Дженн!
Роберт поднял глаза и широко улыбнулся, увидев брата. Начались объятия, приветствия, радостные восклицания. Маргарет даже прослезилась, но Уилф скоро положил конец беспорядку.
— Я созываю утром совет, Роберт. Тем временем держи язык за зубами, понятно? Окажи мне такую милость!
Все двинулись к покоям Финлея, но сам он отстал, подошел к Дженн и тихо спросил:
— У тебя все в порядке?
— Да, все прекрасно.
— А как Эндрю?
Дженн бросила на него острый взгляд и кивнула:
— С ним тоже все хорошо, Финлей, поверь.
Финлей не мог разобраться, в чем дело, но Дженн показалась ему чем-то угнетенной. Впрочем, после тяжелой дороги она, конечно, очень устала. Как, во имя всех богов, удалось Роберту уговорить ее явиться сюда? Ладно, это он позже, несомненно, узнает. Тем временем они с Дженн дошли до полных народа комнат Финлея.
Фиона выжидающе взглянула на мужа, и тот сразу вспомнил еще об одном важном деле. С улыбкой он распахнул дверь спальни, подхватил на руки Хелен и повернулся к Роберту.
— Братец, хочу познакомить тебя с твоей племянницей Хелен.
Роберт замер на месте, потом, широко раскрыв глаза, посмотрел на девочку и улыбнулся:
— Племянница!
— И есть еще одна, — вмешалась Фиона, протягивая Роберту сверток. — Это Бронвин, ей всего две недели от роду.
Роберт открыл рот, но ничего не смог сказать. Маргарет обняла сына, глаза ее блестели.
— Если бы ты знал, как мы ждали этого момента!
— Ну, похоже, некоторые из вас собирались ждать дольше остальных!
— Вот тебе, — рассмеялся Финлей, пододвигая Хелен к Роберту. — Ты лучше возьми ее на руки, а то потом уж не поднимешь. Ну-ка, Хелен, что ты скажешь своему дядюшке?
Малышка обратила на Роберта свои огромные глаза и проговорила:
— Здравствуй, дядя Роберт. Папа рассказывал мне о тебе — только это все были нехорошие вещи.
Все в комнате расхохотались.
— Ты подучил ее, Финлей! — возмутился несправедливостью Роберт. — Так нечестно!
Финлей лукаво улыбнулся:
— Это тебе за долгое отсутствие, братец. Так что виноват ты сам.
Дженн отошла в дальний конец комнаты, подальше от суеты и шума, и огляделась в поисках места, где можно было бы присесть. Еще несколько минут, и начнутся неизбежные вопросы; люди будут спрашивать ее, почему она все эти годы не давала о себе знать, почему и теперь держится особняком. Дженн так не хотелось признаваться в том, что она не чувствует себя одной из них…
Слишком тяжела была ее жизнь, слишком отличалась суровая действительность от веселья, теплоты и товарищества, которые она сейчас наблюдала. Все это было опасной иллюзией, и Дженн не могла себе позволить ей поддаться.
— Ты выглядишь совсем измученной, — сказала Марта, подходя к ней. — Не лучше ли будет оставить эту компанию и отправиться в постель?
— Должна признаться… — начала Дженн, и Марте оказалось вполне достаточно этого подтверждения ее правоты.
— Мы перебрались в более просторное помещение, — сказала Марта, взяв Дженн под руку и выходя с ней вместе в коридор. — У нас ведь появился еще один ребенок.
— Правда?
— Да. Мальчик. Ему уже два года. Вот нам и понадобилось больше места. У нас есть свободная комната для тебя, если захочешь в ней расположиться. — Они свернули за угол и оказались перед дверью. — Сейчас дети спят, но утром ты их увидишь. А вот это твоя спальня.
Марта распахнула дверь, расписанную зелеными листьями, о комнате оказалась кровать, два стула и умывальник с уже приготовленными тазом и полотенцами. Дженн остановилась, не находя слов. Марта только улыбнулась:
— Я принесу теплой воды, пока ты будешь раздеваться. Войдя в уютную спальню, Дженн обнаружила, что Марта даже приготовила ей ночную рубашку с голубой лентой вдоль ворота.
Дженн рассеянно расстегнула платье и стала складывать одежду на стул. Усталость пронизывала все ее тело, с каждым моментом все больше затуманивая сознание. Марта принесла кувшин с водой и начала помогать Дженн окончательно раздеться.
— О боги, тяжелое же путешествие выпало вам на этот раз, — с сочувствием пробормотала она. — Неудивительно, что ты падаешь от усталости.
Дженн нахмурилась, но промолчала. Марта протянула ей ночную рубашку.
