Покинуть свое тело и взглянуть со стороны на этого тощего, настороженного юнца, полого человека [[36 - Намек на поэму Т. Элиота «Полые люди».]], внутри которого нет ничего своего, самоопределяющего – человека, определенного только своими модными воззрениями, своими модными тряпками, своими модными привычками, своей модной союзницей, в результате чего люди, которые его любят – Шейла, – …
Пустые глаза, уставившиеся на разбросанные по столу части головоломки. Нужно сосредоточиться. Фары тускнеют и расплываются.
Глава 50
Стьюарт Лемон сидит за своим рабочим столом, но мысли его далеки от работы. Дома тот же кошмар, что и все последнее время. Эльза продолжает играть в молчанку, слоняется по квартире, словно голозадая зомби… Сколь же это времени прошло, как она перестала разговаривать? Лемон предается мечтаниям, как он бросит ее и сойдется с Рамоной, начнет новый союз, свободный от всего этого груза взаимных обид, мучений. А где же тогда жить, ведь квартиру придется оставить Эльзе? Да и вообще у Рамоны есть уже союзник. Все это фантазии, пустые и рассыпающиеся в пыль при первом же столкновении с реальностью. Так что придется нести свой крест…
Негромкое гудение интеркома. Рамона сообщает, что Дональд Херефорд в Лос-Анджелесе. Он прилетел по делам «Арго/Блессмана», но заодно заглянет и сюда. Будет через полчаса.
Лемон глухо стонет. Ну что же это за жизнь такая! Он и прежде-то побаивался налетов Херефорда, а в последнее время – особенно. Принимая во внимание все трудности, испытываемые ЛСР, каждый визит подобного рода очень похож на проверку – а стоит ли «Арго/Блессману» тратить деньги на поддержку своего аэрокосмического филиала, не лучше ли избавиться от него раз и навсегда? Каждый, а уж тем более сегодняшний, для которого нет ровно никаких разумных причин.
Лемон старается взять себя в руки, превозмочь нервную дрожь, но ничего из этого не получается. Он встречает Херефорда, приглашает в свой кабинет, усаживает, садится сам.
Слушая доклад о текущем состоянии основных проектов, разрабатываемых ЛСР, Херефорд смотрит в окно.
– А как там протест по «Осе»?
– Судебное разбирательство намечено на конец этой недели, или начало следующей. Вы читали доклад ФСП?
– Нет.
Лемону приходится излагать резюме.
– Как видите, – заключает он, – документ вполне для нас благоприятный, однако юристы не уверены – убедит ли он судью Тобайасона. Должен бы, но ведь нужно принимать во внимание прошлую карьеру этого человека… Одним словом, никто ничего не обещает.
– Знаю, – кивает Херефорд. – И начинаю уже задумываться.
– Был ли смысл… – Лемон хочет сказать «опротестовывать решение», однако вспоминает, что идея принадлежит самому Херефорду, и прикусывает язык.
Херефорд чуть приподнимает брови, затем смеется:
– Был ли смысл опротестовывать решение? Думаю, да. Нужно было показать военно-воздушным силам, что они не могут безнаказанно нарушать любые правила и вытирать о нас ноги. Именно это мы и сделали, заставив их идти на поклон к ФСП. Поэтому главная наша цель достигнута – что бы там ни решил Тобайасон.
– Но… ведь мы хотели получить контракт.
– Неужели вы серьезно верили, что ВВС это допустят. – Лемон убито молчит. – Расскажите мне, как там дела с «Шаровой молнией»? – прерывает его размышления Херефорд.
Лемон обреченно вздыхает, а затем спокойным, почти безразличным голосом описывает последние затруднения, испытываемые злополучной программой.
– Макферсон предложил применить решетки фазированных излучателей и увеличить время отслеживания ракет. Идеи многообещающие, однако неизвестно, как к ним отнесутся ВВС, ведь в техническом задании четко оговаривался двухминутный интервал после запуска.
– Вы их спрашивали?
– Пока нет.
Херефорд задумчиво морщит лоб.
– И у ВВС имеются протоколы испытаний, показавших, что мы можем сжечь ракету за две минуты, так ведь?
– Можем, при определенных условиях.
– А именно?
