«Это и называется цивилизацией, – пояснила она Тигу в перерыве между визитами к соседям.– Ее изобрели женщины, и всякий раз, когда вы, мужчины, не оставляли от нее камня на камне, мы вновь ее изобретали».
К Рождеству она добилась того, что Бикер каждый вечер приходил к ним на ужин. Он помнил множество старинных песен и, аккомпанируя себе на скрипке, пытался их воспроизвести. И хотя он все время безбожно фальшивил, все делали вид, что ничего не замечают. Досаду проявляла лишь Тина, у которой был такой слух, что она могла брать четверти нот хроматической гаммы. Впрочем, лучше не обращать внимания – детишки не должны постоянно бояться того, что в случае даже непреднамеренного вторжения во владения Бикера им могут отстрелить ноги. Тиг всегда присутствовал на этих вечеринках и, как все остальные, пел и смеялся. Однако время от времени на его лице появлялось выражение изумления, как будто он и не подозревал, что жители этих гор способны на такое.
Только в одном Тина уступила наставлениям Тига. Она, как и все остальные, ни одной живой душе не сказала о том, что они мормоны. Здесь они никогда не исполняли гимн мормонов. Впрочем, каждое воскресное утро брат Дивер и Пит Кинн преломляли хлеб и благословляли причастие. Затем они читали проповедь. А почему бы и нет? Ведь жалюзи были опущены, и они не пели. Их никогда не пугала ненависть телевизионных проповедников и отцов города, которые были баптистами. Их страшила та неприязнь, которая уже давно укоренилась в сознании людей. Назовите кого-нибудь мормоном, и в глазах всех окружающих он тотчас перестанет быть нормальным человеком. Он станет Другим. А здесь Других в лучшем случае подвергали гонениям, а обычно сжигали, причем Делали это до весеннего сева.
И все же в тот раз они удачно перезимовали. Тина заметила, что Тиг во время церковных собраний стал спускаться вниз и прислушиваться к тому, о чем идет речь. Он то и дело задавал вопросы, желая понять то или иное место из Книги Мормона или ту часть учения, о которой он прежде не слышал. Иногда Тиг отчаянно тряс головой, словно услышал сущий бред. Но порой бывало и так, что он одобрительно кивал. Он даже рассказал рождественскую историю, которая весьма напоминала повествования святого Луки.
Тина каждый день вела уроки в школе. Сначала это были уроки для детишек, которые входили в их группу, однако довольно скоро к ним присоединились и местные дети, которые могли пробраться к ним сквозь снежные заносы. Иногда уроки вели Рона и Мари, что давало Тине возможность разделить с ними свою почасовую нагрузку. Брат Дивер обучал грамматике Донну и ребят постарше из близлежащих лачуг. Больше всего хлопот доставляло отсутствие бумаги. Кроме того, им было просто нечем писать. Тогда они стали писать угольками на досках веранды, потом стирали написанное снегом и начинали заново. Однако чаще всего они и писали, и производили арифметические действия мысленно, произнося вслух лишь окончательные результаты. Тина поняла, что начинает стареть, когда дети стали постоянно опережать ее в счете – она уже просто не могла держать в голове столько чисел, сколько держали они. Именно тогда Рона и стала постоянным учителем арифметики.
Географию они вообще не изучали. Теперь никто толком не знал географии, поскольку она совершенно изменилась.
В течение всей зимы Тиг брал Пита с собой и продолжал учить его охотиться и выслеживать дичь. Тина пришла к выводу, что Пит очень хорошо всему этому научился. Казалось, что Тиг все больше сближается с ним, поощряет его и доверяет ему. В то же самое время Тина заметила, что Пит все больше и больше отдаляется от собственной семьи. Хотя в доме было немного изолированных помещений, тем не менее Пит и Аннали, как единственная семейная пара, жили в отдельной комнате. На следующий день после Рождества Аннали сказала Тине, что теперь она вполне могла бы спать даже в столовой, так как у нее больше нет интимной жизни. «Я живу как вдова, ведь он даже не разговаривает со мной,– и еще она добавила следующее: – Тина, я думаю, что он не намерен идти с нами на запад».
Весь январь Тина ни во что не вмешиваясь, наблюдала за развитием событий. Аннали была права. Хотя все они часто обсуждали будущий поход в Юту, Пит ни разу не принял участия в этих разговорах. Когда в доме не было посторонних, Тиг иногда их всех поддразнивал.
– На западе теперь ничего не растет, – говаривал он, – все, кто там жил, наверное, ушли в Сиэтл! Вот придете вы в Юту, а там никого нет.
