– Тафф! – услышал он за спиной слабый окрик.
Он остановился и обернулся, увидев Пибала, который, привалившись телом к горячей трубе, жадно хватал широко раскрытым ртом знойный воздух и судорожно сглатывал его. Худосочный, тонконогий коротышка Пибал… Когда-то он, наверное, был ремесленником… Здесь ему выпала другая работа… Стаффа оглянулся на палатку. Пусть Пибал сам добирается. Перерыв короткий. Нечего с ним тут возиться. Он сделал шаг вперед и почувствовал, как возликовали злобные демоны, витающие у него над головой.
Он остановился, крепко выругался и вернулся к Пибалу.
– Вставай, Пибал, – приказал он, протянув ему руку.
– Не могу, – тупо пробормотал одуревший от жажды коротышка. Его распухший язык уже не умещался во рту и вылезал наружу. – У меня в кармане… Возьми… – тяжело дыша, просил он. По лицу пробегали судороги. Он то и дело морщился от боли.
Стаффа быстро отыскал в одном из карманов золотой медальон удивительно тонкой работы.
– Чье это?
– Мое. Моя лучшая работа. Хотел… – голос Пибала сорвался на сухой, трескучий кашель. – Отдай это… Отдай Кайлле. Она была.., добра ко мне. – Он совсем уже повалился на трубу. Она наверняка жгла ему тело, но у него уже не было сил подняться с нее. – Я сам сделал. Был когда-то.., хорошим.., ювелиром. – Он снова закашлялся, потом добавил:
– Хотел оставить у себя что-нибудь, что напоминало бы о красоте в.., страшном месте.
Все его тело содрогнулось, голова дернулась и в следующую минуту его вырвало на песок кровью!
– Пойдем, – сказал потрясенный Стаффа, взяв его за бессильно повисшую руку.
– Нет, – прошептал еле слышно Пибал, снова поморщившись. Его кожа от солнца стала тонкой и походила на пергамент. – Я.., умираю. Умираю, Тафф-Стаффа нагнулся и подхватил Пибала на руки. Невесомость тела коротышки до глубины души потрясла Стаффу.
Закипавшая в его сердце ярость перемешалась со скорбью. Нагретый солнцем медальон жег кожу. Ему казалось, что в этом есть своя символика: клеймо проклятия на теле предателя людей!
К тому времени когда Стаффа дошел до палатки с водой, Пибала стошнило еще раз. Кровь полилась по руке Стаффы. Она была теплой, но окружающая температура была еще выше, поэтому Стаффа ощутил приятность прохлады.
Остальные рабы смотрели на Пибала равнодушно и устало. И только Кайлла, скорбно сомкнув губы, подошла к умирающему.
– Что случилось?
– Видимо, открылась язва, – проворчал Стаффа. Кайлла помогла опустить хрупкое тело Пибала на песок.
К ним подошел Англо. Он смерил умирающего пустым взглядом злых глаз с тяжело нависшими веками.
– Сдается мне, уже не жилец, – проговорил он спокойно. – Пей, Тафф. Ты истратил на него почти все время, предназначенное для отдыха.
Прежде чем отойти, Англо ущипнул Кайллу за шею, плотоядно улыбаясь ей в затылок.
– Надо было ему шею свернуть, – процедил сквозь зубы Стаффа.
– Его поганая жизнь не стоит твоей. Его грязная сперма выливается, но и засыхает. Это всего лишь временное телесное унижение. – Затем, видно, чтобы придать себе же уверенности:
– Я его не воспринимаю. Ему не удастся влезть мне в душу.
– Зачем? – слабо прошептал Пибал, про которого почти забыли. Стаффа опустился на корточки и поднес к его сухим губам кружку с водой. – Зачем тратить свое время на мертвеца?
Слабая улыбка, больше похожая на гримасу боли, тронула его потрескавшиеся, окровавленные губы.
– Потому что ты показал нам красоту в этом диком мире. Пусть на одну минуту, но ты осветил наше существование чистым светом.
Пибал мотнул головой, и в следующее мгновение его в третий раз вырвало кровью.
– Тафф, пей! – прошипел вновь оказавшийся поблизости Англо. – Залей в себя немного воды или ты будешь следующим после этого коротышки!
Кайлла кивнула.
– Пей, Тафф.
– Идите, – прохрипел Пибал.
Стаффа поднялся на ноги и отправился к чану с водой. Он успел сделать три больших глотка, прежде чем за его спиной раздался голос Англо:
– За работу! Тафф и Кайлла, задержитесь!
Пока Англо подходил к ним, Стаффа, закрыв глаза, наслаждался ощущением прилива сил от воды, впитанной его иссушенным на солнце организмом.
Надзиратель остановился над Пибалом и напряженно уставился на него. В его свинячьих глазках застыло выражение нетерпеливого ожидания.