– Ну, в первую очередь, если она неподвижна…
Мало-помалу Херефорд вытягивает из него всю историю. Лемон вынужден признать, что результаты первоначальных испытаний, представленные Дэном Хьюстоном и его командой, можно расценить даже как фальсифицированные – пожелай ВВС занять жесткую позицию. А сейчас, когда ЛСР встала в такую позицию, опротестовав решение по «Осе»…
Вертящийся, как уж на сковородке, Лемон сильно подозревает, что все это Херефорду прекрасно известно, а разыгрываемый сейчас спектакль преследует сугубо назидательные цели; он делает попытку успокоиться.
– А Макферсон, он что, тоже связан с этой историей?
– Я отрядил его на помощь Хьюстону. Макферсон – специалист по устранению трудностей.
«И по их созданию, – думает Лемон. – И почему только эти две способности встречаются всегда вместе?»
Херефорд кивает и встает.
– Я хочу ознакомиться с работами по «Шаровой молнии» на месте.
Лемон удивленно вскакивает. Они идут к лифту, опускаются на первый этаж и выходят наружу. Конструкторское бюро расположено бок о бок с административным зданием, а огромный, в две сотни ярдов длиной корпус, вмещающий и лаборатории, и сборочные цеха, – чуть поодаль. Этот последний являет собой типичнейший образчик промышленной архитектуры Ирвиновского треугольника: два этажа, стены составлены из огромных квадратов омедненного полупрозрачного стекла, в этих коричневатых зеркалах отражаются санитарно-обязательные газоны и кипарисы.
Лемон проводит Херефорда по всем лабораториям и мастерским, хоть как-либо связанным с программой «Шаровая молния». Ни в одном из этих помещений Херефорд не задерживается; можно подумать, его интересует только то, где они расположены. Завершив эту несколько странную экскурсию, высокий гость хочет осмотреть окружающую корпус территорию: маленькие рощицы кипарисов, поставленные в них скамейки, высокий забор и его охранные системы… Ну зачем ему это все, думает Лемон, но ничего в голову не приходит. А что, спрашивается, придет в нее путного на ходу, под палящими лучами солнца, да еще когда в желудке бурчит от голода?
Наконец Херефорд кивает, давая понять, что обход закончен.
– Пойдемте, съедим чего-нибудь.
Округ Ориндж – далеко не ровня Манхэттену по части кулинарных изысков, и это гнетет Лемона, желающего произвести на гостя впечатление. Выбор падает на «Штурманскую рубку», небольшой ресторанчик, расположенный у мыса Дана, прямо над гаванью. Херефорд концентрирует свое внимание на салатах и ест с очевидным наслаждением.
– Вот все-таки не умеют этого у нас, в Нью-Йорке. Не знаю даже почему.
За соседним столиком расположились две девушки в купальниках.
– Да, жизнь в Калифорнии имеет свои преимущества, – замечает Лемон, глядя на них. Его сотрапезник чуть улыбается.
Покончив с салатом, Херефорд откидывается на спинку стула.
– Последнее время здесь все чаще происходят нападения на оборонные заводы, – задумчиво говорит он. – Вот вы, что вы об этом думаете?
«Ага. Вот, значит, почему он изучал территорию вокруг опытно-промышленного корпуса».
– Наша служба безопасности интересовалась этими диверсиями и считает их делом рук какой-то мелкой группки местных отказников от военной службы. Версия разрабатывается при постоянном сотрудничестве с полицией. Судя по всему, вредители крайне обеспокоены тем, чтобы никого не убить и не поранить, их акции проводились исключительно против зданий, где отсутствовали люди. Исходя из этого, мы организовали круглосуточное дежурство на заводе, а также патрулирование периметра территории и морского берега. Новые меры предосторожности были оглашены на пресс-конференции и получили широкое освещение в средствах массовой информации.
Херефорд явно обеспокоен.
– И вы полагаетесь на этих психов? А вдруг они ошибутся или попросту изменят свою политику? Да и следуют ли они вообще этому принципу – беречь людей?
– Ну, нам казалось…
– Нет, – уверенно кивает головой Херефорд. – Этих ночных охранников нужно убрать.
– Но…
– Вы слышали, что я сказал. Риск слишком велик. Мне совсем не нравится идея использовать живых людей в качестве щита, особенно когда мы ровно ничего не знаем о противнике. – Он поджимает губы, некоторое время молчит. – Правду говоря, у нас есть все основания предполагать, что здешние диверсии поддерживаются и направляются большой и весьма профессиональной организацией.
Лемон вскидывает брови, сейчас он бессознательно подражает Херефорду.
