Ракета разворотила ему грудь, но, уже умирая, он метнул свой клинок в прицелившуюся снова воительницу. Следующая ракета улетела в залив, а женщина упала наземь с пронзенной грудью. Джинса и Хайтен бросились навстречу мужчине, вооруженному второй ракетницей, а я, чувствуя, что Тамра пытается сделать то же самое, собрал все силы, чтобы оградить их щитом, и вместе мы добились успеха. Ракета отклонилась от цели и взорвалась, ударившись о черные камни стены.
Оглохший, полуослепленный, с обожженными руками, я наносил удары чуть ли не наугад, полагаясь на чувства. Там, где сверкал смертоносный клинок Кристал, черные фигуры валились на траву. Врагов было больше, но всколыхнувшаяся во мне волна гнева вернула уже оставившие меня силы. Мои чувства объединились с чувствами Кристал, и мы превратились в единое целое, в меч и посох, разящие без мысли, без промаха и без пощады.
Очередной подземный толчок вернул нас к действительности: три уцелевших черных стража улепетывали со всех ног по направлению к Главному тракту. Один споткнулся, повалился в траву и больше не встал.
Руки мои упали, неожиданно налившись свинцом. То же самое произошло и с Кристал. Я чувствовал себя очень старым. Так же как и она.
Тамра стояла в полудюжине шагов от нас, содрогаясь от рыданий в объятиях Валдейна. Ее волосы, еще недавно огненно-рыжие, окрасила серебром седина, не пощадившая и светлые кудри Валдейна. Серебристые пряди появились и в коротких волосах Джинсы и Хайтен, которые опирались друг на друга, то ли задыхаясь, то ли всхлипывая.
На севере земля продолжала трястись. Даже не видя этого, я знал, что пар поднимается над трещиной, в которую превратилась пойма реки Фейн, – трещиной, разделившей Отшельничий на два острова.
Недавно плодородные поля были или затоплены горячей водой, или выгорели дотла. Как и сам Найлан.
На севере из вод залива вздымалась цепь омываемых волнами еще дымящихся скал. Там вырастал остров, которому со временем несомненно предстояло получить имя в память о состоявшейся здесь великой битве.
Боль в глазах заставила меня моргнуть, но я боролся с ней и заставил отступить. После чего хмыкнул. Да, великая битва. Гибель хаоса, несомненно, но в том смысле, какой имела в виду Хелдра. Столько смертей, столько тысяч смертей… неужто они все навеки запечатлелись в этих черных скалах?
Дрожь земли ослабевала, но край утеса снова обвалился, добавив несколько глыб к черной пирамиде на узкой полоске прибрежного песка.
Набежавшая волна вынесла к черным камням несколько кусков обгоревшего дерева и схлынула обратно в Залив, унося с собой кусок белой ткани. Может быть, матросскую шапочку.
Я посмотрел на Кристал, вытиравшую меч. Мы заглянули друг в друга, во тьму в глубине наших глаз. Ее волосы стали серебристо-седыми, и мои, я знал это без зеркала, – тоже.
– Я даже не попрощался… ни с отцом, ни с матушкой, ни с Джастином, ни с Дайалой. Ни с тетушкой, ни с дядюшкой Сардитом, который научил меня ремеслу. А ведь матушка знала, и все они знали, даже Тамра… все, кроме меня.
– Все в порядке, – сказала Кристал, но это не соответствовало действительности во всех отношениях, кроме одного: она была со мной!
Она обняла меня, и я зарыдал, ибо слишком многому научился слишком поздно.
Слезы на некоторое время ослепили меня и, как я знал, ее тоже. Мы были вместе, но весь мир вокруг нас изменился в один день. Нам же пока оставалось лишь изумляться. Мы были слишком слабы, а Тамра вдобавок ослеплена.
– Я что, ослепла? – подала она голос. – Я не хочу остаться незрячей. Вот Леррис, он наверняка видит.
