскажу, – промолвил я и начал «предсказывать» близкое будущее страны. Этот специфический разговор было очень сложно переводить на старорусский. Многих понятий, о которых я пытался рассказать, еще просто не существовало в языке. Чтобы их объяснить, приходилось подбирать относительно близкие по смыслу слова, что неминуемо искажало общий смысл моего «пророчества». Она рассеяно слушала, и мне в какой-то момент показалось, что потеряла нить разговора.
– Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил я.
Она не ответила, внимательно глядя на меня огромными глазами. Потом задала единственный вопрос:
– И долго продлится смута?
– Долго, восемь лет. Погибнет очень много людей, особенно в Москве. Попробуй уговорить отца переехать куда-нибудь на север.
– А кто останется здесь? – спросила она.
– Где здесь? В Москве? – не понял я. – Останутся те, кто здесь живет. Мало ли…
– А кто будет нас защищать? – спросила она.
Вопрос был хороший, но слов для ответа на него у меня не оказалось. Философских разговоров о патриотизме и долге перед отечеством при моем знании старорусского языка я бы просто не потянул.
– Знаешь что, – сказал я, увиливая от ответа, – пусть мужчины воюют, а женщины рожают детей.
И тут она сказала такое, после чего в чем-либо убеждать ее было бы, по меньшей мере, наивно. В моем вольном переводе это ее заявление звучит как настоящий афоризм:
– Мужчины в бою с врагом защищают честь, а женщины – будущее!
У меня от удивления отвисла челюсть:
– Алена, ты не метишь случайно в русские Жанны д'Арк?
– В кого мечу? – не поняла она.
– Хочешь стать святой или великомученицей, – доступными ее пониманию словами объяснил я.
– Нет, я святой никогда не стану, я большая грешница.
– Это еще как сказать… С такими взглядами ты запросто можешь стать национальной героиней!
Алена глубоко задумалась, и мы долго молчали. Потом она тихо, чтобы я не заметил, вздохнула:
– Скоро приедет тятя, мне нужно одеваться.
– Одевайся, – ответил я.
– Ты не можешь отсюда выйти?
– Хорошо, сейчас только сам оденусь, – без лишних разговоров согласился я.
Сказка должна была вот-вот кончиться, наступала новая реальность, в которой девушке одеваться при постороннем человеке было стыдно. Я это понял и не стал вышучивать ее совершенно, на первый взгляд, нелогичную просьбу. Тем более что и мне захотелось побыть одному.
Я вышел из землянки. Небо уже светлело, звезды погасли, и хорошо видны были только планеты солнечной системы. Яркая голубая Венера, будто в насмешку, подмигивала мне, пробираясь сквозь легкие перистые облачка. Просыпались первые утренние птицы. Какая-то неведомая птаха резко щелкала, словно прочищая перед утренним пением горло.
Я оседлал соскучившегося по человеческому вниманию Воронка, привязал его возле землянки и пошел к пруду. Над ним висела легкая туманная дымка. В воде плескалась проснувшаяся рыба. Начинался новый день, который, если все пойдет, как задумано, я уже проведу один, без Алены.
Заржал Гнедко, ему издалека откликнулась невидимая в потемках лошадь. Я пошел навстречу гостям.
Вскоре из полумрака выплыли два всадника. Я подождал, пока они подъедут, и первым поздоровался.
– Как Аленка, здорова? – спросил Арсений.
– Здорова, вас дожидается, – ответил я. – На дорогах спокойно?
– Вчера стрельцов не видели, – вмешался в разговор Ванюша. – Целый день в засаде сидел. Видать, дьяк утихомирился.
– Слышно, в Москве народ царевича Дмитрия ждет. Может быть, дьяк с дружиной туда уехал?
– Дай-то Бог, – сказал я, имея в виду отсутствие разъездов, а не свержение Бориса Годунова. – Вам главное до Москвы добраться.
– Девка моя не баловала? – спросил Арсений, когда мы приблизились к землянке.
– Нет, у вас очень хорошая дочь, вам можно только позавидовать, – искренне сказал я.
– А то! Моя, небось, кровь!
Из землянки в мужском платье вышла Алена и поклонилась. Все молчали, то ли по обычаю перед дорогой, то ли оттого, что нечего было сказать.
– Давайте, что ли, прощаться, – вздохнув, предложил Арсений. – Спасибо тебе, Алексей. Будешь в Москве, милости просим в гости. А может, все-таки поедешь с нами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Может нам пока тут пожить? – сказал Ванюша. – Не год же они ее искать будут!
