Вроде бы появился повод укрыться от него под нашей с ней единственной крышей. Однако я взял себя в руки и вознамерился испить сию горькую чашу до дна. Она, кстати, оказалась не только горькой, но и очень мокрой После первой разведки мелкими, теплыми каплями, дождь неожиданно осмелел и полил как из ведра. Я надел шапку, и поднял воротник кафтана. Спустя десять минут он, и я вместе с ним, были уже насквозь мокрыми. Потом блеснула молния, ударил гром и начался настоящий ливень. Небо принялись полосовать электрические разряды, и сначала редкие громовые раскаты превратились в непрерывную пушечную канонаду.
Алена ни могла не слышать, что делается снаружи, и давно должна была позвать меня под кров… Однако дверь в землянку по-прежнему была закрыта.
– Ну и пусть, – решил я, – буду здесь сидеть до последнего! И сидеть так мне пришлось еще долго. Наконец дверь слегка приоткрылась, и из светлой глубины послышался ангельски нежный голосок:
– Ой, какой ливень! Алеша, голубчик, ты там не промок?
– Промок, – сухо подтвердил я, спускаясь по скользким земляным ступеням. Алена была уже в сарафане и сочувственно рассматривала жалкое подобие былого орла.
– Бедненький, – всполошилась она. – Зачем же ты сидел под дождем, ты же можешь простудиться! Раздевайся скорее, нужно все просушить!
– Ты, что не слышала грозу? – спросил я, не собираясь вестись на запоздалое сочувствие.
– Слышала, но я ведь не знала, что идет дождь!
Нет, чем дольше я живу, тем непостижимей для меня становятся женщины. И как это в них сочетается глухая душевная тупость, с необыкновенной мягкостью, сочувствием и состраданием.
Алена буквально стащила с меня мокрое платье, разложила его на каменке сушиться, и принялась охать и хлопотать, так как будто я был уже при смерти.
– Ну, разве так можно, – возмущалась она, – ты, просто как маленький! А если бы в тебя попала молния?!
– Да, ладно, ничего страшного не произошло, – примирительно сказал я, – давай, что ли, ложиться. Ничего со мной не случится, не сахарный, не растаю.
– Не какой? – не поняла она незнакомое слово.
– Это значит «не ледяной», – вольно перевел я. – Ты ляжешь у стенки или с краю?
– Мне все равно, давай как вчера?
– Давай, – согласился я, гордый своей выдержкой и верностью однажды принятому решению, сказал: – Спокойной ночи!
Мы легли каждый на свое место, я честно закрыл глаза и попытался заснуть. Удивительно, но это мне сразу же удалось.
Утром Алена встала задумчивой, и я несколько раз ловил на себе ее внимательный, вернее будет сказать, оценивающий взгляд. Однако внешне все оставалось, как и вчера. Мы нормально общались, позавтракали печеной рыбой и пареной репой, потом она занялась уборкой, а я сходил к дороге, проверить патрули.
После ночного ливня земля была раскисшая, но солнце и южный ветер быстро сушили лужи. Я выбрал подходящее для засады место и залег в придорожном кустарнике. На счастье или несчастье, это как посмотреть, ждать пришлось недолго Где-то спустя час, мимо проскакали три вооруженные всадника. Одеты они было в цивильное, городское платье, но вооружены бердышами и пищалями, как стрельцы. Не сложно было предположить, что поиски и патрулирование продолжаются, причем с привлечением новых сил. Что было плохо Стрельцы, один раз обследовав местность, вряд ли захотят туда вернуться, а новенькие вполне могут повторить объезд.