– Неужели русские?
– Нет-нет. Во всяком случае – не напрямую. Но тут может быть замешан один из наших конкурентов, вернее – его деньги.
Вот теперь уже брови Лемона лезут на лоб самым натуральным образом.
– Да кто же это конкретно?
– Мы еще не совсем уверены. Все связи между звеньями этой организации тщательно законспирированы, пока что нам удалось проникнуть только в самый низший ее уровень.
– Во всяком случае это – одна из компаний, не подвергавшихся еще нападениям.
– Совсем не обязательно.
Заявление неожиданное, Лемону требуется некоторое время, чтобы полностью осознать его смысл. Компания организует налет на своих конкурентов, чтобы помешать их работе и, в конечном итоге, подорвать их репутацию в глазах ВВС. Затем она атакует сама себя – чтобы очиститься от подозрений. Кроме того, у нее появляется прекрасная возможность избавиться от любых материалов, представляющих потенциальную опасность. Весьма, весьма разумно.
Но если намечаемая жертва узнает о планируемом нападении заранее и у нее есть нечто такое… ну, скажем, программа, столкнувшаяся по тем или иным причинам с крупными неприятностями…
Гипотезу хочется проверить.
– А не стоит ли тогда усилить внешнюю охрану территории? – спрашивает Лемон.
– Нет никакой необходимости. – На лице Херефорда появилась чуть заметная насмешливая улыбка, его, похоже, забавляет непроходимая тупость собеседника. А может, эта улыбка говорит: «ну вот, дошло наконец по длинной шее»? Трудно сказать. – Мы и так сделали уже все возможное. Страховка у нас в полном порядке, так что остается только ждать и надеяться на лучшее.
Надеяться на лучшее… и убрать из корпуса ночную охрану.
– Так вы… имеется ли у вас какая-нибудь информация о том, что мы можем оказаться очередным…
– Объектом нападения? – пожимает плечами Херефорд. «Вот же черт за язык дернул, разве можно о таких вещах спрашивать в лоб?» – Так, смутные намеки. Полицию они не убедят. – Но эти глаза, думает Лемон, они смотрят сквозь карту Карибского бассейна, застилающую стол вместо скатерти, и они знают. Да, они знают.
Лемон берет со стола бокал с белым пино, пробует. Его фактически посвятили в тайный замысел. С недомолвками, но в очевидной надежде, что все остальное он и сам сообразит. Вполне возможно, что посвятили по крайней необходимости, но все равно это – знак доверия.
Кроме того, появляется надежда – нет, проблеск надежды – на скорое избавление от программы «Шаровая молния» и связанных с ней неприятностей. Неприятностей, грозивших и ему лично, и всей ЛСР. А тут еще страховка… потрясающе. Он допивает бокал и ставит его на стол.
Глава 51
Ни в свободное время, ни на работе Джима ни на минуту не оставляют мысли о Шейле Майер и ее головоломках. Теперь именно эти мысли стали главной частью гнетущей его тревоги. И никуда от них не спрячешься.
Хана много работает, у нее никогда нет времени. Хана работает, а он не работает.
Неохотно, словно из-под палки Джим садится за компьютер и смотрит на экран. Он должен работать, работать по-настоящему, он просто обязан работать. Ну хоть для того, чтобы забыть на время обо всей этой коломуторной жизни, о вечно сосущей тревоге. Причина, побуждающая к работе, – дело десятое, главное – сама работа.
Он сидит и думает о своей поэзии. И вообще – о современной поэзии. Дело в том, что ему не нравится эта самая «современная поэзия». Крикливая, аляповатая, невежественная – и даже гордящаяся своей невежественностью, возводящая эту невежественность в принцип. А главное – неизлечимо поверхностная, сосредоточившая все свое внимание на внешнем облике вещей, на миллионократно множащихся зеркальных изображениях этого облика… Вся современная поэзия – постмодернизм, постмодернизм дряхлый, обескровленный, дышащий на ладан. И начхать ей на его культурстервятничество, ведь прошлое для постмодернизма – лишь звук пустой. Постмодерновую литературу может писать любой из околачивающихся по моллам зомби, да не они ли ее и пишут? Вполне возможно, во всяком случае – если судить по телевизионным интервью нынешних мастеров слова. Нет, нет и еще раз нет. Такое занятие не для Джима.
