Старостой он здесь быя, этот седой, что ли, или местным священником?..
– Почему до вечера? - удивился Иешуа. - Навсегда.
И пошел прочь. К вертолетам пошел.
А толпа моментально развалилась. Кто, толкаясь, метал в колодец уже принесенные ведра, кто понесся домой за своими, за дополнительными, за всеми ведрами, кастрюлями, тазами, что имелись в хозяйстве, - о человеке, вернувшем деревне воду, забыли сразу. И то понятно: пока вода есть, надо запасаться, а навсегда она вернулась или не навсегда - это потом соображать станем. Да и что это за слово такое дурацкое - "навсегда"? Кто ж о "навсегда" думает? О дне нынешнем обеспокоиться бы, а про "навсегда" - это к Богу или к Сыну Его, к Иисусу Христу, во имя кого деревенский староста или местный священник зажжет сегодня вечером свечи в Церкви на площади. И праздник будет.
Генерал, Крис, Мари, монах Григорий бегом догоняли Иешуа, а телеоператор, спринтерски опередив его метров на сто, уже спокойно и уверенно снимал Возвращение Мессии По Совершении Чуда Возвращения Воды. Так он, пожалуй, и назовет снятый сегодня сюжет, который перегонит по электронной связи в студию в Дыре-Дауа, как только попадет в ближайший город. И, не исключено, станет знаменитым и богатым. И получит какую-нибудь международную премию.
Спутники догнали Иешуа почти у самых "вертушек", где терпеливо маялись оставленные генералом летуны. Им не довелось увидеть чуда, значит, это и для них старался оператор-профи.
Монах Григорий с ходу бухнулся на колени в пыль, молитвенно сложил ладони и запричитал - почему-то не на родном, а на английском:
– Прости меня, неверующего, как Фома Апостол, прости, что не умел признать в тебе Сына Божьего, явившегося судить нас, грешных, прости...
– Прекрати, Григорий, - устало одернул его Иешуа, - прекрати и встань. Никто ни в чем не виноват. И не называй меня Сыном Божьим. Я - Сын Человеческий, я так и называл себя всегда, если помнишь. Просто Бог выбрал меня и отметил и позволил вернуться к вам. И не судить я пришел, а исправлять не мною содеянное, и уж тем более не наказывать тех, кто страдает не по своей вине. Я знаю, ваша Церковь чтит Книгу некоего Еноха, которая писалась ессеями в Кумранской обители еще до моего рождения. Там много пустого, но есть и верные слова. Эти, например: "Поэтому те души, которые претерпели мучения здесь, уже не будут мучимы в День Суда". Открой глаза, Григорий: ты живешь в стране мучеников, и я не ведаю, за что Господь так часто и последовательно наказует их...
– Ты вмешался в промысел Божий! - с восторженным ужасом воскликнул Григорий, не желая вставать с колен.
– Никуда я не вмешался, - с досадой сказал Иешуа. - Просто вернул людям воду, которой в земле достаточно. И хватит об этом... - Он легко впрыгнул в вертолет.
Умный Крис, с первой публикации о парижской проповеди на стадионе следивший за передвижениями Мессии, озадаченно отметил про себя: Иешуа впервые сам подтвердил факт Второго Пришествия. Неужто время подошло?.. И немедленно возгордился - прямо-таки планетарно: вот, пожалуйста. Папа Римский, философ и математик, - кениец, а он, Крис, философ и журналист, - эфиоп, и неизвестно, кому выпала судьба выше и значительнее. Один служит Христу распятому и вознесшемуся, а второй - живому и действующему. Хотя не знак ли это: оба африканцы?..
А генерал нашел в полутьме уже орущей, уже готовой сорваться с земли "вертушки" вялую руку Иешуа, крепко сжал ее, сказал прочувствованно:
– Спасибо вам, кто бы вы ни были...
– Пустое, - поморщился Иешуа. - То, что я сделал, - мокрый платок на лоб безнадежно больного. Я не принимаю этого термина - "безнадежно"! Я передумал: больше нигде не станем садиться. Летим прямо в Кэллафо - в то место, где Фафэн и Джэрэр впадают в Уабе-Шабелле. Я правильно называю?
– Да какая, в самом деле, разница! - восторженно завопил генерал, перекрикивая грохот движков. - Куда скажете, туда и полетим. Хоть на край света...
Знать бы, где он находится, бессмысленно подумал Иешуа. И еще подумал: а хватит ли сил - до края света? Хватит ли их хотя бы на одну Эфиопию? Я ведь точно - сын человеческий, именно так - со строчных буковок, а то, что мне много, невероятно много дано - так ведь есть же этому "много" предел! И сам себя одернул: не обманывайся. Что сказал Петру перед тем, как уйти тайно, оставив прощальное письмо в подвале иершалаимского дома в Нижнем городе? Сказал: "Я могу все!" Вот теперь и доказывай сказанное. Эфиопия - только начало...