Проследив за разъездом пока он не скрылся в лесу, я собрался вернуться назад. Однако подумал, что, как только увижу Алену, опять начну, обманывая себя, изображать гордого и корректного джентльмена, а на самом деле, стану потихоньку наблюдать за девушкой. Чтобы не расслабляться и не давать себе повода к самобичеванию, я решил остаться здесь и, за одно, попытаться выяснить, как часто ездят по дороге патрули. Решение оказалось вынужденное, но верное. Только-только скрылся первый разъезд, как объявился следующий из четверки синих стрельцов. Они проскакали рысью в противоположную сторону. Такое оживленное движение по убогой сельской дороге мне не понравилось. Еще больше не понравилось, когда показались красные стрельцы, под предводительством десятника Степана. Причем, двух его спутников я раньше не видел, что могло говорить о том, что дьяк привлек к поискам новых людей и наращивает силы.
Наше положение становилось по-настоящему опасным. Рано и или поздно, не обнаружив девушку, поисковики начнут прочесывать местность, и тогда нам с Аленой придется кисло. Любовная одурь временно вылетела из головы и как только Степан со своей кавалькадой ускакали, я спешно вернулся к землянке.
Алена встретила меня обиженной миной и возмущенно заявила, что очень за меня волновалась и нельзя, не предупреждая, надолго пропадать. Я не стал оправдываться и рассказал о том, что видел.
– Ну и что нам теперь делать? – спросила она, еще продолжая дуться.
– Придется днем прятаться в лесу, а сюда будем возвращаться только ночевать. Самое лучшее было бы, вообще убраться подальше, но боюсь, что без нормальной обуви ты далеко не уйдешь.
– Очень даже уйду, – самоуверенно заявила она. – У меня ноги почти зажили.
Мы одновременно посмотрели на ее голые ноги, и девушка покраснела.
– Давай обедать, я уже все приготовила, – торопливо сказала она.
– Да, конечно, – согласился я. – Поедим и пойдем до вечера в лес. Ты переоденешься в мужское платье или останешься в сарафане?
– Останусь, – независимо сказала она, гордо тряхнула головой и первой пошла к землянке, явно демонстрируя свои ноги и плавную походку.
Наша скудная, бессолевая трапеза проходила на свежем воздухе. Алена ела неторопливо, тщательно выбирая мелкие косточки из ершей и карасей.
– Интересно, как там мой Ванюша? – неожиданно, спросила она. – Поди по мне соскучился!
– Ванюша? – не сразу вспомнил я. – Это тот приказчик?
– Знал бы ты, как он хорош, – продолжила она, отправляя в рот кусочки рыбьего мяса и репы, – кудрявый, веселый!
Я понял, куда дует ветер, и незаметно улыбнулся.
– А как он песни поет! Заслушаешься!
– Повезло ему, бывают же способные люди. Вот и будете с ним на пару песни петь и в дуду дудеть!
Алена обожгла меня сердитым взглядом, но попытку разбудить ревность не оставила.
– А уж, какой ласковый, не то что некоторые!
Эти «некоторые» никак на намек не отреагировали и продолжали возиться с костлявой рыбой.
– Нужно на ночь опять сеть забросить, – будничным тоном сказал я. – Ну, что наелась? Тогда обувайся и пошли в лес.
– Я не умею портянки наматывать, – сердито сказала девушка.
– Хорошо, я помогу, – покладисто согласился я.
Алена почему-то независимо дернула плечом и пошла в землянку за сапогами. Я остался сидеть на бревне, размышляя, как быстро человек ко всему привыкает. Скажи мне кто-нибудь раньше, что я буду есть пареную репу – рассмеялся бы в лицо. А теперь – привык и ничего.
– Кашу с собой возьмем? – спросила девушка, появляясь со своими сапогами и самодельными портянками.
Я уже привык, что кашей называется вообще всякая пища, и не удивлялся как в начале своего пребывания в этом времени неправильному применению слов.
– Конечно, возьмем, мало ли что может случиться. Садись, давай ногу.