– Можно, поживите, – согласился я. – Только смотрите, как бы вас в деревне не хватились. Не ровен час, скажут стрельцам или сами придут вас здесь искать, да всех и накроют. Мужики-то знают, что вы сюда направились?
– Знают, и боярыня тамошняя, у которой муж пропал – знает. Вот незадача-то!
В этот момент меня осенила хорошая мысль:
– Тогда пускай Алена пока здесь поживет, а вы возвращайтесь в деревню и скажите, что здесь никого нет. А дня через два-три возвращайтесь. Может быть, к этому времени ее уже разыскивать перестанут.
– Как это поживет? – не понял тятя. – Одна?
– Конечно, что тут такого. Я бы помог, да сами видите, хвораю, мне лекаря искать нужно.
– Как же девчонке одной оставаться? – встревожился Арсений. – Мало ли что может случиться! Ты уж, Алексей, сколько помогал, и еще помоги, а я тебя своей благодарностью не оставлю!
– Да я бы всей душой, только у меня своих дел невпроворот, да и есть тут нечего, – с сожалением сказал я и для полной убедительности даже развел руками. – Мы на одной репе который день сидим. И лечиться мне нужно, я, почитай, с лавки еле встал.
– Дядя Алеша, останьтесь, – дрожащим голосом попросила девушка. – Мне одной страшно! Заставьте за себя Бога молить!
– И, правда, останьтесь, – присоединился к остальным Ванюша. – Пищу мы вам оставим. Куда вы с такими ранами пойдете! Не ровен час, не дойдете! А здесь Алена за вами присмотрит.
– Оно-то конечно, – задумчиво сказал я, не зная, на что решиться, – с одной стороны по совести надо, а с другой как бы чего не вышло.
– Оставайся! – взмолился Арсений. – Что тебе два дня!
– Лучше три, – сказал я. – Чтобы было надежнее. Только вы сразу сейчас и уезжайте, чтобы подозрений не было.
– Мы что, мы понимаем! – обрадовались моей сговорчивости гости. – Сейчас и поедем!
– Ладно, счастливого пути. Так через три дня я вас жду! А мне лечь нужно, а то я совсем силу потерял. Посплю, чуток может полегчает.
Гости намек поняли и., пока я вновь не начал артачиться, заспешили со сборами. Грустная, напуганная новым расставанием Алена пошла их провожать, а я спешно разделся и улегся на лавку. Вскоре зацокали о мерзлую землю копыта, а в дверях появилась коварная красавица.
– Ну, ты и придумал! – весело закричала она и, сбросив с себя одежду, нырнула ко мне под тулуп. – Я больше всего на свете боялась, что мы расстанемся. Неужели еще целых три дня мы будем вместе!
Сначала, пока были заняты губы, я ничего не отвечал, потом все-таки успел сказать:
– Я так по тебе соскучился! Думал, они никогда не уедут!
Больше на эту тему мы разговаривали. Следующие несколько часов мы обменивались только междометиями…
Глава 13
Правильно говорят: дуракам и влюбленным счастье. А так как мы были одновременно и теми, и другими, получилось, что нам повезло вдвойне. Во-первых, установилась теплая, солнечная погода, во-вторых, в те три дня, что мы жили страстями, нас никто не убил. Меня так захлестнули чувства, что я и думать забыл о какой-то осторожности. Алена тоже не проявляла никакого интереса к внешнему миру и вся сосредоточилась на наших отношениях.
Однако все в жизни когда-нибудь кончается, подошли к концу и наши пасторальные каникулы. В лихорадке торопливой любви и «взаимопроникновения», мы очень сблизились. Алена все больше удивляла меня своей непонятно откуда берущейся душевной глубиной и гибкостью. Мне было неясно, откуда у этой девочки, прожившей всю свою короткую жизнь во внутренних покоях строгого родительского дома, было так много внутренней свободы и независимости.
Первое впечатление о ней как о красивой, но заурядной простушке прошло довольно быстро. Теперь Алена порой даже пугала своими неожиданными, своеобразными, если не сказать парадоксальными суждениями о смысле жизни, религии, вере, человеческих отношениях. Впрочем, все это вполне органично соседствовало в ней с определенной наивностью, свойственной людям ее времени. Несмотря на то, что у меня уже давно прошло снисходительно-покровительственное отношение к людям прошлого, я все-таки считал, что кое в чем мы их интеллектуально обогнали.
Тем более удивительно, когда в самые неподходящие для талантливых людей эпохи удается столкнуться с такими, как моя нынешняя подруга, яркими, незаурядными личностями.
