Ты ничего им не должен. Ничегошеньки…»
Я зашагал еще медленней.
«Слышишь? Если кто кому и обязан, так это они тебе. За то, что передал Энтипи, живую и невредимую, с рук на руки родителю. И довольно с них. Оботри-ка лучше рот, чтобы скорей позабыть вкус ее поцелуя. И беги, беги отсюда поживей! Ты ведь этого совсем не хочешь! Не хочешь ты бросить свою жизнь им под ноги! Не можешь этого хотеть!»
Она мне поверила.
"Черт бы тебя побрал, Невпопад! Будь же, наконец, верен собственной неверности!"
Я остановился.
И оглянулся.
Позади меня тянулась цепочка следов. Вот как тяжело и неуверенно я стал шагать. Бремя забот, споры с самим собой сделали мою походку неуклюжей и неловкой.
И это позволило скитальцу без труда меня выследить.
Он, подобно мне, был с лесом на «ты» — здорово умел красться сквозь чащу, не производя ни малейшего шума, хоронился за стволами, практически с ними сливаясь… И вдобавок держался от меня с подветренной стороны, иначе я бы учуял его приближение. Но я так был занят оживленным спором с самим собой, что обнаружил преследователя буквально в самый последний момент, когда он неосторожно задел полой плаща ветку дерева…
Он был отнюдь не великаном, этот солдат Меандра, но все же превосходил меня ростом и сложением был крепче. Я растерянно воззрился на его низкий лоб, переносицу, вдавленную в череп — не иначе как чьим-то железным кулаком… Остальную часть лица воина скрывал кольчужный подшлемник. Шлем он предусмотрительно надевать не стал, чтобы тот не звякал о металлическую кольчугу. Судя по кожаной амуниции — черной, с белой оторочкой, — то был пехотинец. С плеч его свисал шерстяной плащ в точности такой же расцветки.
Услыхав шорох, с каким выпрямилась ветка, которая зацепилась за его плащ, я резко обернулся и выбросил вперед руку с зажатым в ней посохом. Но воин Меандра успел уже обнажить меч и нацелил его острие мне в грудь.
— Погоди! — крикнул я и примирительно поднял левую руку. Пехотинец замер. Губы его растянулись в хищной ухмылке. — Зачем тебе меня убивать? Меандр охотно принимает к себе на службу целые полки солдат. Я… тоже поступлю в его армию. Отведи меня к своему королю. Станем вместе странствовать.
Он изучающе взглянул на меня, склонив голову набок:
— Ты, часом, не Невпопад?
Я опешил от неожиданности. Откуда этому незнакомцу может быть известно мое имя?
— Ну… Вообще-то, да…
Солдат протяжно вздохнул:
— Тогда извини. Ничем не могу помочь: должен тебя убить.
И с этими словами, еще более меня озадачившими, он стал надвигаться на меня, размахивая мечом, словно мясник — топором.
Он не дал мне возможности вытащить меч из ножен, да я, по правде говоря, вовсе и не собирался этого делать. Чтобы отразить нападение, достаточно было и посоха. Отпрыгнув назад, я быстро раскрутил его посередине, разъединив на две половины. Одну из них я круговым движением воздел кверху, чтобы отразить удар его меча. Лезвие плашмя опустилось на твердую, как сталь, деревяшку. Я налег на свою здоровую ногу, чтобы удержать равновесие, и одновременно нажал на кнопку, расположенную у края другой половины-посоха. Из желоба выскользнуло острое лезвие, которое я, бросившись на своего противника, вонзил ударом снизу вверх сквозь глазницу прямо ему в мозг.