С портянками, я кажется, немного промахнулся. Мужчинам в состоянии, в котором я пребывал, категорически нельзя занимать девичьими ножками. Да еще такими стройными и ладными. Особенно в эпохи, когда о нижнем белье никто и слыхом не слыхивал. Думаю, простые, приземленные мужики, с обычными, стандартными инстинктами, меня поймут. Половые эстеты, те, как принято, недоуменно пожмут плечами и осудят плебейский вкус: «Ах, что в этом интересного, вот если бы там росли хризантемы!» Увы, и без хризантем или модного пирсинга у меня оказалось достаточно сильных впечатлений, чтобы задрожали руки и пересохло во рту.
Коварная юница, кажется, отметила мое состояние и, улыбаясь одними глазами, стерла ладошкой обильный пот, выступивший у меня на лбу.
– Ой, бедненький, тебе что, так жарко, или после вчерашнего дождя поднялся жар?
– Просто жарко, – буркнул я, непослушными губами.
– А вот мой Ванюша никогда не потеет! – не скрывая насмешливого лукавства, сказала она.
– Ладно, потом расскажешь обо всех его замечательных качествах, а теперь пошли скорее.
Я осмотрелся, не осталось ли каких-нибудь следов нашего пребывания и, перекинув через плечо поеденный молью и сыростью тулуп покойного крестьянина, не оглядываясь, пошел к лесу.
– Давай останемся здесь, – попросила девушка на сухой высокой опушке, на которой уже появилась трава.
Полянка была скрыта от поля густым кустарником, в котором можно было при необходимости спрятаться.
– Место подходящее, давай останемся здесь, – согласился я и расстелил тулуп, положив его мехом вверх. – Ложись, – пригласил я Алену.
Она аккуратно присела, скромно поджав под себя ноги.
– Хорошо-то как, – почему-то грустно сказала девушка. – Я еще никогда так долго не жила за городом. Потом она легла на спину, положила под голову руку и посмотрела на меня снизу вверх своими огромными, о, Господи!, глазами.
– Я пойду, пройдусь, – отворачиваясь от нее, сказал я.
– Останься, – тихо попросила она, – сядь сюда.
Я, не возражая, мешковато опустился рядом с ней.
– Я тебе совсем не люба? – неожиданно спросила Алена, глядя задумчивыми, затуманенными глазами.
– Глупости, – нервно ответил я, – очень даже люба. Ты даже не знаешь как сильно. Только…
– Что «только»?
– Понимаешь, нельзя нам быть вместе. Я все равно никогда не смогу на тебе жениться.
– Почему? – без особого интереса поинтересовалась она.
– Я уже женат, и вообще…
– Ты же говорил, что у тебя не жена, а невеста? – удивленно, спросила девушка, поворачиваясь на бок, и приподнялась, подперев голову рукой. Она осмотрела на меня выжидающе, обижено.
– Говорил. У меня вообще все очень сложно. Мы с женой потерялись, и я даже не знаю, удастся ли мне ее отыскать.
– Крымчаки или ногайцы захватили? Она теперь в рабстве?
– Не думаю, но она не знает где я, а я – где она.
– Ты ее любишь?
– Да, люблю, но мы с ней так давно не виделись, – обошел я однозначный утвердительный ответ. Мужчины меня поймут, а женщины все равно осудят.
Алена перевернулась на живот, долго лежала, задумчиво глядя перед собой. Потом неожиданно, сказала:
– Я сегодня не спала всю ночь…
– Знаю, я тоже не спал, – соврал я.
– Почему же ты, – начала говорить она, быстро повернувшись ко мне, – почему же ты ничего… не сказал?
– Алена, я не могу тебя подставлять, извини, сделать тебе зло. Как бы это объяснить… Ведь если у нас что-нибудь случится, ну, сама знаешь, что, то ты не сможешь выйти замуж.
– Не смогу? – удивилась она. – Почему?
– Но ведь этот твой, как его там, Зосим Ильич, сказал, что если ты будешь не девушкой…
– Да не пойду я за него, хоть озолоти, хоть убей! Не люб он мне старый.
