Помрет он завтра – да хоть сию минуту, – мне все равно. Не то что эта моя сестрица: стоит мне о ней вспомнить, и я прихожу в ярость.
Должно быть, это потому, что Дэл всегда был дрянью, и что бы он со мной ни выделывал, я принимала как должное. Но она меня предала, и такое оставляет занозу покрупнее, чем я могла представить, а я многое могу представить. Такие обиды не прощаются.
– Думаю, может, нанести ей визит, – говорю я.
Рози странно смотрит на меня:
– Ты ведь не станешь делать глупостей, а? Потому что, могу сказать по личному опыту, за решетку лучше не попадать.
– Верно, лучше не попадать.
Рози еще некоторое время изучает меня и кивает.
– Пожалуй, если кто и умеет выкрутиться, так это ты, – говорит она. – Ты всегда была слишком умна, чтобы погореть.
– Я не собираюсь делать ей ничего плохого, – говорю я. – Пока не собираюсь. К тому же почитай, что здесь говорится. Она в какой-то там коме.
Рози кивает:
– Верно. Пора нам найти что-нибудь новенькое. Тисон мне все равно надоел.
Ньюфорд, апрель
Вот так и выходит, что мы оставляем розовый «кадиллак» в конце Йор-стрит и пешочком добираемся до дому, где снимает квартирку моя сестрица, – такую мансарду-студию напротив китайской лавочки. В том же доме еще три квартиры и какие-то магазинчики на первом этаже, но сейчас они закрыты, окна заклеены бумагой, и неясно, чем там торгуют. На дверях углового кафе объявление «Скоро открываемся!», а рядом что-то под названием «Шепот» – с такой вывеской можно продавать что угодно. На ее парадном два звонка с наклейками-именами. Ее звонок – второй.
Я заранее позвонила в больницу, но сестрица так и валяется в коме – уже третий день. Сворачивая в переулок мимо ее дома, я пытаюсь определиться, хочу ли, чтобы она очнулась, или лучше пусть так и остается до самой смерти. Мне хочется сказать ей в лицо, что я о ней думаю, но еще одни похороны, на которые я не пойду, – тоже неплохой вариант.
– Ее квартира на третьем этаже. – Рози показывает на окно. – Пожарная лестница ведет прямо к ней.
Я киваю:
– Вот, надень-ка.
Натягиваю пару хирургических перчаток, купленных утром в аптеке, а вторую подаю ей. Рози делает круглые глаза:
– Это еще зачем?
– Ни к чему нам оставлять отпечатки, тем более что на нас обеих заведены досье.
– Я думала, мы ничего делать не собираемся.
– Взлом-то мы совершаем, нет?
– Это верно…
Видно, что она меня не понимает, и я не уверена, что понимаю сама. Кажется, мне просто нужно побывать в доме, где она прожила все эти годы, понять, ради чего такого важного она могла оставить меня на растерзание Дэлу.
Мы лезем по пожарной лесенке среди бела дня, но меня это не волнует. Отсюда видна только задняя стена здания напротив, и в квартирах на улицу, может, и живут порядочные люди, но в этих – наверняка всякий сброд. Никто не обратит внимания на пару теток, лезущих по пожарной лестнице. Все-таки прежде, чем разбить окно, я оглядываюсь по сторонам. Мы замираем, вслушиваясь в тишину, наступившую после дребезга осколков об асфальт. Но никто не высовывается посмотреть, что случилось, так что мы выламываем последние осколки и забираемся внутрь.
И тут я понимаю, зачем пришла.
Всё эти проклятые картины. Все эти ее эльфы, которых она притащила из лесов вокруг нашего дома и поселила здесь, в городе.
– Ну и распустеха, – говорит Рози, оглядывая комнату.
Наверно, Рози права. Вся комната завалена кистями и коробками красок, бутылочками и шмотками, но я их почти не замечаю и Рози почти не слышу. Я смотрю в темную дыру внутри себя, вспоминаю все эти сказочки, которыми она меня кормила и которые для нее, может, и исполнились, да только меня-то она оставила точно не в сказке. Какой мог быть для меня счастливый конец, когда Дэл ночь за ночью входил в спальню ко мне, к маленькой девочке?
