Однако Тарн не замолкал, а продолжал молитву, и лишь закончив, с облегчением опустился в свое кресло. Затем он пригласил садиться остальных. Кронин хлопнул в ладоши, и служанки в углах снова ожили. Из коридора явились еще несколько женщин с музыкальными инструментами причудливой формы, характерной для трийской культуры. Возобновились прерванные разговоры. Кронин занял свое место, улыбаясь во весь рот. Он дружелюбно хлопнул Ричиуса по плечу — с такой силой, что тот ударился коленями о стол. Военачальник и Люсилер захохотали. Ричиус тоже засмеялся, но несколько нервно, и перевел взгляд на ту часть зала, где женщины готовили свои инструменты.
«Как это типично для трийцев! — злорадно подумал он. — Богиня Прис ничего не сделала, чтобы улучшить положение представительниц своего пола».
Музыканты начали петь и играть. Ричиус немного успокоился и наконец рискнул посмотреть в сторону Тарна. Хозяин цитадели беседовал с каким-то священнослужителем, стоявшим позади него. Ричиус подался к Люсилеру.
— Вот этого я не ожидал, — прошептал он. — Что с ним случилось?
— Позже, — тихо ответил Люсилер. — Когда мы будем одни.
— Но…
— Ш-ш!
Тарн снова заговорил. Он поднял испещренную шрамами руку и указал на Ричиуса, а потом на остальных, сидевших за круглыми столами. Служанки быстро сновали по толпе, расставляя блюда перед голодными гостями. Воины Кронина принялись за еду, продолжая слушать Тарна.
— Что он говорит? — спросил Ричиус. — Что-то обо мне?
Люсилер засмеялся.
— Да, мой друг. Он говорит своим искусникам, чтобы они не смущались твоим присутствием. Видишь их лица?
Это была правда. Лица гостей были очень серьезными. Тарн снова указал на Ричиуса.
— Король Вентран, — с трудом прохрипел он. Чувствовалось, что он давно не изъяснялся на языке Нара; его слова показались странными даже Ричиусу. Искусник владел его языком далеко не так хорошо, как Люсилер. Тарн откашлялся и начал говорить снова, бросив на Ричиуса виноватый взгляд.
— Король Вентран, добро пожаловать.
— Ответь по-нарски, — тихо подсказал Люсилер.
Ричиус выпрямился, чтобы обратиться к монарху.
— Благодарю вас за гостеприимство, господин Тарн, и за любезное приглашение отужинать с вами в день вашего праздника.
Тарну удалось изобразить некое подобие улыбки.
— Эти люди не рады вас здесь видеть, король Вентран. Вот о чем я говорил.
Ричиус пожал плечами.
— Тогда это их проблема, господин Тарн.
Из горла искусника вырвался хриплый смех, за которым последовал приступ кашля.
— Это так, король Вентран. — Немного успокоившись, он посмотрел на Ричиуса уже серьезно. — Я знаю, вы хотите со мной говорить. Люсилер передал мне, что вам… — он помолчал, подыскивая нужное слово, — не хочется ждать, да?
— Совсем не хочется, — подтвердил Ричиус.
— Мы поговорим, — пообещал Тарн. — Сегодня вечером. А сейчас мы будем есть. Казада, король Вентран.
Ричиус принял из рук служанки чашку с какой-то жидкостью, над которой поднимался пар. Напиток казался густым и противным — словно наперченный уксус. Он поднял чашку, насмешливо приветствуя Тарна.
«Это ведь ты позвал меня сюда, помнишь?» — подумал он.
Его задело, что Тарн с такой решительностью откладывает их разговор, однако поднес чашку к губам и сделал глоток. Горячая жидкость въелась в язык и небо, к чему он был совершенно не готов.
— Что это такое? — рявкнул он, со стуком ставя чашку на стол и прикрывая ладонью обожженные губы. Ему показалось, будто на них уже образуются пузыри.
