Пешеходы поворачивают головы, машины испуганно бросаются в медленный ряд, или даже на свободные парковочные площадки. Не все водители достаточно расторопны, некоторые из них едва успевают выскочить из-под радиатора мчащегося фургона, и Эйб ежесекундно вздрагивает. Он рассекает этот металлический поток, как Моисей – Чермное море. Теперь окружающие машины едут гуще и медленнее, впереди – пробка, в мозгу Эйба вспыхивает красный стоп-сигнал. На перекрестке – попеременные вспышки красного и синего света, там стоит машина депов.
– Нужны кусачки, – поднимает голову Ксав; последние минуты он непрерывно говорил по радио. – Кодовый номер шесть.
Эйб судорожно втягивает воздух, в его ушах отдаются частые, громкие удары пульса. Последние десятки метров приходится ехать по тротуару, затем фургон снова переваливает через бордюр, пробирается среди застрявших машин и прибывает на МЕНС.
Вот они, три штуки. ЧТВК, что-то в кремнии. А может – сочетание аппаратурной неполадки с ошибкой человека. По Колледж-авеню был, видимо, зеленый, а этот грузовик рванул по Натвуд на красный, ну и саданул одну из машин левого ряда прямо в бок, та отлетела, впилилась в машину из правого ряда, и тут ее снова догнал грузовик. Дальше все три машины летели вместе, по дороге они сшибли светофор и столб силовой линии. Обе легковушки искорежены до неузнаваемости, особенно средняя, расплющенная в блин. Меньше всех досталось водителю грузовика, но и он в довольно плачевном состоянии; сам виноват, нужно пристегиваться.
Эйб уже выскочил на мостовую и бежит, разматывая за собой кабель, к смятым машинам; стоящие там депы смотрят на него и отчаянно машут руками, наверное – торопят. В средней машине кто-то есть, а тут болтаются порванные силовые провода, дождем сыплются искры, того и гляди несчастных пострадавших саданет, для полной радости, электричеством.
В средней, наиболее покалеченной машине две девушки. На водительском месте – очевидная СНАМП, ей никакая помощь не нужна; Эйб сразу начинает проделывать отверстие в крыше, чтобы добраться до пассажирки. Точные, осторожные движения рук – и лезвия впиваются в металл, хруст, скрежет и визг разрезаемой стали заглушают стон девушки, сидящей рядом с безвольно обвисшим телом своей подруги. Ксавьер проскальзывает сверху в машину и берется за работу, одновременно отдавая Эйбу быстрые, точные приказания. «Прорежь посередине еще полтора фута, потом отогни кверху. Сильнее. Порядок, теперь вырезай кусок стенки рядом с задней дверью, мы ее там протащим».
Пострадавшая – совсем еще молоденькая девочка, ярко-желтые блузка и брюки испещрены пятнами красной, невероятно яркой крови. Ксавьер и полицейские подхватывают носилки, бегут с ними к фургону, а Эйб пролезает в разбитую машину, чтобы удостовериться в смерти водительницы. Он перегибается через пропитанный кровью подголовник сиденья…
Лилиан Кейлбахер. Восковая бледность лица, кровь на разбитых губах, белокурые, отброшенные назад волосы. Она, точно она, нет ни малейших сомнений. Грудь смята, вдавлена. Мертвая. СНАМП, очевиднейший случай. Но ведь это – Лилиан. Точнее – ее тело.
Эйб ошеломленно пятится, вылезает из машины. «Тойота банши», отмечает какая-то часть его мозга, миниатюрная спортивная модель, самая популярная среди подростков. Он почему-то оглох, видит толпу зевак, окружившую место аварии, видит проезжающие мимо машины – и ровно ничего не слышит. А как было тогда с Ксавьером, он же весь покрылся потом, впал в самую настоящую истерику и никак не мог потом успокоиться. И все потому, что перевернул в машине мертвого мальчика и вдруг – на одно только мгновение – увидел лицо своего сына. Нужно посмотреть ее документы и убедиться точно. Эйб делает движение в сторону машины – и тут же останавливается. Да нет, чего там придумывать, это же точно она. Она. Медленно, как-то осторожно, он отходит в сторону и садится на бровку тротуара.