Попытка разобрать ее слова заставила меня сморщиться от боли.
– Он ничего не слышит, а порой ему отказывает и зрение, – ответила за меня Кристал, – а когда видит, у него очень болят глаза.
– О, Кристал…
Это я разобрал.
Наконец, когда на смену холодному ливню, вызванному Тамрой и моим отцом, пришел теплый дождик, я подхватил свой посох.
Путь до Края Земли, даже верхом, был неблизким, но нам следовало отправляться именно туда. Найлан оставался черным, но был уже не черным городом, а горой черного пепла и камней. Все, что осталось у меня от Найлана, это пара петель в виде драконов.
– Все, что осталось от Отшельничьего, – это воспоминания да две петли в виде драконов.
– У тебя осталось твое мастерство, – возразила Кристал. – Сардит и твои родители одарили тебя тем, что не может отнять никто.
Я понял ее, отчасти потому, что она так и думала. От этого стало немного легче.
Тамра что-то сказала, пожав плечами. Я посмотрел на Кристал, и та повторила для меня:
– Гибель хаоса.
Я растерянно посмотрел вниз, на развалины Найлана. Стоила ли победа хаоса и гармонии над механическим порядком такой высокой цены?
– Гибель хаоса? – переспросил Валдейн столь же растерянно, как и я.
Кристал коснулась моей руки. Я вздохнул.
– Можно сказать и так. В известном смысле. Свободного хаоса, как и гармонии, почти не осталось.
Мне не хотелось об этом говорить, а потому я поплелся сквозь теплый дождик к обвалившемуся краю нависавшего над заливом утеса. Там ничего не осталось: ни крови, ни плоти, ни костей, ни даже праха и пепла. Я знал, что ничего не увижу, но все равно напрягал зрение, пока боль не стала нестерпимой. Неужели меня ждет участь, схожая с участью Креслина, и эта боль останется со мной навсегда? А если и не навсегда, то надолго.
Я снова напряг зрение, стараясь не замечать впивающиеся в мозг кинжалы. Всю свою жизнь я так или иначе был в долгу перед ними, а теперь они ушли, отдав все, чтобы помочь мне… Они и Кристал, которая отдала свою молодость.
За что? За гибель хаоса?
Я стоял, смотрел, слушал. И вспоминал, а Кристал стояла рядом со мной, и я чувствовал, что она тоже ощущает мою боль.
На время, не только для своего облегчения, я прикрыл глаза.
CXXX
Мы ехали на север, по направлению к Уондерноту, где могли отдохнуть. По-прежнему моросил дождик. Ноги мои болели, как, впрочем, и руки, и ягодицы. У Кристал, я это чувствовал, тоже все болело, и она знала, что мне это известно. Но мы ехали и ехали. По мне, так лучше было бы идти пешком. О том, как пересечь Новый Фейн, или какое там название дадут они этому потоку со временем, не хотелось даже и думать, но так или иначе мы должны были найти путь.
– Кончится это хоть когда-нибудь? – промолвила Кристал, повернувшись в седле и говоря медленно, чтобы дать мне возможность следить за ее губами.
– Никогда, – ответил я после пары попыток.
Из-за моей попытки читать по ее губам она поморщилась. Концентрация причиняла мне боль, а моя боль тут же воспринималась ею. Я на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл снова, говорил Валдейн.
– Ты… остановил императора… не пошлет новый флот.
Валдейн ехал справа от Кристал, так что я мог видеть их обоих и уловить его слова. Рядом с ним ехала Тамра.
Я покачал головой.
– Не через несколько лет, но когда все переменится и на Отшельничьем, и в Кандаре, это случится снова.
Кристал кивнула и с удивлением взглянула на Тамру, которая внезапно остановила лошадь.
– Ну-ка, постойте. И объясните мне: что, все это было напрасно? Все?
