Двое или трое держали в руках луки с натянутыми тетивами. Солдаты короля.
Я снова перевел взгляд на Тэсита. Лицо его выражало целую гамму чувств, но в первую очередь — недоумение. Он заговорил, и, хотя во рту у него булькала кровь, что делало речь еще более невнятной, я все же разобрал его последние слова:
— Но… но… Все равно герой — это я.
И тут последняя стрела поразила его в самое сердце, и Тэсит упал на снег, окрасив его своей кровью. А из-за горного перевала по-прежнему доносились отчаянные, тоскливые вопли единорогов.
23
НЕ ЗНАЮ, сколько времени я провел подле тела Тэсита — на снегу, в каком-то тупом оцепенении. Первой, кто к нам подошел, была, разумеется, Энтипи. Она склонилась над бренными останками своего развенчанного героя. Я весь напрягся, потому как понятия не имел, чего от нее ожидать, какой окажется ее реакция на случившееся.
Представьте себе, принцесса расхохоталась. Но звуки, которые она издавала, больше походили на плач. Где-то я уже слыхал нечто подобное. Она обошла тело, обогнув кровавую лужу, чтобы взглянуть на него с другой стороны. И при этом продолжала хохотать.
— Прекратите! — сердито сказал я. От всего пережитого нервы у меня были на пределе.
Как ни странно, она тотчас же подчинилась. Пожала плечами и произнесла:
— Вы живы, а он мертв. Забавно, правда?
— Мне, признаться, в голову не приходило, что такую трагедию можно воспринимать в шутливом ключе.
Глаза моего друга, вернее, единственный его глаз остался открытым, и мне подумалось, что Тэсит, быть может, следит сейчас за полетом в небеса собственной своей чистой и благородной души. Но поскольку она вряд ли рисковала без такого бдительного присмотра заплутаться в облаках, я протянул руку к его лицу и закрыл веко.
Энтипи окинула меня изумленным взором:
— У вас слезы на глазах. — Она аж головой помотала. — Никогда не видела, чтобы мужчина плакал. — Голос ее вдруг сделался строгим. — Что с вами такое?
Принцесса была права. По лицу моему струились слезы, но кожа так замерзла, что я их даже не ощущал. Утерся полой своего плаща и ответил ей:
— Я оплакиваю своего друга, веселого и незлобивого мальчишку, который когда-то спас меня от побоев или от чего похуже. Я оплакиваю бесстрашного воина, каким он мог бы стать. А еще, если хотите, это слезы радости: я оттого плачу, что вы ему не достались. Вот и все. Если вам кажется, что это не очень по-мужски…
Я не договорил. Даже если она станет меня презирать за эту постыдную слабость — пускай. Мне в ту минуту было в высшей степени плевать на ее мнение о моей персоне, да и на все на свете, поверьте.
Принцесса помолчала и вдруг, несказанно меня удивив, опустилась на колени у тела Тэсита рядом со мной и обняла меня за плечи. Естественно, я утаил от нее, что оплакивал прежде всего самого себя… и свое предательство.
Мы стояли на коленях у тела Тэсита, не шелохнувшись, пока воины не приблизились к нам и не начали нас рассматривать — пристально и с некоторой долей сомнения во взглядах. Казалось, они боялись поверить, что случайно наткнулись на тех, кого так долго искали.
— Невпопад? — откашлявшись, хрипло спросил командир.
Я кивнул.
— А я капитан истерийской армии Готос. Ну а это, — он понизил голос до благоговейного шепота, — принцесса?
— Ага, — сказала Энтипи.
Все воины, включая и Готоса, тотчас же опустились на одно колено и почтительно склонили головы. Энтипи вскочила на ноги. Вид у нее был величественный. При одном взгляде на девчонку делалось ясно, что она рождена повелевать и принимать знаки верноподданнического восторга. И это несмотря на скромное и ветхое одеяние, беспорядок в прическе, худобу и бледность.
