Наверное, поэтому я не понимал, кто он и какой мощью обладает.
– Ты не хотел понимать.
Мне пришлось кивнуть: наверное, она была права.
– Подойди ко мне. Встань рядом.
Она, в рубашке и брюках, но без сапог, стояла у окна.
Я встал рядом и всмотрелся в темноту снаружи. Огоньков было совсем немного: Расор испытывал острую нехватку лампадного масла.
– Я все понимаю, Леррис, и все-таки сержусь на тебя. Знаю, что это несправедливо, но сержусь. Только не думай, будто я тебя не люблю. Люблю, но любовь вовсе не исключает гнева.
– Жаль, – сказал я, ибо ничего лучше не пришло на ум.
– Вижу, по-настоящему ты все же не понимаешь. Может, и хорошо, что тебе предстоит путешествовать с Джастином и Дайалой. Поговори с ней. А сейчас, – она сжала мою руку, – давай ложиться. Тебе завтра рано вставать. Да и мне тоже: как говорит твой отец, ждать кораблей Хамора осталось недолго.
C
Воррак, Хидлен (Кандар)
Мужчина в желто-коричневом мундире шагает по деревянному покрытию бронированной палубы и поправляет на лысой голове того же цвета фуражку. Возле орудийной башни он останавливается, некоторое время рассматривает пушечный ствол, высовывающийся из амбразуры, а потом поворачивается и по металлической лестнице взбирается на мостик.
– Приветствую тебя, маршал Дирсс.
– Привет и тебе, командир Гуртель, – с поклоном отвечает Дирсс. – Я явился, чтобы пожелать тебе здоровья и заверить в неизменной благосклонности императора.
– Премного благодарен. Я получил твой приказ и весьма сожалею, что ты не будешь нас сопровождать. Может быть, господин, ты еще передумаешь? – спрашивает командующий флотом.
– К глубочайшему моему сожалению, нет. Не считаю возможным оказывать давление своим присутствием. Полевой командир Спейра и субмаршал Хай’йеррс прекрасно справляются с командованием сухопутными войсками, и я уж всяко не улучшил бы своим вмешательством боеготовность вверенного тебе флота. В морской тактике и технике ты прекрасно разбираешься сам, а моя задача состоит в первую очередь в том, чтобы расширить зону наших наземных операций, дабы обеспечить снабжение и всемерную поддержку флота, – заявляет Дирсс с полной сожаления улыбкой.
– Флот высоко ценит твои усилия, маршал Дирсс, особенно стремление покончить с… – Седовласый флотоводец пожимает плечами. – Ты знаешь, о чем я.
– О покушениях на высших командиров и неожиданной активности противника в области черной магии? – с улыбкой уточняет Дирсс.
– Да. Надеюсь, эти досадные препятствия будут устранены и мы сможем заняться настоящим делом.
Взор командующего флотом обращается на северо-восток.
– Мы сделаем все во исполнение воли императора.
– Да исполнится всякое его желание.
– Не смею более отнимать твое время. Да пребудет с тобой благоволение императора, – говорит Дирсс с коротким кивком.
– И с тобой, маршал.
Флотоводец отдает честь, и Дирсс, повернувшись, спускается по железной лестнице на главную палубу, пересекает ее, минует караул у трапа и сходит с борта корабля на каменный пирс.
Над гладью гавани поднимаются дымки из труб более чем сорока военных кораблей, что ходят под флагом с солнечной вспышкой.
Но глаза маршала на миг устремляются за пределы гавани, к лежащему на северо-востоке, невидимому отсюда острову. Потом он снова смотрит на корабли и, покачав головой, бормочет:
– Несчастные орудия.
CI
На рассвете мои сумы были уложены, посох вставлен в держатель, и я стоял рядом с оседланным, навьюченным Гэрлоком. Джастин с Дайалой уже сидели верхом. Дайала ездила босой, без седла и стремян, с одним недоуздком, который сейчас был брошен на шею ее лошади. В выделенный нам в сопровождение конный полувзвод входили Валдейн, Берли и еще четверо бойцов, которых я знал разве что в лицо.