Кристал пришлось переадресовать вопрос мне, поскольку Тамра, еще не восстановившая зрение, не смотрела в мою сторону.
То, что Кристал не по себе, я ощутил даже сквозь боль, а потому тоже остановился и закрыл глаза. Лошадь фыркнула, я потрепал ее по холке и поднял лицо к освежающему дождю. Кристал коснулась моей руки, давая понять, что отвечать, хочется мне или нет, надо.
Пришлось открыть глаза и попытаться.
– Это не может повториться. Очень долго. Я удалил всю базовую гармонию из-под Отшельничьего и Восточного океана, до самого Кандара, а то и Нолдры. А гармонии там было столько, что каждая частица хаоса… – я покачал головой, и это движение тоже отдалось болью… – Нет, не совсем точно. То, что сделали мы – я – разделило хаос и гармонию, раздробив их на мельчайшие частицы, и соединение этих частиц вместе привело к выделению огромного количества тепла. Гармония и хаос ныне сосуществуют не сами по себе, а в связанном состоянии, и пройдет очень, очень долгое время, прежде чем появится свободный хаос, а значит, и мастера хаоса. Как, впрочем, и мастера гармонии.
У Тамры отвисла челюсть.
– Джастин… твой… отец… знал… что смерть хаоса означает и смерть гармонии?..
Она сказала что-то еще, но я даже с помощью Кристал разобрал только это.
Сглотнув, я кивнул. Ибо говорить был не в силах.
– …и Дайала?
– Думаю, для нее это было легче. Она изначально считала, что стихии не должны быть разделены.
Горло мое пересохло, и говорить было очень трудно.
Тамра опустила глаза на холодные каменные плиты Главного тракта.
Валдейн, подъехав, коснулся ее плеча. Она всхлипнула.
Мне тоже хотелось зарыдать, но я выплакал все, что мог, и у меня лишь сжалось сердце. Кристал коснулась моей руки.
– Почему? – беспомощно спросил я, зная ответ, но желая хоть что-то сказать.
Она тоже знала ответ и знала, что мне надо было выговориться. Что я и сделал:
– Джастин и мой отец ослабили хаос настолько, что он уже не мог разрывать машины. Доррин в незапамятные времена предвидел проблемы, которые способны породить машины, однако полагал, что их применение будет ограничиваться хаосом. Так оно и было, но, уменьшив силу хаоса, мой отец и Джастин тем самым открыли путь к широкому применению машин, причем изготовленных не только из гармонизированного черного железа, какие делал Доррин, но и таких, создание которых не требовало магии и было доступно любому знающему мастеровому.
– …ни магии гармонии… ни хаоса… снова?
Когда она касалась моей руки, мне было легче понимать ее, поскольку не приходилось так напрягаться, чтобы следить за ее губами.
Я рассмеялся, но то был горький смех.
– Очень долго. Но хаос тяготеет к высвобождению, а гармония, как всякий порядок, нуждается в поддержании. Избыточная гармония будет медленно рассеиваться по миру, а хаос возрастать и выделяться, и все узлы и скрепы, установленные нами, износятся и протрутся…
– …назад… с чего начал Креслин? – спросила Кристал.
– Нескоро… при внуках внуков нынешнего поколения… а то и позже.
Она потянулась и сжала мое плечо. Я пожал плечами.
– Братство не понимало, да и император тоже, во всяком случае, до недавнего времени, что концентрация свободной гармонии и хаоса на Отшельничьем и в Кандаре дают Хамору возможность строить корабли и машины. Так или иначе, магия хаоса и магия гармонии уже ослабевали после падения Фрвена…
– …великое колесо… вращается… иногда с магией… иногда без нее?
Мне удалось понять достаточно, чтобы ответить.
– Полагаю, так оно и есть, с тем уточнением, что это всегда приводит к определенному уравновешиванию. Так теперь Кандар и то, что осталось от Отшельничьего, смогут создать собственные корабли и машины прежде, чем Хамор восстановит свою мощь.