– Ну, пусть не Зосим, пусть другой, тот, кто тебе больше подойдет. Что ты будешь делать, если из-за этого откажется на тебе жениться?
– Почему откажется? Ты думаешь, что если девушка до свадьбы…
Тут Алена неожиданно засмеялась.
– Ты думаешь, что из-за этого девку замуж не возьмут? – все больше веселилась она. – Так если бы люди на такое смотрели, так в Москве половина людей холостяковала. Ай, уморил! Это может у вас на украйне народ такой дикий, а не у нас в Москве…
– Погоди, а как же, я думал…
– Так ты из-за этого две ночи подле меня как бревно лежал?
– В общем-то да, – неохотно признался я. – Боялся, что тебе потом будет плохо.
– Миленький ты мой, хороший, вот не знала, что мужчины такими жалостными бывают, – оборвав смех, тихо сказала она. – Я думала, что совсем тебе не по нраву, а ты оказывается меня берег!
– Как же не по нраву, – сердито сказал я, чувствуя себя полным идиотом, – сама, что ли не видела… Что же ты меня заставила вчера ночью под дожем мокнуть? Позвала бы.
– Я думал, что ты сам придешь, а ты вон что, за меня оказывается, боялся!
– Ну, в общем-то, да, боялся. Ты же если тебя силой дьяк принудит, из терема выброситься грозилась. Сколько дней голодала!
– Ну, то было совсем другое. Он чести и гордости меня лишить хотел! Решил чадо мной верх взять и себе подчинить! А когда по сердцу и доброму согласию, то и греха в том нет, а если какой и есть, то за любовь Бог простит.
То, что уже существует такая вольная трактовка преодоления смертных грехов, мне в голову не приходило. Впрочем, людям всегда было свойственно искать прощение и оправдание своим слабостям. А вот Аленина гордость мне очень понравилась. Мне казалось, что для таких понятий, как честь, время еще не пришло, оказывается, я ошибался. Особенно было приятно, что исходило это ни от какой-нибудь спесивого боярина, а от обыкновенной городской девушки.
Однако, несмотря на то, что отношения мы выяснили и, казалось бы, никаких препятствий заключить девушку в объятия больше не существовало, я почему-то внутренне робел. Единственно не что решился, это как пятиклассник в парадном, взял девушку за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Алена ни могла не слышать, что делается снаружи, и давно должна была позвать меня под кров… Однако дверь в землянку по-прежнему была закрыта.
– Ну и пусть, – решил я, – буду здесь сидеть до последнего! И сидеть так мне пришлось еще долго. Наконец дверь слегка приоткрылась, и из светлой глубины послышался ангельски нежный голосок:
– Ой, какой ливень! Алеша, голубчик, ты там не промок?
– Промок, – сухо подтвердил я, спускаясь по скользким земляным ступеням. Алена была уже в сарафане и сочувственно рассматривала жалкое подобие былого орла.
– Бедненький, – всполошилась она. – Зачем же ты сидел под дождем, ты же можешь простудиться! Раздевайся скорее, нужно все просушить!
– Ты, что не слышала грозу? – спросил я, не собираясь вестись на запоздалое сочувствие.
– Слышала, но я ведь не знала, что идет дождь!
Нет, чем дольше я живу, тем непостижимей для меня становятся женщины. И как это в них сочетается глухая душевная тупость, с необыкновенной мягкостью, сочувствием и состраданием.
Алена буквально стащила с меня мокрое платье, разложила его на каменке сушиться, и принялась охать и хлопотать, так как будто я был уже при смерти.
– Ну, разве так можно, – возмущалась она, – ты, просто как маленький! А если бы в тебя попала молния?!
– Да, ладно, ничего страшного не произошло, – примирительно сказал я, – давай, что ли, ложиться. Ничего со мной не случится, не сахарный, не растаю.
– Не какой? – не поняла она незнакомое слово.