— Встаньте, капитан, — милостиво произнесла она.
Готос и остальные поднялись на ноги, и один из лучников подошел к телу Тэсита — полюбоваться отличной работой, своей и своих товарищей.
— Тэсит Одноглазый, — удовлетворенно произнес он. — Король объявил награду за его голову сразу после заварушки в Пелле. Подумать только, мы сюда подоспели как раз вовремя, чтобы помешать ему прикончить доблестного оруженосца!
— Подумать только, — эхом отозвался я, вложив в эти два слова безбрежный океан мыслей и чувств.
— Голову разбойника и яйца отсечь и доставить королю. А остальным пускай воронье полакомится, — распорядился Готос, и один из его людей, обнажив меч, направился к телу.
Не успев толком осознать, что делаю, я вскочил на ноги и встал между воином и мертвым Тэситом. Вынул меч из ножен и нацелил его острие прямехонько в сердце солдата.
— Господом клянусь, — в голосе моем явственно слышалась угроза, — того, кто посмеет к нему прикоснуться, я самолично прикончу.
— Эй, оруженосец! — запальчиво крикнул Готос. — А ну, отойди в сторонку! Это королевский приказ, а я — слуга его величества. И вдобавок старше тебя по званию!
«Боже, о каких мелочах он толкует», — мелькнуло у меня в голове.
Разумеется, я даже не шелохнулся. Стоял как вкопанный, заслоняя собой мертвого Тэсита.
— Принцесса, между прочим, тоже вправе отдавать приказания, — суровым тоном заявила Энтипи. — Которым вы, капитан, обязаны подчиняться. — Она бросила взгляд на отверстие пещеры, где мы все трое провели минувшую ночь. — Перенесите тело туда, вон в ту пещеру. Бережно опустите на ложе из соломы. Потом замуруйте вход валунами и дерном. Он там жил. Пусть там и останется. Навсегда.
Голос ее слегка дрогнул, но глаза остались сухими. Она с царственной надменностью смотрела на Готоса, и тот побледнел под ее взглядом, переминаясь с ноги на ногу.
— Но, принцесса…
— Слова «но» и «принцесса» совершенно между собой не сочетаются, капитан, — ледяным тоном процедила Энтипи.
Готос, вспыхнув до корней волос, сделал знак воинам, и те с изумительным проворством принялись за дело. Они подняли на руки тело Тэсита и поместили его в пещеру. Потом стали таскать отовсюду валуны — наиболее крупные они прикатывали по земле — и замуровывать ими вход, забивая расщелины дерном и землей. Тяжелая это была работа, учитывая, какой стоял лютый мороз. Но через несколько часов отряд блестяще с ней справился.
Итак, мой друг Тэсит был погребен и замурован там, где провел последние месяцы своей земной жизни. Мир его праху! Пока воины таскали валуны и вырубали мечами дерн, я понемногу пришел в себя. И первым делом отправился к Титану, чтобы успокоить животное и насыпать ему корму. Бедняга был сам не свой, у него, поди, в голове не укладывалось, как могли те двое, к кому он питал самую горячую привязанность, начать меж собой биться не на жизнь, а насмерть. Но объяснить лошади, почему у нас до этого дошло, я счел слишком сложной для себя задачей, пожалуй, даже невыполнимой. И потому даже не пытался это сделать. Потрепал его по шее, ласково с ним поговорил и насыпал ему овса, который, к счастью, имелся у воинов.
— Благодарение богам, принцесса здорова и бодра, — сказал мне Готос, любуясь Энтипи, которая, в свою очередь, наблюдала за солдатами, заканчивавшими замуровывать вход в пещеру Тэсита. — Король и королева велели тебе передать свою искреннюю благодарность за то, что ты ее столько времени оберегал от невзгод и опасностей. Но что же сталось с другими членами отряда? С теми, кто составлял эскорт принцессы? Куда они все подевались?