День обещал быть ясным и жарким. В этом отношении никаких перемен не было и не предвиделось.
Отец обнял меня, а Джастину шутливо велел не отлынивать от дела. На что тот посоветовал брату не отлынивать самому и как следует присматривать за его ученицей.
Кристал обняла меня и шепнула, чтобы я не взваливал все на себя и не вернулся к ней с седой бородой.
Я обещал постараться и в награду за обещание получил нежный поцелуй.
– …эта компания… собирается… остановить армию? – донеслись до моего слуха чьи-то слова.
– …Леррис… малый не промах… сам лопнет, но армию остановит, – отозвался Фрегин.
– Не вздумай! – шепнула мне Кристал.
Я улыбнулся и направил Гэрлока вперед. Лишь немногие прохожие, главным образом нагруженные узлами женщины с отсутствующими взглядами (как казалось мне, оттого, что они страшились взглянуть в будущее), видели, как наш маленький отряд ехал узкими улочками к дороге, что вела к Предвратной теснине.
– Больно уж тихо, – шепнула Берли Валдейну.
– Слишком тихо.
– Слишком много страха, – заключил, взглянув на меня, Джастин и со смешком добавил: – Я старею. Страх – дело обычное: главное не поддаваться ему. Потому что решения, продиктованные страхом, как правило, неудачные.
– То же самое можно сказать о решениях, навязанных со стороны, – отозвался я, размышляя о Кристал, о ее словах и о том, с чем ей предстоит столкнуться. Хотелось верить, что отец и Тамра сумеют защитить ее, хотя я плохо представлял себе, как ветер и волны могут справиться с мощью стальных корпусов и паровых машин.
Правда, тот же вопрос могли бы задать и нам: как могут маг земли и друид остановить многотысячное войско?
Откуда появится это войско, особо гадать не приходилось: в выборе маршрута для наступления хаморианцы были ограничены. Прямой путь из Хидлена через Санту и Арастию был перекрыт кипящим озером, образовавшимся после взрыва серного источника. Таким образом, им оставалось идти через перевал от Факлара.
Чтобы попасть туда, нам следовало пройти тесниной, затем – по Стурбалу к Литге, а там уж с другой стороны подойти к перевалу.
В теснине, как всегда, стоял туман, но на сей раз он поднимался невысоко, и верхушки утесов были высушены солнцем.
– Сухой нынче год, – сказал Валдейн. – Вон как вода в реке упала.
– Это может плохо сказаться на урожае, – заметил Джастин.
– С оливками во всяком случае ничего не случится, – откликнулась Берли.
В сумерках мы добрались до Фелсы, где остановились в пустых казармах и поужинали холодной бараниной с холодной вермишелью. У Джастина нашелся кувшин с элем, Дайала прихватила с собой немного сухофруктов. Холодное мясо не воодушевляло: на мой взгляд, даже зерновые брикеты Гэрлока выглядели аппетитнее. Эль я не любил, так что запивать вермишель пришлось водой.
Рассвет встретил нас уже на дороге. По ту сторону Стурбала простиралась Великая пустыня.
– Здесь поля, – заметил я, – а на том берегу безлюдное запустение. Всего несколько кай, а какая разница!
– Да, так бывает, – буркнул Джастин, похоже, не настроенный вести разговоры.
А вот Дайала разговаривала частенько, только не с ним, а со своей лошадкой. Порой она спешивалась и шла рядом с животным.
Я погладил Гэрлока, гадая, не обменивается ли эта парочка мыслями и не довелось ли мне встрять в их молчаливую беседу? Но в любом случае Джастин мог бы быть полюбезнее. Вот Гэрлок: я его погладил, так он хоть заржал в ответ.
