— Ничего подобного! Ты только и знал, что ошивался бог весть где с Тэситом и поглядывал на свою мать свысока с тех самых пор, как узнал, чем она зарабатывает на хлеб тебе и себе! — возмутилась Астел.
— Неправда это! — Я старался придать своим словам как можно больше убедительности. Вспомнил о монетке, которую когда-то давно сунул в ладонь спящей Маделайн. Но делиться этим воспоминанием с Астел мне вовсе не хотелось. Она вряд ли бы меня поняла. Скорей всего, высмеяла бы, и только. Поэтому я еще более настойчиво повторил: — Неправда! Я все это время зарабатывал и копил деньги. Золотой к золотому. И у меня их теперь много! В надежном месте. Я собирался отдать их Маделайн, да не успел.
А вот это уже была чистейшей воды ложь, потому как я и в мыслях подобного никогда не держал! Не собирался с ней делиться ни единым совереном. Но насколько мне за минуту до этого хотелось во что бы то ни стало разозлить и обидеть Тэсита, настолько же теперь я жаждал уесть эту Астел, которая смотрела на меня с таким нескрываемым презрением.
Но она лишь недоверчиво покачала головой.
— По-моему, ты давно перестал отличать правду от вранья.
— Много ты знаешь, Астел, — вознегодовал я, решительно переходя от обороны к наступлению. — Сама сказала, что помнишь, как я родился на свет, но за все время, что мы с тобой живем под одной крышей, за всю мою жизнь ты ни разу не попыталась меня понять!
— Одно могу сказать, — Астел презрительно поджала губы, — Тэсит, тот хоть по крайней мере чувствует разницу между добром и злом. Он не чета тебе! Вот потому-то ты и обошелся с ним как последний предатель! — И она указала рукой на дверь, сквозь которую он еще так недавно вышел. — Уж про него я точно знаю, что у него сердце на положенном месте. А у тебя оно есть, Невпопад? Можешь ответить, где?!
— Оно у меня надежно спрятано от таких, как ты!
Во все время этой перепалки мы с ней делали маленькие шажки навстречу друг другу, пока не столкнулись буквально нос к носу. Тела наши трепетали от ярости.
— Очень мне нужно разыскивать твое сердце! — хрипло выкрикнула она. — Там ведь и взглянуть-то не на что! Слыханное ли дело, мать лежит убитая, а он не мог придумать ничего лучшего в отместку за это, как ринуться на поиски беззащитной женщины, чтобы ее прикончить!
— А чего бы ты от меня хотела, Астел? Чтобы я разыскал этого проклятого великана и вызвал его на бой, из которого мне нипочем не выйти живым? По-твоему, Маделайн от этого станет легче на том свете?!
— Трус, вот ты кто!
— Я реалист! И если реальный взгляд на вещи делает меня в твоих глазах трусом, плевать! Кого могут заботить твои суждения?!
— Да тебя, кого же еще! — И с этими словами она пихнула меня ладонью в грудь с такой силой, что я еле устоял на ногах. Едва обретя равновесие, я ответил ей тем же. Она попыталась повторить свой маневр, и я ухватил ее за руки и крепко их сжал. В этот момент удар грома сотряс весь трактир. Мне на миг почудилось, что стихия бушует совсем рядом, здесь, в комнате. — Ты не способен ни на какие искренние чувства, — долетел до меня голос Астел сквозь громовые раскаты. — Тебе плевать на всех, кроме тебя самого… Нет в тебе любви… нет ни…
Она находилась в столь соблазнительной близости от меня, что я вдруг взял да и впился в ее губы долгим поцелуем. Я так резко к ней склонился, что наши головы пребольно стукнулись одна о другую. Мне снова захотелось потереть ушибленное место, и я опять от этого удержался. Астел была почти вдвое старше меня, но все еще оставалась чертовски привлекательной. Она попыталась отстраниться от меня, но не тут-то было! Я чувствовал, как в глубине моего существа рождается нечто властное, требующее немедленного разрешения. Снаружи неистовствовали дождь и ветер. Астел вонзила зубы в мою нижнюю губу. Я ощутил во рту солоноватый вкус крови и отпрянул назад. Она смотрела на меня с торжеством, помимо которого я, однако, безошибочно уловил в ее взгляде нечто, заставившее меня тотчас же снова привлечь ее к себе. Я опять приник к ее губам в еще более страстном поцелуе. Как я и ожидал, Астел почти перестала сопротивляться. А когда я увлек ее на пол, она и думать забыла о том, чтобы мне противиться.
Так я впервые познал женщину — в пяти футах от мертвого тела моей матери, укрытого простыней. Такое соседство вряд ли можно было назвать уместным, но теперь, мысленно возвращаясь к этому эпизоду своей жизни, я нахожу его весьма символичным.