— Токка, — ответил Люсилер, который с удовольствием пригубил свою чашку, разговаривая с Кронином. — Ягодное вино с пряностями. Пить его надо осторожно.
Ричиус оттолкнул от себя чашку.
— Или вообще не пить.
— Это — традиционный напиток Таттерака, — предостерег его Люсилер. Он. пододвинул чашку к Ричиусу. — Кронин оскорбится. Пей.
— Это нечто отвратительное, Люсилер. Я не могу.
— Тогда притворись.
— Токка, — сказал Кронин, тыча гостя локтем в бок и изображая, будто пьет.
— Ладно, — устало ответил Ричиус, — токка.
Он сделал еще один глоток слишком сильно наперченной жидкости, борясь с тошнотой. Служанка, приставленная к их столу, расставляла новые чашки и тарелки, и каждое новое блюдо казалось Ричиусу омерзительнее предыдущего. Тут были целые рыбины, плававшие в зеленой подливе, кипящий красный суп в миске, ломти мяса, сложенные стопками, — такие свежие и непрожаренные, что из них на тарелку все еще сочилась кровь. Несмотря на голод, эта процессия блюд показалась Ричиусу просто невыносимой. Он смотрел, как трийцы берут эти «деликатесы» голыми руками — на столе не было приборов, только круги пышного хлеба, и каждый мог схватить понравившийся кусок. Люсилер с Кронином постоянно запускали руки в общее блюдо, поставленное перед Ричиусом. Музыканты пели и играли, воины насыщались, словно голодные псы, и Ричиус пошатнулся. Ему стало нехорошо от шума и мерзкого запаха трийской кухни. Кронин не слишком нежно ткнул его в бок.
— Ош умлат халхара до?
Люсилер наклонился к нему и перевел:
— Он спрашивает, почему ты не ешь.
— Я не голоден, — вежливо ответил Ричиус.
Кронин нахмурился, словно разгадав его ложь.
— Не имеет значения, голоден ты или нет, Ричиус. В день казада все едят. Эти люди терпели голод ради сегодняшнего пира.
— Я не могу есть, Люсилер, — прошипел Ричиус сквозь зубы. — Это отвратительно.
Триец отпрянул, уязвленный подобным оскорблением. Он положил свой кусок хлеба и, схватив Ричиуса за рукав, притянул его к себе.
— В течение года я должен был есть те помои, которые готовили вы с Динадином. И ни разу не пожаловался. А теперь ешь.
Ричиус вздрогнул.
— Ты прав, — пристыженно пролепетал он, — поваром Динадин был никудышным.
Оба рассмеялись, а потом Люсилер выбрал блюдо, которое, на его взгляд, Ричиус смог бы вынести — полужидкую чечевичную похлебку, предназначенную для того, чтобы макать в нее хлеб или овощи. Она оказалась не слишком острой, и Ричиус обнаружил, что в состоянии понемногу ее есть. Сладкое мясо и пучки осьминожьих щупальцев он предоставил поглощать Кронину, которому, похоже, такие странные блюда нравились. Воин ел не переставая и почти не разговаривал, а его кулинарные пристрастия можно было легко определить по пятнам на куртке. Люсилер не переходил границ приличия. Он ел аккуратно — как и в долине Дринг — и старательно выбирал те яства, которые мог съесть, чтобы ничего не оставалось. И вообще манерами он больше походил на искусников, чем на воинов. Воины ели так, будто им предстояло в ближайшее время вступить в бой с великанами, а дролских священнослужителей разговоры занимали больше, нежели чревоугодие. Они разговаривали благовоспитанно, поднимали тосты в честь Тарна и изредка присоединялись к более спокойным песням. И, следуя приказу своего повелителя, совершенно не обращали внимания на нарского гостя.