– Это значит «не ледяной», – вольно перевел я. – Ты ляжешь у стенки или с краю?
– Мне все равно, давай как вчера?
– Давай, – согласился я, гордый своей выдержкой и верностью однажды принятому решению, сказал: – Спокойной ночи!
Мы легли каждый на свое место, я честно закрыл глаза и попытался заснуть. Удивительно, но это мне сразу же удалось.
Утром Алена встала задумчивой, и я несколько раз ловил на себе ее внимательный, вернее будет сказать, оценивающий взгляд. Однако внешне все оставалось, как и вчера. Мы нормально общались, позавтракали печеной рыбой и пареной репой, потом она занялась уборкой, а я сходил к дороге, проверить патрули.
После ночного ливня земля была раскисшая, но солнце и южный ветер быстро сушили лужи. Я выбрал подходящее для засады место и залег в придорожном кустарнике. На счастье или несчастье, это как посмотреть, ждать пришлось недолго Где-то спустя час, мимо проскакали три вооруженные всадника. Одеты они было в цивильное, городское платье, но вооружены бердышами и пищалями, как стрельцы. Не сложно было предположить, что поиски и патрулирование продолжаются, причем с привлечением новых сил. Что было плохо Стрельцы, один раз обследовав местность, вряд ли захотят туда вернуться, а новенькие вполне могут повторить объезд.
Проследив за разъездом пока он не скрылся в лесу, я собрался вернуться назад. Однако подумал, что, как только увижу Алену, опять начну, обманывая себя, изображать гордого и корректного джентльмена, а на самом деле, стану потихоньку наблюдать за девушкой. Чтобы не расслабляться и не давать себе повода к самобичеванию, я решил остаться здесь и, за одно, попытаться выяснить, как часто ездят по дороге патрули. Решение оказалось вынужденное, но верное. Только-только скрылся первый разъезд, как объявился следующий из четверки синих стрельцов. Они проскакали рысью в противоположную сторону. Такое оживленное движение по убогой сельской дороге мне не понравилось. Еще больше не понравилось, когда показались красные стрельцы, под предводительством десятника Степана. Причем, двух его спутников я раньше не видел, что могло говорить о том, что дьяк привлек к поискам новых людей и наращивает силы.
Наше положение становилось по-настоящему опасным. Рано и или поздно, не обнаружив девушку, поисковики начнут прочесывать местность, и тогда нам с Аленой придется кисло. Любовная одурь временно вылетела из головы и как только Степан со своей кавалькадой ускакали, я спешно вернулся к землянке.
Алена встретила меня обиженной миной и возмущенно заявила, что очень за меня волновалась и нельзя, не предупреждая, надолго пропадать. Я не стал оправдываться и рассказал о том, что видел.
– Ну и что нам теперь делать? – спросила она, еще продолжая дуться.
– Придется днем прятаться в лесу, а сюда будем возвращаться только ночевать. Самое лучшее было бы, вообще убраться подальше, но боюсь, что без нормальной обуви ты далеко не уйдешь.
– Очень даже уйду, – самоуверенно заявила она. – У меня ноги почти зажили.
Мы одновременно посмотрели на ее голые ноги, и девушка покраснела.
– Давай обедать, я уже все приготовила, – торопливо сказала она.
– Да, конечно, – согласился я. – Поедим и пойдем до вечера в лес. Ты переоденешься в мужское платье или останешься в сарафане?
– Останусь, – независимо сказала она, гордо тряхнула головой и первой пошла к землянке, явно демонстрируя свои ноги и плавную походку.
Наша скудная, бессолевая трапеза проходила на свежем воздухе. Алена ела неторопливо, тщательно выбирая мелкие косточки из ершей и карасей.
– Интересно, как там мой Ванюша? – неожиданно, спросила она. – Поди по мне соскучился!
– Ванюша? – не сразу вспомнил я. – Это тот приказчик?