И я ему рассказал, не тратя лишних слов, как мы стали жертвами нападения гарпов и что из этого вышло. У капитана от изумления глаза на лоб полезли.
— Ты это серьезно?! Ублюдки-гарпы и впрямь существуют?! Ну и дела! А я-то всегда думал, это просто чья-то глупая выдумка!
— О, еще как существуют, — заверил его я. — Мы имели несчастье убедиться в этом на собственной шкуре.
— Ну а потом что с вами приключилось? Как уцелеть-то сумели? И как вышло, что вы забрались в глубь Приграничного царства Произвола?
Я сперва решил было удовлетворить любопытство капитана и начал рассказывать о наших с принцессой приключениях, но внезапно почувствовал, что слишком устал, чтобы пускаться в подробности пережитого. А потому предложил ему:
— Знаете что, капитан? Как-нибудь вечерком вы меня угостите несколькими кружками эля… А еще лучше, целый бочонок выставьте, и я вас попотчую своей историей. А пока скажите лучше, где теперь соизволит находиться его величество?
— В форте Терракота, где ж еще. Ожидает нашего прибытия. Кроме нас, король послал на ваши поиски еще несколько разведывательных отрядов. Нам повезло, что на вас наткнулись. — Он сумрачно покачал головой. — Жуткое дело, сколько вам с ее высочеством пришлось горя хлебнуть. Ну ничего! Теперь вам не о чем беспокоиться. Мы вас обоих будем охранять денно и нощно. Вы в полной безопасности.
Глядя в честные глаза капитана, я криво улыбнулся и покачал головой:
— Представьте себе, несколько месяцев назад, до того как на нас напали ублюдки-гарпы, я тоже считал, что мы с Энтипи… с ее высочеством находимся под надежной охраной и нам ничто не грозит. А чем все обернулось, вы знаете.
Ему нечего было на это ответить.
Но вышло так, что весь путь до форта Терракота мы проделали без каких-либо досадных недоразумений, да вдобавок еще и очень быстро. Мне, признаться, даже скучно стало. Я ехал верхом на Титане, принцесса сидела у меня за спиной, обхватив меня руками за талию. Голова ее покоилась на моем плече. Воины и рыцари многозначительно на меня поглядывали, то и дело подмигивали мне и вполголоса делились между собой мнениями о моих успехах в завоевании симпатий ее высочества. Но я на их шутки не отвечал и вообще во все время пути пребывал в мрачном и грустном расположении духа. Перед глазами у меня то и дело возникал убитый Тэсит. Его молодое сильное тело погребли в пещере, замуровав вход валунами и дерном. Все же лучше, чем быть после смерти обезглавленным и брошенным на прокорм падалыцикам. Но куда хуже, нежели остаться в живых. А ведь он продолжал бы жить, если б не я, его «разъединственный» друг…
Боже, как я старался себя убедить, что должен этому радоваться, торжествовать победу… ликовать, что самому мне чудом удалось избежать смерти от его руки… Но ощущал в душе одну лишь пустоту. Раны, которые он мне нанес, больше не кровоточили, но стоило Энтипи чуть тесней ко мне прижаться, и они начинали чертовски болеть. Но я не жаловался. Наоборот, физические страдания, которые я сполна заслужил, хоть немного, но утишали душевную боль. Не припомню, чтобы я еще когда-нибудь так себя жалел, как во время этого стремительного броска от пещеры Тэсита в форт Терракоту. До моего слуха порой доносились обрывки разговоров рыцарей и воинов, в которых нередко упоминалось мое имя, но мне было плевать, что эти люди говорят и думают обо мне. Я их попросту игнорировал.
На всем пути до форта мы ни разу не останавливались на привал. Даже ели в седлах. Пищу раздавал сам Готос, передвигаясь от одного всадника к другому. Однажды он купил для нас в одной из деревень запеченную голень какой-то огромной птицы. Я подумал про себя, как было бы хорошо, если б это оказалась лапа того самого феникса, который занес нас с Энтипи невесть куда. А ведь стоило проклятому уроду полететь в нужном нам направлении, и мы избежали бы стольких бед и несчастий!