Но с другой стороны – ведь это же его время, он живет в этом времени, о чем же еще писать, если не о «сейчас»? Он живет в постмодерновом мире, от факта никуда не денешься.
На эту тему высказывались двое из наиболее почитаемых Джимом писателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Пустые глаза, уставившиеся на разбросанные по столу части головоломки. Нужно сосредоточиться. Фары тускнеют и расплываются.
Глава 50
Стьюарт Лемон сидит за своим рабочим столом, но мысли его далеки от работы. Дома тот же кошмар, что и все последнее время. Эльза продолжает играть в молчанку, слоняется по квартире, словно голозадая зомби… Сколь же это времени прошло, как она перестала разговаривать? Лемон предается мечтаниям, как он бросит ее и сойдется с Рамоной, начнет новый союз, свободный от всего этого груза взаимных обид, мучений. А где же тогда жить, ведь квартиру придется оставить Эльзе? Да и вообще у Рамоны есть уже союзник. Все это фантазии, пустые и рассыпающиеся в пыль при первом же столкновении с реальностью. Так что придется нести свой крест…
Негромкое гудение интеркома. Рамона сообщает, что Дональд Херефорд в Лос-Анджелесе. Он прилетел по делам «Арго/Блессмана», но заодно заглянет и сюда. Будет через полчаса.
Лемон глухо стонет. Ну что же это за жизнь такая! Он и прежде-то побаивался налетов Херефорда, а в последнее время – особенно. Принимая во внимание все трудности, испытываемые ЛСР, каждый визит подобного рода очень похож на проверку – а стоит ли «Арго/Блессману» тратить деньги на поддержку своего аэрокосмического филиала, не лучше ли избавиться от него раз и навсегда? Каждый, а уж тем более сегодняшний, для которого нет ровно никаких разумных причин.
Лемон старается взять себя в руки, превозмочь нервную дрожь, но ничего из этого не получается. Он встречает Херефорда, приглашает в свой кабинет, усаживает, садится сам.
Слушая доклад о текущем состоянии основных проектов, разрабатываемых ЛСР, Херефорд смотрит в окно.
– А как там протест по «Осе»?
– Судебное разбирательство намечено на конец этой недели, или начало следующей. Вы читали доклад ФСП?
– Нет.
Лемону приходится излагать резюме.
– Как видите, – заключает он, – документ вполне для нас благоприятный, однако юристы не уверены – убедит ли он судью Тобайасона. Должен бы, но ведь нужно принимать во внимание прошлую карьеру этого человека… Одним словом, никто ничего не обещает.
– Знаю, – кивает Херефорд. – И начинаю уже задумываться.
– Был ли смысл… – Лемон хочет сказать «опротестовывать решение», однако вспоминает, что идея принадлежит самому Херефорду, и прикусывает язык.
Херефорд чуть приподнимает брови, затем смеется:
– Был ли смысл опротестовывать решение? Думаю, да. Нужно было показать военно-воздушным силам, что они не могут безнаказанно нарушать любые правила и вытирать о нас ноги. Именно это мы и сделали, заставив их идти на поклон к ФСП. Поэтому главная наша цель достигнута – что бы там ни решил Тобайасон.
– Но… ведь мы хотели получить контракт.
– Неужели вы серьезно верили, что ВВС это допустят. – Лемон убито молчит. – Расскажите мне, как там дела с «Шаровой молнией»? – прерывает его размышления Херефорд.
Лемон обреченно вздыхает, а затем спокойным, почти безразличным голосом описывает последние затруднения, испытываемые злополучной программой.
– Макферсон предложил применить решетки фазированных излучателей и увеличить время отслеживания ракет. Идеи многообещающие, однако неизвестно, как к ним отнесутся ВВС, ведь в техническом задании четко оговаривался двухминутный интервал после запуска.
– Вы их спрашивали?
– Пока нет.
Херефорд задумчиво морщит лоб.
– И у ВВС имеются протоколы испытаний, показавших, что мы можем сжечь ракету за две минуты, так ведь?
– Можем, при определенных условиях.
– А именно?
– Ну, в первую очередь, если она неподвижна…
Мало-помалу Херефорд вытягивает из него всю историю. Лемон вынужден признать, что результаты первоначальных испытаний, представленные Дэном Хьюстоном и его командой, можно расценить даже как фальсифицированные – пожелай ВВС занять жесткую позицию. А сейчас, когда ЛСР встала в такую позицию, опротестовав решение по «Осе»…
Вертящийся, как уж на сковородке, Лемон сильно подозревает, что все это Херефорду прекрасно известно, а разыгрываемый сейчас спектакль преследует сугубо назидательные цели; он делает попытку успокоиться.