– Эйб! Да куда же спрашивается… Эйб! Ты что тут делаешь? – Ксавьер присел на корточки, тормошит Эйба за плечо. – Что-нибудь не так?
Эйб поднимает голову, тупо глядит на Ксава.
– Я ее знаю. Погибшую. – Говорит он с видимым трудом, хрипло. – Старая наша знакомая. Лилиан. Лилиан Кейлбахер.
– Ох, Господи… – лицо Ксавьера страдальчески морщится, Эйб не может смотреть на него и отводит глаза. – Но все равно нужно ехать, вторая еще жива. Пошли, Эйб. Поведу машину я, а ты работай сзади.
У Эйба есть необходимая медицинская подготовка, однако он не может заставить себя войти в заднюю дверь фургона.
– Нет, не могу. Лучше я поведу.
– А ты точно сможешь?
– Поведу я!
– Ладно. Только поосторожнее. Поедем в анахеймскую больницу.
Эйб садится в машину. Пристегивается. Запускает двигатель. В голове полная пустота; в какой-то момент он обнаруживает, что впереди уже виден съезд с трассы, ведущий к анахеймской больнице, но от поездки не осталось ровно никаких воспоминаний, просто был там – оказался здесь. Из окошка высовывается голова Ксава.
– Эта, похоже, выкарабкается. Вон туда, делай там левый. Травматология с той стороны.
– Знаю.
Ксавьер замолкает. Эйб подъезжает ко входу травматологического отделения и тормозит. Но не выходит из кабины, а сидит и слушает, как Ксавьер и местные санитары выкатывают носилки, заносят их в двери больницы. Перед ним со страшной отчетливостью стоит мертвое лицо Лилиан, ее остановившиеся глаза… Глаза смотрят на него – и сквозь него, куда-то очень-очень далеко… Эйбу трудно дышать, желудок болезненно сжимается. Он снова проваливается в пустоту.
– Подвинься, Эйб. – Дверца кабины открыта, в ней лицо Ксава. – Садись справа, давно я эту таратайку не водил.
Эйб отстегивается, передвигается на пассажирское сиденье, снова пристегивается; Ксавьер выводит фургон на улицу. Он искоса смотрит на Эйба, хочет, похоже, что-то сказать, но молчит.
Эйб судорожно сглатывает. Миссис Кейлбахер, самая, наверное, симпатичная из подружек матери. Ведь нужно ей сообщить. Он представляет себе телефонный звонок, незнакомый официальный голос, это миссис Мартин Кейлбахер? Вам звонят из фуллертонской полиции… Эйб громко скрипнул зубами. Никто, никто и никогда не должен получать таких телефонных сообщений. Уж лучше услышать от… да от кого угодно. Все что угодно, только не это. Он глубоко, словно перед прыжком в воду, вздыхает.
– Слушай, Ксав, отвези меня на Ред-Хиллз. Нужно сказать ее родителям. – Его начинает бить дрожь.
– Н-не знаю…
– Ведь кто-то все равно скажет. А так, думаю, будет лучше.
– Не знаю… У нас смена еще не кончилась.
– Мы же едем на станцию? Так они живут по пути, крюк совсем небольшой.
– Говори адрес, – вздыхает Ксав.
За поворотом – аккуратная, круто взбирающаяся по склону холма улица, на которой живут Кейлбахеры; здесь уже Эйба трясет по-настоящему.
– Вон туда, налево.
Ксавьер тормозит. Белый штакетник забора, крошечный дворик; Эйб смотрит на кейлбахеровские окна. Свет горит. Эйб вылезает на мостовую, осторожно, без стука прикрывает за собой дверку. Обходит фургон спереди. Ну, думает он, давай, открой дверь и выйди во двор. Спроси меня, не случилось ли чего, не заставляй меня звонить у двери с таким известием!
Он сильно стучит. Нажимает кнопку звонка. Стоит и ждет.
Никто не отзывается.
