Если я понадеюсь на тебя, а ты пропустишь взнос и вляпаешься в аварию, кто тогда будет платить по счетам, ты, что ли?
– Ничего бы я не пропустил! – хмурится Джим; он искренне возмущен, что отец мог даже предположить такое.
– А вот я в этом не уверен.
Джим поворачивается, идет прочь, делает круг и возвращается. Ему стыдно, ему очень обидно, он в полной ярости. Но сказать-то ему нечего. А если он к тому же не выдержит и разревется…
– Я никогда такого не делаю! – кричит он. – Я выполняю все свои обязательства!
– Черта с два ты выполняешь, – машет рукой Деннис. – Ты и себя-то прокормить не можешь. А это что, не входит в твои обязанности? Почему ты не найдешь такую работу, которая позволила бы тебе платить по всем своим счетам? Или хотя бы не научишься соизмерять свои расходы с доходами? Ведь ты же не станешь утверждать, что не тратишь ничего из своего заработка на развлечения?
– Не стану!
– Вот так и получается, что я вынужден платить по счетам двадцатисемилетнего оболтуса!
– А мне и не надо, чтобы ты по ним платил! Обрыдло мне это!
– Надо же – тебе обрыдло! Прекрасно, больше я не буду, на том и порешим. Но тогда тебе тем более нужна приличная работа.
– Да я же ищу! И обе мои работы тоже приличные! Какую-то секунду кажется, что отец его ударит, Деннис даже перекладывает инструменты в левую руку – мгновенно, не раздумывая… Но тут же застывает, хмурится, резко поворачивается и уходит в дом. Джим прыгает в машину и уезжает, ничего не видя вокруг и дико, отчаянно ругаясь.
Глава 16
Смех один, думает Деннис; он слышит, как машина Джима щелкнула контактами, выходя на дорожку, и с тихим, благопристойным гудением удалилась. Ну прямо курам на смех. Вот как уезжал бы от родительского порога такой вот сыночек, поцапавшись со своим папашей, раньше, когда-то? Семь тысяч оборотов, покрышки горят, рев – ушам больно. А теперь – такой вот жалкий писк, ни на что большее они не способны.
– Это что, Джим? – спросила Люси. – А почему он не попрощался?
Иди ты к черту со своими вопросами. Деннис молча садится и включает видеостену.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы с ним не ссорились, – Люси говорит негромко, но решительно. – Ты же знаешь, как сейчас трудно найти место. Половина парней его возраста вообще не имеет работы.
– Ничего подобного. – Деннис приходит в еще большую, чем прежде, ярость. Вот теперь и Люси расстроилась. Мне самому, что ли, нравится лаяться со своим сыночком, и чтобы он потом срывался и уезжал, да еще и с обидой и чуть ли не с ненавистью. Кому же это понравится? А что я мог поделать? После такого денечка, как сегодняшний… Вспомнив о работе, Деннис впадает в еще большую тоску. Великолепное, на редкость удачное испытание, и туг же все идет наперекосяк. Вместо верного, обеспеченного контракта – снова неопределенность открытого конкурса… Да еще этот Лемон скандал устроил… Кошмарный день. – И я не хочу об этом говорить.
Через некоторое время Деннис встает и выключает стену; собственно говоря, он даже не знает, что там показывали, вроде бы следил глазами за изображением, но ничего не видел. Он подходит к стеклянной двери и смотрит сквозь свое отражение на горящие окна домов, облепивших Сайтpec-Хейтс, на переброшенный через равнину виадук футхиллской трассы, на фары и задние огни бегущих по нему машин. Везде люди, люди. Хорошо бы выйти на воздух, посидеть в маленьком заднем дворике, но дворик этот, вместе со второй половиной дома, принадлежит семье Аурелиано. Им бы, конечно, все равно, но не все равно самому Деннису.
Он начинает думать о своем участке – в Северной Калифорнии, на побережье, рядом с Эврикой. Причудливые, искривленные ветром сосны, скалистый склон, уходящий прямо в море. Десять лет назад они купили эти пять акров, как капиталовложение, а потом Деннис даже решил, что построит когда-нибудь здесь дом и в нем поселится.
– Иногда мне хочется послать все к чертовой матери, – говорит он вслух, – и переехать на участок. А работа, в таких местах тоже найдется какая-нибудь работа.