— Ох, какие синяки! Должно быть, твои ушибы все еще болят. Ты что, упала с лошади?
Неожиданно туман перед глазами Дженн рассеялся, и она поспешно натянула на себя ночную рубашку.
— Да, но это было еще до того, как мы отправились в путь. Ничего серьезного.
— Ну, — сказала Марта, — постарайся уснуть. Я попробую держать детей подальше от этой комнаты, пока ты не проснешься, хоть и не могу обещать этого наверняка.
Марта ушла, и Дженн с облегчением забралась в постель; однако прошло много времени, прежде чем ей удалось наконец уснуть.
Роберт удобно расположился в кресле, протянув ноги к огню и держа в руке кубок с подогретым вином. Патрик взял себе новый кусок сыра и снова уселся, скрестив ноги, на полу рядом с Робертом. Финлей допил вино, налил себе еще и поставил флягу на пол между собой и Патриком.
Все остальные уже отправились спать, хотя и неохотно; только Роберт, Финлей и Патрик готовы были проговорить всю ночь. Роберт, конечно, чувствовал усталость, но ему так давно не удавалось беседовать с друзьями, что уйти сейчас казалось совершенно невозможным. Нужно было задать много вопросов и на много вопросов ответить.
— Ты и представить себе не можешь, какие о тебе ходят слухи, — сказал Патрик, согревая руки о кубок. — Хотел бы я, чтобы хоть половина их была правдой.
Роберт усмехнулся, не открывая глаз.
— Да, кое-что и я слышал; даже не знаю, как к ним относиться.
Несколько мгновений все молчали, потом Финлей прочистил горло и сказал;
— Понятно, конечно, что Дженн не очень радовалась необходимости доставлять тебя сюда в разгар зимы, но есть еще что-то, что ее огорчает?
— А что?
Снова последовало молчание, такое долгое, что Роберт наконец открыл глаза; выражение, с которым Финлей и Патрик смотрели друг на друга, его озадачило.
— Что произошло? Ответил ему Патрик:
— Ты знаешь, что после твоего отъезда из Элайты ее на два месяца заточили в тюрьму?
Роберт мрачно кивнул:
— Да. Я ничего не мог сделать, чтобы этому воспрепятствовать.
— И с тех пор, как ее выпустили, Дженн ни с кем из нас отношений не поддерживала.
Роберт нахмурился и выпрямился в своем кресле.
— Но она все еще может мысленно разговаривать с Финлеем, разве не так?
Финлей пожал плечами:
— Наверное, но она не делала этого очень давно. Я иногда пытался сам связаться с ней, но она не отвечала, а я не так силен, чтобы пробиться без ее помощи. В результате единственные новости, которые доходили до нас, были сообщения отца Джона. Ему удалось добиться назначения капелланом в Клоннет.
— Да, я знаю. — Роберт продолжал хмуриться. — Вы хотите сказать, что она совсем не поддерживала отношений с Анклавом, со всеми вами последние пять лет?
— Не пойми меня неправильно, — начал Патрик, подняв руку, — мы пытались связаться с ней. Я сам ездил туда раз десять. Сначала, конечно, увидеться с ней было невозможно, но даже и потом отец Джон передавал, что она не хочет иметь дел ни с кем из нас. В последний раз я побывал в Клоннете в конце лета. Дженн отказалась увидеться со мной и пригрозила, что мне придется плохо, если я явлюсь еще раз.
— Милосердный Серинлет! — выдохнул Роберт. — Я думал, что так она встретила только меня.
— Ты пытался с ней говорить? — спросил Патрик. Роберт искоса посмотрел на него.
— Я? Ты что, шутишь?
— Но вы же только что вместе проехали через полстраны! Уж не хочешь ли ты сказать, что все это время вы не разговаривали?
— Именно так и было.
— Тогда… — Финлей помолчал и закончил: — Если не возражаешь, я попрошу матушку поговорить с ней.
— А она согласится?
— Конечно. Дженн ей всегда очень нравилась. Думаю, матушка сделает это с удовольствием. Кто знает, когда еще у нас будет такая возможность.
Роберт протянул свой кубок, и Финлей вылил в него остатки вина из фляги.
— Ну так что, — тихо начал Патрик, — собираешься ты рассказать нам, в чем дело?
— Это зависит от того, согласишься ли ты выполнить одно мое небольшое поручение.
— Я?
— Да, — усмехнулся Роберт. — Это как раз по твоей части.
В комнате Роберта было холодно, и оставаться там, когда утренний шум разбудил его, Роберту не захотелось. Можно было, конечно, разжечь огонь в очаге, но внутреннее беспокойство заставило Роберта одеться и выбраться из пещеры наружу. Он вышел на середину поля, покрытого свежевыпавшим снегом, и остановился.