– Вы не знаете, о чем говорите, Джейми Тиг, – однажды сказала ему Тина. – Вы просто не знаете наших людей. Если бы был потоп, мы бы все стали строить лодки. Если бы был ураган, мы бы все научились летать.
Остальные подхватили и развили ее мысль.
– Если бы был неурожай зерновых, мы бы научились есть траву, – продолжила Донна.
– А когда бы кончилась трава, мы бы стали жевать кору! – сказал Мик Портер.
– А потом будем есть жуков! – крикнул его маленький брат Скотти.
– И червей! – еще громче крикнул Мик. Тина прикрыла рукой рот Мика.
– Давайте-ка потише, – она не хотела, чтобы соседи слышали их разговоры о Юте.
– Будьте уверены, они даже из сланцевой нефти сумеют сделать бензин, – сказала Тина. – И я говорю это не ради красного словца. Уверяю вас, что там и сейчас пашут землю тракторами и применяют удобрения.
– Насчет удобрений я могу поверить,– сказал Тиг.
Увидев в его глазах лукавый огонек, Тина продолжила свое наступление.
– А что есть у вас, Джейми?
Вместо Тига ответил Пит:
– У него есть все, – сказал он. – Безопасность. Хорошая земля. Достаточно еды. Хорошие соседи. И никаких причин для того, чтобы отсюда уезжать.
Он сказал сущую правду, и чтобы в этом убедиться, достаточно было выйти из дома.
Но Тина сделала вид, что по-прежнему разговаривает с Тигом, а не с Питом.
– Вот в этом году, вы, Джейми, ходили в Каролину. Вы обследовали заброшенные дома, приходили в гости к людям, рассказывали им различные истории и получали от них подарки. И что же вы принесли сюда? Иголки и булавки, ножницы и нитки, инструменты и все, что хоть немного может облегчить жизнь. Одумайтесь! Неужели вы считаете, что это будет продолжаться до бесконечности? Больше никто не делает эти вещи. Однажды все это закончится. Придет день, и вы не найдете ниток и иголок. Что вы будете носить? Домотканые тряпки? А остался еще хоть один ткач?
– К югу отсюда, в Мэрфи, есть одна дама, которая умеет хорошо ткать, – сказал Тиг. Пит кивнул головой, как будто это был ответ на все вопросы.
– И что, она может обеспечить одеждой всех обитателей этих холмов? Джейми, неужели вы не видите, что все люди здесь едва выживают? Пока что это не так бросается в глаза, потому что вы ложитесь спать, не опасаясь нападения бандитов. Но все это исчезнет, испарится. И всякий, кто здесь останется, тоже исчезнет. А на западе...
– А на западе все, может быть, давно погибли! – сказал Пит.
– На западе все еще стоит храм, и все еще есть правопорядок, который всегда там был. Люди собирают урожай, который им дает хорошая земля. Они живут в мире. И там все еще есть больницы и лекарства. А что если вы, Джейми, однажды поженитесь? А что если ваши дети чем-нибудь заболеют? Ну, например, обычной корью? Ведь они просто ослепнут. А если какая-нибудь почечная инфекция? А если, не дай Бог, аппендицит? Вы что думаете, здесь появятся врачи? Каждый год жизни здесь отбрасывает вас на пятьдесят лет назад.
– Здесь безопасно, – сказал Пит. Но его голос звучал уже не столь уверенно, как раньше.
– Здесь нет подлинной безопасности. Здесь безопаснее лишь по сравнению с открытой местностью, где хозяйничают бандиты. Но однажды бандиты придут и сюда. Они либо поубивают всех, либо вывезут на равнину, в те районы, где чувствуют себя безнаказанно. Бандиты не намерены вести оседлый образ жизни и заниматься сельским хозяйством. Они не будут нападать на чероки. Они придут в такие места, как это...
– И мы будем их всех убивать, – сказал Пит.
– Да, пока у вас не закончатся патроны. Потом стрельба из кустов прекратится. Вам придется на открытой местности сойтись в рукопашном бою с вдесятеро превосходящим врагом. А потом они сотрут вас в порошок. Говорю вам, во всей Америке есть только одно безопасное место, только одно место, которое набирает силу наперекор всем смертям.
– Это ты так считаешь,– сказал Пит.
– Так считает вся история мормонов. Нас и прежде изгоняли, на нас нападали и нас убивали. Но мы всегда уходили и собирались в другом месте. И где бы мы ни собирались, там был мир и прогресс. Мы никогда не стоим на месте. Уверяю тебя, что нам даже не придется подниматься в горы, чтобы найти своих. Они вышлют людей, которые встретят нас и помогут избежать опасностей. Именно так они поступали еще во времена переселенцев.