Дома никого.
– Черт. – Эйб понимает, что должен бы вроде испытывать облегчение, но ничего подобного, он скорее расстроен. Он обходит дом, заглядывает в кухонное окно. Темнота. Понятно, ушли и оставили свет в гостиной. Для устрашения злоумышленников. Многие так делают. Из кабины торчит голова Ксава. Эйб идет к фургону.
– Никого дома.
– Успокойся, Эйб. Все, что ты мог, ты сделал. Залезай сюда.
Эйб мнется в нерешительности. Ведь не сообщишь же о таком посредством подсунутой под дверь записки! А смена еще не кончилась. Но все равно, все равно… Мысль, что известить Кейлбахеров должен именно он и никто другой, засела в мозгу прочно, теперь от нее не избавишься. Эйб открывает дверцу, садится – и тут же его осеняет.
– Родители Джима, они ведь живут совсем рядом и хорошо знакомы с Кейлбахерами. Матери ходят в одну церковь и все такое. Поехали, я расскажу миссис Макферсон, свалю это дело на нее, и мы сможем вернуться на станцию.
Ксавьер терпеливо кивает, трогает фургон с места. Эйб давно, еще со школы помнит дом Макферсонов. Он совсем не изменился, занавески задернуты, но сквозь них пробивается свет.
Эйб снова вылезает на мостовую, подходит к кухонной двери – парадной дверью эта семья почти не пользуется. Звонит.
Дверь чуть-чуть – на цепочке – приоткрывается. Люси Макферсон явно не доверяет случайным посетителям.
– Эйб! Что ты здесь делаешь?
У Эйба пропадает всякая уверенность, что стоило сюда ехать. Люси прикрывает дверь, сбрасывает цепочку, распахивает дверь настежь. На ее лице – смесь любопытства и недоумения.
– Очень рада тебя видеть, заходи…
Эйб отрицательно машет рукой. Люси ждет, что же он скажет. Приятная женщина, думает Эйб; у него самые лучшие о ней воспоминания, еще с тех давних времен, когда он сам был новичком, только что пришедшим в класс Джима. Но за последние годы в миссис Макферсон появилась отстраненность, ее приветливость стала немного формальной, к веселому дружелюбию примешивается что-то вроде осуждения… словно она считает Эйба ответственным за какие-то нехорошие изменения в характере Джима. Все это сильно раздражает Эйба, пару раз он совсем уже готов был сказать: «Да-да, это именно я, лично я совратил вашего невинного сыночка».
Вот и сейчас тоже, ну почему она так недоверчиво щурится?
– Я… Вы уж простите меня, пожалуйста, миссис Макферсон. – «Да говори же скорей, не мямли». – У меня плохая новость. – И он видит, как глаза Люси расширяются от ужаса, и успокаивающе поднимает руку. – Нет, не про Джима. Я насчет Лилиан Кейлбахер. Я только что к ним ездил, но там никого нет дома. Вы слышали, наверное, что я работаю санитаром.
Люси молча кивает, в ее глазах – все тот же испуг.
– Ну и… – сделав над собой усилие, продолжает Эйб, – …нас вызвали на аварию, и там была Лилиан. Машина разбилась, и она погибла, умерла на месте.
Люси сдавленно вскрикивает, прикрывает рот ладонью и чуть поворачивается, словно пытаясь защититься от удара. Почти так же страшно, как если бы говорить с миссис Кейлбахер. Нет, там было бы еще хуже.
– Господи… – нерешительно протянутая рука трогает Эйба за локоть. – Какой ужас. Может, зайдешь все-таки на секунду? Посиди немного.
Нет, только не это. Эйб испуганно пятится, трясет головой.
– Нет, я не могу. – Голос его начинает дрожать. – У меня же смена не кончилась, я еще на работе. Я просто подумал… лучше, если им скажет кто-нибудь знакомый.
Люси кивает, на ее лице появляется озабоченность.
– Совершенно с тобой согласна. Я сейчас же поеду к преподобному Стронгу, и мы обязательно их найдем.
