Джо как-то говорил мне, что, попав в страну снов, не стоит называть свое имя первому встречному – особенно полное имя. Здесь имя имеет силу. Правда, я думаю, это и к Миру Как Он Есть относится. Замечали когда-нибудь, насколько легче справиться с проблемой после того, как ее назовешь? Проблема, конечно, никуда не денется, но иметь с ней дело проще.
Тоби улыбается, словно угадал, о чем я думаю, но я просто продолжаю рисовать. Черты лица схватываются легко, а вот постановка головы мне не сразу дается. Если точно передать размер, голова кажется слишком большой.
– Ты в Большом лесу новенькая, – говорит он.
– Можно сказать.
– Хочешь быть моей подружкой?
Я смотрю в альбом.
– Не слишком.
– Жаль, – говорит он мне. – У меня, знаешь, есть пенис.
– Он у большинства мужчин есть.
– У меня не такой, как у всех.
– Многие так думают.
– Но мой может делать всякие штуки.
Я вздыхаю и решаю переменить тему. Мне он кажется довольно простодушным, но, имея дело с этим сказочным народом, никогда не знаешь наверняка. Может, он проверяет, далеко ли можно зайти, прежде чем я взорвусь. Зачем? А кто его знает? Они непостижимы от природы.
– Ты назвал себя Буас, – говорю я.
– Он и есть.
– Это имя или звание?
Он пожимает плечами:
– Пожалуй, скорее звание.
– И что такое «Буас»? Это как «герцог» или…
Он насвистывает несколько тактов из старой песенки «Герцог графства».
– … или больше как «доктор» или «мэр»? Понимаешь, обозначение профессии.
– Ты очень хорошенькая.
Я вздыхаю:
– Случайность, вряд ли это моя заслуга.
– А все равно приятно. На мой взгляд, по крайней мере.
– Угу.
– А я не в твоем вкусе, да?
– Я тебя почти и не знаю.
– И к комплиментам относишься равнодушно.
– Предпочитаю, чтобы меня хвалили за то, что я делаю, а не за то, как выгляжу.
– Ты что, совсем в зеркало не смотришься? – спрашивает он. – Не наряжаешься, не прихорашиваешься перед свиданием?
Я качаю головой:
– Со свиданиями у меня плоховато… так что, пойми, тут не в тебе дело. Я обычно слишком занята, чтобы заниматься своей внешностью. Люди принимают меня такой, как есть, или не принимают. Свобода выбора.
– Я тебя принимаю.
Я сдаюсь и закрываю альбом. Корень, на который он облокотился, вьется толстой лесной змеей, уходя мне за спину. Я тоже откидываюсь на него – как на мягкую спинку лесного дивана. Закрытый альбом лежит у меня на коленях, но я продолжаю рассматривать Тоби.
– Так ты из родственников Джо? – спрашиваю я.
Что-то мелькает в его глазах, но так мимолетно, что я не успеваю понять.
– Я Родственник, – произносит он.
Я пока не вижу разницы.
– И чем ты занимаешься, когда не болтаешь с незнакомыми людьми посреди леса?
– Смотря какой день недели, – объясняет он. – В гормдень гоняю на велосипеде по проселкам. В сувидень пью кофе с дружком Гремучкой и брожу по книжным магазинам в Мабоне. На вигтли сплю допоздна, потому что ночью спать уже не придется.
Все это произносится с самым невозмутимым видом, но меня не купишь.
– Все ты сочиняешь.
– Точно, точно! – кричит он. – Все это я сочинил!
Вскочив на ноги, он швыряет в меня горсть листьев и тут же отскакивает на безопасное расстояние. Я не двигаюсь с места, только вытряхиваю листья из прически.
– Хотя дружок у меня и вправду есть, – добавляет он.
– Тот самый Гремучка, надо полагать? Он мотает головой:
– Ну нет. С Гремучкой дружить нельзя. Это все равно что завязать дружбу с луной или звездами: сплошные разочарования.
– Это почему же?
– Да потому что они такие блестящие и так высоко подвешены.
– Так Гремучка живет на небе? – спрашиваю я.
– Это не имя, а прозвище или звание, – поправляет он меня. – Вроде моего Буас.
– Которое ты так и не объяснил.
– Верно, не объяснил.
Как видно, у нас завязался один из тех разговоров, которые можно вести до бесконечности, так ничего и не сказав.
– Ну, я рада, что у тебя есть друг, – говорю я ему.
Он кивает и выжидательно смотрит на меня.
– Что еще?
– Ты разве не хочешь угадать, кто он такой?
– И пробовать не стану.
– Да, верно, я и забыл. Ты же новенькая. Никого здесь не знаешь.
– Я знаю Джо, – возражаю я. – И еще кое-кого в Мабоне. Ты незнаком с Софи? Она моя лучшая подруга там, в Мире Как Он Есть.