– Рэй? – окликает меня Рози.
Мне не до разговоров. Глаза затягивает красной пеленой, от которой все вокруг кажется покрытым кровью. Я достаю из кармана тот ножик и подхожу к самой большой картине, пристроенной на полке перед полудюжиной других. Лезвие наточено как бритва – я не забыла урока Рози, – и первую картинку нож разрезает, будто он горячий, а вместо полотна – масло. Улыбающийся эльф, глядящий прямо на меня, распадается надвое, а потом я превращаю всю эту чертовщину в лохмотья и перехожу к следующей. Много времени проходит, много холстов приходится вспороть, много изломать рам и расшвырять бутылок, пока я снова не начинаю нормально дышать. Тогда я вижу, что Рози сидит на продавленной кушетке и смотрит на меня. В воздухе стоит резкая вонь – должно быть, в одной из бутылочек, которые я расколотила, был скипидар.
– Ты как, закончила? – спрашивает Рози.
Я медленно киваю.
– Полегчало?
Я делаю долгий медленный вдох. Гляжу на окружающий меня разгром, медленно складываю нож и опускаю обратно в карман.
– Немного, – говорю я ей.
– Тогда давай сматываться.
На эту ночь мы снимаем номер в мотеле «Уютный ночлег» на Четырнадцатой автостраде и, едва заснув, приступаем к охоте, дикой и яростной. Мы полны злобы и ненависти, готовы драться с кем угодно, однако ни единого подходящего следа нам не попадается. Я просыпаюсь на рассвете и пялюсь в потолок гостиничной спальни в растерянности и обиде. Единственное утешение – представить, как моя сестрица возвращается в свою квартирку и видит, что все ее мечты разлетелись в клочья, в точности как мои, когда она меня бросила.
После этого со мной творится что-то странное: будто я вместо того, чтобы облегчить душу, разбередила больное место. Я превращаюсь в какого-то шпика с навязчивой идеей. Малость деньжат у нас еще осталось, но я вижу, как дергается Рози из-за того, что я ни на чем не могу сосредоточиться. Чуть ли не каждый день возвращаюсь к той квартирке, по большей части даже не переодеваясь, а иногда напяливаю парик и подмазываю лицо, как мы делали, когда охотились на барсуков, так что меня там никто не узнает. Ее подружки привели дом в порядок, но я так же легко попадаю внутрь. Первый раз пришлось подняться по лестнице и поработать проволочками, вспомнить старые навыки, хотя замок у нее на двери открыть проще простого. Порывшись в ее барахле, я нахожу в ящике связку ключей и пробую их один за другим, пока не нахожу подходящий. Теперь мне не приходится разыгрывать взломщика. Дважды я успеваю услышать за дверью шаги и ныряю под кровать, пережидая, пока кто-то забирает письма и медленно обходит квартиру. По походке слышно, что это женщина. Во второй раз она присаживается на диванчик, и я слышу ее плач.
И в больнице я тоже побывала, а потом и в реабилитации. Каждый раз в новом виде. Прохожу мимо ее палаты, иногда приостанавливаюсь и заглядываю внутрь. Не знаю, о чем я думаю, чего хочу. Знаю только, что между нами кое-что не кончено.
А потом в стране снов нам встречается такое, что прежде не встречалось, и все меняется. Мы загнали одного из тех единорогов – впервые за много ночей – и едва лизнули крови, как нас спугнули.
Мы с Рози просыпаемся одновременно на широченной гостиничной кровати, которую делим на двоих.
– Что-то невероятное! – выпаливает Рози. – Ну вот кто это был?
Я сама еще не очухалась. Тела у них человечьи, а головы как у волков или койотов, толком не разобрала. Пара парней-псов, одетых в обычнейшие джинсы и прочее.
– Какие-то… люди-звери, – говорю я, и тут до меня доходит. Как они были одеты, как говорили… – Ты ничего необычного в них не заметила? – спрашиваю я у Рози.