Уцелевший глаз солдата расширился от изумления, рука разжалась, и меч скользнул на запорошенную снегом землю. Он раскрыл рот, чтобы испустить крик, который наверняка выдал бы мое присутствие его товарищам, и тогда я, оттолкнувшись от земли, подпрыгнул, прижав ладонь к нижней части его лица, и рухнул вниз, увлекая его за собой. Мне кажется, он так и не понял, что произошло и как мне удалось взять над ним верх. Я изо всех сил зажимал рукой его рот, из которого готовы были вырваться вопли ужаса и боли. Солдат судорожно дергался, и я, лежа на нем, ощущал себя всадником, усмиряющим норовистую лошадь. Кровь струилась из его пробитой глазницы широкой волной, которая заливала мою перчатку.
Но постепенно судороги, сотрясавшие его тело, сделались слабее… И вот он затих, и голова его свесилась набок. А я во второй раз за истекшие двое суток со страхом наблюдал, как кровь заливает снег вокруг бездыханного тела. Однако теперь не кто иной, как я сам, лишил человека жизни.
При мысли об этом мне сделалось зябко. Я пытался и не мог в полной мере осознать все значение этого события. Вытащил из неподвижного тела глубоко увязнувший в глазнице посох и с боязливым недоверием принялся рассматривать алый от крови клинок. И все твердил себе, что убил человека, только что лишил жизни себе подобного. Прежние случаи были не в счет: Грэнитц сам напоролся на лезвие меча, гарп, которого я прикончил, не принадлежал к роду людскому, а Тэсита изрешетили стрелами королевские лучники. На сей же раз я одержал победу над противником, над солдатом чужеземной армии в честном бою, в схватке один на один. Он собирался убить меня, а я, защищаясь, нанес ему смертельную рану. И совершил первое в жизни убийство.
Я даже имени его не знал.
Взглянув еще раз на его лицо, поймав выражение безразличия в его уцелевшем глазу, который неподвижно уставился в пространство, я всхлипнул и… меня вырвало. Просто-таки наружу вывернуло. И на душе стало муторно, как никогда. Я все твердил себе, что этот человек первым поднял против меня меч. И я его победил в честном поединке. Если только применение тайного, неизвестного противнику оружия можно отнести к числу честных приемов. И все же… Все же я остался жив, а этот незнакомец мертв. Потому что я лишил его жизни.
Словом, все мои попытки подбодрить себя, настроиться на боевой лад ни к чему не привели. Я ощущал внутри холод и пустоту. И внезапно осознал всю иронию ситуации. Потому что убийство этого солдата, на которого я наткнулся по чистой случайности, идеально соответствовало начальной части моего плана. План этот, который, по моему глубокому убеждению, был совершенно неосуществим, предусматривал, что в лесу я подстерегу одного из людей Меандра, отбившегося от своих товарищей, и прикончу его.
Итак, сам того не желая, я сделал первый шаг по намеченному мною самим идиотскому пути, который не мог никого из нас никуда привести. И все же я не находил убедительных причин, чтобы не двинуться дальше в том же направлении.
«Ты на верную смерть себя обрекаешь! Это просто западня! Не смей этого делать, слышишь? Это…»
Позвольте мне уточнить: я просто не желал искать причины уклониться от этого шага номер два…
Мне хватило нескольких минут, чтобы снять с бедняги его амуницию. Самым противным было стаскивать с головы кольчужный подшлемник. Он был весь в крови. Но мне надо было выглядеть как можно более похожим на солдата армии Меандра, поэтому я не долго думая вывалял чертов подшлемник в снегу, очищая его от крови, и натянул на голову. Неподалеку росло дерево со сгнившей сердцевиной, и я засунул в широкое дупло тело воина, после чего меня снова вырвало. Мертвеца, оставшегося в одном исподнем, я, кстати говоря, завернул в свой плащ. Решил, что это будет справедливо по отношению к нему, ведь его плащ я без колебаний присвоил, а он оказался намного новей и добротней моего.
«Это безумие, безумие!» — неистовствовал мой внутренний голос.
Но я перестал к нему прислушиваться. Просто игнорировал, потому как знал, что он абсолютно прав и что поэтому спорить с ним бессмысленно.
