То, что случилось с Найнив, по-прежнему удивляло Эгвейн. По-моему, надави я сильнее, она бы и впрямь выпила. Эгвейн очень боялась, ведь Найнив могла догадаться, что никто из Хранительниц не разрешал ученице прогуливаться в одиночку по Миру Снов. Эгвейн была уверена, что краска смущения непременно выдаст ее, поэтому думала только об одном: не позволить заговорить Найнив, не дать той выжать правду. И Эгвейн не сомневалась, что Найнив все равно отыщет выход – кто бы ей запретил выдать Эгвейн и заявить, что все это лишь для ее же собственного блага? Оставалось поэтому одно – говорить и говорить, стараясь сосредоточить все внимание Найнив на том, что неверного сделала она сама. И как бы сильно ни рассердила ее Найнив, Эгвейн, кажется, ни разу не сорвалась на крик. И как ни удивительно, каким-то образом в этот раз Эгвейн взяла верх.
Хотя, если задуматься, Морейн нечасто повышала голос, а когда это случалось, добивалась много меньшего, чем ей хотелось. Так было и задолго до того, как она начала так странно вести себя с Рандом. Хранительницы Мудрости тоже ни на кого не кричали – разве что иногда друг на друга. И, сколько бы Хранительницы ни ворчали, что вожди, мол, больше их не слушают, они, по-видимому, с прежним успехом гнут свою линию. Есть старая поговорка, которую Эгвейн раньше совсем не понимала: "Тот силится услышать шепот, кто крика слышать не желает". Больше она на Ранда кричать не станет. Тихий, твердый, подобающий настоящей женщине голос – вот что главное. Тогда, выходит, и на Найнив ей орать не следует: она ведь женщина, а не раскапризничавшаяся девчонка.
Эгвейн поймала себя на том, что хихикает. Тем паче не нужно повышать голос на Найнив, раз негромкие слова возымели на нее такое действие.
Наконец в палатке вроде бы стало потеплее, и Эгвейн, вскочив на ноги, принялась быстро-быстро одеваться. Однако ей все-таки пришлось разбить ледок в кувшине с водой, и она протерла глаза ото сна и сполоснула рот. Набросив на плечи плотный темный шерстяной плащ, девушка развязала жилки Огня – оставлять их соединенными нельзя. Огонь – стихия весьма опасная и сама по себе. Когда Эгвейн выскочила из палатки, пламя в очаге исчезло. Девушка торопливо зашагала по лагерю; холод сжал ее, точно ледяные тиски.
В темноте еле виднелись лишь ближайшие палатки – невысокие тени, которые могли быть валунами на неровной земле, но лагерь простирался по горным склонам на несколько миль в обе стороны. Те высокие зубчатые пики не были Хребтом Мира – главный кряж вздымался гораздо выше, и до него было еще несколько дней пути на запад.
Эгвейн нерешительно приблизилась к палатке Ранда. Сквозь клапан входа пробивалась щелочка света. Когда девушка подошла ближе, перед ней будто из-под земли появилась Дева – роговой лук за спиной, колчан на поясе, в руке – копья и щит. Других Дев Эгвейн в темноте не различила, но она знала: они на посту, пусть даже в окружении шести кланов, заявивших о верности Кар'а'карну. Миагома находились где-то к северу отсюда, двигаясь параллельной колонной, – Тимолан и словом не обмолвился пока о своих намерениях. Где остальные кланы, Ранду было безразлично. Все свое внимание он сосредоточил на ускоренном марше к Джангайскому Перевалу.
– Он не спит. Да, Энайла? – спросила Эгвейн. Дева кивнула, шевельнулись лунные тени.
– Он мало спит. Но человек не может обходиться без сна. – Голос у нее звучал как у матери, беспокоящейся о сыне.
Тень возле палатки шевельнулась, превратившись в Авиенду, кутающуюся в шаль. По– видимому, холода она не испытывала, а час-то уже поздний.
– Я бы колыбельную ему спела, если б считала, что толк будет. Слышала, что над младенцем женщина может и всю ночь не спать, но взрослому-то мужчине надо знать, что другим хочется к своим одеялам. – Авиенда, а вместе с ней и Энайла тихонько засмеялись.
Покачивая головой и дивясь странности айильцев, Эгвейн наклонилась и заглянула в щелочку. Палатку освещали несколько ламп. Ранд был не один. Глаза у Натаэля ввалились, он с трудом сдерживал зевоту. Ему-то спать хотелось. Ранд лежал возле одной из позолоченных масляных ламп и читал потрепанную книгу в кожаном переплете. Если Эгвейн права, то это какой-нибудь перевод Пророчеств о Драконе.
Вдруг Ранд перевернул назад несколько страниц, прочитал и рассмеялся. Эгвейн старалась убедить себя, что ничего безумного в его смехе нет, одна лишь горечь.