Она смотрит на меня как на полную дурочку.
– Ну да… ты про то, что у них собачьи головы на человечьих телах?
– Нет, – говорю я, – про то, что на одном была футболочка с надписью: «Не! Покупай! Китай!» С какой стати им в стране снов бойкотировать какие-то товары?
– Ты о чем?
– И они знали, что мы не настоящие волки.
– Это ясно и без твоих хитроумных мозгов, – соглашается Рози, – но вот к чему ты ведешь…
– Они пришли из нашего мира, – втолковываю я ей, хлопая ладонью по простыне. – Точь-в-точь как мы с тобой, только мне почудилось, что они там целиком. Похоже, им, чтобы туда попасть, не надо прежде заснуть и увидеть сон.
Рози задумчиво закуривает сигарету и медленно кивает:
– Ты думаешь?
– Даже не сомневаюсь.
– Но если б здесь разгуливали ребята с собачьими головами, о них бы в газетах писали – если они отсюда, я хочу сказать.
– Здесь они иначе выглядят, – объясняю я, мечтая, чтоб Рози хоть раз в жизни воспользовалась мозгами, полученными от Бога. – Ручаюсь, они свободно могут выбирать, в какое тело им нарядиться.
– Они меня перепугали до колик, – говорит Рози.
Я ее понимаю. Потому я и сама отступила. В этих полупсах чувствуется серьезная сила. Я хоть и не долго их видела, а успела почуять, что им только пару слов сказать, и нас нет.
– Понимаешь, что это значит? – спрашиваю я.
– Больше нам не развлекаться? Я качаю головой:
– Ничего подобного.
– Тогда что?
– Что мы и сами можем туда попасть. По-настоящему. Ты только подумай: если такому научиться, можно в этом мире больше ни о чем не беспокоиться: мы сумеем в любую минуту смыться туда, как та парочка.
– Откуда ты знаешь, что они это могут? – сомневается Рози.
Но я знаю. Откуда знаю, объяснить не могу, но твердо уверена. А если они научились, так и мы найдем способ – надо только постараться.
– А зачем это нам? – спрашивает Рози.
– Ну, прежде всего, тогда нам больше никогда не придется работать.
– А то мы работали!
– Я работала.
Рози кивает:
– Я забыла, сколько лет ты прослужила в той типографии.
– А если это дело выгорит, работать нам больше не придется и рисковать своими задницами, прокручивая грязные делишки, – тоже.
Рози откидывается на спинку кровати.
– Как это у тебя получается?
– Скажем, нам понадобились деньжата, – объясняю я. – Просто выходим из страны снов прямиком в банковское хранилище, загребаем сколько надо – и обратно, откуда пришли. – Я ухмыляюсь. – А если нас и поймают, то черта с два удержат. Сунут в камеру, а мы тут же исчезнем обратно в страну снов. Вот так! – Я щелкаю пальцами.
В неоновом свете вывески за окном я вижу, как на лице Рози брезжит понимание и она ухмыляется, как в старые добрые времена.
– Как будем учиться этому? – спрашивает она.
– Пока не знаю. Дай подумать.
Утром у меня уже готова идея.
– Помнишь ту старуху, что жила в верховьях Медного ручья? – спрашиваю я Рози. – У нее еще бутылочное дерево росло перед домом?
Рози поворачивается ко мне от туалетного зеркальца, перед которым накладывала косметику. По ее лицу видно, что она опять ничего не понимает.
– Как по-твоему, она еще живет там? – продолжаю я. – В те времена мне казалось, ей не меньше тысячи лет от роду.
Мы тогда еще школьницами были и удирали в лес, устраивали там маленькие пикники. В тот день нас было только трое: я, Рози и Ролли Легран – парень, которого Рози выбрала себе на ту неделю. Мы курили сигареты, пили пиво и, оставив «дастер» Ролли, добрели до хлипкого мостика, по которому Старое шоссе пересекало Медный ручей. Тут мы и наткнулись на старую бревенчатую избушку с бутылочным деревом перед крыльцом, а на крыльце сидела старуха.