Крадучись, совершенно бесшумно я двинулся сквозь лес к Королевской дороге. Но, по правде говоря, особой необходимости в предпринимаемых мной предосторожностях не было: люди Меандра шумно, не таясь маршировали по дороге, и мне ничего не стоило незаметно к ним приблизиться и влиться в их ряды. То обстоятельство, что состав армии короля-скитальца был скорее переменным, нежели постоянным, поскольку солдаты поодиночке и целыми группами покидали ее ряды, а новобранцы в них то и дело вливались, было мне на руку. Вообще-то, слово «солдаты» вряд ли вполне подходило для этого сброда, поскольку оно как-никак обозначает личный состав регулярных войск, где царит дисциплина, где существует определенная иерархия, где принято подчиняться приказам. Что же касалось Меандра, то Безумец являлся живым воплощением идеи анархии, полного отсутствия какой-либо организации, элементарного понятия о порядке и дисциплине. Нет, подчинения он требовал, и еще как! Но — лишь себе одному. А во всем, что не касалось выполнения его собственных приказов, вернее прихотей и капризов, был более чем лоялен к окружающим. Весь тот сброд, который следовал за ним из страны в страну, уместней было бы назвать просто воинами-наемниками, искателями приключений. Которые, кстати, дело свое знали неплохо… Но то, что их состав постоянно обновлялся, давало мне надежду незаметно к ним примкнуть.
Спрятавшись за толстым стволом дерева у самой дороги, я наблюдал за воинами, которые неспешно маршировали мимо. Голова колонны была далеко впереди. Именно там, по моим предположениям, находился Меандр. До меня долетали обрывки разговоров: воины обменивались нелестными замечаниями в адрес Рунсибела и грубо шутили на его счет. Из их высказываний мне стало ясно, что Меандр рассчитывает овладеть фортом и захватить истерийского властителя в плен и не сомневается, что тот станет для него легкой добычей. Дождавшись удобного момента, я выскользнул из-за дерева и с самым невозмутимым видом занял место в колонне. Воины, шедшие впереди меня, были заняты разговором, те же, что находились сзади, казались погруженными в глубокую задумчивость и ни на что не обращали внимания. Мое появление было воспринято теми и другими как нечто само собой разумеющееся. Но даже если бы кому-то из них пришло в голову меня спросить, откуда я взялся, у меня был готов ответ. Я сказал бы им, что покинул свое место в передней части колонны по зову природы и теперь вернулся в строй.
Стараясь держать шаг наравне с остальными, я с любопытством взглянул по сторонам. Забавно было очутиться на гладкой и ровной каменистой дороге между двух почти сплошь белых стен снегопада. Никогда в жизни я еще не испытывал ничего подобного. Несколько секунд тому назад, пока я еще стоял у кромки леса, меня с ног до головы засыпало крупными, пушистыми хлопьями, теперь же я их старательно стряхнул с головы и плеч, и больше за все время пути на меня не опустилась ни одна снежинка.
Несколько воинов, шедших впереди меня, с издевательским хохотом обсуждали Рунсибела. Я приблизился к ним, чтобы не упустить ни одного слова.
— … и пикнуть не успеет! — веселился один из них, дюжий толстяк с крошечными глазками. — Тоже мне, Рунсибел Сильный! Видали мы таких силачей!
Чтобы осуществить задуманное, мне следовало вклиниться в разговор. И я не замедлил это сделать, весело воскликнув:
— Да-а, плохи его дела. На сей раз тепленьким угодит нам в руки!
Мое замечание было встречено дружным хохотом.
— Хорошо сказано! — одобрительно кивнул толстяк, которого нисколько не удивило мое внезапное появление в строю.
Я же, собравшись с духом, неуверенно прибавил:
— Хотя… — И после некоторой паузы небрежно бросил: — Впрочем, нет, вряд ли.