Время неумолимо приближало нашу разлуку. Мы старались обходить эту тему в разговорах, но оба остро чувствовали, что скоро наше короткое счастье кончится.
Наконец прошел и наш последний день, хитростью украденный у судьбы и обстоятельств. Напоследок, не жалея дров, я жарко натопил печь, и мы отдались теплому банному блаженству. Завершался последний вечер нашего сладострастного затворничества.
– Алена, не представляю, как мы будем жить дальше, – сказал я, когда мы отдыхали на нашей ставшей родной лавке.
Все время, с того самого вечера, когда произошло наше сближение, разговоров о будущем мы старательно избегали. Наверное, оба интуитивно чувствовали, что стоит нам вернуться в неприглядную реальность, как тотчас исчезнет очарование сказки, в которую мы попали исключительно собственными усилиями, и мы, не заботясь о завтрашнем дне, всеми силами пытались дать друг другу все, что имели.
– Я буду жить, как жила раньше, сам знаешь, выбор у меня небольшой, – задумчиво глядя на горящую лучину, ответила девушка. Помолчав, добавила: – С человеком всегда остается его память…
– Ты понимаешь, мне очень хочется, чтобы ты была счастлива, – за неимением других реальных предложений, сказал я обычную банальность.
– Счастье, – повторила она за мной, помолчала, тихо и слепо улыбаясь, и, не глядя на меня, договорила: – Счастьем для меня будет носить нашего ребенка.
– Ребенка? – растерянно переспросил я. – Ты думаешь, у нас будет ребенок?
– А ты разве не знаешь, что от того, чем мы здесь занимаемся, рождаются дети? – возвращаясь к своей немного иронической манере, спросила она.
– Да, но откуда ты знаешь, что беременна? Разве это так быстро можно узнать? – растерянно промямлил я.
Об этом сопутствующем любви факторе я, по своей мужской тупости, даже не подумал.
– Я это чувствую, – улыбнулась Алена, – многие женщины такое сразу знают. Я даже на тебя теперь смотрю по-иному.
– Но, как же… – начал я, и как многие блудливые мужья, попавшие с подругами на стороне в «интересное положение», так и не сумел придумать, что сказать дальше.
Алена ласково посмотрела на меня и, улыбнувшись, проговорила:
– Это хорошо, что у нас родится ребенок. Только мне придётся выйти замуж, как же дитю расти без отца! Пойду хотя бы за Ванюшу. Чем он не муж? Красивый, кудрявый, песни играет. Тятя все равно мне в девках не позволит остаться.
– Но ведь ты его не любишь! – ревниво воскликнул я. – Ты меня любишь!
– Все равно ты мне в мужья не подходишь, – рассудительно продолжила Алена. – Мне муж нужен из наших, слободских, добытчик, а ты человек пришлый, да к тому же уже венчаный. У тебя своя дорога.
Парадоксально, но после ее слов, снимающих с меня ответственность за наше общее будущее, я вместо облегчения испытал обиду и разочарование. Самое неприятное было то, что я не знал, искренне она так считает, или говорит только для того, чтобы снять с меня чувство вины. Увы, так весело начавшееся приключение оканчивалось совсем не столь же приятно.
Проще всего мне было обидеться и встать в позу непонятого и неоцененного возлюбленного Однако я понимал, что Алена слишком непростая девушка и зря ничего не делает, поэтому остерегся переводить серьезный разговор в пошлую мелодраму.
– Алена, – сказал я, – я все понимаю, ты даже не представляешь, как ты права. Действительно, муж из меня получился бы не самый лучший. Дело даже не столько во мне. Так складываются обстоятельства, что я не смогу посвятить себя семье. У меня совсем другая дорога.
– Я уже поняла, что ты не от мира сего, – ответила она, – но все равно я благодарна судьбе, что встретила тебя.
– Знаешь, я тоже! Ты замечательный человек!
– Человек или женщина? – усмехнувшись, уточнила она.
Я не повелся на удобную перемену темы и продолжил говорить о нас с ней:
– И то, и другое. Не знаю, действительно ли ты беременна, но в любом случае, даже если ты выйдешь замуж, я постараюсь помогать тебе, чем смогу. Нас всех скоро ждут большие испытания, и я хочу предупредить тебя об этом заранее. В Москве будут большие перемены, скоро начнется общая смута. Постарайся как-то обезопасить себя и свою семью…
– Ты сказал – смута? – Она сразу поверила и выделила главное. – Будут бунты или смута?
– Все здесь будет: и бунты, и набеги, – тщательно подбирая слова, ответил я. – Плохо будет.