– Знал бы ты, как он хорош, – продолжила она, отправляя в рот кусочки рыбьего мяса и репы, – кудрявый, веселый!
Я понял, куда дует ветер, и незаметно улыбнулся.
– А как он песни поет! Заслушаешься!
– Повезло ему, бывают же способные люди. Вот и будете с ним на пару песни петь и в дуду дудеть!
Алена обожгла меня сердитым взглядом, но попытку разбудить ревность не оставила.
– А уж, какой ласковый, не то что некоторые!
Эти «некоторые» никак на намек не отреагировали и продолжали возиться с костлявой рыбой.
– Нужно на ночь опять сеть забросить, – будничным тоном сказал я. – Ну, что наелась? Тогда обувайся и пошли в лес.
– Я не умею портянки наматывать, – сердито сказала девушка.
– Хорошо, я помогу, – покладисто согласился я.
Алена почему-то независимо дернула плечом и пошла в землянку за сапогами. Я остался сидеть на бревне, размышляя, как быстро человек ко всему привыкает. Скажи мне кто-нибудь раньше, что я буду есть пареную репу – рассмеялся бы в лицо. А теперь – привык и ничего.
– Кашу с собой возьмем? – спросила девушка, появляясь со своими сапогами и самодельными портянками.
Я уже привык, что кашей называется вообще всякая пища, и не удивлялся как в начале своего пребывания в этом времени неправильному применению слов.
– Конечно, возьмем, мало ли что может случиться. Садись, давай ногу.
С портянками, я кажется, немного промахнулся. Мужчинам в состоянии, в котором я пребывал, категорически нельзя занимать девичьими ножками. Да еще такими стройными и ладными. Особенно в эпохи, когда о нижнем белье никто и слыхом не слыхивал. Думаю, простые, приземленные мужики, с обычными, стандартными инстинктами, меня поймут. Половые эстеты, те, как принято, недоуменно пожмут плечами и осудят плебейский вкус: «Ах, что в этом интересного, вот если бы там росли хризантемы!» Увы, и без хризантем или модного пирсинга у меня оказалось достаточно сильных впечатлений, чтобы задрожали руки и пересохло во рту.
Коварная юница, кажется, отметила мое состояние и, улыбаясь одними глазами, стерла ладошкой обильный пот, выступивший у меня на лбу.
– Ой, бедненький, тебе что, так жарко, или после вчерашнего дождя поднялся жар?
– Просто жарко, – буркнул я, непослушными губами.
– А вот мой Ванюша никогда не потеет! – не скрывая насмешливого лукавства, сказала она.
– Ладно, потом расскажешь обо всех его замечательных качествах, а теперь пошли скорее.
Я осмотрелся, не осталось ли каких-нибудь следов нашего пребывания и, перекинув через плечо поеденный молью и сыростью тулуп покойного крестьянина, не оглядываясь, пошел к лесу.
– Давай останемся здесь, – попросила девушка на сухой высокой опушке, на которой уже появилась трава.
Полянка была скрыта от поля густым кустарником, в котором можно было при необходимости спрятаться.
– Место подходящее, давай останемся здесь, – согласился я и расстелил тулуп, положив его мехом вверх. – Ложись, – пригласил я Алену.
Она аккуратно присела, скромно поджав под себя ноги.
– Хорошо-то как, – почему-то грустно сказала девушка. – Я еще никогда так долго не жила за городом. Потом она легла на спину, положила под голову руку и посмотрела на меня снизу вверх своими огромными, о, Господи!, глазами.
– Я пойду, пройдусь, – отворачиваясь от нее, сказал я.
– Останься, – тихо попросила она, – сядь сюда.
Я, не возражая, мешковато опустился рядом с ней.
– Я тебе совсем не люба? – неожиданно спросила Алена, глядя задумчивыми, затуманенными глазами.
– Глупости, – нервно ответил я, – очень даже люба. Ты даже не знаешь как сильно. Только…
– Что «только»?
