Та подтащила к очагу бочонок, поставила его у лавки, на которой я сидел, грузно уселась на него и без обиняков заявила:
— Этим олухам вы головы задурили, но я не такая идиотка, чтобы поверить, будто вы и впрямь бродячие комедианты. — Благодарение богам, у женщины хватило ума понизить голос настолько, что никто, кроме меня, не слышал этих разоблачительных слов. — Девчонка глядела и говорила так, что и впрямь могла бы сойти если не за принцессу крови, то за высокородную леди. А ты, когда ее увидал и услыхал, что она несет, со страху чуть не обделался. Это ж видно было по тебе, едва ты мой порог переступил. Такое ни одному актеру на белом свете не под силу разыграть. Но кто б вы на самом деле ни были, по вашей вине в моем заведении чуть драка не началась, да и клиента вы обидели. — Я про себя отметил слова «в моем заведении». Значит, она была не просто барменшей-служанкой, а владелицей трактира. — Я так тихо с тобой говорю, потому как, если б они услыхали эти мои слова, что б тут началось! И вас обоих на кусочки бы разорвали, да и мою харчевню в придачу. — При этих словах она выразительным кивком указала на своих клиентов, мирно выпивавших за столиками. Я поежился. — И потому, — сурово прибавила Мари, — катитесь-ка отсюда оба, да поживей!
— Но там такой снег и ветер, мадам, — робко возразил я. — Мы неминуемо погибнем, если окажемся под открытым небом…
— А мне-то что за дело?
Именно в этот момент здоровяк Симон, лучась добродушием, рявкнул на весь зал:
— За наших многоуважаемых артистов!
— За артистов! — эхом отозвались несколько голосов.
Кто-то из посетителей прибавил:
— И за нашу Мари!
— За Мари! — с энтузиазмом подхватили остальные. Трактирщица со снисходительной улыбкой склонила голову. Выразив своим клиентам признательность, она снова повернулась ко мне, чтобы довести до конца начатое дело — выставить нас за порог своего заведения, на верную смерть.
И тут один из пьяниц заплетающимся языком предложил новый тост:
— За нашего властителя, могучего и непобедимого диктатора Шенка!
— За диктатора Шенка! — хором взревели все, кто был в зале, исключая Мари, меня и Энтипи.
Я едва концы не отдал от ужаса, честное слово!
Диктатор Шенк. Владелец так называемого Приграничного царства Произвола, вздумавший напасть на земли короля Рунсибела и оттесненный войском последнего за пределы Истерии. Немалой, надо сказать, ценой.
Я покосился на Энтипи, но на лице ее было столь же безучастное, отчужденное выражение, как и прежде. Я вздохнул. Разумеется, это имя ей было решительно незнакомо. Она ведь несколько лет кряду провела в стенах монастыря, а благочестивые жены бдительно следят за тем, чтобы до воспитанниц не доходили никакие известия из внешнего мира. Девчонка понятия не имела ни о недавней войне, ни даже о том, кто такой этот диктатор Шенк. Зато мне было известно о нем вполне достаточно, чтобы преисполниться новой тревоги и в который уже раз возблагодарить судьбу за то, что эта идиотка не успела толком назвать себя. Стоило трактирным завсегдатаям узнать, что в их руки попала не кто иная, как сама принцесса Истерийская, и любой из них, несмотря на всю свою тупость, немедленно сообразил бы, какая редкая ему выпала удача выслужиться перед своим властелином. Меня как ненужного свидетеля и подданного враждебной державы прикончили бы на месте, а Энтипи препроводили бы во дворец диктатора. Последний, имея на руках такой козырь, такую бесценную для Рунсибела заложницу, смог бы потребовать от нашего монарха чего угодно. И тот пошел бы на любые условия Шенка, чтобы вызволить девчонку. Но с другой стороны, Рунсибел мог бы и иначе себя повести. Сказать, мол, делай с ней что пожелаешь, интересы государства для меня превыше всего. И я, представьте себе, нисколько его за это не осудил бы…
— Значит… мы находимся в Приграничном царстве Произвола, — пробормотал я. — Если только я верно понял.
Мари взглянула на меня еще более подозрительно, чем прежде.
— Ты что же это, сам не ведаешь, где обретаешься?
— Мы… отстали от своей труппы и здорово сбились с пути, — врал я. — И потому я понятия не имел, куда нас занесло. Но если это Приграничное царство Произвола, то… снег… и ветер… все это — всамделишная знаменитая приграничная зима?
Мари равнодушно кивнула. Ей ведь такая жуткая погода была не в диковинку, не то что мне.
— Нынешний год, видать, будет похолодней, чем прежние. Да и рано она что-то к нам пожаловала. Но как бы там ни было, это зима и есть. Ты все правильно понял.