На землю спустились сумерки. В воздухе ощутимо похолодало. Высокие деревья протягивали к небу свои густые ветви, полностью лишенные листвы. Я то и дело с тревогой посматривал вверх, опасаясь внезапного нападения. Но, к счастью, на сей раз ничто не говорило о приближении крылатых ублюдков.
Но вскоре лес начал редеть, и мы очутились в ущелье, которое огибало гряду невысоких каменистых холмов.
— Вот и наш форт наконец, — крикнул мне Готос, перегнувшись через седло. — Там, за поворотом.
Я шумно вздохнул. Боже, неужто мы и впрямь почти у цели? Я был ужасно измотан, физически и морально. Устал трястись в седле, устал выслушивать незаслуженные похвалы из уст принцессы, которая только и знала, что превозносила мои храбрость и благородство, устал от ощущения тяжести ее головы на своем плече, от того, что она ни разу за все время не разомкнула рук, сжимавших мою талию. Ни храбростью, ни тем более благородством я, как вы знаете, не отличался. В душе царила пустота. Никаких ощущений. Усталость и пустота. И мне казалось, что я никогда больше не испытаю никаких иных чувств. Только усталость и пустоту.
Тропа, которая была проложена по дну неглубокого ущелья, обогнула цепь холмов, и мы наконец его увидали. Форт стоял на пригорке. С башен и стен хорошо просматривались окрестности. Само здание и окружавший его вал выглядели прочно и солидно. А кроме того, две из четырех стен форта примыкали к неприступной скале, по которой смогла бы взобраться разве что какая-нибудь ловкая когтистая горгулья. Таким образом, напасть на форт с тыла было невозможно. Но и со стороны въездных ворот он был укреплен едва ли не более надежно — высота внешней стены достигала футов пятидесяти, не меньше, сами же ворота были сложены из тяжеленных дубовых бревен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Я снова перевел взгляд на Тэсита. Лицо его выражало целую гамму чувств, но в первую очередь — недоумение. Он заговорил, и, хотя во рту у него булькала кровь, что делало речь еще более невнятной, я все же разобрал его последние слова:
— Но… но… Все равно герой — это я.
И тут последняя стрела поразила его в самое сердце, и Тэсит упал на снег, окрасив его своей кровью. А из-за горного перевала по-прежнему доносились отчаянные, тоскливые вопли единорогов.
23
НЕ ЗНАЮ, сколько времени я провел подле тела Тэсита — на снегу, в каком-то тупом оцепенении. Первой, кто к нам подошел, была, разумеется, Энтипи. Она склонилась над бренными останками своего развенчанного героя. Я весь напрягся, потому как понятия не имел, чего от нее ожидать, какой окажется ее реакция на случившееся.
Представьте себе, принцесса расхохоталась. Но звуки, которые она издавала, больше походили на плач. Где-то я уже слыхал нечто подобное. Она обошла тело, обогнув кровавую лужу, чтобы взглянуть на него с другой стороны. И при этом продолжала хохотать.
— Прекратите! — сердито сказал я. От всего пережитого нервы у меня были на пределе.
Как ни странно, она тотчас же подчинилась. Пожала плечами и произнесла:
— Вы живы, а он мертв. Забавно, правда?
— Мне, признаться, в голову не приходило, что такую трагедию можно воспринимать в шутливом ключе.
Глаза моего друга, вернее, единственный его глаз остался открытым, и мне подумалось, что Тэсит, быть может, следит сейчас за полетом в небеса собственной своей чистой и благородной души. Но поскольку она вряд ли рисковала без такого бдительного присмотра заплутаться в облаках, я протянул руку к его лицу и закрыл веко.
Энтипи окинула меня изумленным взором:
— У вас слезы на глазах. — Она аж головой помотала. — Никогда не видела, чтобы мужчина плакал. — Голос ее вдруг сделался строгим. — Что с вами такое?