– Понимаешь, нельзя нам быть вместе. Я все равно никогда не смогу на тебе жениться.
– Почему? – без особого интереса поинтересовалась она.
– Я уже женат, и вообще…
– Ты же говорил, что у тебя не жена, а невеста? – удивленно, спросила девушка, поворачиваясь на бок, и приподнялась, подперев голову рукой. Она осмотрела на меня выжидающе, обижено.
– Говорил. У меня вообще все очень сложно. Мы с женой потерялись, и я даже не знаю, удастся ли мне ее отыскать.
– Крымчаки или ногайцы захватили? Она теперь в рабстве?
– Не думаю, но она не знает где я, а я – где она.
– Ты ее любишь?
– Да, люблю, но мы с ней так давно не виделись, – обошел я однозначный утвердительный ответ. Мужчины меня поймут, а женщины все равно осудят.
Алена перевернулась на живот, долго лежала, задумчиво глядя перед собой. Потом неожиданно, сказала:
– Я сегодня не спала всю ночь…
– Знаю, я тоже не спал, – соврал я.
– Почему же ты, – начала говорить она, быстро повернувшись ко мне, – почему же ты ничего… не сказал?
– Алена, я не могу тебя подставлять, извини, сделать тебе зло. Как бы это объяснить… Ведь если у нас что-нибудь случится, ну, сама знаешь, что, то ты не сможешь выйти замуж.
– Не смогу? – удивилась она. – Почему?
– Но ведь этот твой, как его там, Зосим Ильич, сказал, что если ты будешь не девушкой…
– Да не пойду я за него, хоть озолоти, хоть убей! Не люб он мне старый.
– Ну, пусть не Зосим, пусть другой, тот, кто тебе больше подойдет. Что ты будешь делать, если из-за этого откажется на тебе жениться?
– Почему откажется? Ты думаешь, что если девушка до свадьбы…
Тут Алена неожиданно засмеялась.
– Ты думаешь, что из-за этого девку замуж не возьмут? – все больше веселилась она. – Так если бы люди на такое смотрели, так в Москве половина людей холостяковала. Ай, уморил! Это может у вас на украйне народ такой дикий, а не у нас в Москве…
– Погоди, а как же, я думал…
– Так ты из-за этого две ночи подле меня как бревно лежал?
– В общем-то да, – неохотно признался я. – Боялся, что тебе потом будет плохо.
– Миленький ты мой, хороший, вот не знала, что мужчины такими жалостными бывают, – оборвав смех, тихо сказала она. – Я думала, что совсем тебе не по нраву, а ты оказывается меня берег!
– Как же не по нраву, – сердито сказал я, чувствуя себя полным идиотом, – сама, что ли не видела… Что же ты меня заставила вчера ночью под дожем мокнуть? Позвала бы.
– Я думал, что ты сам придешь, а ты вон что, за меня оказывается, боялся!
– Ну, в общем-то, да, боялся. Ты же если тебя силой дьяк принудит, из терема выброситься грозилась. Сколько дней голодала!
– Ну, то было совсем другое. Он чести и гордости меня лишить хотел! Решил чадо мной верх взять и себе подчинить! А когда по сердцу и доброму согласию, то и греха в том нет, а если какой и есть, то за любовь Бог простит.
То, что уже существует такая вольная трактовка преодоления смертных грехов, мне в голову не приходило. Впрочем, людям всегда было свойственно искать прощение и оправдание своим слабостям. А вот Аленина гордость мне очень понравилась. Мне казалось, что для таких понятий, как честь, время еще не пришло, оказывается, я ошибался. Особенно было приятно, что исходило это ни от какой-нибудь спесивого боярина, а от обыкновенной городской девушки.
Однако, несмотря на то, что отношения мы выяснили и, казалось бы, никаких препятствий заключить девушку в объятия больше не существовало, я почему-то внутренне робел. Единственно не что решился, это как пятиклассник в парадном, взял девушку за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42