Кожа у нее была темная, но не разобрать, то ли от природы, то ли просто солнце сожгло ее дочерна, пока она сидела на этом своем крылечке день за днем и год за годом. Волосы были черные – ни единой седой волосинки – и свисали на плечи двумя косами, а платье из цветной бумазеи; она курила трубочку и пялилась на нас своими глазищами, такими темными, словно там сплошной зрачок.
Помнится, поднялся ветер, и бутылки на ее дереве зазвенели, ударяясь друг о друга со странным гулким стуком. Я слыхала, они должны отгонять злых духов. А потом ветер утих, и бутылки замолкли. И мы тоже замерли, стоим, смотрим на нее, а она на нас. И вдруг она подняла руку, и снова ветер зазвенел бутылками. Не знаю, как насчет духов, а нас в тот день будто этим ветром сдуло.
– С такими, как мисс Люсинда, лучше не связываться, – говорит Рози.
Так ее все называли. По-моему, фамилии никто не знал, а может, ее и не было. Наверно, в каждом городишке имеется такая старуха, которую все считают ведьмой. Разница в том, что мисс Люсинда, насколько я понимаю, ведьмой и была.
– Знаешь ведь, что о ней говорили, – продолжает Рози. – Просто так женщину колдуньей не назовут.
– А нам именно колдунья и нужна.
– Рэй! У Орри Прескотта нога усохла из-за того, что он попробовал стянуть бутылку у нее с дерева.
Эту байку я тоже слышала, но не слишком-то верю. Орри Прескотт был из Морганов, родился, как и все они, от кровосмесительного брака, и думаю, хоть и не знаю наверное, что нога у него сохла с рождения. К нам в школу он перешел после начальной и тогда уже ходил на костылях. Видели бы вы его плечи! Да и весь он был сложен, как регбист, только одна нога была скукожена и не слушалась.
Но это не значит, что мисс Люсинда навела на него порчу.
– Мы же не собираемся ничего красть, – успокаиваю я Рози. – Положись на меня.
– А если она не захочет с нами говорить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Должно быть, это потому, что Дэл всегда был дрянью, и что бы он со мной ни выделывал, я принимала как должное. Но она меня предала, и такое оставляет занозу покрупнее, чем я могла представить, а я многое могу представить. Такие обиды не прощаются.
– Думаю, может, нанести ей визит, – говорю я.
Рози странно смотрит на меня:
– Ты ведь не станешь делать глупостей, а? Потому что, могу сказать по личному опыту, за решетку лучше не попадать.
– Верно, лучше не попадать.
Рози еще некоторое время изучает меня и кивает.
– Пожалуй, если кто и умеет выкрутиться, так это ты, – говорит она. – Ты всегда была слишком умна, чтобы погореть.
– Я не собираюсь делать ей ничего плохого, – говорю я. – Пока не собираюсь. К тому же почитай, что здесь говорится. Она в какой-то там коме.
Рози кивает:
– Верно. Пора нам найти что-нибудь новенькое. Тисон мне все равно надоел.
Ньюфорд, апрель
Вот так и выходит, что мы оставляем розовый «кадиллак» в конце Йор-стрит и пешочком добираемся до дому, где снимает квартирку моя сестрица, – такую мансарду-студию напротив китайской лавочки. В том же доме еще три квартиры и какие-то магазинчики на первом этаже, но сейчас они закрыты, окна заклеены бумагой, и неясно, чем там торгуют. На дверях углового кафе объявление «Скоро открываемся!», а рядом что-то под названием «Шепот» – с такой вывеской можно продавать что угодно. На ее парадном два звонка с наклейками-именами. Ее звонок – второй.
Я заранее позвонила в больницу, но сестрица так и валяется в коме – уже третий день. Сворачивая в переулок мимо ее дома, я пытаюсь определиться, хочу ли, чтобы она очнулась, или лучше пусть так и остается до самой смерти. Мне хочется сказать ей в лицо, что я о ней думаю, но еще одни похороны, на которые я не пойду, – тоже неплохой вариант.