Кэллафо промахнули, не садясь, ушли к югу, к месту слияния рек, почти к границе с Сомали. Время к вечеру подступало, а жара не спадала, и солнце не собиралось исчезать с неба, хотя и заметно подвинулось к горизонту. Хотелось есть. Давние "биг-маки", пресные и невкусные, вспоминались с ностальгической тоской, а до полноценного ужина - если таковой и возможен в лишенном воды Кэллафо - бесконечно далеко. Это даже генерал понимал, не говоря уж о спутниках Иешуа: начатое должно закончить, Иешуа не остановится, да и кто рискнет его остановить! Так что придется потерпеть, а уж потом - о земном, о низком. Вот, к примеру, о воинских сухих пайках, взятых с собою...
Пилоты поймали угол, сложенный двумя реками, которых уже не было, оставались только сухие неглубокие и неширокие русла, этакие овраги на твердой, как бетон, земле. Машины приземлились рядом, пассажиры радостно выпрыгивали из них, потягивались, разминали мышцы. Только оператор и звуковик с коробочкой пульта уже готовы были к любым подвигам - лишь бы материал шел лишь бы нужная картинка имела место.
– Я бы хотел один... - извиняющимся тоном сказал Иешуа. Понимал, что обижает людей, но понимал также, что просто своим присутствием они не позволят ему полностью сосредоточиться, а сил потребуется - немерено.
– Останемся у машин, - заявил Крис. - Все равно все видно, хоть и далеко.
Откуда он узнал, что далеко?.. Поймал мысль?.. Наверно. Здесь - не Галилея, нет ни Петра, ни Йоханана, не oт кого блокироваться... А любопытно: сам Крис понял, что поймал чужую мысль?.. Ладно, потом разберемся, надо поторопиться.
Иешуа неторопливо, уже полуприкрыв веки, уже концентрируя себя на цели, пошел к руслу, спустился вниз, встал посередине, застыл. Ему казалось, что он видит воду - где-то глубоко, откуда-то возникающую, куда-то текущую, разветвляющуюся на множество тонких струек, он видел воду в земле, в камне, в земных пустотах, а может, там она и была - геология, почвоведение, механика грунтов - все это не вошло пока в университетско-библиотечную программу самообразования. Просто он чувствовал воду каким уж там данным ему чувством седьмым, десятым, двадцать вторым, - и мог изменить ее путь так, как хотелось. Или все-таки иначе: как следовало...
Можно было самому себе возразить, одернуть себя: а как же природа? А как же замысел Божий? Кто вправе вмешаться в него и изменить хотя бы путь воды?.. Ну, так помешай мне, подумал Иешуа, но никто ему не ответил и не подал знака. И тогда он очень сильно захотел, чтобы вода пришла к нему. Отовсюду, где она есть...
Потом, позже Мари расскажет ему, как это было. Потом он не раз увидит на телеэкране сотворенное им и все-таки снятое черным эфиопским профи, несмотря на запрет мешать. И позавидует тем, кто видел это в живую. Видел, как сквозь трещины в асфальтовой земле просочились первые тоненькие струйки, как они полнели и ширились, как всерьез и по-взрослому текли по двум все еще сухим оврагам, сливаясь, бурля, в одном, как прибывала вода" -постепенно обретая плотную силу течения, как она заполняла русла, хотя и текла не торопясь, по-африкански лениво. Но она и в обычные дни, когда засухи не было, так текла...
А Иешуа все время стоял, закаменев, по-прежнему не открывая глаз и вытянув вперед руки, стоял этакой библейской женою Лота и только чувствовал, как вода медленно, но неуклонно покрывает ступни, как доходит до колен, уже пытаясь подтолкнуть, может быть, даже повалить его, как постепенно становится тяжко сопротивляться ее полноводному бегу, и уже в рот захлестывает она, и уже дышать трудно...
И тогда он открыл глаза и поплыл к берегу.
Потом, ночью уже, они сидели в здании мэрии Кэллафо, в просторном кабинете мэра, где женщины накрыли стол, хотя это была всего лишь фигура речи, ибо чем он, на самом деле, был "накрыт"? Ооновские консервы, вываленные на тарелки из представительского мэрского сервиза, сваренная на воде рисовая каша из тоже ооновского риса, для всех - виски, джин, а для Иешуа - полюбившаяся ему вода "Эвиан", удачно доставленная армейским конвоем.