– Софи весь Мабон знает, – начинает он, но фраза повисает в воздухе, и он, глядя на что-то у меня за спиной, бормочет одно слово: – Джолена.
– Так зовут твоего друга? – спрашиваю я. Вместо ответа он разворачивается и улепетывает со всех ног. Все происходит так быстро, что я не успеваю опомниться, как его маленькая фигурка скрывается вдали, среди исполинских стволов. «Что я такого сказала?» – гадаю я и тут слышу за спиной дыхание, мерное, глубокое и мощное. Так дышала бы, если б умела, большая скала. Обернувшись, я вижу женщину ростом со вставшего на дыбы медведя. Даже больше. Может быть, дело в том, что я смотрю на нее снизу вверх, но она кажется такой же огромной, как здешние деревья.
Я поспешно поднимаюсь на ноги, но картина не меняется. Она все так же возвышается надо мной, а я перед ней не больше ребятенка, и силы во мне столько же. Руки и ноги у нее как стволы деревьев, и торс такой массивный, что кажется, она могла бы запросто поднять меня и посадить в карман. Вот только карманов у нее нет. Ни одного кармана не видно на платье из оленьей шкуры, которое на ней надето. Платье размером с шатер, но ей достает только до коленей.
Она похожа на индианку. Широкоскулая, темноглазая, с красновато-коричневой кожей, и волосы падают на пышную грудь двумя длинными черными косами, украшенными бусинками и яркими перышками – по-моему, иволги, сойки и кардинала. Она босиком и, кажется, не стоит, а, скорее, вырастает из земли, как вырастают деревья.
Не могу разобраться, с каким выражением она на меня смотрит. Рассердилась, обнаружив меня здесь, в лесу? Может быть, она местная, а я вторглась в ее владения? Тоби явно предпочел не задерживаться и не выяснять это. А может, он и так знает. Жаль, что не потрудился предупредить меня. Тут мне вспоминается последнее слово, сказанное им прежде, чем он бросился наутек.
– Это… вас так зовут? – спрашиваю я. – Джолена?
Она медленно склоняет голову:
– Люди зовут меня так. Анимандег просил присмотреть за тобой.
Я знаю только одного человека, который мог просить кого-то присмотреть за мной.
– Вы имеете в виду Джо? – спрашиваю я.
И с огромным облегчением вижу, как она снова величественно кивает. Остается непонятным, почему Тоби от нее сбежал, но, по крайней мере, теперь я уверена, что она меня не съест.
– Вы назвали имя… – начинаю я.
– Анимандег?
– Да. Это на языке кикаха «шалый пес»?
Я помню, что так Джо зовут в резервации. Она пожимает плечами:
– Точнее будет перевести «ворон-пес», но все вороны – сумасброды, так что смысл передан довольно точно.
Ворон-пес… И в самом деле имеет смысл, ведь когда Джо пребывает в своем мифе, он носит на плечах голову то ворона, то волка или койота. Правда, мне и Шалый Пес всегда казалось подходящим именем, потому что для Джо дурачиться так же естественно, как быть мудрецом.
– Так вы, наверно, тоже родственница Джо? – говорю я.
Она посылает мне внимательный взгляд.
– Кто еще претендует на родство с Анимандегом?
– Да тот паренек, что убежал, когда вы подошли. Назвался Тоби Чилдерсом, Буасом.
– И он утверждал, что он наш родственник?
Для нее это явно очень важно, так что я мысленно повторяю про себя ту часть разговора с Тоби.
– Вообще-то нет, – признаюсь я. – Он просто сказал, что он Родственник – точно так же, как сказал, что он – Буас.
При этих словах она заметно расслабляется, делает шаг вперед, и, клянусь, от ее шагов дрожит земля. Я невольно задумываюсь, как же это я не услышала ее приближения. Она садится, и земля снова вздрагивает, откуда-то из глубины доносится глухой рокот. Движется она медленно и плавно, как вода. Большая женщина, но в своем теле ей уютно, она умеет с ним обращаться.
Я тоже сажусь и подбираю упавший альбом. У Джолены такое красивое лицо, что его сразу хочется зарисовать, но у меня не хватает нахальства спросить разрешения. Она заговаривает не сразу, и я снова начинаю нервничать, а это странновато, потому что обычно мне молчать с людьми так же легко, как говорить с ними. Но сейчас все идет не так, и я ищу, о чем бы поговорить.
– А что значит «Буас»? – решаюсь я. – Не похоже на язык кикаха.
– Слово галльское, – говорит она, – и означает «тот, кто живет в лесу».
– Галльское? То есть французское?
Снова величественный кивок, и она добавляет:
– Ты выглядишь удивленной.