— Что — вряд ли? Что ты хотел сказать, хромец? — Толстяк был явно заинтригован.
Чего я, собственно, и добивался. Он подозрительно уставился на меня своими маленькими, заплывшими жиром глазками и потребовал:
— Ты уж давай договаривай, коли начал!
Пятеро или шестеро скитальцев, шедших справа и слева от меня, как по команде повернулись в нашу сторону и устремили на меня взгляды, горевшие любопытством.
— Да вот, слыхал я тут… Что какая-то армия, уж и не упомню чья именно — бравые ребята вроде нас с вами, — в точности так же собралась взять этого Рунсибела в плен. Тепленьким. А оказалось, что он не так прост: ловушку для них приготовил. Откуда ни возьмись со всех сторон налетели его воины, лучники принялись осыпать тех ребят стрелами со стен крепости, ну и перебили почти всех. Некоторым, правда, удалось прорваться… Но все это только слухи. — Я пренебрежительно махнул рукой. — Мало ли что люди болтают… Так вот и складываются легенды. Поди потом разберись, что в них правда, а что ложь…
— Верно подмечено, приятель, — задумчиво произнес толстяк с маленькими глазками. По тону, каким он это сказал, я с радостью убедился, что мне удалось посеять в его душе сомнение.
Именно на этом и строился мой расчет.
Кивнув своим спутникам, я ускорил шаги. Мне нужно было пройти вперед, чтобы попотчевать своей выдумкой еще полтора-два десятка воинов Меандра. И так по всей длине колонны. Бесцеремонно расталкивая наемников, которые, на мое счастье, шагали к Терракоте без особой спешки, я улавливал в воздухе ароматы эля и меда, чесночный перегар. Люди Меандра в большинстве своем отнюдь не являлись трезвенниками. Но численность этого войска, каким бы разгульным и недисциплинированным оно ни было, весьма впечатляла: приподнявшись на цыпочки и бросив взгляды вперед и назад, я не смог разглядеть начала и хвоста процессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Я зашагал еще медленней.
«Слышишь? Если кто кому и обязан, так это они тебе. За то, что передал Энтипи, живую и невредимую, с рук на руки родителю. И довольно с них. Оботри-ка лучше рот, чтобы скорей позабыть вкус ее поцелуя. И беги, беги отсюда поживей! Ты ведь этого совсем не хочешь! Не хочешь ты бросить свою жизнь им под ноги! Не можешь этого хотеть!»
Она мне поверила.
"Черт бы тебя побрал, Невпопад! Будь же, наконец, верен собственной неверности!"
Я остановился.
И оглянулся.
Позади меня тянулась цепочка следов. Вот как тяжело и неуверенно я стал шагать. Бремя забот, споры с самим собой сделали мою походку неуклюжей и неловкой.
И это позволило скитальцу без труда меня выследить.
Он, подобно мне, был с лесом на «ты» — здорово умел красться сквозь чащу, не производя ни малейшего шума, хоронился за стволами, практически с ними сливаясь… И вдобавок держался от меня с подветренной стороны, иначе я бы учуял его приближение. Но я так был занят оживленным спором с самим собой, что обнаружил преследователя буквально в самый последний момент, когда он неосторожно задел полой плаща ветку дерева…
Он был отнюдь не великаном, этот солдат Меандра, но все же превосходил меня ростом и сложением был крепче. Я растерянно воззрился на его низкий лоб, переносицу, вдавленную в череп — не иначе как чьим-то железным кулаком… Остальную часть лица воина скрывал кольчужный подшлемник. Шлем он предусмотрительно надевать не стал, чтобы тот не звякал о металлическую кольчугу. Судя по кожаной амуниции — черной, с белой оторочкой, — то был пехотинец. С плеч его свисал шерстяной плащ в точности такой же расцветки.