Дорога за Фелсой, проложенная в ту пору, когда горняцкие подводы возили через Фелсу медь в Расор для погрузки на корабли, была широкой, но разбитой. Плиты потрескались и выщербились, поребрики обвалились. Я предоставил Гэрлоку возможность самому выбирать путь: у него это получалось лучше.
– Ухабистая дорога.
– Вот что происходит, как только искусственно привнесенный в природу порядок перестают поддерживать, – тут же откликнулся Джастин.
– У природы собственная гармония, – заметил я в ответ на очередную туманную сентенцию.
– Но природа, в отличие от людей, никогда не перестает ее поддерживать, – возразила Дайала, и пока я пытался осмыслить эту фразу, она с чуть ли не виноватой улыбкой продолжила: – В действительности все в природе представляет собой переплетение хаоса и гармонии, просто гармония лежит на поверхности, и результат выглядит гармоничным. Но как раз поэтому вмешательство человека зачастую влечет за собой ужасающие последствия.
– Потому что человек привносит избыток того или другого, а в итоге нарушает Равновесие?
– Да. На практике все сложнее, но принцип именно таков. Поэтому людям очень непросто жить в согласии с природой.
Это я понимал: большинство людей односторонне привержены тому или иному началу, а для природы они равноценны.
– А друидам это удается?
– Друидам удается, но не все рожденные в Наклосе становятся друидами. И не все друиды, – тут она с улыбкой, сделавшей ее еще более похожей на юную девушку, взглянула на Джастина, – рождаются в Наклосе.
– А что происходит с теми из ваших, кому не дано стать друидами? Их изгоняют, как на Отшельничьем?
– Некоторые уходят сами. Некоторые умирают.
– Есть особое испытание, – вставил Джастин. – Проходить его вроде бы никто не обязан, но оно весьма действенно разделяет пригодных и непригодных к жизни в Наклосе. Кое-кто предпочитает не сталкиваться с этим и уходит сразу. Другие пытаются пройти испытание и гибнут.
Я покачал головой. Выходит, друиды не лучше тех, кто заправляет на Отшельничьем.
– Ты огорчен? – спросила Дайала.
– Да.
По правде, так я был просто разозлен. Хотя и не вполне понимал, чем.
– Разве люди не имеют изъянов? – мягко осведомилась друида.
– Все имеют изъяны. Даже мифические ангелы.
Гэрлок заржал, давая мне знать, что хочет пить.
– Потерпи немножко, дружок, – сказал я, потрепав его по холке.
– А что делать, если несовершенное существо причиняет вред людям или природе?
– Не знаю.
Я и вправду не знал: получалось, что против таких людей нужно или применять насилие, или смиряться с насилием, совершаемым ими самими. Однако высылка или убийство не в наказание, а для предотвращения нежелательных деяний отнюдь не казались мне проявлением справедливости.
– Позволь объяснить получше, – сказала она. – Испытание в Наклосе существует для того чтобы помочь человеку прийти к пониманию Равновесия и единению с ним. Ты и сам прошел его, сам того не подозревая. Некоторые люди умирают, поскольку оказываются неспособными понять или принять Равновесие. Другие страшатся испытания, и мы разрешаем им уйти или поселиться в Запустении.
– Вы изгоняете их из Наклоса?
– Нет. Многие уезжают, но не потому, что их выселяют. С нашей точки зрения им было бы лучше остаться: и для их безопасности, и для безопасности других. Но они зачастую в силу своей ущербности предпочитают идти на риск.
Она пожала плечами и, соскользнув с лошади, пошла рядом. Ступала друида быстро и без видимых усилий.
Я уже понял, что в ее рассуждениях вызывало у меня неприятие. Похоже, с точки зрения друидов человек ничего не значил: значение имело только сообщество. Так же как на Отшельничьем: ты принимаешь общие правила или убираешься восвояси.
– А как быть с теми, кто не опасен, а просто не похож на вас?