Казалось, Тарна присутствие Ричиуса тоже не беспокоит. Он не смотрел в его сторону — только изредка адресовал ему одну из своих уродливых улыбок. Хозяин Фалиндара практически ничего не ел: передвигал пищу по тарелке, как ребенок, которого насильно посадили за стол. И пил он не вино, а воду. Ричиус последовал примеру Тарна и сделал служанкам знак, чтобы наполнили его опустевшую чашку благословенно безвкусной жидкостью. Вода скользнула в его пылающую от специй гортань словно весенний ветерок. Он предложил ее Люсилеру, но тот равнодушно пожал плечами.
— Не понимаю, как тебе удается это есть, — сказал Ричиус. — Все слишком острое.
— Ты к этому привыкнешь.
— Спасибо, не собираюсь.
Ричиус обвел взглядом присутствующих. Многие опьянели, и разговоры стали громче. Он решил, что это подходящий момент для новой попытки.
— Объясни мне насчет Тарна, — прошептал он Люсилеру. — Что с ним случилось?
— Нет, — раздраженно ответил триец. — Другие могут услышать.
— Никто ничего не услышит. И все равно нас никто не поймет. Давай рассказывай. Это болезнь?
— Не болезнь, — ответил Люсилер. — Это возмездие.
— Что ты говоришь? Кто сотворил с ним это?
— Таким его сделали боги.
— Боги? О нет, Люсилер, не может быть.
— Говори тише, — укоризненно прошептал Триец. — Я рассказывал тебе о его способностях, но не упомянул о том, почему он больше ими не воспользуется. Помнишь?
Ричиус кивнул. Этот вопрос очень занимал его.
— Помнишь тот день в долине, когда я поведал тебе о дролах?
— Ты сказал, что они никогда не станут пользоваться магией, чтобы причинять вред другому живому существу. Помню. Ну и что?
— Разве это не очевидно? Посмотри на него!
— Люсилер, у него проказа или какая-то иная болезнь. Это ничего не доказывает.
— Он не был болен, пока не воспользовался своим даром для того, чтобы закончить эту войну, Ричиус. Он применил свои силы, чтобы убить твоих нарских собратьев, и боги наказали его за это.
Ричиус закатил глаза.
— И он действительно обратил тебя в свою веру, правда? Раньше ты в эту чушь не верил. Это — просто совпадение, вот и все.
— Это не совпадение, — возразил триец. — Его силы — это дар Небес. Но боги дают свои дары по необъяснимым причинам, и их нельзя применять для убийства. — Он снова махнул рукой в сторону Тарна. — Видишь, какими бывают последствия. Он избавил нас от Нара и теперь расплачивается за это.
— Ну так он должен готовиться к новой расплате, — хмуро сообщил Ричиус. — Ему понадобятся все его дары, если он хочет победить Аркуса.
— Он больше ими не воспользуется. Он дал клятву. Боги говорили с ним через его тело. Теперь он видит, что поступил неправильно.
— О, я думаю, он изменит свое решение, — язвительно бросил Ричиус, — как только увидит легионы Нара.
— Не изменит! — Люсилер опустил кулак на стол с такой силой, что зазвенели стаканы. Сидящие за их столом удивленно посмотрели на него, но он возмущенно продолжал: — Неужели ты не видишь, что здесь случилось, Ричиус? Он — пророк. Боги послали его, чтобы объединить Люсел-Лор. Но как только он отступился от них, он был наказан. Мне это кажется совершенно очевидным.
— Ладно, — ответил Ричиус, — верь во что хочешь, мне все равно. Я здесь только из-за Дьяны. Я побеседую с ним сегодня вечером. Если он отпустит ее, я переговорю с Аркусом от его имени и отправлюсь обратно следующим же утром. Я только надеюсь, что он не нарушит своего обещания. Он будет говорить со мной сегодня, да?
— У него много забот. Он не случайно не принял тебя вчера.
— И ты не собираешься объяснить мне, в чем дело.
Люсилер лениво отпил немного токки.
— Правильно.
— Твои приоритеты явно изменились, — сказал Ричиус скорее разочарованно, чем гневно. — Я помню время, когда у тебя не было от меня секретов.
Люсилер вздохнул.