Стаффа потрясено смотрел на то, как тело умирающего начинает мелко содрогаться, руки тянутся к ошейнику, охватившему гибельным обручем худую шею, глаза закатываются, голова елозит по песку… Мучения длились недолго, около минуты. Затем испуганное лицо Пибала навечно застыло и засыпанные песчаной крошкой зрачки глаз остановились.
– Вот так, – удовлетворенно промычал Англо. – Работник из него уже был никакой. А зачем напрасно страдать?
Не обращая внимания на потрясенного Стаффу, он повернулся к Кайлле и запустил свои загребущие руки ей под одежду. Некоторое время он, тихо постанывая от наслаждения, лапал ее. Потом впился в полураскрытые равнодушные губы жарким поцелуем и проговорил:
– До вечера, крошка.
Не в силах скрыть стыд, Стаффа отвернулся и посмотрел невидящим взором на труп ювелира. Мелкие черты лица Пибала застыли в выражении предельного, смертного ужаса. Все же остальные избитые, окровавленные и уставшие части тела наконец-то получили покой и расслабились. Только на лице была неестественная, искаженная маска страдания.
Англо снял с пояса бластер. С натренированной ловкостью он быстро отделил лучом голову Пибала от тела и снял ошейник. Глянув на замершего в оцепенении Стаффу, Англо скомандовал:
– Ты принес сюда эту развалину, ты и унесешь его обратно. Во рву есть рытвина. Можешь швырнуть его туда. Мы не будем устраивать званый ужин для местных шакалов, но если они потрудятся раскопать его, – их дело. – С этими словами Англо молча развернулся и ушел в свою палатку с воздушным кондиционером.
– Я убью его, – пообещал Стаффа, перекинув изуродованное тело Пибала через плечо и подняв его голову за волосы. – Я у него у живого вырву глаза, отрежу член и заставлю сожрать его. Он у меня подавится им!
– Нет, – возразила устало Кайлла, когда они шли по барханам хоронить ювелира. – Он умрет, и все мы покинем это место. Не только ты.
Он присвистнул – этот звук дался ему с большим трудом. И спросил с грустной усмешкой:
– Каким же образом, милая Скайла, ты это всем нам обеспечишь?
– Опять воспоминания замучили, Тафф? Ты снова видишь во мне свою Скайлу.
Он покачал головой и невесело рассмеялся, отчего тело бедняги Пибала едва не упало.
– Да, она помогает мне выжить. С ее помощью я еще и держусь, – сказал он, а про себя добавил: «И с твоей».
Она кивнула.
– Поэтому-то ты до сих пор не давал себе воли?
Он искоса глянул на нее.
– В каком смысле?
– Я несколько раз замечала желание в твоих взглядах. Оно было по моему адресу? Или по адресу твоей Скайлы? Впрочем, неважно. Я все думаю, когда же ты возьмешь меня?
– Зачем?!
Она пожала плечами.
– Сейчас такое поганое время. Все противно. От всего тошнит. Мужчины погибают в жестоких войнах и драках. А женщины? Женщины становятся чьей-то собственностью. В них видят только привлекательную оболочку и не замечают души, чувств и переживаний. Их можно без конца насиловать, бить, унижать. Я к этому не привыкла. Ты никогда не пробовал поставить себя на наше место? По-моему, женщинам приходится в нынешние времена куда хуже, чем мужчинам.
Она покачала головой.
– Я единственная женщина, у которой хватило силы воли внешней и внутренней, чтобы выдержать. Другие рано или поздно срывались и предпочитали смерть от ошейника, избавляющую от невыносимых длительных страданий среди песчаных дюн. Их насиловали каждую ночь. Никто не выдержал, кроме меня. – Она сплюнула себе под ноги. – Мужчины желают меня. Даже ты. Но ты не лез еще ни разу ко мне. Почему?
Из его горла вырвался раздраженный смешок.
– Может, честь не позволяет.
– Да, понимаю… Держись и дальше в том же духе. Не передумай. Мне сейчас все мужчины противны.
Чтобы успокоиться, Стаффе пришлось несколько раз глубоко вздохнуть. Несмотря на то что он недавно пил воду, во рту пересохло.
– Почему ты не сдаешься? – спросил он. – Почему продолжаешь борьбу?
– Месть, Тафф. – Она окинула рукой ослепительно белые просторы, которые окружали их. – Господь допустил, чтоб мы, человечество, создали сами себе эту вонючую погибель. Бесконечное, адское страдание. Мы это создали для себе подобных. Я никогда… Впрочем, тебе это можно знать, ничего от этого не изменится. Ты даже не представляешь себе, сколько в моей голове было всего самого злого и плохого. Но я никогда ничего не претворяла на практике. Не знаю, сразу ли после смерти наши души устремляются к богу или нет, но я тебе вот что скажу! Я очень хочу, чтобы этот ублюдок полной чашей испил страдания, унижения и боль перед тем, как я умру!