Эйб смотрит матери Джима в глаза, печально пожимает плечами. Сейчас, в это мгновение, между ними установилась какая-то трудно определимая, не имеющая названия общность.
– Вы простите меня, пожалуйста.
– Очень хорошо, что ты пришел, – твердо говорит Люси. Она провожает Эйба к фургону, потом стоит и смотрит вслед.
Теперь, когда задача выполнена, Эйб не в силах больше сдерживаться и снова ощущает ужас случившегося, всю обратную дорогу его крупно, до стука зубов колотит.
– Господи, – мрачно бормочет сидящий за рулем Ксав. – Ох, Господи…
Вернувшись в диспетчерскую, они обессилено садятся на диван. Сейчас мечущиеся по экрану футболисты кажутся каким-то издевательством.
– А ты знаешь, Эйб, что я думаю, – медленно говорит Ксавьер. – Не для нас, пожалуй, эта работа.
Эйб пьет кофе с преувеличенной осторожностью, словно это не кофе, а виски.
– А не для кого она.
– Ну да, только одни приспособлены лучше, а другие – хуже. Вот мы – хуже. Чтобы делать эту работу хорошо, нужно быть тупым. Нет, не то чтобы тупым. Сообразительность здесь нужна, и очень. Нужно… – Он беспомощно трясет головой.
– Роботами нужно быть, вот что, – бесцветным голосом говорит Эйб. – Но не стану я роботом ради какой-то там работы. – Он делает еще глоток кофе.
– Да… – снова качает головой Ксав. – То, что сегодня, – это уж непруха, так непруха.
– Новое определение.
Ни один из них не улыбается.
А затем они просто сидят на диване, сидят бок о бок и смотрят в пол.
Проходит долгое время, и Ксав толкает Эйба локтем: – Хочешь еще кофе?
Глава 59
Люси возвращается домой и начинает бесцельно слоняться из комнаты в комнату. Сегодня Деннис возвращается из Вашингтона, но это – поздно вечером, почти ночью. У Джима урок.
Слегка всплакнув, она находит свои туфли, обувается, «Нужно все сделать организованно». Звонок к Кейлбахерам, никто не отвечает. Люси натянула свитер, теперь можно идти – только куда? Она звонит в церковь. Преподобный Стронг ушел по делам, сообщает автоответчик. Все, ну прямо все куда-то запропастились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Нужны кусачки, – поднимает голову Ксав; последние минуты он непрерывно говорил по радио. – Кодовый номер шесть.
Эйб судорожно втягивает воздух, в его ушах отдаются частые, громкие удары пульса. Последние десятки метров приходится ехать по тротуару, затем фургон снова переваливает через бордюр, пробирается среди застрявших машин и прибывает на МЕНС.
Вот они, три штуки. ЧТВК, что-то в кремнии. А может – сочетание аппаратурной неполадки с ошибкой человека. По Колледж-авеню был, видимо, зеленый, а этот грузовик рванул по Натвуд на красный, ну и саданул одну из машин левого ряда прямо в бок, та отлетела, впилилась в машину из правого ряда, и тут ее снова догнал грузовик. Дальше все три машины летели вместе, по дороге они сшибли светофор и столб силовой линии. Обе легковушки искорежены до неузнаваемости, особенно средняя, расплющенная в блин. Меньше всех досталось водителю грузовика, но и он в довольно плачевном состоянии; сам виноват, нужно пристегиваться.
Эйб уже выскочил на мостовую и бежит, разматывая за собой кабель, к смятым машинам; стоящие там депы смотрят на него и отчаянно машут руками, наверное – торопят. В средней машине кто-то есть, а тут болтаются порванные силовые провода, дождем сыплются искры, того и гляди несчастных пострадавших саданет, для полной радости, электричеством.