— Времена изменились. Ты не знаешь Тарна так, как знаю его я. По крайней мере пока не знаешь. Если бы знал, то понял.
— Я ничего не хочу понимать, Люсилер. Я только хочу забрать отсюда Дьяну.
Какое— то время они ели в относительной тишине, пока в банкетный зал не вошла крошечная женщина-трийка в простом белом платье. Оно было бы ничем не примечательным, если б его не усеивали алые пятна. На ее лице читалось беспокойство. Она пробежала через весь зал к Тарну, наклонилась и прошептала что-то на ухо правителю трийцев. Жуткое лицо Тарна побледнело, а глаза страшно расширились. Они обменялись несколькими обрывочными фразами, а потом Тарн с трудом начал подниматься на ноги, призывая Кронина на помощь. Военачальник резво вскочил и мгновенно оказался рядом со своим повелителем. Он помог ему встать и повел к дверям. Музыка и пиршество прервались; все с тревогой смотрели, как Тарн мучительно уходит, явно напрягая свои силы до предела. Его хромота стала еще явственнее.
— В чем дело, Люсилер? — осведомился Ричиус. — Что происходит?
— Как раз то, о чем я тебя предупреждал. Извини, Ричиус. Сегодня ты Тарна не увидишь.
28
Когда Ренато Бьяджио был мальчишкой, он жил в роскоши на южном острове Кроут, среди небольшого народа, прославившегося своим вином, любовью к искусству, гурманством и вспыльчивостью. В течение почти двух столетий семья графа правила Кроутом, жирела на его маслинах и поте крестьян. Его семья управляла своими владениями из сверкающей золотом и мрамором виллы — дворца, окруженного пляжами и прозрачными морями, со множеством огромных окон, впитывавших жаркое солнце острова и окрашивавших кожу членов королевской фамилии в янтарный цвет.
Юный Бьяджио наслаждался жизнью в родительском доме. Все его желания немедленно исполнялись, на любые вопросы давались ответы. К его услугам было несметное количество подданных его отца. Когда он стал мужчиной, для удовлетворения его похоти имелись рабы. Склонности и вкусы Бьяджио, как и большинства кроутов, отличались разнообразием, и задача уберечь себя от скуки решалась самыми различными способами. Чтобы занять его мысли, были книги и музыкальные салоны, чтобы ублажить его тело — мужчины и женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
«Как это типично для трийцев! — злорадно подумал он. — Богиня Прис ничего не сделала, чтобы улучшить положение представительниц своего пола».
Музыканты начали петь и играть. Ричиус немного успокоился и наконец рискнул посмотреть в сторону Тарна. Хозяин цитадели беседовал с каким-то священнослужителем, стоявшим позади него. Ричиус подался к Люсилеру.
— Вот этого я не ожидал, — прошептал он. — Что с ним случилось?
— Позже, — тихо ответил Люсилер. — Когда мы будем одни.
— Но…
— Ш-ш!
Тарн снова заговорил. Он поднял испещренную шрамами руку и указал на Ричиуса, а потом на остальных, сидевших за круглыми столами. Служанки быстро сновали по толпе, расставляя блюда перед голодными гостями. Воины Кронина принялись за еду, продолжая слушать Тарна.
— Что он говорит? — спросил Ричиус. — Что-то обо мне?
Люсилер засмеялся.
— Да, мой друг. Он говорит своим искусникам, чтобы они не смущались твоим присутствием. Видишь их лица?
Это была правда. Лица гостей были очень серьезными. Тарн снова указал на Ричиуса.
— Король Вентран, — с трудом прохрипел он. Чувствовалось, что он давно не изъяснялся на языке Нара; его слова показались странными даже Ричиусу. Искусник владел его языком далеко не так хорошо, как Люсилер. Тарн откашлялся и начал говорить снова, бросив на Ричиуса виноватый взгляд.
— Король Вентран, добро пожаловать.
— Ответь по-нарски, — тихо подсказал Люсилер.
