Ни в одном телефонном справочнике его нет, только в блокнотах его друзей. Хочешь поговорить с ним? Пониже - код, который надо набрать, чтоб тебя не выследили. Я все уже приготовил…
Хиллари повертел бумажку в пальцах, Ах, Гаст…
- Ты смог мне угодить.
- Стараюсь, вон из кожи лезу.
- А как дела со «Взрывом»?
- Завтра! - Гаст вскинул руки, защищаясь. - Это у меня отложено на ночь, есть кой-какие мыслишки. Если мне понравится - завтра к обеду я дам эту программу…
- Чаку, - твердо велел Хиллари. - С пояснениями. И ты услышишь от него «спасибо». Без какой-либо моей подначки, обещаю.
- Сводничество - это дар божий или можно научиться? - кисло спросил Гаст.
- Это составная часть харизмы, - пояснил Хиллари - Кстати, что ты тут… мнн… пел? Хлип, если не ошибаюсь.
- Он, родной. «Раздача по мордасам», диск тред - Гаст стал само благоговение. - Мне сказали, что Малютка Кире идентифицировала Фанка из театра как Файри, первого танцовщика Хлипа! Ты представляешь, что это значит?!!
- Только то, что последние месяцы жизни Хлипа осядут в нашей информотеке и мы с резьбы сорвемся, соображая, как бы эту ничью собственность пустить в продажу в обход баканарской секретности, - вздохнул Хиллари. - Для начала утешимся тем, что мы первыми увидим эти эксклюзивные кадры… если поймаем Фанка.
- Нет, не это, - помотал вихрами Гаст. - Если… если Фанк, то есть Файри, был в студии Хлипа последние полгода - значит, он держит в памяти роковой диск Хлипа. Тот, тринадцатый, объявленный, но так и не вышедший - «На берегу тумана». Хлип в аффекте стер все студийные записи - но не мозг Файри! Он же не был кибер-техником, он наверняка не сообразил! Иначе бы Фанк давно оказался на перезаписи и не был тем, кто он есть сейчас. Все ведь и думали, что кто-то выкрал Файри и Санни, чтоб списать с них «На берегу…», но если б так - вор давно бы продал запись! Это ведь сумасшедшие деньги… а они, оказывается, бродят по Городу без поводка!
Хиллари с горькой досадой подумал: «Зря я вышел из фэн-клуба „Хлип-Гриннин“ и забыл все в суматохе работы. Похоже, я лишил себя этой минуты восторга… и всех лет упования, которые верные хлиперы ждали, обретения тайного Тринадцатого диска, на котором - откровения и озарения кумира, на краю жизни заглянувшего в Смерть. Как далеко все это от меня ушло…»
Доран устал. В уик-энды он всегда уставал больше, чем в будние дни, - работать приходилось интенсивно, с полной выкладкой - ведь известно, что выходной большинство централов проводят в телевизионной, а даже если и выходят в гостиную или на кухню, то и там у них стоит по телевизору, а некоторые, не в состоянии расстаться с говорящим экраном, берут его с собой в туалет и в ванную, благо есть миниатюрные модели на присосках. Да и зачем куда-то ехать, что-то смотреть - неизвестно еще, увидишь или нет, а вот ноги оттопчут наверняка, - когда есть ребята, профессия которых заключается в том, чтобы красочно, занимательно, интересно отснять любое событие и доставить его на дом, прямо в постель. «Смотрят, не наглядятся очи; слушают, не наслышатся уши…» Любопытство - неистребимый инстинкт человека - превратило потребность в новой информации в огромный рынок, где новости покупают и продают, где их жарят, парят, готовят особым образом, препарируют и анатомируют. Кто окунулся в мир телевидения, тот либо вылетел, не выдержав бешеного темпа и чудовищной конкуренции, либо стал прожженным циником, который любую страсть, любое горе расценивает только с точки зрения «смотрится - не смотрится» и «продается - не продается». Именно таким и был Доран, но даже он истощался.