Строить своими собственными руками, делать нечто осязаемое, видеть, как день ото дня твое творение все больше обретает форму… Да, хорошо бы заняться такой работой, работой, разительно отличающейся от абстрактных, раздробленных на мелкие кусочки задач, которые он решает для ЛСР.
– Да, – осторожно поддерживает его Люси.
Знакомые интонации, именно так она говорит, когда не согласна с Деннисом, но не хочет вступать в препирательства. Давно уже выяснено, что Люси ни в какую не желает переезжать на север, ведь тогда ей придется бросить и всех своих подружек, и церковь, и работу… Деннис хмурится. Да он, собственно, и сам знает, что это все пустые мечты.
– А как ты думаешь, – спрашивает Люси, – выросли там деревья?
Не успели Макферсоны купить землю, как в окрестностях Эврики случился лесной пожар; выгорело несколько сотен акров, в том числе и весь их участок. Во время отпуска они съездили посмотреть, земля была черная, без единой травинки. Вид ужасный, но местные объяснили, что за несколько лет все придет в норму.
– Не знаю, – раздраженно отмахивается Деннис. У него есть подозрение, что пожар интересует Люси с одной-единственной стороны: из-за него все возможности переезда отодвигаются в неопределенное будущее. – Хотя, если подумать, почти наверняка выросли. Конечно же, деревья еще низенькие, но это не страшно. После таких историй земля оправляется быстро, они – часть естественного цикла.
– Естественного, если не считать, что пожар этот устроили какие-то ребята, ведь так говорили местные?
Деннис молчит. Через несколько минут он вздохнул и ответил наконец на единственный – как ему кажется – волнующий Люси вопрос:
– Что там говорить, все равно мы не можем сейчас переехать.
Его мрачное настроение тяжелым комом оседает где-то в нижней части желудка. Скотина Лемон. Макферсону муторно, он понимает, что сорвал часть вызванной Лемоном злости на сыне; ясное дело, этот идиот вполне заслужил выволочку, но все равно… И какое у него было лицо…
Господи, да что же это за день такой.
– А что сказал Джим, он ищет работу?
– Я не хочу говорить об этом.
Глава 17
Таши Накамура пришел тик-в-тик к началу урока. Интерес Таши к писательскому мастерству минимален, но сохранение курса, который читает Джим, в программе колледжа зависит от числа слушателей, а в начале семестра создалось впечатление, что слушателей этих не хватит. Вот Таши и записался. Типичный для него поступок; есть в Таши какая-то широта, щедрость, хотя мало кто об этом догадывается из-за его застенчивости и бедности.
Десять минут как должен был начаться урок, а преподавателя нет. В тот самый момент, когда уставшие ждать студенты решили разойтись, появляется Джим – весь красный, с плотно сжатым ртом, явно чем-то расстроенный. Он бросает свою папку на стол и некоторое время молчит.
Взяв наконец себя в руки и обречено вздохнув, он начинает монотонно бубнить правила использования запятой. Джим и так далеко не блестящий лектор, а уж сегодня его объяснения бьют все рекорды сбивчивости и невразумительности. Неожиданно Джим оставляет грамматику и переходит к одному из своих любимых исторических экскурсов.
– Вот так и вышло, что ранчо Ирвина, бывшее первоначально в нашем округе главным бастионом борьбы за сохранение окружающей среды, оказалось в руках корпорации, которая распродала всю землю застройщикам, которые, в свою очередь, превратили его в точную копию северной части Оринджа. Не испытывая к земле и тени уважения, ничему не наученные печальными уроками прошлого, они сровняли все холмы, сделали местность плоской, как стол.
И все это происходило в то самое время, когда на орбиту выводились станции противоракетной защиты, поэтому находившаяся на невиданном подъеме оружейная промышленность наложила свою лапу на значительную часть этой земли, усилила свое влияние в нашем округе – влияние, которое и прежде было доминирующим.
В недоуменно моргающих глазах учеников – ни малейшей искорки интереса, более того – аудитория, похоже, готова взбунтоваться. Почти все присутствующие записались на этот курс, чтобы хоть как-нибудь осилить письменный тест по английскому языку, без которого не получить аттестат об окончании Трабуко, поэтому их раздражают вечные отступления Джима от темы. Он что, не соображает, что ли, как это трудно учиться писать, даже и без этих заморочек?
– Послушайте, мистер Макферсон, – прерывает Джима один из слушателей. – Я так и не имею ни малейшего представления, когда нужно писать «какой», а когда «который», и что там такое делается с запятыми. – Парень настроен агрессивно.