– Ее квартира на третьем этаже. – Рози показывает на окно. – Пожарная лестница ведет прямо к ней.
Я киваю:
– Вот, надень-ка.
Натягиваю пару хирургических перчаток, купленных утром в аптеке, а вторую подаю ей. Рози делает круглые глаза:
– Это еще зачем?
– Ни к чему нам оставлять отпечатки, тем более что на нас обеих заведены досье.
– Я думала, мы ничего делать не собираемся.
– Взлом-то мы совершаем, нет?
– Это верно…
Видно, что она меня не понимает, и я не уверена, что понимаю сама. Кажется, мне просто нужно побывать в доме, где она прожила все эти годы, понять, ради чего такого важного она могла оставить меня на растерзание Дэлу.
Мы лезем по пожарной лесенке среди бела дня, но меня это не волнует. Отсюда видна только задняя стена здания напротив, и в квартирах на улицу, может, и живут порядочные люди, но в этих – наверняка всякий сброд. Никто не обратит внимания на пару теток, лезущих по пожарной лестнице. Все-таки прежде, чем разбить окно, я оглядываюсь по сторонам. Мы замираем, вслушиваясь в тишину, наступившую после дребезга осколков об асфальт. Но никто не высовывается посмотреть, что случилось, так что мы выламываем последние осколки и забираемся внутрь.
И тут я понимаю, зачем пришла.
Всё эти проклятые картины. Все эти ее эльфы, которых она притащила из лесов вокруг нашего дома и поселила здесь, в городе.
– Ну и распустеха, – говорит Рози, оглядывая комнату.
Наверно, Рози права. Вся комната завалена кистями и коробками красок, бутылочками и шмотками, но я их почти не замечаю и Рози почти не слышу. Я смотрю в темную дыру внутри себя, вспоминаю все эти сказочки, которыми она меня кормила и которые для нее, может, и исполнились, да только меня-то она оставила точно не в сказке. Какой мог быть для меня счастливый конец, когда Дэл ночь за ночью входил в спальню ко мне, к маленькой девочке?
– Рэй? – окликает меня Рози.
Мне не до разговоров. Глаза затягивает красной пеленой, от которой все вокруг кажется покрытым кровью. Я достаю из кармана тот ножик и подхожу к самой большой картине, пристроенной на полке перед полудюжиной других. Лезвие наточено как бритва – я не забыла урока Рози, – и первую картинку нож разрезает, будто он горячий, а вместо полотна – масло. Улыбающийся эльф, глядящий прямо на меня, распадается надвое, а потом я превращаю всю эту чертовщину в лохмотья и перехожу к следующей. Много времени проходит, много холстов приходится вспороть, много изломать рам и расшвырять бутылок, пока я снова не начинаю нормально дышать. Тогда я вижу, что Рози сидит на продавленной кушетке и смотрит на меня. В воздухе стоит резкая вонь – должно быть, в одной из бутылочек, которые я расколотила, был скипидар.
– Ты как, закончила? – спрашивает Рози.
Я медленно киваю.
– Полегчало?
Я делаю долгий медленный вдох. Гляжу на окружающий меня разгром, медленно складываю нож и опускаю обратно в карман.
– Немного, – говорю я ей.
– Тогда давай сматываться.
На эту ночь мы снимаем номер в мотеле «Уютный ночлег» на Четырнадцатой автостраде и, едва заснув, приступаем к охоте, дикой и яростной. Мы полны злобы и ненависти, готовы драться с кем угодно, однако ни единого подходящего следа нам не попадается. Я просыпаюсь на рассвете и пялюсь в потолок гостиничной спальни в растерянности и обиде. Единственное утешение – представить, как моя сестрица возвращается в свою квартирку и видит, что все ее мечты разлетелись в клочья, в точности как мои, когда она меня бросила.