7

НЕСКОЛЬКО минут, пока наши тела еще хранили жар после бурных любовных утех, мы лежали, тесно прижавшись друг к другу.
— Это было… так неожиданно… — хрипло сказал я.
— Жизнь полна сюрпризов, — отозвалась Астел. Слегка отстранившись от меня, она перебирала пальцами завитки волос у меня на груди. — Знаешь, чего тебе, по-моему, не хватает, Невпопад?
— Ты будешь перечислять мои недостатки по алфавиту или по степени их важности, от большего к меньшему?
Она улыбнулась. Мои слова ей показались забавными.
— Мне кажется, тебе недоставало уверенности в себе. Которая появляется только после того, как мальчик, юноша превратится в мужчину. Понимаешь? Станет мужчиной в полном смысле слова.
— Ты об этом?.. Ну а как же монахи, которые соблюдают обет безбрачия? Ты, поди, не хуже меня знаешь, большинству из них уверенности в себе хватает с избытком.
Астел скорчила пренебрежительную гримаску.
— Этим-то что! Они занимаются любовью со своим Господом. Да и мало ли чем еще. И с кем. Ты что, проверял, как они себя ведут, следил за ними? — С этими словами она снова стиснула меня в объятиях, так крепко, что еще немного, и я бы задохнулся. — Уверенность в себе, — повторила она таким тоном, как будто подводила итог важному диспуту.
— Так, значит, ты мне уступила, чтобы избавить меня наконец от этого моего недостатка? Чтобы я обрел уверенность в себе?
— В какой-то мере — да… — Она удовлетворенно вздохнула. — Но не только. Знаешь, по правде говоря, мне давно уже приходило на ум, а не заняться ли этим с тобой… Я довольно часто себе представляла, как это могло бы у нас получиться. Знаю, знаю, это звучит странно, я ведь, можно сказать, приняла тебя на руки, как только ты родился. Но пожалуй, это-то как раз меня к тебе и манило. Возможность наблюдать за тобой, за тем, как ты рос, из младенца сделался мальчишкой, юношей…
— Не значит ли это, что ты меня просто подзадоривала, когда говорила о моем бессердечии, обвиняла меня бог знает в каких грехах и проступках? Или ты в самом деле так обо мне думаешь?
Астел склонила голову набок и, немного помолчав, медленно проговорила:
— Мало ли что скажешь в минуту гнева, Невпопад. Не обращай внимания. Люди, стоит их разозлить, часто говорят такое, о чем потом жалеют.
Она нежно провела ладонью по моей щеке, потом, наклонившись, поцеловала в губы. Моя плоть тотчас же отозвалась на эту ласку. На этот раз мы занимались любовью куда менее неистово, чем впервые. Я был в этих делах новичком, но быстро усваивал от Астел все уроки, которые она считала нужным мне преподать.
Насытившись близостью, мы торопливо оделись и вышли из комнаты, где лежало тело моей матери. В трактире к этому времени осталось совсем мало посетителей, да и те были пьяны до беспамятства. Трезвым оставался один лишь Строкер. Он торчал за стойкой, перемывая в лохани кружки и вытирая их засаленным полотенцем. Я насторожился, увидев его за этой работой, ее у нас обычно выполняли служанки. Недоумевая, что бы это значило, я поймал на себе его недружелюбный взгляд исподлобья.
— Я уже послал за похоронщиком, — просипел он. — Явится поутру, заберет тело и избавится от него. — Строкеру даже в голову не пришло спросить о моем мнении насчет этого распоряжения, сочувствия моему сиротству он также не потрудился высказать.
Я сердито нахмурился:
— Как это — избавится? Где она будет похоронена?
— Похоронена! — засопел Строкер. — Скажите на милость! Спалит он ее в своей печи, вот и все дела, в пепел сожжет, ясно? Или у тебя деньжата имеются на гроб и на рытье могилы на кладбище? — Последнюю фразу эта скотина произнесла с таким презрением, с таким чудовищным высокомерием, что кровь во мне закипела от ярости. Ну, сейчас ты у меня получишь! — подумал я.
— Деньги?! — вскричал я срывающимся голосом. — Так вот, имейте в виду… — Но почувствовав, как Астел предостерегающе сжала мою руку чуть выше локтя, я осекся на полуслове. Я понял, что, по ее мнению, сказать Строкеру об имевшихся у меня деньгах было бы непростительной оплошностью, величайшей неосторожностью с моей стороны. Не имея возможности выяснить, почему она так считает, я все же счел за лучшее ее послушаться и закончил фразу куда более спокойным тоном: — Будь они у меня, моей матери не пришлось бы завершать свой земной путь, обратившись в горстку пепла. Я бы ее похоронил в самом лучшем гробу, на самом лучшем месте кладбища! — И тут я вдруг кое о чем вспомнил. — Кстати, а ее-то деньги где? Сбережения моей покойной матери?