– А Макферсон, он что, тоже связан с этой историей?
– Я отрядил его на помощь Хьюстону. Макферсон – специалист по устранению трудностей.
«И по их созданию, – думает Лемон. – И почему только эти две способности встречаются всегда вместе?»
Херефорд кивает и встает.
– Я хочу ознакомиться с работами по «Шаровой молнии» на месте.
Лемон удивленно вскакивает. Они идут к лифту, опускаются на первый этаж и выходят наружу. Конструкторское бюро расположено бок о бок с административным зданием, а огромный, в две сотни ярдов длиной корпус, вмещающий и лаборатории, и сборочные цеха, – чуть поодаль. Этот последний являет собой типичнейший образчик промышленной архитектуры Ирвиновского треугольника: два этажа, стены составлены из огромных квадратов омедненного полупрозрачного стекла, в этих коричневатых зеркалах отражаются санитарно-обязательные газоны и кипарисы.
Лемон проводит Херефорда по всем лабораториям и мастерским, хоть как-либо связанным с программой «Шаровая молния». Ни в одном из этих помещений Херефорд не задерживается; можно подумать, его интересует только то, где они расположены. Завершив эту несколько странную экскурсию, высокий гость хочет осмотреть окружающую корпус территорию: маленькие рощицы кипарисов, поставленные в них скамейки, высокий забор и его охранные системы… Ну зачем ему это все, думает Лемон, но ничего в голову не приходит. А что, спрашивается, придет в нее путного на ходу, под палящими лучами солнца, да еще когда в желудке бурчит от голода?
Наконец Херефорд кивает, давая понять, что обход закончен.
– Пойдемте, съедим чего-нибудь.
Округ Ориндж – далеко не ровня Манхэттену по части кулинарных изысков, и это гнетет Лемона, желающего произвести на гостя впечатление. Выбор падает на «Штурманскую рубку», небольшой ресторанчик, расположенный у мыса Дана, прямо над гаванью. Херефорд концентрирует свое внимание на салатах и ест с очевидным наслаждением.
– Вот все-таки не умеют этого у нас, в Нью-Йорке. Не знаю даже почему.
За соседним столиком расположились две девушки в купальниках.
– Да, жизнь в Калифорнии имеет свои преимущества, – замечает Лемон, глядя на них. Его сотрапезник чуть улыбается.
Покончив с салатом, Херефорд откидывается на спинку стула.
– Последнее время здесь все чаще происходят нападения на оборонные заводы, – задумчиво говорит он. – Вот вы, что вы об этом думаете?
«Ага. Вот, значит, почему он изучал территорию вокруг опытно-промышленного корпуса».
– Наша служба безопасности интересовалась этими диверсиями и считает их делом рук какой-то мелкой группки местных отказников от военной службы. Версия разрабатывается при постоянном сотрудничестве с полицией. Судя по всему, вредители крайне обеспокоены тем, чтобы никого не убить и не поранить, их акции проводились исключительно против зданий, где отсутствовали люди. Исходя из этого, мы организовали круглосуточное дежурство на заводе, а также патрулирование периметра территории и морского берега. Новые меры предосторожности были оглашены на пресс-конференции и получили широкое освещение в средствах массовой информации.
Херефорд явно обеспокоен.
– И вы полагаетесь на этих психов? А вдруг они ошибутся или попросту изменят свою политику? Да и следуют ли они вообще этому принципу – беречь людей?
– Ну, нам казалось…
– Нет, – уверенно кивает головой Херефорд. – Этих ночных охранников нужно убрать.
– Но…
– Вы слышали, что я сказал. Риск слишком велик. Мне совсем не нравится идея использовать живых людей в качестве щита, особенно когда мы ровно ничего не знаем о противнике. – Он поджимает губы, некоторое время молчит. – Правду говоря, у нас есть все основания предполагать, что здешние диверсии поддерживаются и направляются большой и весьма профессиональной организацией.
Лемон вскидывает брови, сейчас он бессознательно подражает Херефорду.
– Неужели русские?
– Нет-нет. Во всяком случае – не напрямую. Но тут может быть замешан один из наших конкурентов, вернее – его деньги.