После этого со мной творится что-то странное: будто я вместо того, чтобы облегчить душу, разбередила больное место. Я превращаюсь в какого-то шпика с навязчивой идеей. Малость деньжат у нас еще осталось, но я вижу, как дергается Рози из-за того, что я ни на чем не могу сосредоточиться. Чуть ли не каждый день возвращаюсь к той квартирке, по большей части даже не переодеваясь, а иногда напяливаю парик и подмазываю лицо, как мы делали, когда охотились на барсуков, так что меня там никто не узнает. Ее подружки привели дом в порядок, но я так же легко попадаю внутрь. Первый раз пришлось подняться по лестнице и поработать проволочками, вспомнить старые навыки, хотя замок у нее на двери открыть проще простого. Порывшись в ее барахле, я нахожу в ящике связку ключей и пробую их один за другим, пока не нахожу подходящий. Теперь мне не приходится разыгрывать взломщика. Дважды я успеваю услышать за дверью шаги и ныряю под кровать, пережидая, пока кто-то забирает письма и медленно обходит квартиру. По походке слышно, что это женщина. Во второй раз она присаживается на диванчик, и я слышу ее плач.
И в больнице я тоже побывала, а потом и в реабилитации. Каждый раз в новом виде. Прохожу мимо ее палаты, иногда приостанавливаюсь и заглядываю внутрь. Не знаю, о чем я думаю, чего хочу. Знаю только, что между нами кое-что не кончено.
А потом в стране снов нам встречается такое, что прежде не встречалось, и все меняется. Мы загнали одного из тех единорогов – впервые за много ночей – и едва лизнули крови, как нас спугнули.
Мы с Рози просыпаемся одновременно на широченной гостиничной кровати, которую делим на двоих.
– Что-то невероятное! – выпаливает Рози. – Ну вот кто это был?
Я сама еще не очухалась. Тела у них человечьи, а головы как у волков или койотов, толком не разобрала. Пара парней-псов, одетых в обычнейшие джинсы и прочее.
– Какие-то… люди-звери, – говорю я, и тут до меня доходит. Как они были одеты, как говорили… – Ты ничего необычного в них не заметила? – спрашиваю я у Рози.
Она смотрит на меня как на полную дурочку.
– Ну да… ты про то, что у них собачьи головы на человечьих телах?
– Нет, – говорю я, – про то, что на одном была футболочка с надписью: «Не! Покупай! Китай!» С какой стати им в стране снов бойкотировать какие-то товары?
– Ты о чем?
– И они знали, что мы не настоящие волки.
– Это ясно и без твоих хитроумных мозгов, – соглашается Рози, – но вот к чему ты ведешь…
– Они пришли из нашего мира, – втолковываю я ей, хлопая ладонью по простыне. – Точь-в-точь как мы с тобой, только мне почудилось, что они там целиком. Похоже, им, чтобы туда попасть, не надо прежде заснуть и увидеть сон.
Рози задумчиво закуривает сигарету и медленно кивает:
– Ты думаешь?
– Даже не сомневаюсь.
– Но если б здесь разгуливали ребята с собачьими головами, о них бы в газетах писали – если они отсюда, я хочу сказать.
– Здесь они иначе выглядят, – объясняю я, мечтая, чтоб Рози хоть раз в жизни воспользовалась мозгами, полученными от Бога. – Ручаюсь, они свободно могут выбирать, в какое тело им нарядиться.
– Они меня перепугали до колик, – говорит Рози.
Я ее понимаю. Потому я и сама отступила. В этих полупсах чувствуется серьезная сила. Я хоть и не долго их видела, а успела почуять, что им только пару слов сказать, и нас нет.
– Понимаешь, что это значит? – спрашиваю я.
– Больше нам не развлекаться? Я качаю головой:
– Ничего подобного.
– Тогда что?
– Что мы и сами можем туда попасть. По-настоящему. Ты только подумай: если такому научиться, можно в этом мире больше ни о чем не беспокоиться: мы сумеем в любую минуту смыться туда, как та парочка.
– Откуда ты знаешь, что они это могут? – сомневается Рози.
Но я знаю. Откуда знаю, объяснить не могу, но твердо уверена. А если они научились, так и мы найдем способ – надо только постараться.