Услыхав шорох, с каким выпрямилась ветка, которая зацепилась за его плащ, я резко обернулся и выбросил вперед руку с зажатым в ней посохом. Но воин Меандра успел уже обнажить меч и нацелил его острие мне в грудь.
— Погоди! — крикнул я и примирительно поднял левую руку. Пехотинец замер. Губы его растянулись в хищной ухмылке. — Зачем тебе меня убивать? Меандр охотно принимает к себе на службу целые полки солдат. Я… тоже поступлю в его армию. Отведи меня к своему королю. Станем вместе странствовать.
Он изучающе взглянул на меня, склонив голову набок:
— Ты, часом, не Невпопад?
Я опешил от неожиданности. Откуда этому незнакомцу может быть известно мое имя?
— Ну… Вообще-то, да…
Солдат протяжно вздохнул:
— Тогда извини. Ничем не могу помочь: должен тебя убить.
И с этими словами, еще более меня озадачившими, он стал надвигаться на меня, размахивая мечом, словно мясник — топором.
Он не дал мне возможности вытащить меч из ножен, да я, по правде говоря, вовсе и не собирался этого делать. Чтобы отразить нападение, достаточно было и посоха. Отпрыгнув назад, я быстро раскрутил его посередине, разъединив на две половины. Одну из них я круговым движением воздел кверху, чтобы отразить удар его меча. Лезвие плашмя опустилось на твердую, как сталь, деревяшку. Я налег на свою здоровую ногу, чтобы удержать равновесие, и одновременно нажал на кнопку, расположенную у края другой половины-посоха. Из желоба выскользнуло острое лезвие, которое я, бросившись на своего противника, вонзил ударом снизу вверх сквозь глазницу прямо ему в мозг.
Уцелевший глаз солдата расширился от изумления, рука разжалась, и меч скользнул на запорошенную снегом землю. Он раскрыл рот, чтобы испустить крик, который наверняка выдал бы мое присутствие его товарищам, и тогда я, оттолкнувшись от земли, подпрыгнул, прижав ладонь к нижней части его лица, и рухнул вниз, увлекая его за собой. Мне кажется, он так и не понял, что произошло и как мне удалось взять над ним верх. Я изо всех сил зажимал рукой его рот, из которого готовы были вырваться вопли ужаса и боли. Солдат судорожно дергался, и я, лежа на нем, ощущал себя всадником, усмиряющим норовистую лошадь. Кровь струилась из его пробитой глазницы широкой волной, которая заливала мою перчатку.
Но постепенно судороги, сотрясавшие его тело, сделались слабее… И вот он затих, и голова его свесилась набок. А я во второй раз за истекшие двое суток со страхом наблюдал, как кровь заливает снег вокруг бездыханного тела. Однако теперь не кто иной, как я сам, лишил человека жизни.
При мысли об этом мне сделалось зябко. Я пытался и не мог в полной мере осознать все значение этого события. Вытащил из неподвижного тела глубоко увязнувший в глазнице посох и с боязливым недоверием принялся рассматривать алый от крови клинок. И все твердил себе, что убил человека, только что лишил жизни себе подобного. Прежние случаи были не в счет: Грэнитц сам напоролся на лезвие меча, гарп, которого я прикончил, не принадлежал к роду людскому, а Тэсита изрешетили стрелами королевские лучники. На сей же раз я одержал победу над противником, над солдатом чужеземной армии в честном бою, в схватке один на один. Он собирался убить меня, а я, защищаясь, нанес ему смертельную рану. И совершил первое в жизни убийство.
Я даже имени его не знал.
Взглянув еще раз на его лицо, поймав выражение безразличия в его уцелевшем глазу, который неподвижно уставился в пространство, я всхлипнул и… меня вырвало. Просто-таки наружу вывернуло. И на душе стало муторно, как никогда. Я все твердил себе, что этот человек первым поднял против меня меч. И я его победил в честном поединке. Если только применение тайного, неизвестного противнику оружия можно отнести к числу честных приемов. И все же… Все же я остался жив, а этот незнакомец мертв. Потому что я лишил его жизни.