Ричиус выпрямился, чтобы обратиться к монарху.
— Благодарю вас за гостеприимство, господин Тарн, и за любезное приглашение отужинать с вами в день вашего праздника.
Тарну удалось изобразить некое подобие улыбки.
— Эти люди не рады вас здесь видеть, король Вентран. Вот о чем я говорил.
Ричиус пожал плечами.
— Тогда это их проблема, господин Тарн.
Из горла искусника вырвался хриплый смех, за которым последовал приступ кашля.
— Это так, король Вентран. — Немного успокоившись, он посмотрел на Ричиуса уже серьезно. — Я знаю, вы хотите со мной говорить. Люсилер передал мне, что вам… — он помолчал, подыскивая нужное слово, — не хочется ждать, да?
— Совсем не хочется, — подтвердил Ричиус.
— Мы поговорим, — пообещал Тарн. — Сегодня вечером. А сейчас мы будем есть. Казада, король Вентран.
Ричиус принял из рук служанки чашку с какой-то жидкостью, над которой поднимался пар. Напиток казался густым и противным — словно наперченный уксус. Он поднял чашку, насмешливо приветствуя Тарна.
«Это ведь ты позвал меня сюда, помнишь?» — подумал он.
Его задело, что Тарн с такой решительностью откладывает их разговор, однако поднес чашку к губам и сделал глоток. Горячая жидкость въелась в язык и небо, к чему он был совершенно не готов.
— Что это такое? — рявкнул он, со стуком ставя чашку на стол и прикрывая ладонью обожженные губы. Ему показалось, будто на них уже образуются пузыри.
— Токка, — ответил Люсилер, который с удовольствием пригубил свою чашку, разговаривая с Кронином. — Ягодное вино с пряностями. Пить его надо осторожно.
Ричиус оттолкнул от себя чашку.
— Или вообще не пить.
— Это — традиционный напиток Таттерака, — предостерег его Люсилер. Он. пододвинул чашку к Ричиусу. — Кронин оскорбится. Пей.
— Это нечто отвратительное, Люсилер. Я не могу.
— Тогда притворись.
— Токка, — сказал Кронин, тыча гостя локтем в бок и изображая, будто пьет.
— Ладно, — устало ответил Ричиус, — токка.
Он сделал еще один глоток слишком сильно наперченной жидкости, борясь с тошнотой. Служанка, приставленная к их столу, расставляла новые чашки и тарелки, и каждое новое блюдо казалось Ричиусу омерзительнее предыдущего. Тут были целые рыбины, плававшие в зеленой подливе, кипящий красный суп в миске, ломти мяса, сложенные стопками, — такие свежие и непрожаренные, что из них на тарелку все еще сочилась кровь. Несмотря на голод, эта процессия блюд показалась Ричиусу просто невыносимой. Он смотрел, как трийцы берут эти «деликатесы» голыми руками — на столе не было приборов, только круги пышного хлеба, и каждый мог схватить понравившийся кусок. Люсилер с Кронином постоянно запускали руки в общее блюдо, поставленное перед Ричиусом. Музыканты пели и играли, воины насыщались, словно голодные псы, и Ричиус пошатнулся. Ему стало нехорошо от шума и мерзкого запаха трийской кухни. Кронин не слишком нежно ткнул его в бок.
— Ош умлат халхара до?
Люсилер наклонился к нему и перевел:
— Он спрашивает, почему ты не ешь.
— Я не голоден, — вежливо ответил Ричиус.
Кронин нахмурился, словно разгадав его ложь.
— Не имеет значения, голоден ты или нет, Ричиус. В день казада все едят. Эти люди терпели голод ради сегодняшнего пира.
— Я не могу есть, Люсилер, — прошипел Ричиус сквозь зубы. — Это отвратительно.
Триец отпрянул, уязвленный подобным оскорблением. Он положил свой кусок хлеба и, схватив Ричиуса за рукав, притянул его к себе.
— В течение года я должен был есть те помои, которые готовили вы с Динадином. И ни разу не пожаловался. А теперь ешь.