– Этого недостаточно.
– Недостаточно. Малым государствам Кандара придется тем или иным способом объединиться. В противном случае Хамор все равно приберет их к рукам.
– Новые войны, – медленно проговорила Кристал, и я ее понял.
– Рано или поздно. Кажется, все ведет к этому. Во всяком случае я другого пути не вижу. Силу можно остановить только силой, и то, что мне война ненавистна, не имеет никакого значения.
– Ты… ты знаешь, – Кристал слабо улыбнулась и сжала мне руку.
Я понял, что она имеет в виду, ибо, возможно, в первый раз по-настоящему осознал, что значит носить клинок для такого доброго человека, как она.
Мы взглянули на серое небо. Рано или поздно оно расчистится, пусть и на время. Рядом с нами, держась за руку Валдейна, ехала Тамра. Она больше не рыдала.
Кристал тоже не отпускала мою руку, но внутренности мои по-прежнему скручивало узлом, глаза болели, и я понятия не имел, когда снова смогу слышать. Закрыв глаза, я подумал о драконах в моем вьюке. Драконы, – хоть я их никогда не видел, – способны соединить вместе части изделия. Возможно, когда-нибудь не война, а мастерство станет тем, что соединяет все воедино и удерживает вместе.
CXXXI
«Корабли черные, смятением тем охваченные, станут искать убежища, но не обретут такового ни в теснинах горных, ни в просторах морей. Ибо во прах рассыплются горы, вскипят, бурля, океаны, пепел покроет все сущее, и хаос умрет…
И подобно хаосу умрет гармония, и не стихиям, но рукам человеческим и инструментам в руках этих дано будет изменять пути, коими следует мироздание.
Ибо что посеет женщина, то она и пожнет, но не по воле и хотению ее взойдет урожай, но пестуемый солнцем и дождем, лелеемый уходом и заботой, взращенный неустанными трудами ее рук.
В памяти же поколений людских пребудут сказания о том, как хаос и гармония служили хотению человеческому и как инструменты, порождения ума человеческого, усиливали меру сего служения до тех пор, пока гармония и хаос, преисполнив собою мир и угрожая спокойствию небес, не были низведены и низвергнуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Оглохший, полуослепленный, с обожженными руками, я наносил удары чуть ли не наугад, полагаясь на чувства. Там, где сверкал смертоносный клинок Кристал, черные фигуры валились на траву. Врагов было больше, но всколыхнувшаяся во мне волна гнева вернула уже оставившие меня силы. Мои чувства объединились с чувствами Кристал, и мы превратились в единое целое, в меч и посох, разящие без мысли, без промаха и без пощады.
Очередной подземный толчок вернул нас к действительности: три уцелевших черных стража улепетывали со всех ног по направлению к Главному тракту. Один споткнулся, повалился в траву и больше не встал.
Руки мои упали, неожиданно налившись свинцом. То же самое произошло и с Кристал. Я чувствовал себя очень старым. Так же как и она.
Тамра стояла в полудюжине шагов от нас, содрогаясь от рыданий в объятиях Валдейна. Ее волосы, еще недавно огненно-рыжие, окрасила серебром седина, не пощадившая и светлые кудри Валдейна. Серебристые пряди появились и в коротких волосах Джинсы и Хайтен, которые опирались друг на друга, то ли задыхаясь, то ли всхлипывая.
На севере земля продолжала трястись. Даже не видя этого, я знал, что пар поднимается над трещиной, в которую превратилась пойма реки Фейн, – трещиной, разделившей Отшельничий на два острова.
Недавно плодородные поля были или затоплены горячей водой, или выгорели дотла. Как и сам Найлан.
На севере из вод залива вздымалась цепь омываемых волнами еще дымящихся скал. Там вырастал остров, которому со временем несомненно предстояло получить имя в память о состоявшейся здесь великой битве.
