Что в конце?.. Помнишь в Откровении Иоанна Богослова - не нашего, того, кто взял его имя!- сказано о семи Ангелах: "Идите и вылейте семь чаш гнева Божия на землю". Чаши гнева, чаши ярости Его этого ли мне ждать? Или по-другому: это ли мне пытаться предотвратить? Я не Бог, Кифа, я тысячу раз твердил это, и я не могу, не умею соперничать с ним. Но я могу и умею не позволить пролиться этим чашам там, где они еще не предсказаны..."
"Где это?"
"Далеко... И не в том дело - где. А в том, что могу я это сделать лишь благодаря тому устройству, которое ты - или те твои помощники в Иершалаиме вставили мне, двенадцатилетнему мальчишке, в мозг..."
"Мне просить у тебя прощения ?"
"Зачем? В чем ты виноват? Все твои действия в первом веке были подчинены одной - тогда для тебя высокой! - цели: спасти Историю. Это потом, позже ты понял, что ее не от чего спасать, она неуклонна, как явление природы, как смена времен года... Более того, я благодарен тебе. Дважды".
"Объясни".
"Первый раз - именно за матрицу, которая сделала меня - мной. Я думаю, Кифа, что быть плотником в Тешили - да, надежно, спокойно, понятно, но знать все и уметь все - это особый дар и особое счастье... А второй раз - за открывшееся мне знание о матрице. Я понял, что потерял свою миссию, Кифа, и ничуть не огорчен. Я ничего не должен Богу. Я никому ничего не должен, хотя Вера моя по-прежнему со мной. И Бог - в моей душе. И делу своей жизни я не изменю".
"Ты сам себе противоречишь, Иешуа. Ты потерял свою миссию и тут же - делу своему ты не изменишь. Как совместить?"
"А ты мыслишь привычными земными мерками. Отойди от них и посмотри со стороны".
"На что посмотреть?"
"На Землю, например. Я имею в виду не почву для розы и кактуса, а весь наш мир..."
"Тогда я переиначу вопрос: откуда посмотреть?"
"А я в который раз повторю: наберись терпения, Кифа..."
Разговор этот, не слышный никому, продолжался, пока они шли знакомым лишь Петру и Иешуа путем к Храму. Не к стране Храм, а просто к Храму, который неразрушенный, целый и невредимый! - лег в основание той великой, на взгляд Петра, идеи, очень приземленной и очень высокой идеи, от которой Иешуа только что так легко отказался. Петр понимал, что, то и дело пытая Иешуа своим настырным "Зачем весь этот театр?", он все ближе и ближе подходил к желаемому ответу. И странное дело: он все больше и больше начинал опасаться этого ответа. И дорога к Храму - не окажется ли она дорогой к новой для всех и для него, Петра, истине, которая не нужна ему? Более того: которая опасна для него?..
А тут и подошли к черной в черноте ночи каменной громаде.
Иешуа уверенно вел всех к южной стороне, к главному и основному входу в Храм: через миквы с нечистой водой, в коих обязательно омовение идущих в дом Бога, через подземный зал - на территорию Двора язычников могли пройти все желающие, а не только верующие евреи... Иешуа не повел людей к миквам, не счел нужным обязательный процесс очищения, вывел их сквозь еле освещаемую редкими светильниками темноту подземелья в такую же темноту Двора язычников, но освещенную не только чадящими факелами, но и звездами: темно-синее ночное небо с россыпью ярких крупных южных звезд смотрелось плохо намалеванным театральным задником. Слово "театр" в применении к нынешнему вечеру упоминалось не раз, посему и сравнение.
Пусто было, вопреки ожиданиям Петра, во Дворе язычников. Ночь вне праздников стала обыкновенной ночью и для тех, кто должен бдеть ежечасно - для левитов, стражников Храма. То есть где-то они находились, но бдительность не блюли. Ну заберется кто-то на огромную площадь Двора язычников - и что с того? Она пуста, взять нечего, как и во Дворе Женщин, который тоже пуст, а Никаноровы ворота, ведущие в главный двор Храма, двор Эзрат Исраэль, крепко заперты.
"Что нам нужно в Храме, Иешуа?"
"Как ты думаешь, Кифа, левиты узнают меня?" - вопросом на вопрос.
"Сомневаюсь. Ты изменился. Да и смокинг, знаешь ли..."
"Я же пришел к ним - Оттуда. - Прописная буква отчетливо выделена. - Мы все пришли к ним в Храм - Оттуда".
" Смокинг - одежда ангелов ? Интересная версия... Тогда не узнают, а поверят. Только требуется какое-нибудь чудо - как доказательство нашего прихода Оттуда..."
"Чудо будет".
"А как насчет слома в Истории? Я же все-таки - бывший Мастер и с нами тринадцать настоящих, не считая Анны... А ты собираешься подарить здешнему миру и завтрашней Истории Второе Пришествие".