Ричиус вздрогнул.
— Ты прав, — пристыженно пролепетал он, — поваром Динадин был никудышным.
Оба рассмеялись, а потом Люсилер выбрал блюдо, которое, на его взгляд, Ричиус смог бы вынести — полужидкую чечевичную похлебку, предназначенную для того, чтобы макать в нее хлеб или овощи. Она оказалась не слишком острой, и Ричиус обнаружил, что в состоянии понемногу ее есть. Сладкое мясо и пучки осьминожьих щупальцев он предоставил поглощать Кронину, которому, похоже, такие странные блюда нравились. Воин ел не переставая и почти не разговаривал, а его кулинарные пристрастия можно было легко определить по пятнам на куртке. Люсилер не переходил границ приличия. Он ел аккуратно — как и в долине Дринг — и старательно выбирал те яства, которые мог съесть, чтобы ничего не оставалось. И вообще манерами он больше походил на искусников, чем на воинов. Воины ели так, будто им предстояло в ближайшее время вступить в бой с великанами, а дролских священнослужителей разговоры занимали больше, нежели чревоугодие. Они разговаривали благовоспитанно, поднимали тосты в честь Тарна и изредка присоединялись к более спокойным песням. И, следуя приказу своего повелителя, совершенно не обращали внимания на нарского гостя.
Казалось, Тарна присутствие Ричиуса тоже не беспокоит. Он не смотрел в его сторону — только изредка адресовал ему одну из своих уродливых улыбок. Хозяин Фалиндара практически ничего не ел: передвигал пищу по тарелке, как ребенок, которого насильно посадили за стол. И пил он не вино, а воду. Ричиус последовал примеру Тарна и сделал служанкам знак, чтобы наполнили его опустевшую чашку благословенно безвкусной жидкостью. Вода скользнула в его пылающую от специй гортань словно весенний ветерок. Он предложил ее Люсилеру, но тот равнодушно пожал плечами.
— Не понимаю, как тебе удается это есть, — сказал Ричиус. — Все слишком острое.
— Ты к этому привыкнешь.
— Спасибо, не собираюсь.
Ричиус обвел взглядом присутствующих. Многие опьянели, и разговоры стали громче. Он решил, что это подходящий момент для новой попытки.
— Объясни мне насчет Тарна, — прошептал он Люсилеру. — Что с ним случилось?
— Нет, — раздраженно ответил триец. — Другие могут услышать.
— Никто ничего не услышит. И все равно нас никто не поймет. Давай рассказывай. Это болезнь?
— Не болезнь, — ответил Люсилер. — Это возмездие.
— Что ты говоришь? Кто сотворил с ним это?
— Таким его сделали боги.
— Боги? О нет, Люсилер, не может быть.
— Говори тише, — укоризненно прошептал Триец. — Я рассказывал тебе о его способностях, но не упомянул о том, почему он больше ими не воспользуется. Помнишь?
Ричиус кивнул. Этот вопрос очень занимал его.
— Помнишь тот день в долине, когда я поведал тебе о дролах?
— Ты сказал, что они никогда не станут пользоваться магией, чтобы причинять вред другому живому существу. Помню. Ну и что?
— Разве это не очевидно? Посмотри на него!
— Люсилер, у него проказа или какая-то иная болезнь. Это ничего не доказывает.
— Он не был болен, пока не воспользовался своим даром для того, чтобы закончить эту войну, Ричиус. Он применил свои силы, чтобы убить твоих нарских собратьев, и боги наказали его за это.
Ричиус закатил глаза.
— И он действительно обратил тебя в свою веру, правда? Раньше ты в эту чушь не верил. Это — просто совпадение, вот и все.
— Это не совпадение, — возразил триец. — Его силы — это дар Небес. Но боги дают свои дары по необъяснимым причинам, и их нельзя применять для убийства. — Он снова махнул рукой в сторону Тарна. — Видишь, какими бывают последствия. Он избавил нас от Нара и теперь расплачивается за это.