В средней, наиболее покалеченной машине две девушки. На водительском месте – очевидная СНАМП, ей никакая помощь не нужна; Эйб сразу начинает проделывать отверстие в крыше, чтобы добраться до пассажирки. Точные, осторожные движения рук – и лезвия впиваются в металл, хруст, скрежет и визг разрезаемой стали заглушают стон девушки, сидящей рядом с безвольно обвисшим телом своей подруги. Ксавьер проскальзывает сверху в машину и берется за работу, одновременно отдавая Эйбу быстрые, точные приказания. «Прорежь посередине еще полтора фута, потом отогни кверху. Сильнее. Порядок, теперь вырезай кусок стенки рядом с задней дверью, мы ее там протащим».
Пострадавшая – совсем еще молоденькая девочка, ярко-желтые блузка и брюки испещрены пятнами красной, невероятно яркой крови. Ксавьер и полицейские подхватывают носилки, бегут с ними к фургону, а Эйб пролезает в разбитую машину, чтобы удостовериться в смерти водительницы. Он перегибается через пропитанный кровью подголовник сиденья…
Лилиан Кейлбахер. Восковая бледность лица, кровь на разбитых губах, белокурые, отброшенные назад волосы. Она, точно она, нет ни малейших сомнений. Грудь смята, вдавлена. Мертвая. СНАМП, очевиднейший случай. Но ведь это – Лилиан. Точнее – ее тело.
Эйб ошеломленно пятится, вылезает из машины. «Тойота банши», отмечает какая-то часть его мозга, миниатюрная спортивная модель, самая популярная среди подростков. Он почему-то оглох, видит толпу зевак, окружившую место аварии, видит проезжающие мимо машины – и ровно ничего не слышит. А как было тогда с Ксавьером, он же весь покрылся потом, впал в самую настоящую истерику и никак не мог потом успокоиться. И все потому, что перевернул в машине мертвого мальчика и вдруг – на одно только мгновение – увидел лицо своего сына. Нужно посмотреть ее документы и убедиться точно. Эйб делает движение в сторону машины – и тут же останавливается. Да нет, чего там придумывать, это же точно она. Она. Медленно, как-то осторожно, он отходит в сторону и садится на бровку тротуара.
– Эйб! Да куда же спрашивается… Эйб! Ты что тут делаешь? – Ксавьер присел на корточки, тормошит Эйба за плечо. – Что-нибудь не так?
Эйб поднимает голову, тупо глядит на Ксава.
– Я ее знаю. Погибшую. – Говорит он с видимым трудом, хрипло. – Старая наша знакомая. Лилиан. Лилиан Кейлбахер.
– Ох, Господи… – лицо Ксавьера страдальчески морщится, Эйб не может смотреть на него и отводит глаза. – Но все равно нужно ехать, вторая еще жива. Пошли, Эйб. Поведу машину я, а ты работай сзади.
У Эйба есть необходимая медицинская подготовка, однако он не может заставить себя войти в заднюю дверь фургона.
– Нет, не могу. Лучше я поведу.
– А ты точно сможешь?
– Поведу я!
– Ладно. Только поосторожнее. Поедем в анахеймскую больницу.
Эйб садится в машину. Пристегивается. Запускает двигатель. В голове полная пустота; в какой-то момент он обнаруживает, что впереди уже виден съезд с трассы, ведущий к анахеймской больнице, но от поездки не осталось ровно никаких воспоминаний, просто был там – оказался здесь. Из окошка высовывается голова Ксава.
– Эта, похоже, выкарабкается. Вон туда, делай там левый. Травматология с той стороны.
– Знаю.
Ксавьер замолкает. Эйб подъезжает ко входу травматологического отделения и тормозит. Но не выходит из кабины, а сидит и слушает, как Ксавьер и местные санитары выкатывают носилки, заносят их в двери больницы. Перед ним со страшной отчетливостью стоит мертвое лицо Лилиан, ее остановившиеся глаза… Глаза смотрят на него – и сквозь него, куда-то очень-очень далеко… Эйбу трудно дышать, желудок болезненно сжимается. Он снова проваливается в пустоту.
– Подвинься, Эйб. – Дверца кабины открыта, в ней лицо Ксава. – Садись справа, давно я эту таратайку не водил.
Эйб отстегивается, передвигается на пассажирское сиденье, снова пристегивается; Ксавьер выводит фургон на улицу. Он искоса смотрит на Эйба, хочет, похоже, что-то сказать, но молчит.