Словом, все мои попытки подбодрить себя, настроиться на боевой лад ни к чему не привели. Я ощущал внутри холод и пустоту. И внезапно осознал всю иронию ситуации. Потому что убийство этого солдата, на которого я наткнулся по чистой случайности, идеально соответствовало начальной части моего плана. План этот, который, по моему глубокому убеждению, был совершенно неосуществим, предусматривал, что в лесу я подстерегу одного из людей Меандра, отбившегося от своих товарищей, и прикончу его.
Итак, сам того не желая, я сделал первый шаг по намеченному мною самим идиотскому пути, который не мог никого из нас никуда привести. И все же я не находил убедительных причин, чтобы не двинуться дальше в том же направлении.
«Ты на верную смерть себя обрекаешь! Это просто западня! Не смей этого делать, слышишь? Это…»
Позвольте мне уточнить: я просто не желал искать причины уклониться от этого шага номер два…
Мне хватило нескольких минут, чтобы снять с бедняги его амуницию. Самым противным было стаскивать с головы кольчужный подшлемник. Он был весь в крови. Но мне надо было выглядеть как можно более похожим на солдата армии Меандра, поэтому я не долго думая вывалял чертов подшлемник в снегу, очищая его от крови, и натянул на голову. Неподалеку росло дерево со сгнившей сердцевиной, и я засунул в широкое дупло тело воина, после чего меня снова вырвало. Мертвеца, оставшегося в одном исподнем, я, кстати говоря, завернул в свой плащ. Решил, что это будет справедливо по отношению к нему, ведь его плащ я без колебаний присвоил, а он оказался намного новей и добротней моего.
«Это безумие, безумие!» — неистовствовал мой внутренний голос.
Но я перестал к нему прислушиваться. Просто игнорировал, потому как знал, что он абсолютно прав и что поэтому спорить с ним бессмысленно.
Крадучись, совершенно бесшумно я двинулся сквозь лес к Королевской дороге. Но, по правде говоря, особой необходимости в предпринимаемых мной предосторожностях не было: люди Меандра шумно, не таясь маршировали по дороге, и мне ничего не стоило незаметно к ним приблизиться и влиться в их ряды. То обстоятельство, что состав армии короля-скитальца был скорее переменным, нежели постоянным, поскольку солдаты поодиночке и целыми группами покидали ее ряды, а новобранцы в них то и дело вливались, было мне на руку. Вообще-то, слово «солдаты» вряд ли вполне подходило для этого сброда, поскольку оно как-никак обозначает личный состав регулярных войск, где царит дисциплина, где существует определенная иерархия, где принято подчиняться приказам. Что же касалось Меандра, то Безумец являлся живым воплощением идеи анархии, полного отсутствия какой-либо организации, элементарного понятия о порядке и дисциплине. Нет, подчинения он требовал, и еще как! Но — лишь себе одному. А во всем, что не касалось выполнения его собственных приказов, вернее прихотей и капризов, был более чем лоялен к окружающим. Весь тот сброд, который следовал за ним из страны в страну, уместней было бы назвать просто воинами-наемниками, искателями приключений. Которые, кстати, дело свое знали неплохо… Но то, что их состав постоянно обновлялся, давало мне надежду незаметно к ним примкнуть.
Спрятавшись за толстым стволом дерева у самой дороги, я наблюдал за воинами, которые неспешно маршировали мимо. Голова колонны была далеко впереди. Именно там, по моим предположениям, находился Меандр. До меня долетали обрывки разговоров: воины обменивались нелестными замечаниями в адрес Рунсибела и грубо шутили на его счет. Из их высказываний мне стало ясно, что Меандр рассчитывает овладеть фортом и захватить истерийского властителя в плен и не сомневается, что тот станет для него легкой добычей. Дождавшись удобного момента, я выскользнул из-за дерева и с самым невозмутимым видом занял место в колонне. Воины, шедшие впереди меня, были заняты разговором, те же, что находились сзади, казались погруженными в глубокую задумчивость и ни на что не обращали внимания. Мое появление было воспринято теми и другими как нечто само собой разумеющееся. Но даже если бы кому-то из них пришло в голову меня спросить, откуда я взялся, у меня был готов ответ. Я сказал бы им, что покинул свое место в передней части колонны по зову природы и теперь вернулся в строй.