Запрокинув голову, Роберт вдохнул чистый утренний воздух и стал смотреть в серо-синее зимнее небо. В высоте над ним утесы Голета вздымались отвесными остриями, лишь кое-где белыми от снега, образующими как бы огромную корону, и лишь ровная поверхность плато под мягким снежным одеялом не казалась угрюмой и негостеприимной.
До чего же это место — Анклав — странное! Что заставило колдунов больше пяти столетий назад выбрать именно его — плоское плодородное плато у подножия конической вершины в самом сердце гор? Многие пещеры и туннели в скале были естественными, а остальные жители Анклава вырубили в толще камня сами; но даже и теперь иногда обнаруживались новые пещеры. Голет, самая высокая вершина в Люсаре, казался издали неприступным и устрашающим, а на самом деле представлял собой каменные соты, давшие пристанище изгнанным, преследуемым людям. Да, странное место.
А теперь, когда он вернулся сюда после долгого отсутствия, Анклав казался Роберту еще более странным.
Ему давно следовало начать действовать, как-то остановить Селара, остановить поток бесчувственной жестокости, прокатившийся по стране за последние двадцать лет. Да, легко было произносить благородные слова о том, что он дал Селару клятву верности, — но ведь прошло больше шести лет с тех пор, как Селар освободил его от этой клятвы. Так почему же Роберт ждал до сих пор? И что он собирается делать теперь? Начать войну — именно то, от чего он всегда отрекался…
Войну против собственного народа!
Пойдут ли за ним люди, станут ли сражаться вместе с колдуном против короля? Нет сомнения в том, что его поступок — тогда в Элайте — не забыт и не прощен, но Роберт молил богов о том, чтобы жестокий гнет заставил народ подняться на борьбу.
Многие годы от него добивались именно того, что он решил совершить теперь: помочь своей стране восстать из мертвых. И все же, хотя часть его души радовалась тому, что пришел конец бездействию, другая часть задавалась вопросом: разумен ли его выбор? Война — вещь серьезная, в нее нельзя играть. Лучше ли та участь, которую предлагает людям Роберт, страданий под игом Селара?
Горечь беспомощности слишком часто лишала Роберта сна, слишком много пищи давала живущему в нем демону. Почему, могли бы спросить его люди, не ограничиться тем, чтобы просто убить Селара? Наверняка ведь его колдовская сила позволила бы ему проскользнуть в Марсэй и перерезать горло узурпатору? Да, но именно так и начинаются гражданские войны, и тогда сражения длились бы гораздо дольше, чем затеянный им мятеж. Страна превратилась бы в пустыню…
И какую роль во всем этом играет Ангел Тьмы?
Роберт бродил по полю, подкидывая носком сапога снег. Сапоги были хорошо смазаны жиром и не промокали, но холод все равно чувствовался.
Ангел Тьмы, пророчество, Дженн… Все связано вместе в тугой узел, и сколько бы Роберт ни пытался его распутать, все впустую: он был не ближе к разгадке, чем пять лет назад. Пророчество все еще бросало на него свою зловещую тень. И Ангел Тьмы тоже подкарауливал его, ведя какую-то свою игру. Что же касается Дженн…
Дженн была для Роберта потеряна.
Может быть, так и лучше: он никогда не смог бы дать ей ничего, кроме боли, — их прошлое не оставляло в том сомнений. К тому же она замужем, у нее сын от ее супруга. Дженн теперь ненавидит Роберта. Что ж, она в этом не одинока. Однако Дженн угрожает опасность, даже если она сама о ней не догадывается, — а Роберт поклялся защитить любимую любой ценой.
Любой ценой. Что бы ни случилось.
Роберт остановился, набрал снега и скатал его в шар. Снежок полетел по дуге, попал в скалу и рассыпался. С каким-то детским смехом Роберт кинул еще один. Может быть, если собраться с силами, удастся даже докинуть снежок до самого пика Голета.
Финлей несколько минут простоял у выхода из туннеля, следя за тем, как Роберт бродит по полю, подкидывает ногами снег и лепит снежки, как они с ним часто делали в детстве.
Боги свидетели, до чего же здорово, что он вернулся — и к тому же живым и здоровым! Роберт хорошо выглядел, ничуть не постарел и был в расцвете сил. Сейчас в своем черном плаще на фоне сверкающего снега он казался величественным, как и подобает главе дома Дугласов. Да, он бунтовщик и изгнанник — хотя сейчас, лепя снежки, Роберт больше походил на ребенка-переростка.
Неожиданно озорно усмехнувшись, Финлей вышел наружу и тоже слепил снежок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76