Растерянный и явно озабоченный какими-то своими – Таш и не пробует угадать, какими именно, – проблемами, Джим пытается продолжить прерванное объяснение и превращает его в полную уже неразбериху. В аудитории зреет открытый мятеж. Четкие правила и определения – далеко не самое сильное место Джима, он скорее способен передать смысл, общий дух вопроса, но этим ребятам хочется, чтобы все было разложено по полочкам.
Чувствуя настроение учеников, Джим беспомощно замолкает; всеобщее негодование близится к критической отметке.
Зловещую тишину нарушает Таши.
– Я вас тогда спрашивал, и вы сказали, что вопросительное местоимение «какой» имеет качественный характер, а вопросительное местоимение «который» – количественный. Полагается говорить и писать «который раз ты сюда пришел?», а не «какой раз» и, наоборот, «какой цвет тебе нравится?», а не «который цвет». А еще вы сказали, что в роли относительного местоимения оба эти слова подчиняют придаточные предложения, но относительное местоимение «который» вдобавок заменяет в придаточном предложении слово, находящееся в главном. И привели примеры: с одной стороны – «Не знаю уж, какую книгу тебе дать», а с другой – «Книга, которую ты мне дал, куда-то потерялась». А запятые тут используются для выделения придаточного предложения.
Назревавший бунт благополучно угас, ученики удовлетворенно кивают, Джим облегченно вздохнул, начал писать на доске – и тут же сломал мел пополам. Господи, да что же это с ним такое? Ну точно он не в себе.
– Вот так вы мне тогда и объяснили, – добавляет для верности Таши и начинает переписывать примеры с доски в тетрадку.
Урок окончен. Не успел Таши встать из-за стола, как Джим подхватил свои манатки и пулей вылетел из класса. Так расстроен, что не хочет даже и разговаривать! А вот это уже необычно до крайности.
Покидая железобетонную нелепицу, нависшую над аройо [[14 - Пересохшее речное русло (исп.).]] Трабуко и теснящимися в нем домами, Таши сокрушенно качает головой. Жаль, что не поговорили. Ладно, может быть, потом, когда Джим придет в себя, что-нибудь выяснится. А сейчас есть другие дела, на сегодня намечен серфинг.
Да, не удивляйтесь, уже начало одиннадцатого, а Таши Накамура хочет съездить в Ньюпорт-Бич и покататься на волнах – зайдя предварительно домой, чтобы перекусить и что-то там наладить в автомозге. Это новейшая его идея – ведь днем все волны усеяны ордами серферов, так что, здраво рассудив, если не хочешь кататься в этой орущей толпе, катайся ночью.
Все его друзья чуть животики себе не надорвали. Это, считай, фирменный знак Таши – доводить решение любой проблемы до абсолютно логичного – и абсолютно бредового конца. Таши, говорит Джим, просто не верит в reductio ad absurdum [[15 - Сведение к абсурду (лат.).]]. И они снова смеются до колик. А-ха-ха-ха-ха.
Хоть попробовали бы сперва. Да нет, люди всегда так – судят о новых идеях, даже не испытав их в деле, а потому так и остаются в наезженной колее, так и остаются винтиками огромного механизма. Ну и Бога ради, Таши ничуть не против – ведь это обозначает, кроме всего прочего, что ночные волны находятся в единоличном его распоряжении.
Самое подходящее время – полнолуние, вроде как сегодня. Около половины четвертого ночи Таши паркуется в Ньюпорт-Бич; на улице, по которой он идет с доской под мышкой, темно и пусто. Даже забавно, чего это почти все люди ведут дневной образ жизни. Теперь пошли фешенебельные прибрежные дома, выходящие на море фасады – сплошное темное стекло. Свернуть между ними, и вот, наконец, широкая полоса молочно-белого в лунном свете песка, вдоль которой расставлены тотемные столбы неведомого племени – наблюдательные вышки спасателей.
Через каждые четыре квартала в море уходят невысокие каменные барьеры, они помогают удержать на пляже завезенный песок. Чуть подальше оконечностей этих барьеров – еле заметная в темноте белизна барашков, именно там начинают вспениваться набегающие волны. Один из секретов ночного серфинга – нужно найти хорошо обозначенное внешними ориентирами место, где гребни регулярно вспениваются. При накате с юга, а сегодня валы идут именно с юга, точки вспенивания располагаются чуть левее стенок, вон они, отлично различимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Ничего бы я не пропустил! – хмурится Джим; он искренне возмущен, что отец мог даже предположить такое.