Дайала усмехнулась:
– У нас много людей, не похожих на других. Мой отец – кузнец, а ты должен понимать, что друидам это ремесло чуждо. Но он до сих пор живет в Великом лесу: Джастин с ним знаком.
– Он хороший кузнец, умелый, – произнес Джастин с таким видом, будто мысли его витали где-то далеко.
– Но если вы готовы принять различия, то почему?
– Почему кто-то отправляется в изгнание, а кто-то на смерть? Это как раз касается прежде всего тех, кто различий не принимает.
Я задумался: не в этом ли ключ? Отшельничий не принимает различий, а вот Наклос принял Джастина, хотя друид из него, несомненно, более чем своеобразный.
– Почему ты сражаешься за самодержицу?
– Наверное, потому, что Кифрос меня принял.
Дайала пожала плечами, словно лучшего ответа и не ждала.
Да его у меня и не было. Все возможные ответы казались неверными. Нельзя отвергать людей за то, что они не соответствуют чьим-то представлениям о норме, но нельзя и принудить общество принимать тех, кто несет угрозу его устоям. Я покачал головой.
– Дайала, ты, похоже, вконец смутила паренька, – с теплотой в голосе обратился к ней Джастин.
– Мне и тебя доводилось смутить. Но ненадолго.
– Э, да я и по сю пору пребываю в смущении. А ему придется помучиться, пытаясь примириться с той мыслью, что нет таких ответов, которые не вредили бы людям, зачастую невинным.
Мне очень захотелось огреть Джастина посохом. Только вот у меня зародилось страшное подозрение, что он может быть прав. Возможно, именно это меня все время и беспокоило?
Дайала вручила мне поводья своей лошади, и когда я, не соображая, что к чему, принял их, припустила бегом.
– Знаешь, она ведь может перегнать лошадь, – заметил Джастин.
– В жизни бы не поверил, но сейчас сам вижу.
– Мне потребовалось немало времени, чтобы оценить ее по-настоящему.
Он печально покачал головой, явно оставив что-то недосказанным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Ты не хотел понимать.
Мне пришлось кивнуть: наверное, она была права.
– Подойди ко мне. Встань рядом.
Она, в рубашке и брюках, но без сапог, стояла у окна.
Я встал рядом и всмотрелся в темноту снаружи. Огоньков было совсем немного: Расор испытывал острую нехватку лампадного масла.
– Я все понимаю, Леррис, и все-таки сержусь на тебя. Знаю, что это несправедливо, но сержусь. Только не думай, будто я тебя не люблю. Люблю, но любовь вовсе не исключает гнева.
– Жаль, – сказал я, ибо ничего лучше не пришло на ум.
– Вижу, по-настоящему ты все же не понимаешь. Может, и хорошо, что тебе предстоит путешествовать с Джастином и Дайалой. Поговори с ней. А сейчас, – она сжала мою руку, – давай ложиться. Тебе завтра рано вставать. Да и мне тоже: как говорит твой отец, ждать кораблей Хамора осталось недолго.
C
Воррак, Хидлен (Кандар)
Мужчина в желто-коричневом мундире шагает по деревянному покрытию бронированной палубы и поправляет на лысой голове того же цвета фуражку. Возле орудийной башни он останавливается, некоторое время рассматривает пушечный ствол, высовывающийся из амбразуры, а потом поворачивается и по металлической лестнице взбирается на мостик.
– Приветствую тебя, маршал Дирсс.
– Привет и тебе, командир Гуртель, – с поклоном отвечает Дирсс. – Я явился, чтобы пожелать тебе здоровья и заверить в неизменной благосклонности императора.
– Премного благодарен. Я получил твой приказ и весьма сожалею, что ты не будешь нас сопровождать. Может быть, господин, ты еще передумаешь? – спрашивает командующий флотом.