– О чем ты говоришь? Кому мстить?
– Богу, – прошептала она, уронив голову и сосредоточившись на своих мозолистых ногах, которые с каждым новым шагом погружались больше чем по щиколотку в обжигающую песчаную топь.
– Ты с Этарии? Жрица?
– Седди, – спокойно ответила она. – Только между нами.
Он подумал с минуту, потом согласно кивнул.
«Кто я такой, чтобы осуждать ее за суеверия и язычество? Кто я такой, чтобы упрекать ее хоть в чем-нибудь, после всего того, что я сделал? Каждый платит за свои грехи по-своему».
Они спустили останки Пибала на дно рва. С минуту Стаффа молча стоял над покойным, потом нагнулся и перевернул его на спину, скрестил ему руки на груди и приставил голову. Сдул песчинки с широко раскрытых, остекленевших глаз и закрыл их. Затем они вместе засыпали его песком.
Кайлла внимательно посмотрела на Стаффу и спросила:
– Прости, конечно, но зачем нам было так возиться с трупом?
– Выражение уважения. Это был хороший человек, не потерявший чувства собственного достоинства.
– А ты не похож на обычного раба, Тафф, – сказала она и пошла вдоль по рву к выходу из него. – Кто ты?
– Никто.
Чтобы предотвратить дальнейшее развитие темы, он догнал ее и вручил медальон.
– Вот, возьми. Пибал хотел, чтобы я подарил тебе его.
Она опустила глаза на медальон, лежавший у нее на раскрытой ладони. Затем сжала кулак с такой силой, что у нее побелели суставы на пальцах. Одна-единственная слеза пробежала по ее щеке, оставляя грязный след. Подбородок чуть дрожал, и Стаффа заметил это.
– Пойдем, мы и так опоздали, – сказал он, чтобы дальше не смущать ее. – Мне его тоже не хватает. Он научил меня… Черт возьми, ладно, оставим…
Он взял ее за руку и подтолкнул вперед. Когда они показались из рва, их бригада уже подсовывала канаты под очередной отрезок трубы.
Она взглянула на него, наконец уняв дрожь подбородка.
– Ты сделан из другого теста, чем все остальные. Ты другой. В тебе чувствуется сила, власть. Ты держишься слишком гордо для раба, затерянного в этих богом забытых песках.
Он изумленно уставился на нее.
Поняв, что она застала его врасплох, Кайлла подняла его руку и вложила в ладонь медальон.
– Тафф, – ее голос сорвался, она нахмурилась и договорила:
– Сохрани для меня.
Он отрицательно покачал головой.
– Сохрани! – повышая голос, потребовала она. – Англо все равно найдет и отнимет. Мне некуда спрятать. Пибал, видимо, вывез его в анальном отверстии, а я не могу себе и этого позволить! Англо… Свинья… Ну, словом, ты понимаешь.
– Хорошо, я буду хранить при себе медальон до конца жизни, если потребуется. Настанет день, и я верну тебе его. Когда мы получим свободу.
– Спасибо, Тафф… Ты друг мне.
Стаффа, не говоря больше ни слова, присоединился к бригаде и подставил свое изувеченное плечо под ярмо.
– Хо! – крикнула Кайлла, хватаясь за буксирный канат.
Стаффа изо всех сил напрягся, толкая огромную тяжесть вперед. После отдыха работа казалась особенно тяжкой. Создавалось впечатление, что мышцы вот-вот не выдержат и лопнут.
День тянулся очень медленно. Стаффа отчаянно щурился, хотя солнце стояло за его спиной, немилосердно жгло ему затылок и, казалось, хотело добраться до мозга, чтобы хорошенько поджарить его. Из подмышек обильно выделялся пот, но он испарялся прежде, чем успевал достичь локтей. О нем напоминали только грязные разводы на руках.
Кайлла? Скайла? Они слились в его воображении. Может быть, потому что каждую он мог представить с выражением страдания и последнего напряжения на лице?..
– Я так и не понял. Скайла, – прохрипел он, морщась от боли, возникшей в пересохшем горле.
«Бедный мой Стаффа, – донесся до него мистический голос Скайлы, сквозь завывания пустынного ветра. – Ты хотел узнать, каково быть человеком? В следующий раз ты узнаешь, что такое мои шрамы».
– Я это уже знаю.
Стаффа перенесся мыслями к тому моменту, когда он снял перчатку, чтобы подержать в своей руке ее руку. Тогда у него сильно забилось сердце. Она была опасно близка к роковой черте, и это испугало его. Почему он больше никогда не дотрагивался до нее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105