– Превосходная шутка, – сказал Ранд Натаэлю, захлопнув книгу и кинув менестрелю. – Прочитай страницы двести восемьдесят седьмую и четырехсотую и попробуй сказать, что я не прав.
Выпрямившись, Эгвейн поджала губы. Нет, с книгами нужно бережнее обращаться! Но в присутствии менестреля ей с Рандом говорить нельзя. Стыд и позор, что он взял себе в собеседники человека, которого едва знает. Нет. С Рандом бывает Авиенда, частенько наведываются вожди, Лан приходит каждый день, и Мэт иногда заглядывает.
– Почему ты не осталась там, Авиенда? Будь ты с ним. может, он захотел бы поговорить о чем-то ином, а не об этой книге.
– Эгвейн, ему захотелось поговорить с менестрелем, а при мне они редко беседуют. Только один на один. Если б не вышла я, ушли бы они с Натаэлем.
– Как я слыхала, дети – сплошные заботы. – Энайла рассмеялась. – А от сыновей так вообще жизни нет. Может, еще когда-нибудь расскажешь мне правду об этом, раз ты теперь от копья отказалась.
Бросив на нее сердитый взгляд – в темноте лунным отсветом блеснули глаза, – Авиенда с видом обиженной кошки зашагала к своему месту у палатки. Энайле и это показалось забавным – она от смеха за бока схватилась.
Ворча что-то нелицеприятное об айильском чувстве юмора – она почти никогда не понимала их шуток, – Эгвейн направилась к палатке Морейн, что находилась неподалеку от Рандовой. Там тоже виднелась щелочка света, и девушка поняла, что Айз Седай не спит. Морейн направляла – крохотную струйку Силы, но достаточную, чтобы ее почувствовала Эгвейн. Рядом с палаткой, завернувшись в плащ Стража, лежал Лан; виднелись лишь сапоги, все остальное сливалось с ночью. Подобрав полы плаща, Эгвейн приподняла юбки и двинулась на цыпочках, чтобы не разбудить Лана.
Дыхание его не изменилось, но что-то заставило девушку оглянуться на Стража. Луна блестела в его глазах – он смотрел на нее. Едва она отвернулась, веки его тотчас закрылись. Больше не шевельнулся ни единый мускул; можно подумать, он и не просыпался. Иногда этот человек нервировал Эгвейн. Что бы Найнив в нем ни нашла, ничего такого Эгвейн в нем не видела.
Опустившись на колени возле полога, девушка заглянула внутрь. Морейн сидела, окруженная сиянием саидар,– рука поднята, с пальцев на золотой цепочке свисает маленький голубой камешек, который обычно украшал лоб. Камешек светился, добавляя свою лепту в сияние единственной лампы. В очаге лежала горстка пепла, даже запаха его не чувствовалось.
– Можно войти?
Эгвейн пришлось повторить, прежде чем Морейн ответила:
– Да, конечно. – Свечение саидар потухло, и Айз Седай начала вновь закреплять в волосах тоненькую золотую цепочку.
– Ты подслушивала? – Эгвейн устроилась возле Морейн. В палатке было не теплее, чем снаружи. Девушка направила Силу, язычки пламени запрыгали поверх пепла в очаге, и она закрепила потоки. – Ты же говорила, что больше не будешь.
– Я сказала: раз Хранительницы Мудрости могут наблюдать за снами Ранда, то он имеет право на уединение. А когда он от них отгородился, они больше меня не спрашивали, а сама я не предлагала. Не забывай, у них свои цели, которые могут не совпадать с целями Башни.
Вот как скоро речь зашла именно об этом! Эгвейн по-прежнему не знала, как рассказать о том, что ей стало известно, и не выдать себя Хранительницам, но, наверное, единственный способ – сказать прямо, а дальше действовать поосмотрительней.
– Морейн, на Престоле Амерлин – Элайда. Что случилось с Суан, я не знаю.
– Откуда тебе известно? – тихо произнесла Морейн. – Ты что-то узнала, ходя по снам? Или наконец-то проявился твой дар Сновидицы?