Принцесса была права. По лицу моему струились слезы, но кожа так замерзла, что я их даже не ощущал. Утерся полой своего плаща и ответил ей:
— Я оплакиваю своего друга, веселого и незлобивого мальчишку, который когда-то спас меня от побоев или от чего похуже. Я оплакиваю бесстрашного воина, каким он мог бы стать. А еще, если хотите, это слезы радости: я оттого плачу, что вы ему не достались. Вот и все. Если вам кажется, что это не очень по-мужски…
Я не договорил. Даже если она станет меня презирать за эту постыдную слабость — пускай. Мне в ту минуту было в высшей степени плевать на ее мнение о моей персоне, да и на все на свете, поверьте.
Принцесса помолчала и вдруг, несказанно меня удивив, опустилась на колени у тела Тэсита рядом со мной и обняла меня за плечи. Естественно, я утаил от нее, что оплакивал прежде всего самого себя… и свое предательство.
Мы стояли на коленях у тела Тэсита, не шелохнувшись, пока воины не приблизились к нам и не начали нас рассматривать — пристально и с некоторой долей сомнения во взглядах. Казалось, они боялись поверить, что случайно наткнулись на тех, кого так долго искали.
— Невпопад? — откашлявшись, хрипло спросил командир.
Я кивнул.
— А я капитан истерийской армии Готос. Ну а это, — он понизил голос до благоговейного шепота, — принцесса?
— Ага, — сказала Энтипи.
Все воины, включая и Готоса, тотчас же опустились на одно колено и почтительно склонили головы. Энтипи вскочила на ноги. Вид у нее был величественный. При одном взгляде на девчонку делалось ясно, что она рождена повелевать и принимать знаки верноподданнического восторга. И это несмотря на скромное и ветхое одеяние, беспорядок в прическе, худобу и бледность.
— Встаньте, капитан, — милостиво произнесла она.
Готос и остальные поднялись на ноги, и один из лучников подошел к телу Тэсита — полюбоваться отличной работой, своей и своих товарищей.
— Тэсит Одноглазый, — удовлетворенно произнес он. — Король объявил награду за его голову сразу после заварушки в Пелле. Подумать только, мы сюда подоспели как раз вовремя, чтобы помешать ему прикончить доблестного оруженосца!
— Подумать только, — эхом отозвался я, вложив в эти два слова безбрежный океан мыслей и чувств.
— Голову разбойника и яйца отсечь и доставить королю. А остальным пускай воронье полакомится, — распорядился Готос, и один из его людей, обнажив меч, направился к телу.
Не успев толком осознать, что делаю, я вскочил на ноги и встал между воином и мертвым Тэситом. Вынул меч из ножен и нацелил его острие прямехонько в сердце солдата.
— Господом клянусь, — в голосе моем явственно слышалась угроза, — того, кто посмеет к нему прикоснуться, я самолично прикончу.
— Эй, оруженосец! — запальчиво крикнул Готос. — А ну, отойди в сторонку! Это королевский приказ, а я — слуга его величества. И вдобавок старше тебя по званию!
«Боже, о каких мелочах он толкует», — мелькнуло у меня в голове.
Разумеется, я даже не шелохнулся. Стоял как вкопанный, заслоняя собой мертвого Тэсита.
— Принцесса, между прочим, тоже вправе отдавать приказания, — суровым тоном заявила Энтипи. — Которым вы, капитан, обязаны подчиняться. — Она бросила взгляд на отверстие пещеры, где мы все трое провели минувшую ночь. — Перенесите тело туда, вон в ту пещеру. Бережно опустите на ложе из соломы. Потом замуруйте вход валунами и дерном. Он там жил. Пусть там и останется. Навсегда.
Голос ее слегка дрогнул, но глаза остались сухими. Она с царственной надменностью смотрела на Готоса, и тот побледнел под ее взглядом, переминаясь с ноги на ногу.