Вот теперь уже брови Лемона лезут на лоб самым натуральным образом.
– Да кто же это конкретно?
– Мы еще не совсем уверены. Все связи между звеньями этой организации тщательно законспирированы, пока что нам удалось проникнуть только в самый низший ее уровень.
– Во всяком случае это – одна из компаний, не подвергавшихся еще нападениям.
– Совсем не обязательно.
Заявление неожиданное, Лемону требуется некоторое время, чтобы полностью осознать его смысл. Компания организует налет на своих конкурентов, чтобы помешать их работе и, в конечном итоге, подорвать их репутацию в глазах ВВС. Затем она атакует сама себя – чтобы очиститься от подозрений. Кроме того, у нее появляется прекрасная возможность избавиться от любых материалов, представляющих потенциальную опасность. Весьма, весьма разумно.
Но если намечаемая жертва узнает о планируемом нападении заранее и у нее есть нечто такое… ну, скажем, программа, столкнувшаяся по тем или иным причинам с крупными неприятностями…
Гипотезу хочется проверить.
– А не стоит ли тогда усилить внешнюю охрану территории? – спрашивает Лемон.
– Нет никакой необходимости. – На лице Херефорда появилась чуть заметная насмешливая улыбка, его, похоже, забавляет непроходимая тупость собеседника. А может, эта улыбка говорит: «ну вот, дошло наконец по длинной шее»? Трудно сказать. – Мы и так сделали уже все возможное. Страховка у нас в полном порядке, так что остается только ждать и надеяться на лучшее.
Надеяться на лучшее… и убрать из корпуса ночную охрану.
– Так вы… имеется ли у вас какая-нибудь информация о том, что мы можем оказаться очередным…
– Объектом нападения? – пожимает плечами Херефорд. «Вот же черт за язык дернул, разве можно о таких вещах спрашивать в лоб?» – Так, смутные намеки. Полицию они не убедят. – Но эти глаза, думает Лемон, они смотрят сквозь карту Карибского бассейна, застилающую стол вместо скатерти, и они знают. Да, они знают.
Лемон берет со стола бокал с белым пино, пробует. Его фактически посвятили в тайный замысел. С недомолвками, но в очевидной надежде, что все остальное он и сам сообразит. Вполне возможно, что посвятили по крайней необходимости, но все равно это – знак доверия.
Кроме того, появляется надежда – нет, проблеск надежды – на скорое избавление от программы «Шаровая молния» и связанных с ней неприятностей. Неприятностей, грозивших и ему лично, и всей ЛСР. А тут еще страховка… потрясающе. Он допивает бокал и ставит его на стол.
Глава 51
Ни в свободное время, ни на работе Джима ни на минуту не оставляют мысли о Шейле Майер и ее головоломках. Теперь именно эти мысли стали главной частью гнетущей его тревоги. И никуда от них не спрячешься.
Хана много работает, у нее никогда нет времени. Хана работает, а он не работает.
Неохотно, словно из-под палки Джим садится за компьютер и смотрит на экран. Он должен работать, работать по-настоящему, он просто обязан работать. Ну хоть для того, чтобы забыть на время обо всей этой коломуторной жизни, о вечно сосущей тревоге. Причина, побуждающая к работе, – дело десятое, главное – сама работа.
Он сидит и думает о своей поэзии. И вообще – о современной поэзии. Дело в том, что ему не нравится эта самая «современная поэзия». Крикливая, аляповатая, невежественная – и даже гордящаяся своей невежественностью, возводящая эту невежественность в принцип. А главное – неизлечимо поверхностная, сосредоточившая все свое внимание на внешнем облике вещей, на миллионократно множащихся зеркальных изображениях этого облика… Вся современная поэзия – постмодернизм, постмодернизм дряхлый, обескровленный, дышащий на ладан. И начхать ей на его культурстервятничество, ведь прошлое для постмодернизма – лишь звук пустой. Постмодерновую литературу может писать любой из околачивающихся по моллам зомби, да не они ли ее и пишут? Вполне возможно, во всяком случае – если судить по телевизионным интервью нынешних мастеров слова. Нет, нет и еще раз нет. Такое занятие не для Джима.
Но с другой стороны – ведь это же его время, он живет в этом времени, о чем же еще писать, если не о «сейчас»? Он живет в постмодерновом мире, от факта никуда не денешься.
На эту тему высказывались двое из наиболее почитаемых Джимом писателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72