– А вот я в этом не уверен.
Джим поворачивается, идет прочь, делает круг и возвращается. Ему стыдно, ему очень обидно, он в полной ярости. Но сказать-то ему нечего. А если он к тому же не выдержит и разревется…
– Я никогда такого не делаю! – кричит он. – Я выполняю все свои обязательства!
– Черта с два ты выполняешь, – машет рукой Деннис. – Ты и себя-то прокормить не можешь. А это что, не входит в твои обязанности? Почему ты не найдешь такую работу, которая позволила бы тебе платить по всем своим счетам? Или хотя бы не научишься соизмерять свои расходы с доходами? Ведь ты же не станешь утверждать, что не тратишь ничего из своего заработка на развлечения?
– Не стану!
– Вот так и получается, что я вынужден платить по счетам двадцатисемилетнего оболтуса!
– А мне и не надо, чтобы ты по ним платил! Обрыдло мне это!
– Надо же – тебе обрыдло! Прекрасно, больше я не буду, на том и порешим. Но тогда тебе тем более нужна приличная работа.
– Да я же ищу! И обе мои работы тоже приличные! Какую-то секунду кажется, что отец его ударит, Деннис даже перекладывает инструменты в левую руку – мгновенно, не раздумывая… Но тут же застывает, хмурится, резко поворачивается и уходит в дом. Джим прыгает в машину и уезжает, ничего не видя вокруг и дико, отчаянно ругаясь.
Глава 16
Смех один, думает Деннис; он слышит, как машина Джима щелкнула контактами, выходя на дорожку, и с тихим, благопристойным гудением удалилась. Ну прямо курам на смех. Вот как уезжал бы от родительского порога такой вот сыночек, поцапавшись со своим папашей, раньше, когда-то? Семь тысяч оборотов, покрышки горят, рев – ушам больно. А теперь – такой вот жалкий писк, ни на что большее они не способны.
– Это что, Джим? – спросила Люси. – А почему он не попрощался?
Иди ты к черту со своими вопросами. Деннис молча садится и включает видеостену.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы с ним не ссорились, – Люси говорит негромко, но решительно. – Ты же знаешь, как сейчас трудно найти место. Половина парней его возраста вообще не имеет работы.
– Ничего подобного. – Деннис приходит в еще большую, чем прежде, ярость. Вот теперь и Люси расстроилась. Мне самому, что ли, нравится лаяться со своим сыночком, и чтобы он потом срывался и уезжал, да еще и с обидой и чуть ли не с ненавистью. Кому же это понравится? А что я мог поделать? После такого денечка, как сегодняшний… Вспомнив о работе, Деннис впадает в еще большую тоску. Великолепное, на редкость удачное испытание, и туг же все идет наперекосяк. Вместо верного, обеспеченного контракта – снова неопределенность открытого конкурса… Да еще этот Лемон скандал устроил… Кошмарный день. – И я не хочу об этом говорить.
Через некоторое время Деннис встает и выключает стену; собственно говоря, он даже не знает, что там показывали, вроде бы следил глазами за изображением, но ничего не видел. Он подходит к стеклянной двери и смотрит сквозь свое отражение на горящие окна домов, облепивших Сайтpec-Хейтс, на переброшенный через равнину виадук футхиллской трассы, на фары и задние огни бегущих по нему машин. Везде люди, люди. Хорошо бы выйти на воздух, посидеть в маленьком заднем дворике, но дворик этот, вместе со второй половиной дома, принадлежит семье Аурелиано. Им бы, конечно, все равно, но не все равно самому Деннису.
Он начинает думать о своем участке – в Северной Калифорнии, на побережье, рядом с Эврикой. Причудливые, искривленные ветром сосны, скалистый склон, уходящий прямо в море. Десять лет назад они купили эти пять акров, как капиталовложение, а потом Деннис даже решил, что построит когда-нибудь здесь дом и в нем поселится.
– Иногда мне хочется послать все к чертовой матери, – говорит он вслух, – и переехать на участок. А работа, в таких местах тоже найдется какая-нибудь работа.
Строить своими собственными руками, делать нечто осязаемое, видеть, как день ото дня твое творение все больше обретает форму… Да, хорошо бы заняться такой работой, работой, разительно отличающейся от абстрактных, раздробленных на мелкие кусочки задач, которые он решает для ЛСР.