— Но, принцесса…
— Слова «но» и «принцесса» совершенно между собой не сочетаются, капитан, — ледяным тоном процедила Энтипи.
Готос, вспыхнув до корней волос, сделал знак воинам, и те с изумительным проворством принялись за дело. Они подняли на руки тело Тэсита и поместили его в пещеру. Потом стали таскать отовсюду валуны — наиболее крупные они прикатывали по земле — и замуровывать ими вход, забивая расщелины дерном и землей. Тяжелая это была работа, учитывая, какой стоял лютый мороз. Но через несколько часов отряд блестяще с ней справился.
Итак, мой друг Тэсит был погребен и замурован там, где провел последние месяцы своей земной жизни. Мир его праху! Пока воины таскали валуны и вырубали мечами дерн, я понемногу пришел в себя. И первым делом отправился к Титану, чтобы успокоить животное и насыпать ему корму. Бедняга был сам не свой, у него, поди, в голове не укладывалось, как могли те двое, к кому он питал самую горячую привязанность, начать меж собой биться не на жизнь, а насмерть. Но объяснить лошади, почему у нас до этого дошло, я счел слишком сложной для себя задачей, пожалуй, даже невыполнимой. И потому даже не пытался это сделать. Потрепал его по шее, ласково с ним поговорил и насыпал ему овса, который, к счастью, имелся у воинов.
— Благодарение богам, принцесса здорова и бодра, — сказал мне Готос, любуясь Энтипи, которая, в свою очередь, наблюдала за солдатами, заканчивавшими замуровывать вход в пещеру Тэсита. — Король и королева велели тебе передать свою искреннюю благодарность за то, что ты ее столько времени оберегал от невзгод и опасностей. Но что же сталось с другими членами отряда? С теми, кто составлял эскорт принцессы? Куда они все подевались?
И я ему рассказал, не тратя лишних слов, как мы стали жертвами нападения гарпов и что из этого вышло. У капитана от изумления глаза на лоб полезли.
— Ты это серьезно?! Ублюдки-гарпы и впрямь существуют?! Ну и дела! А я-то всегда думал, это просто чья-то глупая выдумка!
— О, еще как существуют, — заверил его я. — Мы имели несчастье убедиться в этом на собственной шкуре.
— Ну а потом что с вами приключилось? Как уцелеть-то сумели? И как вышло, что вы забрались в глубь Приграничного царства Произвола?
Я сперва решил было удовлетворить любопытство капитана и начал рассказывать о наших с принцессой приключениях, но внезапно почувствовал, что слишком устал, чтобы пускаться в подробности пережитого. А потому предложил ему:
— Знаете что, капитан? Как-нибудь вечерком вы меня угостите несколькими кружками эля… А еще лучше, целый бочонок выставьте, и я вас попотчую своей историей. А пока скажите лучше, где теперь соизволит находиться его величество?
— В форте Терракота, где ж еще. Ожидает нашего прибытия. Кроме нас, король послал на ваши поиски еще несколько разведывательных отрядов. Нам повезло, что на вас наткнулись. — Он сумрачно покачал головой. — Жуткое дело, сколько вам с ее высочеством пришлось горя хлебнуть. Ну ничего! Теперь вам не о чем беспокоиться. Мы вас обоих будем охранять денно и нощно. Вы в полной безопасности.
Глядя в честные глаза капитана, я криво улыбнулся и покачал головой:
— Представьте себе, несколько месяцев назад, до того как на нас напали ублюдки-гарпы, я тоже считал, что мы с Энтипи… с ее высочеством находимся под надежной охраной и нам ничто не грозит. А чем все обернулось, вы знаете.
Ему нечего было на это ответить.