Эйб судорожно сглатывает. Миссис Кейлбахер, самая, наверное, симпатичная из подружек матери. Ведь нужно ей сообщить. Он представляет себе телефонный звонок, незнакомый официальный голос, это миссис Мартин Кейлбахер? Вам звонят из фуллертонской полиции… Эйб громко скрипнул зубами. Никто, никто и никогда не должен получать таких телефонных сообщений. Уж лучше услышать от… да от кого угодно. Все что угодно, только не это. Он глубоко, словно перед прыжком в воду, вздыхает.
– Слушай, Ксав, отвези меня на Ред-Хиллз. Нужно сказать ее родителям. – Его начинает бить дрожь.
– Н-не знаю…
– Ведь кто-то все равно скажет. А так, думаю, будет лучше.
– Не знаю… У нас смена еще не кончилась.
– Мы же едем на станцию? Так они живут по пути, крюк совсем небольшой.
– Говори адрес, – вздыхает Ксав.
За поворотом – аккуратная, круто взбирающаяся по склону холма улица, на которой живут Кейлбахеры; здесь уже Эйба трясет по-настоящему.
– Вон туда, налево.
Ксавьер тормозит. Белый штакетник забора, крошечный дворик; Эйб смотрит на кейлбахеровские окна. Свет горит. Эйб вылезает на мостовую, осторожно, без стука прикрывает за собой дверку. Обходит фургон спереди. Ну, думает он, давай, открой дверь и выйди во двор. Спроси меня, не случилось ли чего, не заставляй меня звонить у двери с таким известием!
Он сильно стучит. Нажимает кнопку звонка. Стоит и ждет.
Никто не отзывается.
Дома никого.
– Черт. – Эйб понимает, что должен бы вроде испытывать облегчение, но ничего подобного, он скорее расстроен. Он обходит дом, заглядывает в кухонное окно. Темнота. Понятно, ушли и оставили свет в гостиной. Для устрашения злоумышленников. Многие так делают. Из кабины торчит голова Ксава. Эйб идет к фургону.
– Никого дома.
– Успокойся, Эйб. Все, что ты мог, ты сделал. Залезай сюда.
Эйб мнется в нерешительности. Ведь не сообщишь же о таком посредством подсунутой под дверь записки! А смена еще не кончилась. Но все равно, все равно… Мысль, что известить Кейлбахеров должен именно он и никто другой, засела в мозгу прочно, теперь от нее не избавишься. Эйб открывает дверцу, садится – и тут же его осеняет.
– Родители Джима, они ведь живут совсем рядом и хорошо знакомы с Кейлбахерами. Матери ходят в одну церковь и все такое. Поехали, я расскажу миссис Макферсон, свалю это дело на нее, и мы сможем вернуться на станцию.
Ксавьер терпеливо кивает, трогает фургон с места. Эйб давно, еще со школы помнит дом Макферсонов. Он совсем не изменился, занавески задернуты, но сквозь них пробивается свет.
Эйб снова вылезает на мостовую, подходит к кухонной двери – парадной дверью эта семья почти не пользуется. Звонит.
Дверь чуть-чуть – на цепочке – приоткрывается. Люси Макферсон явно не доверяет случайным посетителям.
– Эйб! Что ты здесь делаешь?
У Эйба пропадает всякая уверенность, что стоило сюда ехать. Люси прикрывает дверь, сбрасывает цепочку, распахивает дверь настежь. На ее лице – смесь любопытства и недоумения.
– Очень рада тебя видеть, заходи…
Эйб отрицательно машет рукой. Люси ждет, что же он скажет. Приятная женщина, думает Эйб; у него самые лучшие о ней воспоминания, еще с тех давних времен, когда он сам был новичком, только что пришедшим в класс Джима. Но за последние годы в миссис Макферсон появилась отстраненность, ее приветливость стала немного формальной, к веселому дружелюбию примешивается что-то вроде осуждения… словно она считает Эйба ответственным за какие-то нехорошие изменения в характере Джима. Все это сильно раздражает Эйба, пару раз он совсем уже готов был сказать: «Да-да, это именно я, лично я совратил вашего невинного сыночка».