Народу собралось - полная комната: и местное начальство, и вновь прибывшие, включая армейских. Орали, перебивали друг друга, рассказывая все, что видели, и привирали уже, и добавляли то, чего не было. История на бегу становилась легендой, хотя документальное свидетельство ее уже было передано оператором в Дыре-Дауа и, как оказалось, проскочило в местных новостях, а заштатная телестудия, вполне, если читать по-русски, соответствующая названию своего города, стала в момент знаменитой, и всякие там CNNы, NBSы или ВВС вовсю торговались за право обладать уникальной записью, сделанной невесть кем невесть где. Оператор-профи не прогадал: светили ему и слава, и премии, и деньги.
А Иешуа хотел спать.
Мари незаметно положила ему ладонь на затылок. Он чувствовал, как что-то тяжкое, несброшенное, медленно ослабляет хватку, но от того еще больше хотелось спать - чувство в общем-то ему не очень знакомое. Он умел восстанавливать силы быстро, на десять-двадцать минут отключившись от действительности. Но сейчас попробовал - не получилось. А тут еще не к месту и не ко времени выскочил монах Григорий, правая рука Эфиопского католикоса, большой человек при большом человеке, вернейший теперь апологет Мессии, Иисуса Христа, явившегося не судить, как он сам заявил - а как же ему не верить, пусть даже он самому тебе, библейскому, напрочь противоречит? - а исправлять "не им содеянное". Выскочил и понес тексты про величие Бога, который только и может спасти от гибели бесконечно грешное человечество, поскольку любит его, пусть и грешное, любит человека, который беспомощен... э-э... без Божьей, естественно, помощи...
Много виски уже было выпито, некоторые слова забывались.
Иешуа обозлился и оттого проснулся.
Встал, поднял руку. Стихли все.
– Я, собственно, о чем? - спросил Иешуа неизвестно кого. Похоже - себя. И сам себе ответил: - Я, собственно, о Боге. Ты, Григорий, не совсем прав. Бог не только и не просто любит человека, хотя любит, конечно, нельзя отрицать. Но запомните все и передайте родным своим, и друзьям, и друзьям друзей своих: это не слепая родительская любовь, но умная и дальновидная. Бог не для того сотворил человека, чтобы водить его за ручку и оберегать от любой напасти. Бог сотворил его себе в помощь. Он так же зависит от сотворенного Им человека на сотворенной Им Земле, как и человек от Него. И поэтому Он хочет, чтобы человек не звал Его, чуть что не так, не обращал взор горе по поводу и без повода, а сам работал. Сам! И руками, да, но-в первую очередь! - головой. Давно пора головой... Люди столь же ответственны за все, что происходит на Земле, - даже если происходящее и не является делом рук человеческих. Ответственны и за засухи, и за землетрясения, и за наводнения, и за неурожайное время - будь то пшеница, виноград или так любимые вами кофейные зерна. Мы равно с Богом ответственны за нашу Землю, и недостойно валить на него то, в чем мы так же равно виновны. А может, даже и больше... Если честно, намного больше... Вы спросите: в чем ваша вина сегодня, когда страну поразила засуха? Да в том, что вы - не вы конкретно, но вообще люди планеты! - не научились управлять движением воды на земле и под землей. Скажете: не сумели пока? Не соглашусь: все еще не захотели. Потому что до сих пор работу руками предпочитаете работе головой. То, что я сделал, - я должен был сделать. Забудьте о засухах навсегда, вода не иссякнет и не исчезнет! Но сделал я это и для того, чтобы вы поняли наконец: планета - ваша. Один философ - Крис должен знать! - верно заметил: "Бог уходит в себя и предоставляет Историю действию человеческой свободы". И если я здесь сегодня, то лишь для того, чтобы научить вас быть свободными... А теперь извините меня, друзья, я очень устал и очень хочу спать. Я, что бы вы там ни думали, не железный.
И ушел.
А оператор как раз дожевал солидный кус жесткой копченой финской колбаски и выключил камеру. Одновременно. Завтра раненько перегонит запись в Дыре-Дауа, и мир услышит наконец, зачем здесь Мессия. Отельчик в Кэллафо был, конечно, не пятизвездный, но Иешуа-то привык ночевать при дороге, завернувшись в покрывало весной или осенью и в овечью милоть зимой. А тут даже ванна с душем имелись. И, что характерно, вода была.
ДЕЙСТВИЕ - 1. ЭПИЗОД - 2
СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ, НЬЮ-ЙОРК, 2157 год от Р.Х., месяц сентябрь
Иешуа не нравился Нью-Йорк. Иешуа не нравились Париж, Рим, Марсель, Барселона, они казались ему слишком громоздкими, шумными, вонючими, бездельными, непонятными, фальшивыми и неприемлемыми - пока, во всяком случае, вот разве только Александрия - это было хоть краешком похоже на воспоминание о потерянном времени, о брошенном мире;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84