Боль в глазах заставила меня моргнуть, но я боролся с ней и заставил отступить. После чего хмыкнул. Да, великая битва. Гибель хаоса, несомненно, но в том смысле, какой имела в виду Хелдра. Столько смертей, столько тысяч смертей… неужто они все навеки запечатлелись в этих черных скалах?
Дрожь земли ослабевала, но край утеса снова обвалился, добавив несколько глыб к черной пирамиде на узкой полоске прибрежного песка.
Набежавшая волна вынесла к черным камням несколько кусков обгоревшего дерева и схлынула обратно в Залив, унося с собой кусок белой ткани. Может быть, матросскую шапочку.
Я посмотрел на Кристал, вытиравшую меч. Мы заглянули друг в друга, во тьму в глубине наших глаз. Ее волосы стали серебристо-седыми, и мои, я знал это без зеркала, – тоже.
– Я даже не попрощался… ни с отцом, ни с матушкой, ни с Джастином, ни с Дайалой. Ни с тетушкой, ни с дядюшкой Сардитом, который научил меня ремеслу. А ведь матушка знала, и все они знали, даже Тамра… все, кроме меня.
– Все в порядке, – сказала Кристал, но это не соответствовало действительности во всех отношениях, кроме одного: она была со мной!
Она обняла меня, и я зарыдал, ибо слишком многому научился слишком поздно.
Слезы на некоторое время ослепили меня и, как я знал, ее тоже. Мы были вместе, но весь мир вокруг нас изменился в один день. Нам же пока оставалось лишь изумляться. Мы были слишком слабы, а Тамра вдобавок ослеплена.
– Я что, ослепла? – подала она голос. – Я не хочу остаться незрячей. Вот Леррис, он наверняка видит.
Попытка разобрать ее слова заставила меня сморщиться от боли.
– Он ничего не слышит, а порой ему отказывает и зрение, – ответила за меня Кристал, – а когда видит, у него очень болят глаза.
– О, Кристал…
Это я разобрал.
Наконец, когда на смену холодному ливню, вызванному Тамрой и моим отцом, пришел теплый дождик, я подхватил свой посох.
Путь до Края Земли, даже верхом, был неблизким, но нам следовало отправляться именно туда. Найлан оставался черным, но был уже не черным городом, а горой черного пепла и камней. Все, что осталось у меня от Найлана, это пара петель в виде драконов.
– Все, что осталось от Отшельничьего, – это воспоминания да две петли в виде драконов.
– У тебя осталось твое мастерство, – возразила Кристал. – Сардит и твои родители одарили тебя тем, что не может отнять никто.
Я понял ее, отчасти потому, что она так и думала. От этого стало немного легче.
Тамра что-то сказала, пожав плечами. Я посмотрел на Кристал, и та повторила для меня:
– Гибель хаоса.
Я растерянно посмотрел вниз, на развалины Найлана. Стоила ли победа хаоса и гармонии над механическим порядком такой высокой цены?
– Гибель хаоса? – переспросил Валдейн столь же растерянно, как и я.
Кристал коснулась моей руки. Я вздохнул.
– Можно сказать и так. В известном смысле. Свободного хаоса, как и гармонии, почти не осталось.
Мне не хотелось об этом говорить, а потому я поплелся сквозь теплый дождик к обвалившемуся краю нависавшего над заливом утеса. Там ничего не осталось: ни крови, ни плоти, ни костей, ни даже праха и пепла. Я знал, что ничего не увижу, но все равно напрягал зрение, пока боль не стала нестерпимой. Неужели меня ждет участь, схожая с участью Креслина, и эта боль останется со мной навсегда? А если и не навсегда, то надолго.
Я снова напряг зрение, стараясь не замечать впивающиеся в мозг кинжалы. Всю свою жизнь я так или иначе был в долгу перед ними, а теперь они ушли, отдав все, чтобы помочь мне… Они и Кристал, которая отдала свою молодость.