– К глубочайшему моему сожалению, нет. Не считаю возможным оказывать давление своим присутствием. Полевой командир Спейра и субмаршал Хай’йеррс прекрасно справляются с командованием сухопутными войсками, и я уж всяко не улучшил бы своим вмешательством боеготовность вверенного тебе флота. В морской тактике и технике ты прекрасно разбираешься сам, а моя задача состоит в первую очередь в том, чтобы расширить зону наших наземных операций, дабы обеспечить снабжение и всемерную поддержку флота, – заявляет Дирсс с полной сожаления улыбкой.
– Флот высоко ценит твои усилия, маршал Дирсс, особенно стремление покончить с… – Седовласый флотоводец пожимает плечами. – Ты знаешь, о чем я.
– О покушениях на высших командиров и неожиданной активности противника в области черной магии? – с улыбкой уточняет Дирсс.
– Да. Надеюсь, эти досадные препятствия будут устранены и мы сможем заняться настоящим делом.
Взор командующего флотом обращается на северо-восток.
– Мы сделаем все во исполнение воли императора.
– Да исполнится всякое его желание.
– Не смею более отнимать твое время. Да пребудет с тобой благоволение императора, – говорит Дирсс с коротким кивком.
– И с тобой, маршал.
Флотоводец отдает честь, и Дирсс, повернувшись, спускается по железной лестнице на главную палубу, пересекает ее, минует караул у трапа и сходит с борта корабля на каменный пирс.
Над гладью гавани поднимаются дымки из труб более чем сорока военных кораблей, что ходят под флагом с солнечной вспышкой.
Но глаза маршала на миг устремляются за пределы гавани, к лежащему на северо-востоке, невидимому отсюда острову. Потом он снова смотрит на корабли и, покачав головой, бормочет:
– Несчастные орудия.
CI
На рассвете мои сумы были уложены, посох вставлен в держатель, и я стоял рядом с оседланным, навьюченным Гэрлоком. Джастин с Дайалой уже сидели верхом. Дайала ездила босой, без седла и стремян, с одним недоуздком, который сейчас был брошен на шею ее лошади. В выделенный нам в сопровождение конный полувзвод входили Валдейн, Берли и еще четверо бойцов, которых я знал разве что в лицо.
День обещал быть ясным и жарким. В этом отношении никаких перемен не было и не предвиделось.
Отец обнял меня, а Джастину шутливо велел не отлынивать от дела. На что тот посоветовал брату не отлынивать самому и как следует присматривать за его ученицей.
Кристал обняла меня и шепнула, чтобы я не взваливал все на себя и не вернулся к ней с седой бородой.
Я обещал постараться и в награду за обещание получил нежный поцелуй.
– …эта компания… собирается… остановить армию? – донеслись до моего слуха чьи-то слова.
– …Леррис… малый не промах… сам лопнет, но армию остановит, – отозвался Фрегин.
– Не вздумай! – шепнула мне Кристал.
Я улыбнулся и направил Гэрлока вперед. Лишь немногие прохожие, главным образом нагруженные узлами женщины с отсутствующими взглядами (как казалось мне, оттого, что они страшились взглянуть в будущее), видели, как наш маленький отряд ехал узкими улочками к дороге, что вела к Предвратной теснине.
– Больно уж тихо, – шепнула Берли Валдейну.
– Слишком тихо.
– Слишком много страха, – заключил, взглянув на меня, Джастин и со смешком добавил: – Я старею. Страх – дело обычное: главное не поддаваться ему. Потому что решения, продиктованные страхом, как правило, неудачные.
– То же самое можно сказать о решениях, навязанных со стороны, – отозвался я, размышляя о Кристал, о ее словах и о том, с чем ей предстоит столкнуться. Хотелось верить, что отец и Тамра сумеют защитить ее, хотя я плохо представлял себе, как ветер и волны могут справиться с мощью стальных корпусов и паровых машин.
Правда, тот же вопрос могли бы задать и нам: как могут маг земли и друид остановить многотысячное войско?