– Просто я думала, эти места… не знаю… Мир духов туземных племен? Джо иногда называет его манидо-аки, вот я и подумала, что он принадлежит кикаха.
Теперь меня награждают улыбкой.
– Это одно из имен. Но в то же время здесь – дом сердца всех духов, не одного клана или народа.
Это все равно как если бы христиане объявили небеса своей собственностью.
– Честно говоря, они так и сделали.
Она смеется:
– Верно, так и сделали, надо же. Так же, как ведут войны во имя Миротворца – сколько глупостей они творят! Шалый Ворон говорит, беда в том, что они записали свои предания. Вся история оказалась взаперти, даже ее ошибки и предания больше не дышат.
Теперь я запуталась.
– Шалый Ворон – это Джо?
Она улыбается:
– Не думаю. Но Ворон – обычное имя среди наших братьев. Старый Ворон, Шалый Ворон, Ворон-Пес, девочки-вороны. А оттого, что они вмешиваются в чужие истории и носят чужие лица, все только больше запутывается. Кажется, хуже них один только Коди.
– А Коди?..
– Койот. Пес с тысячью лиц.
– Некоторые из этих историй мне знакомы, – говорю я ей.
Она смеется:
– Их все знают.
Кажется, она не прочь отвечать на вопросы, и я продолжаю спрашивать:
– А кого вы называете Родственниками или братьями?
– А, тут тоже путаница. Все равно что просить Медведя назвать тебе одно название меда, когда у него сотни сотен названий: по одному на каждый цветок, который посетила пчела, и еще для всех смесей пыльцы в улье.
– У меня то же самое, когда речь заходит о красках, – подхватываю я.
– Верно, ты же художница. Хороший способ рассказывать истории: каждый, глядя на твою картину, может найти собственный путь в сказку.
– Вы хотели рассказать мне о Родственниках.
– Ах да. Говоря о Родственниках, мы обычно имеем в виду самих себя. Народ, понимаешь? Тех, кто был первым в сотворенном Вороном мире. Но иногда мы подразумеваем любого, в ком есть капелька старой крови. Или тех, кто может принимать облик, похожий на наш. Так, бурый медведь, увидев старого гризли, который чешет зад о сосну, зовет его братом. Хотя они не в прямом родстве, понимаешь?
– Кажется, да. – Я снова вспоминаю Тоби. – А, вот тот паренек, которого вы спугнули, когда он назвал себя Родственником, что он имел в виду?
– Не могу сказать, – отвечает Джолена. – Я ведь с ним не говорила. Но он не станет претендовать на кровное родство, если не ищет себе беды.
– А почему он мог бы попасть в беду?
– Представь себе, что кто-то, не друг тебе, называет себя другом, чтобы получить преимущество. Чтобы ему верили на основании чужой репутации, а не его собственной.
«Я и в самом деле слишком быстро ему доверилась, – думаю я, – при всех его разговорах о пенисах и подружках и тому подобном».
– А кого можно считать твоим родичем? – спрашиваю я. – То есть если вопрос не кажется грубым.
Она смеется:
– Спросить-то можно, а вот ответить я не сумею. Просто я есть я уже очень долго. Альберта уверяет, что я вышла прямо из земли, потому что на мне всегда столько грязи.
– Альберта, – повторяю я. – Она – жешцина-олениха, да?
– И откуда бы тебе ее знать?
Теперь я соображаю, от кого уже слышала прежде все эти имена: Джолена и Медведь, Альберта и Шалый Ворон…
– Был один сказочник по имени Джек Доу, – говорю я. – Он жил в автобусе за Катакомбами. Он уже несколько лет как исчез, и в автобусе теперь обитает рыжая девица Кэти Бин, но пока Джек был там, он частенько рассказывал мне чудесные истории про звериный народ, о котором вы сейчас говорили. Как они пришли сюда первыми и до сих пор здесь: часть нашей жизни. В его историях пару раз встречалась Альберта. И кое-какие из других имен, которые вы называли. И вы тоже – то есть там была женщина по имени Джолена. Он говорил, она может становиться то крошечной, как минутка, то большой, как гора, смотря по тому… ну, я сама не знаю почему.
– Ах, Джек, – говорит Джолена, и мне кажется, она повторяет его имя с грустью. – Да, пожалуй, это он обо мне. Я иногда большая, а иногда маленькая.
– Мне не хватает Джека. Сколько раз гадала, куда он ушел.
– Нам всем его не хватает, – вздыхает Джолена.
– Но с ним все в порядке, вы не знаете?
– Он ушел в Благодать, – говорит она.
– Это что?
– Из нее мы все вышли и в нее уходим, когда кончается наш срок.
Первый раз слышу, чтобы об этом так говорили. Благодать… Волна грусти заливает меня, принося понимание, что Джек умер. Не важно, что с ним, может быть, все прекрасно – все равно он ушел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72