Итак, мы с Энтипи угодили в ужасный переплет. Говорили, что зима, водворившись в Приграничном царстве, долго его не покидает. Снег во все время ее владычества над этой землей никогда не тает, оттепелей здесь не бывает. Местное население вполне приспособилось к этим нечеловеческим условиям жизни. Люди просто тепло одеваются, ездят по своим заснеженным дорогам не на телегах, а в санях, шагают по тропкам, протоптанным в снегу, в теплых меховых или валяных сапогах. Но мы с Энтипи местными жителями отнюдь не являлись. И не было у нас ни меховых плащей, ни теплых шапок, ни подходящей для этого климата обуви. Очутившись под открытым небом в своей легкой одежонке, мы замерзнем насмерть, не пройдя и нескольких шагов. Это уж как пить дать. Мы застряли здесь на всю долгую зиму. Верней, застряли бы, если б нас отсюда не гнали. Но, покорившись своей участи, мы умрем от холода… Мне хотелось взвыть от безысходности.
— Плетельщик-связной, — вспомнил я. — Вот кто нам просто до зарезу нужен. Хотим разыскать своих. Нашу труппу во главе с директором. Они нас не бросят в беде. Вы, часом, не знаете, не обитает ли здесь поблизости такой волшебник или волшебница?
— Вниз по дороге, к востоку отсюда, милях в двадцати есть одна такая. Клиенты у нее все сплошь благородные господа, владетельные лорды. Ее все Чудачкой зовут. Она и впрямь малость не в себе. А живет тут у нас уж никто и не упомнит с каких пор. Старики, так те за глаза величают ее Ходячим Заклинанием. Большие деньги требует за свои услуги, как я слыхала.
«Двадцать миль по заснеженной дороге для нас с принцессой все равно что все двести», — уныло подумал я.
Нипочем нам не добраться пешком до этой Чудачки. Но если б дело упиралось только в это, я не задумываясь украл бы для нас коня. Но разве связная станет работать задаром? Об этом нечего и мечтать. А у меня и принцессы на двоих имелось лишь несколько мелких монет, всего около пары соверенов…
Но суровой Мари не было ровно никакого дела до всех наших проблем.
— Ну а теперь, повторяю, выметайтесь отсюда вон, разве что у вас деньжата водятся, чтобы заплатить за ночлег и стол. В чем лично я сомневаюсь. Вы ведь не удосужились пройтись по залу со шляпой и потребовать с этих оболтусов плату за представление.
Я мысленно дал себе хорошего пинка. Так возрадовался тому, что уцелел, так возликовал — и вот на тебе, совершил досадный промах! В итоге мы возбудили лишние подозрения в душе этой проницательной кабатчицы и упустили возможность пополнить свои скудные сбережения. И Энтипи в этом как раз ни капельки не виновата. У нее ведь совсем нет жизненного опыта, не то что у меня. Выходит, теряю я сноровку… Эх, надо ведь было только чуть мозгами пораскинуть… Но я так опешил при виде снега, что обо всем остальном начисто позабыл…
— А не могли бы мы у вас здесь на время остановиться, чтобы разыгрывать перед клиентами представления?..
— И обливать их элем? И драки затевать? Ты считаешь, мне и без вас мало головной боли?! — Мари сердито засопела.
Пришлось зайти с другого конца. На память мне весьма кстати пришло объявление, нацарапанное у входа в трактир.
— Вам ведь прислуга требуется? Так учтите, лучше меня вы никого не сыщете. Я родился и вырос в трактире. Всю работу знаю. — Боже, как это вышло, что мои уста произнесли правду? Нет, сноровку я точно теряю, в этом не может быть сомнений.
— Но вас двое, а мне нужен один. Ты вот подошел бы. А девчонку эту видеть не желаю.
Я искоса взглянул на Энтипи. Она успела опорожнить свою кружку и сидела, обхватив руками плечи и покачиваясь из стороны в сторону. Одним хорошим пинком ее можно было бы свалить на пол. Нет, выходит, я все же был преувеличенного мнения об ее умении пить не пьянея. Принцесса надрызгалась вхлам.
— Ну да, согласен, она, конечно, не подарок, — понизив голос, кисло промямлил я.
— Не то слово! — подхватила Мари. Ничто так не сближает людей, как возможность перемыть кому-нибудь косточки. — Небось, примадонна ваша, верно? — Я кивнул. — Все, поди, знатных дам представляет. — Я кивнул еще энергичнее. — Оно и видно: совсем у нее от этого мозги набекрень. Так себя держит, как будто у нее дерьмо, и то из чистого золота.