Все это время Тина смотрела только на Тига и ни разу не взглянула на Пита. Но краем глаза она заметила, как Пит сразу поник, увидев, что Тиг кивнул головой.
– Я-то думал, что вы не настолько спятили, чтобы после всего, что с вами случилось, пытаться туда дойти. Мне очень хотелось бы верить, что у вас это получится.
– Господь защитит нас, – сказала Тина.
– Он это делал спустя рукава до тех пор, пока с нами не пошел Тиг, – заметил Пит.
– Но ведь Джейми пошел с нами, разве не так? Как вы думаете, Джейми, почему вы оказались на нашем пути именно тогда, когда вы были нам больше всего нужны?
Тиг улыбнулся.
– Думаю, потому, что я просто обыкновенный стареющий ангел, – отшутился он.
Уже наступила Пасха, а решение так и не было принято. В пасхальное воскресенье они устроили церковную службу, правда, в этот раз никто не читал проповедь. Они лишь каялись и просили прощения, но теперь делали это совсем не так, как в прежние дни, когда люди вставали и бубнили все эти заученные Благодарю-Тебя-За или Я-Знаю-Что. На этот раз все шло от чистого сердца. Они говорили об ужасном и чудесном, о том, как любят друг друга, и о том, как порой пеняют на Господа. Но в конце каждый из них говорил о вере, благодаря которой все получается. Спустя некоторое время они стали обсуждать то, о чем в течение всех этих месяцев старались говорить лишь намеками. Это касалось событий, которые произошли почти год назад, в мае. Они говорили об ужасной гибели множества людей, с которыми были знакомы, которых любили и которых им теперь так не хватало. Но хуже всего, как они считали, было то, что сами они остались в живых.
Первой об этом заговорила Чери Энн Би. Ей было всего семь лет, и она еще даже не была крещена. Тем не менее она тоже каялась на пасхальной службе. Она закончила свое покаяние простыми словами, от которых у Тины чуть не разорвалось сердце. «Мне жаль, – сказала она, – что я в тот день не заболела и не осталась дома. Тогда бы я могла уйти вместе с мамочкой и папочкой и навестить Отца Небесного». Чери Энн даже не плакала, она чистосердечно верила в то, что ей было бы лучше разделить участь своих родителей. Тина сидела и слушала ее со слезами на глазах. Она не знала, что именно вызвало эти слезы: то ли жалость к этой девочке, то ли сожаление о том, что сама она уже не способна верить так искренне, и что ей не хватает восхитительной убежденности этой девочки в том, что смерть – это лишь средство прийти к Господу, который пригласит тебя войти в его дом и жить с ним.
– Мне тоже жаль,– сказал брат Дивер. И он заплакал, слезы покатились по его щекам. – Мне жаль, что я в тот день пошел на работу. Мне жаль, что Воины Христовы побоялись провоцировать черную общину Гринсборо и не пришли за мной. Они не схватили меня в классе и позволили мне взять на руки моих умирающих крошек.
– Его дети были уже не крошки, – прошептал Скотти Портер, обращаясь к Тине.– Они были старше меня.
– Для родителей дети всегда остаются крошками, – сказала в ответ Тина.
– В то утро я позвонила маме, – сказала Аннали. И чудо из чудес – она тоже плакала. Ее лицо смягчилось и стало по-детски беззащитным.– Я сказала ей, что Пит заберет детишек из школы и мы устроим пикник у пожарной станции. А она ответила: «Мне ошенъ жаль, што я не могу к вам прийти». А потом она сказала: «Я не могу больше разговаривать, Анни Лиди, кто-то стучится в дверь». Кто-то стучался к ней в дверь! Это были они, а я вот болтала с ней по телефону и даже не удосужилась сказать ей в последний раз, что люблю ее.
На какое-то время все затихли. Так случалось всякий раз, когда они каялись. Время от времени наступали моменты, когда никто из них не вставал. И когда все вот так молчали, тишина становилась гнетущей. В такие моменты каждый из них чувствовал себя виноватым – ведь время уходило понапрасну. И каждый из них, не испытывая желания говорить самому, надеялся на то, что это сделает кто-нибудь другой. Но в этот раз тишина наступила потому, что сказанное так тронуло слушателей, что им было нечего сказать.
– Я знал, – сказал наконец Пит. – Накануне я видел сон. Я видел людей, которые подходят к дверям. Мне открыли глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50