"Я помню, Кифа, твой рассказ о встрече некоего благородного эллина, римского всадника Дометиуса с прокуратором Пилатом. Не Доментиус ли убеждал Пилата провести суд надо мною не кулуарно, как водится, а при большом скоплении народа, за воротами крепости Антония? И аргумент был непрошибаемый: где толпа там и История. Пилат согласился со всадником, то есть с тобой, Кифа. А где толпа - здесь ? Глухая ночь в Иершалаиме. Только левиты увидят чудо, да, может, пара коэнов третьей чреды, которые либо тоже здесь, либо прибегут мигом. Они поверят и расскажут другим левитам и другим казнам. В первую очередь - Кайафе, первосвященнику. Не забыл приятеля, Кифа?.. Слышу, не забыл... Так о чем я? Нет толпы - нет Истории. Кто поверит, тот забудет - по приказу. лак что мое Второе Пришествие останется тайной для будущих христиан... А жаль, Кифа, ох как жаль! Узнал бы мир о нем- вдруг да поменьше была бы вражда людская, вдруг да не двигала бы еще религиозная рознь..."
"Отчего такая уверенность, Иешуа? Ты собираешься оставить людям новые десять заповедей - плюс к Моисеевым? Так ведь и старые не соблюдают..."
"Напоминаю: толпы нет, Кифа. А я не холуй, чтобы метать бисер перед левитами и кознами, и не славный рыцарь Дон Кихот, чтобы сражаться с мельницами, которые я сам и заложил. Нет, друг, я всего лишь собираюсь произнести заупокойную по тому, что завтра назовут христианством. И пусть ее услышат только кучка тупоголовых, как вы говорите, служителей культа, да твои коллеги, кому вообще на это наплевать. Главное, что о том будем знать мы - ты и я. Этого достаточно".
"Похоронить христианство? А как же наше дело, Иешуа? Как тогда жить стране Храм?"
"Жить, Кифа, это - главное, просто жить. А как?.. Разве ты спрашивал меня: "Как?" - когда начинал в Иершалаиме создавать общину?"
"Тогда у меня было справочное пособие - "Деяния Апостолов".
"А теперь у тебя есть собственный опыт. Уникальный! Опыт жизни в первом веке и жизни в двадцать втором".
"Что значит твои "ты", "у тебя"?.. У тебя самого появились новые планы? Отдельные?.."
"Я отвечу..."
Но не ответил, потому что подошли к воротам Никанора, наглухо закрытым. Иешуа встал перед ними, протянул вперед руки - как некогда, если хотел совершить очередное чудо местного значения, - и ворота рывком распахнулись, воротины были словно отброшены в стороны мощной силой, а деревянный брус, служивший засовом, упал на камни - переломанный пополам,
– Я пришел, - вроде бы тихо сказал Иешуа, а голос его загремел над площадью Храма, будто усиленный десятками динамиков. - Кто встретит меня в Храме Бога моего?..
ДЕЙСТВИЕ - 2. ЭПИЗОД - 11
ИУДЕЯ. ИЕРУСАЛИМ. 28 год от Р.Х., месяц Сиван; ФРАНЦИЯ. ЛЕ-ТУКЕ-ПАРИ-ПЛЯЖ, 2160 от Р.Х., месяц май
(Окончание)
Прогремел голос и стих. И ответом ему была тишина - мертвая, как и все в этом мертвом, по мнению Иешуа, Храме. Быть такого не может, с недоумением подумал Петр, хоть ночь, хоть полночь, а внутри непосредственно Храма специальный местный народец существует - и еще какой, еще сколько! Однажды Петру довелось встречаться с одним из своих связников именно в Храме, во Дворе язычников, и именно ночью (Петр любил выбирать достаточно опасные и оттого нелогичные места для конспиративных встреч), так ночная храмовая стража чуть ли не дубинками выгнала их, пьяных и плохо соображающих прохожих на Терапийон, и количество выводящих тогда явно превышало разумное. Помнится, человек двенадцать их было - против двоих...
А где они - или их сегодняшние дубли - в данный момент? Оказывается, есть, оказывается, видели и ждали! Они проявились в ночи ее темными призраками, встали вокруг - молчаливо и грозно, снова двенадцать, дюжина, святое число, и Петр увидел не дубинки, а короткие римские мечи в руках многих из них, что странным показалось: никто, кроме римлян, не мог в Иудее владеть холодным оружием, это каралось. Но что нельзя днем, позволяет ночь, а Храм - лучший схрон для того, что хочется скрыть от римской власти... Левиты взяли в кольцо пришельцев, и хотя последних было больше и возможности каждого, помноженные на возможность всех, представлялись несравнимыми с тупой и механической силой семи или восьми мечей хозяева чувствовали себя вполне уверенно. Да и кого они видели перед собой? Ну, странно одетых людей, очень странно, но мало ли странностей таит в себе иерусалимская ночь? Да и не казались левитам опасными эти не очень молодые мужчины и одна молодая женщина. Что они - против отточенной стали и сильных мышц?..