– Да, – осторожно поддерживает его Люси.
Знакомые интонации, именно так она говорит, когда не согласна с Деннисом, но не хочет вступать в препирательства. Давно уже выяснено, что Люси ни в какую не желает переезжать на север, ведь тогда ей придется бросить и всех своих подружек, и церковь, и работу… Деннис хмурится. Да он, собственно, и сам знает, что это все пустые мечты.
– А как ты думаешь, – спрашивает Люси, – выросли там деревья?
Не успели Макферсоны купить землю, как в окрестностях Эврики случился лесной пожар; выгорело несколько сотен акров, в том числе и весь их участок. Во время отпуска они съездили посмотреть, земля была черная, без единой травинки. Вид ужасный, но местные объяснили, что за несколько лет все придет в норму.
– Не знаю, – раздраженно отмахивается Деннис. У него есть подозрение, что пожар интересует Люси с одной-единственной стороны: из-за него все возможности переезда отодвигаются в неопределенное будущее. – Хотя, если подумать, почти наверняка выросли. Конечно же, деревья еще низенькие, но это не страшно. После таких историй земля оправляется быстро, они – часть естественного цикла.
– Естественного, если не считать, что пожар этот устроили какие-то ребята, ведь так говорили местные?
Деннис молчит. Через несколько минут он вздохнул и ответил наконец на единственный – как ему кажется – волнующий Люси вопрос:
– Что там говорить, все равно мы не можем сейчас переехать.
Его мрачное настроение тяжелым комом оседает где-то в нижней части желудка. Скотина Лемон. Макферсону муторно, он понимает, что сорвал часть вызванной Лемоном злости на сыне; ясное дело, этот идиот вполне заслужил выволочку, но все равно… И какое у него было лицо…
Господи, да что же это за день такой.
– А что сказал Джим, он ищет работу?
– Я не хочу говорить об этом.
Глава 17
Таши Накамура пришел тик-в-тик к началу урока. Интерес Таши к писательскому мастерству минимален, но сохранение курса, который читает Джим, в программе колледжа зависит от числа слушателей, а в начале семестра создалось впечатление, что слушателей этих не хватит. Вот Таши и записался. Типичный для него поступок; есть в Таши какая-то широта, щедрость, хотя мало кто об этом догадывается из-за его застенчивости и бедности.
Десять минут как должен был начаться урок, а преподавателя нет. В тот самый момент, когда уставшие ждать студенты решили разойтись, появляется Джим – весь красный, с плотно сжатым ртом, явно чем-то расстроенный. Он бросает свою папку на стол и некоторое время молчит.
Взяв наконец себя в руки и обречено вздохнув, он начинает монотонно бубнить правила использования запятой. Джим и так далеко не блестящий лектор, а уж сегодня его объяснения бьют все рекорды сбивчивости и невразумительности. Неожиданно Джим оставляет грамматику и переходит к одному из своих любимых исторических экскурсов.
– Вот так и вышло, что ранчо Ирвина, бывшее первоначально в нашем округе главным бастионом борьбы за сохранение окружающей среды, оказалось в руках корпорации, которая распродала всю землю застройщикам, которые, в свою очередь, превратили его в точную копию северной части Оринджа. Не испытывая к земле и тени уважения, ничему не наученные печальными уроками прошлого, они сровняли все холмы, сделали местность плоской, как стол.
И все это происходило в то самое время, когда на орбиту выводились станции противоракетной защиты, поэтому находившаяся на невиданном подъеме оружейная промышленность наложила свою лапу на значительную часть этой земли, усилила свое влияние в нашем округе – влияние, которое и прежде было доминирующим.
В недоуменно моргающих глазах учеников – ни малейшей искорки интереса, более того – аудитория, похоже, готова взбунтоваться. Почти все присутствующие записались на этот курс, чтобы хоть как-нибудь осилить письменный тест по английскому языку, без которого не получить аттестат об окончании Трабуко, поэтому их раздражают вечные отступления Джима от темы. Он что, не соображает, что ли, как это трудно учиться писать, даже и без этих заморочек?
– Послушайте, мистер Макферсон, – прерывает Джима один из слушателей. – Я так и не имею ни малейшего представления, когда нужно писать «какой», а когда «который», и что там такое делается с запятыми. – Парень настроен агрессивно.