Девушка смотрела мне прямо в глаза, ожидая разъяснения.
– Хорошо, я тебе расскажу, – промолвил я и начал «предсказывать» близкое будущее страны. Этот специфический разговор было очень сложно переводить на старорусский. Многих понятий, о которых я пытался рассказать, еще просто не существовало в языке. Чтобы их объяснить, приходилось подбирать относительно близкие по смыслу слова, что неминуемо искажало общий смысл моего «пророчества». Она рассеяно слушала, и мне в какой-то момент показалось, что потеряла нить разговора.
– Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил я.
Она не ответила, внимательно глядя на меня огромными глазами. Потом задала единственный вопрос:
– И долго продлится смута?
– Долго, восемь лет. Погибнет очень много людей, особенно в Москве. Попробуй уговорить отца переехать куда-нибудь на север.
– А кто останется здесь? – спросила она.
– Где здесь? В Москве? – не понял я. – Останутся те, кто здесь живет. Мало ли…
– А кто будет нас защищать? – спросила она.
Вопрос был хороший, но слов для ответа на него у меня не оказалось. Философских разговоров о патриотизме и долге перед отечеством при моем знании старорусского языка я бы просто не потянул.
– Знаешь что, – сказал я, увиливая от ответа, – пусть мужчины воюют, а женщины рожают детей.
И тут она сказала такое, после чего в чем-либо убеждать ее было бы, по меньшей мере, наивно. В моем вольном переводе это ее заявление звучит как настоящий афоризм:
– Мужчины в бою с врагом защищают честь, а женщины – будущее!
У меня от удивления отвисла челюсть:
– Алена, ты не метишь случайно в русские Жанны д'Арк?
– В кого мечу? – не поняла она.
– Хочешь стать святой или великомученицей, – доступными ее пониманию словами объяснил я.
– Нет, я святой никогда не стану, я большая грешница.
– Это еще как сказать… С такими взглядами ты запросто можешь стать национальной героиней!
Алена глубоко задумалась, и мы долго молчали. Потом она тихо, чтобы я не заметил, вздохнула:
– Скоро приедет тятя, мне нужно одеваться.
– Одевайся, – ответил я.
– Ты не можешь отсюда выйти?
– Хорошо, сейчас только сам оденусь, – без лишних разговоров согласился я.
Сказка должна была вот-вот кончиться, наступала новая реальность, в которой девушке одеваться при постороннем человеке было стыдно. Я это понял и не стал вышучивать ее совершенно, на первый взгляд, нелогичную просьбу. Тем более что и мне захотелось побыть одному.
Я вышел из землянки. Небо уже светлело, звезды погасли, и хорошо видны были только планеты солнечной системы. Яркая голубая Венера, будто в насмешку, подмигивала мне, пробираясь сквозь легкие перистые облачка. Просыпались первые утренние птицы. Какая-то неведомая птаха резко щелкала, словно прочищая перед утренним пением горло.
Я оседлал соскучившегося по человеческому вниманию Воронка, привязал его возле землянки и пошел к пруду. Над ним висела легкая туманная дымка. В воде плескалась проснувшаяся рыба. Начинался новый день, который, если все пойдет, как задумано, я уже проведу один, без Алены.
Заржал Гнедко, ему издалека откликнулась невидимая в потемках лошадь. Я пошел навстречу гостям.
Вскоре из полумрака выплыли два всадника. Я подождал, пока они подъедут, и первым поздоровался.
– Как Аленка, здорова? – спросил Арсений.
– Здорова, вас дожидается, – ответил я. – На дорогах спокойно?
– Вчера стрельцов не видели, – вмешался в разговор Ванюша. – Целый день в засаде сидел. Видать, дьяк утихомирился.
– Слышно, в Москве народ царевича Дмитрия ждет. Может быть, дьяк с дружиной туда уехал?
– Дай-то Бог, – сказал я, имея в виду отсутствие разъездов, а не свержение Бориса Годунова. – Вам главное до Москвы добраться.
– Девка моя не баловала? – спросил Арсений, когда мы приблизились к землянке.
– Нет, у вас очень хорошая дочь, вам можно только позавидовать, – искренне сказал я.
– А то! Моя, небось, кровь!
Из землянки в мужском платье вышла Алена и поклонилась. Все молчали, то ли по обычаю перед дорогой, то ли оттого, что нечего было сказать.
– Давайте, что ли, прощаться, – вздохнув, предложил Арсений. – Спасибо тебе, Алексей. Будешь в Москве, милости просим в гости. А может, все-таки поедешь с нами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42