Строкер вытаращил на меня свой здоровый глаз, другой, косой, так и остался у него полу прищуренным.
— Ее деньги? Какие еще такие деньги, хотел бы я знать?!
— Она часть заработка откладывала! Она копила деньги, это я точно знаю! Все эти годы, что работала в трактире… Разве она не вам их отдавала на хранение?
— Черта с два! — помотал головой Строкер. — Только положенную мне долю от своих доходов, как уговорились. А копила она или нет, это не моего ума дело. Поищи лучше у нее в тюфяке.
Я поспешно вернулся в комнату. Я уже готов был поднять тело матери и переложить его на стол, чтобы хорошенько прощупать весь матрас. Но этого не потребовалось. Мне бросилась в глаза прореха, на которую я прежде просто не обратил внимания, не до того было. Длинная узкая дыра в грубой мешковине. У дальнего края тюфяка, возле стены. Я засунул туда руку, хорошенько пошарил… Добычей моей стал единственный соверен, остальное унес с собой вор. Вор и убийца! Не иначе как именно ради этих денег он лишил мою мать жизни. Почувствовал, усевшись на постель, под своим задом что-то твердое и сразу смекнул, что здесь есть чем поживиться. Проклятый ублюдок!
Бранясь на чем свет стоит, я вернулся в зал.
— Их украли! Украли все до последнего соверена! Но если в вас есть хоть капля сочувствия к моему горю, хоть капля человечности… — Тут я осекся, вспомнив, что собой являет тот, к кому я взываю.
Строкер снова засопел, словно лошадь, страдающая аллергией, и демонстративно отвернулся. Астел увлекла меня в самый дальний уголок трактира и силой усадила на скамью.
— Никому не говори о своих деньгах, — жарко зашептала она мне на ухо. — Ни слова! — Взяв меня за руку, она крепко ее сжала. — Твоя несчастная мать была права, Невпопад: ты в самом деле отмечен судьбой. Я всегда это чувствовала. Но мы оба с тобой знаем, что, оставаясь здесь, ты можешь так никогда и не встретить свою удачу. Согласись, нас здесь больше ничто не удерживает. Надо нам обоим, тебе и мне, убираться отсюда подобру-поздорову. И чем быстрей, тем лучше.
— Нам? — У меня мелькнула мысль, что события стали развиваться гораздо стремительнее, чем я мог ожидать. Ведь я стал воспринимать Астел как реальную женщину из плоти и крови всего каких-нибудь полчаса тому назад. А до этого она была для меня всего лишь приятельницей матери, которую я знал столько же, сколько помнил себя, существом почитай что бесполым. Астел… Огонь и искры, Астел-искусительница… Но заменить привычное "я" новым и как-то странно звучащим «мы»… И все же это отчасти было созвучно и моим собственным мыслям и соображениям. Ведь она пробудила во мне желания, долго дремавшие под спудом, она помогла мне стать мужчиной. Я чувствовал к ней признательность и своего рода привязанность. Стоило мне лишь мельком взглянуть на нее, и я сразу представлял себе нас вдвоем в лежачем положении, я всей кожей ощущал жар, который источало ее ладное, упругое, женственное тело. Так что это ее «мы», пожалуй, устраивало меня как нельзя более.
— Вот именно — нам! Или ты против моей компании? — В голосе Астел зазвучала обида.
Я торопливо произнес:
— Нет, что ты! — И улыбнулся. Причем совершенно искренне и открыто, что со мной вообще-то нечасто случалось. — Наоборот, я очень, очень рад.
— Я что же, до утра буду здесь один возиться? — гаркнул из-за стойки Строкер, и Астел стремительно подбежала к нему, выхватила у него из рук полотенце и принялась перетирать кружки и расставлять их по местам, в общем, наводить за стойкой порядок перед отходом ко сну.
Строкер, кряхтя, вынул из нижнего ящика бара какой-то запыленный кувшин, выпрямился, наполнил одну из чистых кружек и двинулся прямиком ко мне. Я внутренне напрягся, не зная, какой еще колкости, издевки, какого крепкого словца ожидать от этого урода.
Строкер остановился у края стола, за которым я сидел, и долго смотрел на меня не мигая. Затем, к моему крайнему изумлению, поставил передо мной кружку, так крепко грохнув дном о стол, что часть жидкости выплеснулась наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100