Стараясь держать шаг наравне с остальными, я с любопытством взглянул по сторонам. Забавно было очутиться на гладкой и ровной каменистой дороге между двух почти сплошь белых стен снегопада. Никогда в жизни я еще не испытывал ничего подобного. Несколько секунд тому назад, пока я еще стоял у кромки леса, меня с ног до головы засыпало крупными, пушистыми хлопьями, теперь же я их старательно стряхнул с головы и плеч, и больше за все время пути на меня не опустилась ни одна снежинка.
Несколько воинов, шедших впереди меня, с издевательским хохотом обсуждали Рунсибела. Я приблизился к ним, чтобы не упустить ни одного слова.
— … и пикнуть не успеет! — веселился один из них, дюжий толстяк с крошечными глазками. — Тоже мне, Рунсибел Сильный! Видали мы таких силачей!
Чтобы осуществить задуманное, мне следовало вклиниться в разговор. И я не замедлил это сделать, весело воскликнув:
— Да-а, плохи его дела. На сей раз тепленьким угодит нам в руки!
Мое замечание было встречено дружным хохотом.
— Хорошо сказано! — одобрительно кивнул толстяк, которого нисколько не удивило мое внезапное появление в строю.
Я же, собравшись с духом, неуверенно прибавил:
— Хотя… — И после некоторой паузы небрежно бросил: — Впрочем, нет, вряд ли.
— Что — вряд ли? Что ты хотел сказать, хромец? — Толстяк был явно заинтригован.
Чего я, собственно, и добивался. Он подозрительно уставился на меня своими маленькими, заплывшими жиром глазками и потребовал:
— Ты уж давай договаривай, коли начал!
Пятеро или шестеро скитальцев, шедших справа и слева от меня, как по команде повернулись в нашу сторону и устремили на меня взгляды, горевшие любопытством.
— Да вот, слыхал я тут… Что какая-то армия, уж и не упомню чья именно — бравые ребята вроде нас с вами, — в точности так же собралась взять этого Рунсибела в плен. Тепленьким. А оказалось, что он не так прост: ловушку для них приготовил. Откуда ни возьмись со всех сторон налетели его воины, лучники принялись осыпать тех ребят стрелами со стен крепости, ну и перебили почти всех. Некоторым, правда, удалось прорваться… Но все это только слухи. — Я пренебрежительно махнул рукой. — Мало ли что люди болтают… Так вот и складываются легенды. Поди потом разберись, что в них правда, а что ложь…
— Верно подмечено, приятель, — задумчиво произнес толстяк с маленькими глазками. По тону, каким он это сказал, я с радостью убедился, что мне удалось посеять в его душе сомнение.
Именно на этом и строился мой расчет.
Кивнув своим спутникам, я ускорил шаги. Мне нужно было пройти вперед, чтобы попотчевать своей выдумкой еще полтора-два десятка воинов Меандра. И так по всей длине колонны. Бесцеремонно расталкивая наемников, которые, на мое счастье, шагали к Терракоте без особой спешки, я улавливал в воздухе ароматы эля и меда, чесночный перегар. Люди Меандра в большинстве своем отнюдь не являлись трезвенниками. Но численность этого войска, каким бы разгульным и недисциплинированным оно ни было, весьма впечатляла: приподнявшись на цыпочки и бросив взгляды вперед и назад, я не смог разглядеть начала и хвоста процессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100