Растерянный и явно озабоченный какими-то своими – Таш и не пробует угадать, какими именно, – проблемами, Джим пытается продолжить прерванное объяснение и превращает его в полную уже неразбериху. В аудитории зреет открытый мятеж. Четкие правила и определения – далеко не самое сильное место Джима, он скорее способен передать смысл, общий дух вопроса, но этим ребятам хочется, чтобы все было разложено по полочкам.
Чувствуя настроение учеников, Джим беспомощно замолкает; всеобщее негодование близится к критической отметке.
Зловещую тишину нарушает Таши.
– Я вас тогда спрашивал, и вы сказали, что вопросительное местоимение «какой» имеет качественный характер, а вопросительное местоимение «который» – количественный. Полагается говорить и писать «который раз ты сюда пришел?», а не «какой раз» и, наоборот, «какой цвет тебе нравится?», а не «который цвет». А еще вы сказали, что в роли относительного местоимения оба эти слова подчиняют придаточные предложения, но относительное местоимение «который» вдобавок заменяет в придаточном предложении слово, находящееся в главном. И привели примеры: с одной стороны – «Не знаю уж, какую книгу тебе дать», а с другой – «Книга, которую ты мне дал, куда-то потерялась». А запятые тут используются для выделения придаточного предложения.
Назревавший бунт благополучно угас, ученики удовлетворенно кивают, Джим облегченно вздохнул, начал писать на доске – и тут же сломал мел пополам. Господи, да что же это с ним такое? Ну точно он не в себе.
– Вот так вы мне тогда и объяснили, – добавляет для верности Таши и начинает переписывать примеры с доски в тетрадку.
Урок окончен. Не успел Таши встать из-за стола, как Джим подхватил свои манатки и пулей вылетел из класса. Так расстроен, что не хочет даже и разговаривать! А вот это уже необычно до крайности.
Покидая железобетонную нелепицу, нависшую над аройо [[14 - Пересохшее речное русло (исп.).]] Трабуко и теснящимися в нем домами, Таши сокрушенно качает головой. Жаль, что не поговорили. Ладно, может быть, потом, когда Джим придет в себя, что-нибудь выяснится. А сейчас есть другие дела, на сегодня намечен серфинг.
Да, не удивляйтесь, уже начало одиннадцатого, а Таши Накамура хочет съездить в Ньюпорт-Бич и покататься на волнах – зайдя предварительно домой, чтобы перекусить и что-то там наладить в автомозге. Это новейшая его идея – ведь днем все волны усеяны ордами серферов, так что, здраво рассудив, если не хочешь кататься в этой орущей толпе, катайся ночью.
Все его друзья чуть животики себе не надорвали. Это, считай, фирменный знак Таши – доводить решение любой проблемы до абсолютно логичного – и абсолютно бредового конца. Таши, говорит Джим, просто не верит в reductio ad absurdum [[15 - Сведение к абсурду (лат.).]]. И они снова смеются до колик. А-ха-ха-ха-ха.
Хоть попробовали бы сперва. Да нет, люди всегда так – судят о новых идеях, даже не испытав их в деле, а потому так и остаются в наезженной колее, так и остаются винтиками огромного механизма. Ну и Бога ради, Таши ничуть не против – ведь это обозначает, кроме всего прочего, что ночные волны находятся в единоличном его распоряжении.
Самое подходящее время – полнолуние, вроде как сегодня. Около половины четвертого ночи Таши паркуется в Ньюпорт-Бич; на улице, по которой он идет с доской под мышкой, темно и пусто. Даже забавно, чего это почти все люди ведут дневной образ жизни. Теперь пошли фешенебельные прибрежные дома, выходящие на море фасады – сплошное темное стекло. Свернуть между ними, и вот, наконец, широкая полоса молочно-белого в лунном свете песка, вдоль которой расставлены тотемные столбы неведомого племени – наблюдательные вышки спасателей.
Через каждые четыре квартала в море уходят невысокие каменные барьеры, они помогают удержать на пляже завезенный песок. Чуть подальше оконечностей этих барьеров – еле заметная в темноте белизна барашков, именно там начинают вспениваться набегающие волны. Один из секретов ночного серфинга – нужно найти хорошо обозначенное внешними ориентирами место, где гребни регулярно вспениваются. При накате с юга, а сегодня валы идут именно с юга, точки вспенивания располагаются чуть левее стенок, вон они, отлично различимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72