— Ну так он должен готовиться к новой расплате, — хмуро сообщил Ричиус. — Ему понадобятся все его дары, если он хочет победить Аркуса.
— Он больше ими не воспользуется. Он дал клятву. Боги говорили с ним через его тело. Теперь он видит, что поступил неправильно.
— О, я думаю, он изменит свое решение, — язвительно бросил Ричиус, — как только увидит легионы Нара.
— Не изменит! — Люсилер опустил кулак на стол с такой силой, что зазвенели стаканы. Сидящие за их столом удивленно посмотрели на него, но он возмущенно продолжал: — Неужели ты не видишь, что здесь случилось, Ричиус? Он — пророк. Боги послали его, чтобы объединить Люсел-Лор. Но как только он отступился от них, он был наказан. Мне это кажется совершенно очевидным.
— Ладно, — ответил Ричиус, — верь во что хочешь, мне все равно. Я здесь только из-за Дьяны. Я побеседую с ним сегодня вечером. Если он отпустит ее, я переговорю с Аркусом от его имени и отправлюсь обратно следующим же утром. Я только надеюсь, что он не нарушит своего обещания. Он будет говорить со мной сегодня, да?
— У него много забот. Он не случайно не принял тебя вчера.
— И ты не собираешься объяснить мне, в чем дело.
Люсилер лениво отпил немного токки.
— Правильно.
— Твои приоритеты явно изменились, — сказал Ричиус скорее разочарованно, чем гневно. — Я помню время, когда у тебя не было от меня секретов.
Люсилер вздохнул.
— Времена изменились. Ты не знаешь Тарна так, как знаю его я. По крайней мере пока не знаешь. Если бы знал, то понял.
— Я ничего не хочу понимать, Люсилер. Я только хочу забрать отсюда Дьяну.
Какое— то время они ели в относительной тишине, пока в банкетный зал не вошла крошечная женщина-трийка в простом белом платье. Оно было бы ничем не примечательным, если б его не усеивали алые пятна. На ее лице читалось беспокойство. Она пробежала через весь зал к Тарну, наклонилась и прошептала что-то на ухо правителю трийцев. Жуткое лицо Тарна побледнело, а глаза страшно расширились. Они обменялись несколькими обрывочными фразами, а потом Тарн с трудом начал подниматься на ноги, призывая Кронина на помощь. Военачальник резво вскочил и мгновенно оказался рядом со своим повелителем. Он помог ему встать и повел к дверям. Музыка и пиршество прервались; все с тревогой смотрели, как Тарн мучительно уходит, явно напрягая свои силы до предела. Его хромота стала еще явственнее.
— В чем дело, Люсилер? — осведомился Ричиус. — Что происходит?
— Как раз то, о чем я тебя предупреждал. Извини, Ричиус. Сегодня ты Тарна не увидишь.
28
Когда Ренато Бьяджио был мальчишкой, он жил в роскоши на южном острове Кроут, среди небольшого народа, прославившегося своим вином, любовью к искусству, гурманством и вспыльчивостью. В течение почти двух столетий семья графа правила Кроутом, жирела на его маслинах и поте крестьян. Его семья управляла своими владениями из сверкающей золотом и мрамором виллы — дворца, окруженного пляжами и прозрачными морями, со множеством огромных окон, впитывавших жаркое солнце острова и окрашивавших кожу членов королевской фамилии в янтарный цвет.
Юный Бьяджио наслаждался жизнью в родительском доме. Все его желания немедленно исполнялись, на любые вопросы давались ответы. К его услугам было несметное количество подданных его отца. Когда он стал мужчиной, для удовлетворения его похоти имелись рабы. Склонности и вкусы Бьяджио, как и большинства кроутов, отличались разнообразием, и задача уберечь себя от скуки решалась самыми различными способами. Чтобы занять его мысли, были книги и музыкальные салоны, чтобы ублажить его тело — мужчины и женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122