За что? За гибель хаоса?
Я стоял, смотрел, слушал. И вспоминал, а Кристал стояла рядом со мной, и я чувствовал, что она тоже ощущает мою боль.
На время, не только для своего облегчения, я прикрыл глаза.
CXXX
Мы ехали на север, по направлению к Уондерноту, где могли отдохнуть. По-прежнему моросил дождик. Ноги мои болели, как, впрочем, и руки, и ягодицы. У Кристал, я это чувствовал, тоже все болело, и она знала, что мне это известно. Но мы ехали и ехали. По мне, так лучше было бы идти пешком. О том, как пересечь Новый Фейн, или какое там название дадут они этому потоку со временем, не хотелось даже и думать, но так или иначе мы должны были найти путь.
– Кончится это хоть когда-нибудь? – промолвила Кристал, повернувшись в седле и говоря медленно, чтобы дать мне возможность следить за ее губами.
– Никогда, – ответил я после пары попыток.
Из-за моей попытки читать по ее губам она поморщилась. Концентрация причиняла мне боль, а моя боль тут же воспринималась ею. Я на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл снова, говорил Валдейн.
– Ты… остановил императора… не пошлет новый флот.
Валдейн ехал справа от Кристал, так что я мог видеть их обоих и уловить его слова. Рядом с ним ехала Тамра.
Я покачал головой.
– Не через несколько лет, но когда все переменится и на Отшельничьем, и в Кандаре, это случится снова.
Кристал кивнула и с удивлением взглянула на Тамру, которая внезапно остановила лошадь.
– Ну-ка, постойте. И объясните мне: что, все это было напрасно? Все?
Кристал пришлось переадресовать вопрос мне, поскольку Тамра, еще не восстановившая зрение, не смотрела в мою сторону.
То, что Кристал не по себе, я ощутил даже сквозь боль, а потому тоже остановился и закрыл глаза. Лошадь фыркнула, я потрепал ее по холке и поднял лицо к освежающему дождю. Кристал коснулась моей руки, давая понять, что отвечать, хочется мне или нет, надо.
Пришлось открыть глаза и попытаться.
– Это не может повториться. Очень долго. Я удалил всю базовую гармонию из-под Отшельничьего и Восточного океана, до самого Кандара, а то и Нолдры. А гармонии там было столько, что каждая частица хаоса… – я покачал головой, и это движение тоже отдалось болью… – Нет, не совсем точно. То, что сделали мы – я – разделило хаос и гармонию, раздробив их на мельчайшие частицы, и соединение этих частиц вместе привело к выделению огромного количества тепла. Гармония и хаос ныне сосуществуют не сами по себе, а в связанном состоянии, и пройдет очень, очень долгое время, прежде чем появится свободный хаос, а значит, и мастера хаоса. Как, впрочем, и мастера гармонии.
У Тамры отвисла челюсть.
– Джастин… твой… отец… знал… что смерть хаоса означает и смерть гармонии?..
Она сказала что-то еще, но я даже с помощью Кристал разобрал только это.
Сглотнув, я кивнул. Ибо говорить был не в силах.
– …и Дайала?
– Думаю, для нее это было легче. Она изначально считала, что стихии не должны быть разделены.
Горло мое пересохло, и говорить было очень трудно.
Тамра опустила глаза на холодные каменные плиты Главного тракта.
Валдейн, подъехав, коснулся ее плеча. Она всхлипнула.
Мне тоже хотелось зарыдать, но я выплакал все, что мог, и у меня лишь сжалось сердце. Кристал коснулась моей руки.
– Почему? – беспомощно спросил я, зная ответ, но желая хоть что-то сказать.