Откуда появится это войско, особо гадать не приходилось: в выборе маршрута для наступления хаморианцы были ограничены. Прямой путь из Хидлена через Санту и Арастию был перекрыт кипящим озером, образовавшимся после взрыва серного источника. Таким образом, им оставалось идти через перевал от Факлара.
Чтобы попасть туда, нам следовало пройти тесниной, затем – по Стурбалу к Литге, а там уж с другой стороны подойти к перевалу.
В теснине, как всегда, стоял туман, но на сей раз он поднимался невысоко, и верхушки утесов были высушены солнцем.
– Сухой нынче год, – сказал Валдейн. – Вон как вода в реке упала.
– Это может плохо сказаться на урожае, – заметил Джастин.
– С оливками во всяком случае ничего не случится, – откликнулась Берли.
В сумерках мы добрались до Фелсы, где остановились в пустых казармах и поужинали холодной бараниной с холодной вермишелью. У Джастина нашелся кувшин с элем, Дайала прихватила с собой немного сухофруктов. Холодное мясо не воодушевляло: на мой взгляд, даже зерновые брикеты Гэрлока выглядели аппетитнее. Эль я не любил, так что запивать вермишель пришлось водой.
Рассвет встретил нас уже на дороге. По ту сторону Стурбала простиралась Великая пустыня.
– Здесь поля, – заметил я, – а на том берегу безлюдное запустение. Всего несколько кай, а какая разница!
– Да, так бывает, – буркнул Джастин, похоже, не настроенный вести разговоры.
А вот Дайала разговаривала частенько, только не с ним, а со своей лошадкой. Порой она спешивалась и шла рядом с животным.
Я погладил Гэрлока, гадая, не обменивается ли эта парочка мыслями и не довелось ли мне встрять в их молчаливую беседу? Но в любом случае Джастин мог бы быть полюбезнее. Вот Гэрлок: я его погладил, так он хоть заржал в ответ.
Дорога за Фелсой, проложенная в ту пору, когда горняцкие подводы возили через Фелсу медь в Расор для погрузки на корабли, была широкой, но разбитой. Плиты потрескались и выщербились, поребрики обвалились. Я предоставил Гэрлоку возможность самому выбирать путь: у него это получалось лучше.
– Ухабистая дорога.
– Вот что происходит, как только искусственно привнесенный в природу порядок перестают поддерживать, – тут же откликнулся Джастин.
– У природы собственная гармония, – заметил я в ответ на очередную туманную сентенцию.
– Но природа, в отличие от людей, никогда не перестает ее поддерживать, – возразила Дайала, и пока я пытался осмыслить эту фразу, она с чуть ли не виноватой улыбкой продолжила: – В действительности все в природе представляет собой переплетение хаоса и гармонии, просто гармония лежит на поверхности, и результат выглядит гармоничным. Но как раз поэтому вмешательство человека зачастую влечет за собой ужасающие последствия.
– Потому что человек привносит избыток того или другого, а в итоге нарушает Равновесие?
– Да. На практике все сложнее, но принцип именно таков. Поэтому людям очень непросто жить в согласии с природой.
Это я понимал: большинство людей односторонне привержены тому или иному началу, а для природы они равноценны.
– А друидам это удается?
– Друидам удается, но не все рожденные в Наклосе становятся друидами. И не все друиды, – тут она с улыбкой, сделавшей ее еще более похожей на юную девушку, взглянула на Джастина, – рождаются в Наклосе.
– А что происходит с теми из ваших, кому не дано стать друидами? Их изгоняют, как на Отшельничьем?
– Некоторые уходят сами. Некоторые умирают.
– Есть особое испытание, – вставил Джастин. – Проходить его вроде бы никто не обязан, но оно весьма действенно разделяет пригодных и непригодных к жизни в Наклосе. Кое-кто предпочитает не сталкиваться с этим и уходит сразу. Другие пытаются пройти испытание и гибнут.