– А зачем это нам? – спрашивает Рози.
– Ну, прежде всего, тогда нам больше никогда не придется работать.
– А то мы работали!
– Я работала.
Рози кивает:
– Я забыла, сколько лет ты прослужила в той типографии.
– А если это дело выгорит, работать нам больше не придется и рисковать своими задницами, прокручивая грязные делишки, – тоже.
Рози откидывается на спинку кровати.
– Как это у тебя получается?
– Скажем, нам понадобились деньжата, – объясняю я. – Просто выходим из страны снов прямиком в банковское хранилище, загребаем сколько надо – и обратно, откуда пришли. – Я ухмыляюсь. – А если нас и поймают, то черта с два удержат. Сунут в камеру, а мы тут же исчезнем обратно в страну снов. Вот так! – Я щелкаю пальцами.
В неоновом свете вывески за окном я вижу, как на лице Рози брезжит понимание и она ухмыляется, как в старые добрые времена.
– Как будем учиться этому? – спрашивает она.
– Пока не знаю. Дай подумать.
Утром у меня уже готова идея.
– Помнишь ту старуху, что жила в верховьях Медного ручья? – спрашиваю я Рози. – У нее еще бутылочное дерево росло перед домом?
Рози поворачивается ко мне от туалетного зеркальца, перед которым накладывала косметику. По ее лицу видно, что она опять ничего не понимает.
– Как по-твоему, она еще живет там? – продолжаю я. – В те времена мне казалось, ей не меньше тысячи лет от роду.
Мы тогда еще школьницами были и удирали в лес, устраивали там маленькие пикники. В тот день нас было только трое: я, Рози и Ролли Легран – парень, которого Рози выбрала себе на ту неделю. Мы курили сигареты, пили пиво и, оставив «дастер» Ролли, добрели до хлипкого мостика, по которому Старое шоссе пересекало Медный ручей. Тут мы и наткнулись на старую бревенчатую избушку с бутылочным деревом перед крыльцом, а на крыльце сидела старуха.
Кожа у нее была темная, но не разобрать, то ли от природы, то ли просто солнце сожгло ее дочерна, пока она сидела на этом своем крылечке день за днем и год за годом. Волосы были черные – ни единой седой волосинки – и свисали на плечи двумя косами, а платье из цветной бумазеи; она курила трубочку и пялилась на нас своими глазищами, такими темными, словно там сплошной зрачок.
Помнится, поднялся ветер, и бутылки на ее дереве зазвенели, ударяясь друг о друга со странным гулким стуком. Я слыхала, они должны отгонять злых духов. А потом ветер утих, и бутылки замолкли. И мы тоже замерли, стоим, смотрим на нее, а она на нас. И вдруг она подняла руку, и снова ветер зазвенел бутылками. Не знаю, как насчет духов, а нас в тот день будто этим ветром сдуло.
– С такими, как мисс Люсинда, лучше не связываться, – говорит Рози.
Так ее все называли. По-моему, фамилии никто не знал, а может, ее и не было. Наверно, в каждом городишке имеется такая старуха, которую все считают ведьмой. Разница в том, что мисс Люсинда, насколько я понимаю, ведьмой и была.
– Знаешь ведь, что о ней говорили, – продолжает Рози. – Просто так женщину колдуньей не назовут.
– А нам именно колдунья и нужна.
– Рэй! У Орри Прескотта нога усохла из-за того, что он попробовал стянуть бутылку у нее с дерева.
Эту байку я тоже слышала, но не слишком-то верю. Орри Прескотт был из Морганов, родился, как и все они, от кровосмесительного брака, и думаю, хоть и не знаю наверное, что нога у него сохла с рождения. К нам в школу он перешел после начальной и тогда уже ходил на костылях. Видели бы вы его плечи! Да и весь он был сложен, как регбист, только одна нога была скукожена и не слушалась.
Но это не значит, что мисс Люсинда навела на него порчу.
– Мы же не собираемся ничего красть, – успокаиваю я Рози. – Положись на меня.
– А если она не захочет с нами говорить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72