— Ох уж эти актрисы! — Я закатил глаза к потолку. — Если бы вы только знали, как с ними тяжело! Но что поделаешь?
— А я вот знаю, что бы я поделала хотя бы с одной из них, попадись она мне в руки!
Прищурившись, я перегнулся к ней и заговорщически прошептал:
— Вот и отлично. Вы здорово проучите эту гордячку, если наймете к себе нас обоих. Пусть-ка потаскает воду, полы поскребет, пусть подает эль и выносит помои.
Мари задумчиво взглянула сперва на меня, потом на Энтипи. Лоб ее был сосредоточенно нахмурен. Но вот вертикальная складка между густыми бровями разгладилась, женщина улыбнулась и тряхнула головой:
— А ты тот еще плут, как я погляжу. — В голосе ее явственно слышалось одобрение.
Я улыбнулся ей в ответ:
— Вы преувеличиваете.
Мари погрузилась в размышления и расчеты, от итогов которых зависела наша с Энтипи участь. Снаружи завывал ветер. Перспектива очутиться там в легком платье и летних башмаках меня, признаться, мало прельщала…
— Ну, так и быть, — милостиво изрекла трактирщица. — Оставлю уж вас обоих, но платить стану как одному и кормить как одного. Но ежели она прольет хоть каплю эля или меда на любого из моих клиентов, по нечаянности или нарочно, я вас обоих в ту же минуту вышибу прочь. Ясно?
Не могу передать вам, какое необыкновенное, ни с чем не сравнимое облегчение, счастье, восторг я испытал в ту минуту. Я готов был расцеловать сердитую Мари в обе щеки. Но вместо этого, не скрывая своей радости, часто-часто закивал головой.
— Спать будете в кладовке, это там, в дальнем конце.
— Мы там будем помещаться… вдвоем?
Она посмотрела на меня как на помешанного.
— Ну да. Что ж тут такого? Вы ведь наверняка любовники. Потому что ни один мужчина в здравом уме не стал бы эту кривляку терпеть подле себя за просто так. Она, видать, крепко тебя держит за одно место, коли ты с ней так носишься.
— Но почему вы так уверены, что я в нее влюблен?
Мари рассмеялась. Но в звуках ее смеха не было веселья, он звучал горько, даже надрывно.
— Я на всю жизнь себе одно усвоила: не стоит удивляться поступкам мужчин, что б они ни делали. И пытаться их понять тоже.
— Очень мудро сказано, — заискивающе произнес я.
Она смерила меня взглядом с ног до головы и деловито спросила:
— Это, что ли, вся твоя одежонка? — Я со вздохом развел руками. — В кладовке полно всякого старья, на любой вкус найдется, любых размеров и покроя. По большей части это вещи негодяев, которых я поймала, когда они пытались удрать, не заплатив. Выбери себе что подойдет. А как покончишь с этим — примешься за работу. Лодырничать я вам обоим не дам, так и знайте.
— Вы с ума сошли?! Нет, вы определенно рехнулись, просто спятили!
Разговор происходил в задней комнате трактира. Грубо сколоченные полки ломились от всевозможного хлама — кроме одежды, о которой упомянула Мари, здесь громоздились кружки, блюда, кубки, корзины, мехи и фляги, утюги и швабры и многое, многое другое. Энтипи, вмиг протрезвевшая от злости и негодования, недвусмысленно дала мне понять, что она, мягко говоря, не в восторге от сделки, которую я только что заключил.
— Чтобы я, принцесса Истерийская, стала прислуживать в паршивом трактире!
— Говорите тише, нас могут услыхать! — прошептал я.
— С какой это стати мне понижать голос! Я во всеуслышание заявляю: я, принцесса Истерийская, не собираюсь…
Договорить она не успела: я схватил ее за плечи, с силой притиснул спиной к стене кладовки и зажал рот ладонью, в которую она, впрочем, тотчас же впилась зубами. Одна из полок зашаталась, и несколько кружек со звоном и грохотом свалились на пол. Но меня это сейчас меньше всего заботило. Главной проблемой являлось то, что Энтипи, будь она неладна, все глубже вонзала зубы в мою ладонь. Я даже вскрикнул от боли.
— Прежде чем вы мне до крови прокусите руку и, освободившись таким образом, нас обоих погубите, советую меня выслушать! — произнес я сквозь сжатые зубы. — Вы не хуже меня слышали, как эти недоумки желали здравия и процветания диктатору Шенку. Который, да будет вам известно, не так давно проиграл войну вашему родителю и потому сочтет себя совершенно осчастливленным, заполучив вас в качестве заложницы! Только попробуйте хоть кому-нибудь из местных жителей заикнуться, кто вы такая, и на королевстве Истерия можно будет смело ставить крест!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100