Она тоже знала ответ и знала, что мне надо было выговориться. Что я и сделал:
– Джастин и мой отец ослабили хаос настолько, что он уже не мог разрывать машины. Доррин в незапамятные времена предвидел проблемы, которые способны породить машины, однако полагал, что их применение будет ограничиваться хаосом. Так оно и было, но, уменьшив силу хаоса, мой отец и Джастин тем самым открыли путь к широкому применению машин, причем изготовленных не только из гармонизированного черного железа, какие делал Доррин, но и таких, создание которых не требовало магии и было доступно любому знающему мастеровому.
– …ни магии гармонии… ни хаоса… снова?
Когда она касалась моей руки, мне было легче понимать ее, поскольку не приходилось так напрягаться, чтобы следить за ее губами.
Я рассмеялся, но то был горький смех.
– Очень долго. Но хаос тяготеет к высвобождению, а гармония, как всякий порядок, нуждается в поддержании. Избыточная гармония будет медленно рассеиваться по миру, а хаос возрастать и выделяться, и все узлы и скрепы, установленные нами, износятся и протрутся…
– …назад… с чего начал Креслин? – спросила Кристал.
– Нескоро… при внуках внуков нынешнего поколения… а то и позже.
Она потянулась и сжала мое плечо. Я пожал плечами.
– Братство не понимало, да и император тоже, во всяком случае, до недавнего времени, что концентрация свободной гармонии и хаоса на Отшельничьем и в Кандаре дают Хамору возможность строить корабли и машины. Так или иначе, магия хаоса и магия гармонии уже ослабевали после падения Фрвена…
– …великое колесо… вращается… иногда с магией… иногда без нее?
Мне удалось понять достаточно, чтобы ответить.
– Полагаю, так оно и есть, с тем уточнением, что это всегда приводит к определенному уравновешиванию. Так теперь Кандар и то, что осталось от Отшельничьего, смогут создать собственные корабли и машины прежде, чем Хамор восстановит свою мощь.
– Этого недостаточно.
– Недостаточно. Малым государствам Кандара придется тем или иным способом объединиться. В противном случае Хамор все равно приберет их к рукам.
– Новые войны, – медленно проговорила Кристал, и я ее понял.
– Рано или поздно. Кажется, все ведет к этому. Во всяком случае я другого пути не вижу. Силу можно остановить только силой, и то, что мне война ненавистна, не имеет никакого значения.
– Ты… ты знаешь, – Кристал слабо улыбнулась и сжала мне руку.
Я понял, что она имеет в виду, ибо, возможно, в первый раз по-настоящему осознал, что значит носить клинок для такого доброго человека, как она.
Мы взглянули на серое небо. Рано или поздно оно расчистится, пусть и на время. Рядом с нами, держась за руку Валдейна, ехала Тамра. Она больше не рыдала.
Кристал тоже не отпускала мою руку, но внутренности мои по-прежнему скручивало узлом, глаза болели, и я понятия не имел, когда снова смогу слышать. Закрыв глаза, я подумал о драконах в моем вьюке. Драконы, – хоть я их никогда не видел, – способны соединить вместе части изделия. Возможно, когда-нибудь не война, а мастерство станет тем, что соединяет все воедино и удерживает вместе.
CXXXI
«Корабли черные, смятением тем охваченные, станут искать убежища, но не обретут такового ни в теснинах горных, ни в просторах морей. Ибо во прах рассыплются горы, вскипят, бурля, океаны, пепел покроет все сущее, и хаос умрет…
И подобно хаосу умрет гармония, и не стихиям, но рукам человеческим и инструментам в руках этих дано будет изменять пути, коими следует мироздание.
Ибо что посеет женщина, то она и пожнет, но не по воле и хотению ее взойдет урожай, но пестуемый солнцем и дождем, лелеемый уходом и заботой, взращенный неустанными трудами ее рук.
В памяти же поколений людских пребудут сказания о том, как хаос и гармония служили хотению человеческому и как инструменты, порождения ума человеческого, усиливали меру сего служения до тех пор, пока гармония и хаос, преисполнив собою мир и угрожая спокойствию небес, не были низведены и низвергнуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90