Но вышло так, что весь путь до форта Терракота мы проделали без каких-либо досадных недоразумений, да вдобавок еще и очень быстро. Мне, признаться, даже скучно стало. Я ехал верхом на Титане, принцесса сидела у меня за спиной, обхватив меня руками за талию. Голова ее покоилась на моем плече. Воины и рыцари многозначительно на меня поглядывали, то и дело подмигивали мне и вполголоса делились между собой мнениями о моих успехах в завоевании симпатий ее высочества. Но я на их шутки не отвечал и вообще во все время пути пребывал в мрачном и грустном расположении духа. Перед глазами у меня то и дело возникал убитый Тэсит. Его молодое сильное тело погребли в пещере, замуровав вход валунами и дерном. Все же лучше, чем быть после смерти обезглавленным и брошенным на прокорм падалыцикам. Но куда хуже, нежели остаться в живых. А ведь он продолжал бы жить, если б не я, его «разъединственный» друг…
Боже, как я старался себя убедить, что должен этому радоваться, торжествовать победу… ликовать, что самому мне чудом удалось избежать смерти от его руки… Но ощущал в душе одну лишь пустоту. Раны, которые он мне нанес, больше не кровоточили, но стоило Энтипи чуть тесней ко мне прижаться, и они начинали чертовски болеть. Но я не жаловался. Наоборот, физические страдания, которые я сполна заслужил, хоть немного, но утишали душевную боль. Не припомню, чтобы я еще когда-нибудь так себя жалел, как во время этого стремительного броска от пещеры Тэсита в форт Терракоту. До моего слуха порой доносились обрывки разговоров рыцарей и воинов, в которых нередко упоминалось мое имя, но мне было плевать, что эти люди говорят и думают обо мне. Я их попросту игнорировал.
На всем пути до форта мы ни разу не останавливались на привал. Даже ели в седлах. Пищу раздавал сам Готос, передвигаясь от одного всадника к другому. Однажды он купил для нас в одной из деревень запеченную голень какой-то огромной птицы. Я подумал про себя, как было бы хорошо, если б это оказалась лапа того самого феникса, который занес нас с Энтипи невесть куда. А ведь стоило проклятому уроду полететь в нужном нам направлении, и мы избежали бы стольких бед и несчастий!
На землю спустились сумерки. В воздухе ощутимо похолодало. Высокие деревья протягивали к небу свои густые ветви, полностью лишенные листвы. Я то и дело с тревогой посматривал вверх, опасаясь внезапного нападения. Но, к счастью, на сей раз ничто не говорило о приближении крылатых ублюдков.
Но вскоре лес начал редеть, и мы очутились в ущелье, которое огибало гряду невысоких каменистых холмов.
— Вот и наш форт наконец, — крикнул мне Готос, перегнувшись через седло. — Там, за поворотом.
Я шумно вздохнул. Боже, неужто мы и впрямь почти у цели? Я был ужасно измотан, физически и морально. Устал трястись в седле, устал выслушивать незаслуженные похвалы из уст принцессы, которая только и знала, что превозносила мои храбрость и благородство, устал от ощущения тяжести ее головы на своем плече, от того, что она ни разу за все время не разомкнула рук, сжимавших мою талию. Ни храбростью, ни тем более благородством я, как вы знаете, не отличался. В душе царила пустота. Никаких ощущений. Усталость и пустота. И мне казалось, что я никогда больше не испытаю никаких иных чувств. Только усталость и пустоту.
Тропа, которая была проложена по дну неглубокого ущелья, обогнула цепь холмов, и мы наконец его увидали. Форт стоял на пригорке. С башен и стен хорошо просматривались окрестности. Само здание и окружавший его вал выглядели прочно и солидно. А кроме того, две из четырех стен форта примыкали к неприступной скале, по которой смогла бы взобраться разве что какая-нибудь ловкая когтистая горгулья. Таким образом, напасть на форт с тыла было невозможно. Но и со стороны въездных ворот он был укреплен едва ли не более надежно — высота внешней стены достигала футов пятидесяти, не меньше, сами же ворота были сложены из тяжеленных дубовых бревен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100