А потом двое из левитов чуть разошлись, подвинулись, и к незваным гостям из глубины Азары - Двора Жертвоприношений вышли два коэна третьей чреды, не ошибся Петр.
– Кто вы и что вам надо среди ночи в святом доме? - спросил на арамейском один из коэнов, постарше.
– Разве мы в святом доме? - удивился Иешуа. - Мы - во дворе, куда пускают всякого, кто хочет поглазеть на дом Бога, который вы называете святым.
Никто, кроме Петра, не понимал слышимого, не знал этого мертвого языка, и лишь интонация, которую Мастера отлично умели слушать и чувствовать, позволяла легко догадываться - о чем идет речь.
И все же Вик Сендерс спросил Петра шепотом:
– Что они хотят? Под местоимением "они" имелись в виду левиты.
– Они хотят знать, кто мы такие, - шепнул в ответ Петр.
– Это-то я и сам понял, - удовлетворенно кивнул Вик и умолк, слушая и пытаясь понять дальше.
А дальше следовало ожидаемое: взметенные мечи и дубины, быстрый и дружный шаг всей дюжины к пришельцам - и стоп-кадр. Двенадцать одновременно застыли в нелепых позах, словно время для них замерло: у кого нога задрана, кто завалился вперед, нарушая закон тяготения, рты раззявлены, глаза выпучены - моментальная фотка, запечатлевшая глупую и яростную атаку.
Двух коэнов явление природы, легко сочиненное Иешуа, не коснулось: как стояли, так и остались, разве что глаза тоже выпучили - от изумления пополам с ужасом. Ну не привыкли они к чудесам на земле, по определению чудесами взлелеянной...
Иешуа прошелся вдоль нерукотворных статуй.
– Вот вам, коэны, прямое нарушение второй заповеди патриарха нашего Моше: изображение "того, что на земле внизу". Типичные римские изваяния. Правда, не совсем рукотворные. Но что особенно забавно, встали-то эти изваяния у стен Храма. И будут стоять, пока я их не освобожу. А я пока не собираюсь их освобождать. Пусть стоят. Красиво...
Он постучал кулаком по лбу одного из левитов: каменным получился звук. И впрямь статуя.
У старшего коэна сам собой тоже выдавился звук. Что-то вроде "кхгдык". Но коэн справился с собой и склочным тоном задал вопрос:
– Ты их умертвил, незнакомец?
– Как можно! - ужаснулся Иешуа. - Это было бы нарушением и шестой заповеди "не убий", многовато для одного раза. Я просто остановил вокруг них время. Они живы и здоровы, но, скажем так, выброшены на берег реки, именуемой эллинами Хроносом. Пройдут годы, коэн, ты состаришься и умрешь, а они так и будут стоять статуями у ворот Никанора. И ведь не свалить их, даже не сдвинуть, потому что никому, кроме меня, в этом мире не дано запустить в движение остановленное время. Считай эти изваяния моим подарком Храму.
Коэн-старший, не говоря ни слова, кивнул коэну-младшему, парню по виду крепкому. Тот понял кивок однозначно, уперся ручищами в одну из "статуй", но не то чтобы сдвинуть - пошевелить не смог. Даже редкая и длинная бороденка "статуи" как взлетела вверх, так и повисла параллельно земле, не колеблясь.
– Я бы на вашем месте не рисковал, - заметил Иешуа. - Сдвинуть не сдвинете, а сломать - это возможно.
Младший коэн куда-то исчез, растворился в темноте, а старший спросил - не без почтительного ужаса в голосе:
– Кто ты, человек?
– Ты должен знать меня, коэн. Во всяком случае - помнить. Я - Иешуа из Нацрата, известный в земле Ханаанской как Ма-шиах, распятый воинами Пилата по наговору твоего коэна-гадола Кайафы, воскресший и вознесшийся к Отцу моему и сегодня пришедший на землю вновь, как и было предсказано пророками. А знаешь ли ты, коэн, зачем я вернулся?
Зрелище было - из редкостных. Ночь, сполохи факелов, моментальная скульптурная группа "Левиты, нападающие на врагов Храма", не менее живописная (от слова "живая") группа ни черта не понимающих Мастеров, начинающих проявлять признаки беспокойства и даже бунта, в качестве обвиняемого - довольно растерянный и испуганный (как и положено обвиняемому) коэн третьей чреды и в качестве обвинителя - знаменитый в эти времена в Иудее, Галилее, Самарии, Идумее и проч. Машиах, Иисус, получивший прозвище Христос, чье Второе Пришествие уверенно прорицали отнюдь не малочисленные последователи его учения - как в Иершалаиме, так и по всей земле Ханаанской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84