Такова была планида Эгвейн. Некоторые Айз Седай в Башне полагали, что она может быть Сновидицей – женщиной, чьи сны предрекают будущее. У нее бывали сны, которые – она знала – очень важны, но совсем другое дело научиться их истолковывать. Хранительницы утверждали, что знание придет к ней само и ни одна Айз Седай ей в этом деле не помощница. Снилось ей многое. Ранд, сидящий на стуле, и Эгвейн откуда-то знала, что хозяин стула злится и готов убить Ранда за то, что заняли его место. Эгвейн сумела уразуметь лишь одно – владелец этого стула – женщина. Иногда сны образовывали сложные картины. Перрин, усадив Фэйли себе на колено, целует ее, а она играет его коротко подстриженной бородкой, которой он щеголял во снах. Позади них развевались два стяга: красная волчья голова и багряный орел. У плеча Перрина стоит мужчина в ярко-желтом кафтане, за спиной незнакомца – меч. Откуда-то Эгвейн знала, что он – Лудильщик, но ведь ни один Лудильщик к мечу не притронется. И каждая деталь видения, кроме бороды, казалась ей очень важной. Знамена, то, что Фэйли целуется с Перрином, даже Лудильщик. Всякий раз, когда Лудильщик делал шаг к Перрину, будто холодок рока обдавал все вокруг. И еще один сон. Мэт мечет кости, а по лицу его стекает кровь; широкие поля низко надвинутой шляпы не позволяют видеть рану;
Том Меррилин сует руку в огонь за маленьким голубым камешком, который сейчас свисает на чело Морейн. Или сон о буре – накатывались громадные темные облака, и не было ни ветра, ни дождя, а зубчатые стрелы молний, в точности похожие одна на другую, нещадно хлестали землю. Да, у Эгвейн были сны, но пока Сновидицы из нее не получалось.
– Я видела приказ о твоем аресте, Морейн. Он подписан Элайдой как Амерлин. И это был не обычный сон. – Всё правда. Но не вся правда. Эгвейн вдруг обрадовалась, что здесь нет Найнив. Будь она тут, мне бы самой пришлось от чашки отшатываться.
– Колесо плетет так, как угодно Колесу. Пожалуй, это событие и не столь важно, коли Ранд ведет айильцев за Драконову Стену. Сомневаюсь, чтобы Элайда продолжила переговоры с правителями, даже если ей известно, что Суан искала к ним подходы.
– И тебе больше нечего сказать? Морейн, если не ошибаюсь, Суан ведь была тебе другом! Ты даже слезинки о ней не прольешь?
Айз Седай посмотрела на Эгвейн, и этот холодный невозмутимый взгляд сказал девушке, сколь долгий путь ей предстоит, чтобы она смогла по прав уносить это звание. Сидя, Эгвейн почти на голову возвышалась над Морейн, кроме того, в Силе она превосходила ее, но владеть Силой еще не значит быть Айз Седай.
– Эгвейн, у меня нет времени на слезы. Драконова Стена недалеко, теперь всего несколько дней осталось, а потом – Алгуэнья. Да, когда-то мы с Суан были подругами. Через несколько месяцев будет двадцать один год, как мы начали поиски Возрожденного Дракона. Нас было только двое, мы только что стали Айз Седай. Вскоре после этого на Престол Амерлин возвели Сайрин Вайю – Серую сестру, можно даже сказать, наполовину Красную. Если б она узнала о нашей затее, остаток жизни мы бы провели, искупая свое прегрешение, а Красные сестры неусыпно следили бы за нами, даже за спящими. В Кайриэне есть поговорка, хотя я слыхала ее и в Тарабоне, и в Салдэйе. Бери что хочешь, но не забудь заплатить. Мы с Суан выбрали путь, которым хотели идти, и мы знали, что со временем за все придется заплатить.
– Не понимаю, как ты можешь оставаться такой спокойной! Суан, наверное, мертва. Или усмирена… Элайда или решительно выступит против Ранда, или попытается держать его где-нибудь под стражей вплоть до Тармон Гай'дон. Ты же знаешь, она никогда не позволит разгуливать на воле мужчине, способному направлять. По крайней мере, не все заодно с Элайдой. Некоторые из Голубой Айя устроили где-то сбор. Где – я пока не знаю. И, по– моему, остальные Голубые тоже покинули Башню. Найнив говорила, ей передали оповещение, что всех сестер приглашают вернуться в Башню. Сообщение передали через агентов Желтых. Если уйдут Голубые и Желтые, тогда и другие, наверно, тоже. А если они против Элайды, то, может, поддержат Ранда.
Морейн вздохнула – очень тихо.
– По-твоему, мне надо радоваться, что в Белой Башне раскол? Эгвейн, я – Айз Седай. Я всю свою жизнь посвятила Башне. Причем задолго до того, как у меня даже подозрения зародились, что на моем веку может Возродиться Дракон. Башня была оплотом борьбы с Тенью на протяжении трех тысяч лет. Она наставляла правителей на мудрые решения, останавливала войны еще до их начала, прекращала войны, которые начинались. Человечество еще помнит, что Темный только и ждет, чтобы вырваться в мир, что грядет Последняя Битва, и в этом заслуга Башни. Башни – единой и нерушимой. Что бы ни произошло с Суан, я почти хочу, чтобы Элайде присягнули все сестры.
– А как же Ранд? – Эгвейн старалась говорить спокойно и твердым голосом. В палатке начало разливаться тепло от пламени, но Морейн будто распространяла вокруг себя холод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166