Я покачал головой. Выходит, друиды не лучше тех, кто заправляет на Отшельничьем.
– Ты огорчен? – спросила Дайала.
– Да.
По правде, так я был просто разозлен. Хотя и не вполне понимал, чем.
– Разве люди не имеют изъянов? – мягко осведомилась друида.
– Все имеют изъяны. Даже мифические ангелы.
Гэрлок заржал, давая мне знать, что хочет пить.
– Потерпи немножко, дружок, – сказал я, потрепав его по холке.
– А что делать, если несовершенное существо причиняет вред людям или природе?
– Не знаю.
Я и вправду не знал: получалось, что против таких людей нужно или применять насилие, или смиряться с насилием, совершаемым ими самими. Однако высылка или убийство не в наказание, а для предотвращения нежелательных деяний отнюдь не казались мне проявлением справедливости.
– Позволь объяснить получше, – сказала она. – Испытание в Наклосе существует для того чтобы помочь человеку прийти к пониманию Равновесия и единению с ним. Ты и сам прошел его, сам того не подозревая. Некоторые люди умирают, поскольку оказываются неспособными понять или принять Равновесие. Другие страшатся испытания, и мы разрешаем им уйти или поселиться в Запустении.
– Вы изгоняете их из Наклоса?
– Нет. Многие уезжают, но не потому, что их выселяют. С нашей точки зрения им было бы лучше остаться: и для их безопасности, и для безопасности других. Но они зачастую в силу своей ущербности предпочитают идти на риск.
Она пожала плечами и, соскользнув с лошади, пошла рядом. Ступала друида быстро и без видимых усилий.
Я уже понял, что в ее рассуждениях вызывало у меня неприятие. Похоже, с точки зрения друидов человек ничего не значил: значение имело только сообщество. Так же как на Отшельничьем: ты принимаешь общие правила или убираешься восвояси.
– А как быть с теми, кто не опасен, а просто не похож на вас?
Дайала усмехнулась:
– У нас много людей, не похожих на других. Мой отец – кузнец, а ты должен понимать, что друидам это ремесло чуждо. Но он до сих пор живет в Великом лесу: Джастин с ним знаком.
– Он хороший кузнец, умелый, – произнес Джастин с таким видом, будто мысли его витали где-то далеко.
– Но если вы готовы принять различия, то почему?
– Почему кто-то отправляется в изгнание, а кто-то на смерть? Это как раз касается прежде всего тех, кто различий не принимает.
Я задумался: не в этом ли ключ? Отшельничий не принимает различий, а вот Наклос принял Джастина, хотя друид из него, несомненно, более чем своеобразный.
– Почему ты сражаешься за самодержицу?
– Наверное, потому, что Кифрос меня принял.
Дайала пожала плечами, словно лучшего ответа и не ждала.
Да его у меня и не было. Все возможные ответы казались неверными. Нельзя отвергать людей за то, что они не соответствуют чьим-то представлениям о норме, но нельзя и принудить общество принимать тех, кто несет угрозу его устоям. Я покачал головой.
– Дайала, ты, похоже, вконец смутила паренька, – с теплотой в голосе обратился к ней Джастин.
– Мне и тебя доводилось смутить. Но ненадолго.
– Э, да я и по сю пору пребываю в смущении. А ему придется помучиться, пытаясь примириться с той мыслью, что нет таких ответов, которые не вредили бы людям, зачастую невинным.
Мне очень захотелось огреть Джастина посохом. Только вот у меня зародилось страшное подозрение, что он может быть прав. Возможно, именно это меня все время и беспокоило?
Дайала вручила мне поводья своей лошади, и когда я, не соображая, что к чему, принял их, припустила бегом.
– Знаешь, она ведь может перегнать лошадь, – заметил Джастин.
– В жизни бы не поверил, но сейчас сам вижу.
– Мне потребовалось немало времени, чтобы оценить ее по-настоящему.
Он печально покачал головой, явно оставив что-то недосказанным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90