Вот и сейчас тоже, ну почему она так недоверчиво щурится?
– Я… Вы уж простите меня, пожалуйста, миссис Макферсон. – «Да говори же скорей, не мямли». – У меня плохая новость. – И он видит, как глаза Люси расширяются от ужаса, и успокаивающе поднимает руку. – Нет, не про Джима. Я насчет Лилиан Кейлбахер. Я только что к ним ездил, но там никого нет дома. Вы слышали, наверное, что я работаю санитаром.
Люси молча кивает, в ее глазах – все тот же испуг.
– Ну и… – сделав над собой усилие, продолжает Эйб, – …нас вызвали на аварию, и там была Лилиан. Машина разбилась, и она погибла, умерла на месте.
Люси сдавленно вскрикивает, прикрывает рот ладонью и чуть поворачивается, словно пытаясь защититься от удара. Почти так же страшно, как если бы говорить с миссис Кейлбахер. Нет, там было бы еще хуже.
– Господи… – нерешительно протянутая рука трогает Эйба за локоть. – Какой ужас. Может, зайдешь все-таки на секунду? Посиди немного.
Нет, только не это. Эйб испуганно пятится, трясет головой.
– Нет, я не могу. – Голос его начинает дрожать. – У меня же смена не кончилась, я еще на работе. Я просто подумал… лучше, если им скажет кто-нибудь знакомый.
Люси кивает, на ее лице появляется озабоченность.
– Совершенно с тобой согласна. Я сейчас же поеду к преподобному Стронгу, и мы обязательно их найдем.
Эйб смотрит матери Джима в глаза, печально пожимает плечами. Сейчас, в это мгновение, между ними установилась какая-то трудно определимая, не имеющая названия общность.
– Вы простите меня, пожалуйста.
– Очень хорошо, что ты пришел, – твердо говорит Люси. Она провожает Эйба к фургону, потом стоит и смотрит вслед.
Теперь, когда задача выполнена, Эйб не в силах больше сдерживаться и снова ощущает ужас случившегося, всю обратную дорогу его крупно, до стука зубов колотит.
– Господи, – мрачно бормочет сидящий за рулем Ксав. – Ох, Господи…
Вернувшись в диспетчерскую, они обессилено садятся на диван. Сейчас мечущиеся по экрану футболисты кажутся каким-то издевательством.
– А ты знаешь, Эйб, что я думаю, – медленно говорит Ксавьер. – Не для нас, пожалуй, эта работа.
Эйб пьет кофе с преувеличенной осторожностью, словно это не кофе, а виски.
– А не для кого она.
– Ну да, только одни приспособлены лучше, а другие – хуже. Вот мы – хуже. Чтобы делать эту работу хорошо, нужно быть тупым. Нет, не то чтобы тупым. Сообразительность здесь нужна, и очень. Нужно… – Он беспомощно трясет головой.
– Роботами нужно быть, вот что, – бесцветным голосом говорит Эйб. – Но не стану я роботом ради какой-то там работы. – Он делает еще глоток кофе.
– Да… – снова качает головой Ксав. – То, что сегодня, – это уж непруха, так непруха.
– Новое определение.
Ни один из них не улыбается.
А затем они просто сидят на диване, сидят бок о бок и смотрят в пол.
Проходит долгое время, и Ксав толкает Эйба локтем: – Хочешь еще кофе?
Глава 59
Люси возвращается домой и начинает бесцельно слоняться из комнаты в комнату. Сегодня Деннис возвращается из Вашингтона, но это – поздно вечером, почти ночью. У Джима урок.
Слегка всплакнув, она находит свои туфли, обувается, «Нужно все сделать организованно». Звонок к Кейлбахерам, никто не отвечает. Люси натянула свитер, теперь можно идти – только куда? Она звонит в церковь. Преподобный Стронг ушел по делам, сообщает автоответчик. Все, ну прямо все куда-то запропастились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72