Он работал вживую, открыв новую область в тележурналистике: он показывал и анализировал не то, что случилось вчера и позавчера, а то, что происходит непосредственно в данный момент, сейчас. Он вел одновременно двадцать дел, вламываясь со своей бригадой в любую дверь; у него было три бригады - но он был один. Работоспособность у него была фантастическая, но сегодня он выработал весь ресурс и выдохся. Этот уик-энд дался ему особенно тяжело. Вечерний выпуск Доран вел уже на автоматизме, говорил одно, а думал другое. Думал он об отдыхе - как он прилетит домой, поваляется в горячей ванне и… только не телевизор! В доме у Дорана во всех восьми комнатах не было ни одного телевизора. Вторую квартиру Доран купил рядом с телецентром, чтоб не тратить лишнего времени на перелет.
Но вышло вовсе не так, как ему хотелось. Он искупался, но вместо приятной истомы в нем проснулась неуместная жажда деятельности. Сон пропал напрочь, и Доран, помаявшись и не чувствуя той легкой тяжести в веках, что предшествует засыпанию, просто наглотался таблеток и уже через четверть часа ощутил, как его опрокидывает и тянет в темноту. Осталось закрыть глаза и вырубиться.
…Проснулся Доран глубокой ночью, словно от внезапного толчка. Несколько секунд он с боязнью прислушивался к сильным ударам сердца, пока не понял, что его разбудил звонок. Доран спросонок подумал, что звонит будильник и что пора снова лететь на студию, и его охватила мимолетная тоска, что он не выспался - но тут он понял, что звонит трэк, лежащий на тумбочке. Доран посмотрел на светящийся циферблат часов - 03.23, - и его колыхнула еще одна волна страха. Дело в том, что у Дорана было феноменальное чувство времени, он никогда не ошибался даже на секунду, даже пьяный - и вдруг так досадно перепутать ночь с рассветом!..
«Эти ублюдки попортили мне что-то в мозгу, - с дрожью и ненавистью подумал Доран, взяв трэк. Трэк был личный, особый, его номер знали не больше десятка самых близких и нужных друзей. Но кому понадобилось звонить в самую глухую пору?!
- Алло. Доран слушает.
Молчание. Может, его подруга Бэна, элитная топ-модель, с которой он в клочья разругался с полгода назад, в хмельном угаре звонит с какой-нибудь затянувшейся вечеринки?.. Тишина. Доран уже хотел прервать связь, когда профессиональным чутьем понял, что на том конце его слушают, он обостренно почувствовал чужое мерное дыхание.
- Крошка, - устало и сонно проговорил Доран, - быстро говори, что там у тебя, а то я спать хочу.
- У вас все в порядке, Доран? - голос был ровный, с прекрасной дикцией, каждое слово было проговорено ясно и внятно. Доран замер; он никогда и нигде раньше не слышал такого голоса - голоса человека, наделенного абсолютной властью.
- Надеюсь, вы сможете решить свои проблемы со здоровьем. Это излечимо, Доран.
- Что? Какого… - Доран не мог понять, что происходит. - Кто это говорит?
- Принц Мрака Ротриа, - тем же тоном ответит голос; Доран услышал в голосе улыбку. - Спокойной ночи, Доран.
Дыхание исчезло. Доран бросил трэк на кровать. Его снова охватил всеобъемлющий, панический, неконтролируемый ужас. Ему показалось, что он сходит с ума; потом он подумал, что, может, звонок и ночной разговор ему приснились. Вновь схватив трэк, Доран поспешно включил определитель номера - ничего! цифровая панель осталась чистой. Он позвонил на свою станцию трэковой связи.
- Скажите, откуда был звонок на номер JAS-548219.
- Уточните, пожалуйста, в пределах какого времени вам нужно проследить звонки, - вежливо попросил бесплотный голос, впечатанный в микросхему.
- Вот, только сейчас. Несколько минут назад.
- Извините, но с 22.15 на ваш номер звонков не было.
Доран закопался в подушки, несколько раз завернувшись в одеяло. Его трясло, его мучил безотчетный, все разрастающийся страх, поглощающий каждую клетку тела и парализующий волю, ему хотелось кричать и бежать вон из дома, но он понимал всю глупость этой мысли и продолжал кататься и корчиться на постели, один, в кромешной темноте непроглядной ночи…
Густая розоватая мгла стояла над вечерним городом. Земли не было видно. Город уходил вдаль, ощетинившись в небо каменными надолбами зданий. Они то плотно грудились, то раздавались вширь, прорезанные темными ущельями улиц, - серо-стальные громады, в зеркальных стеклах которых отражался глубокий синий цвет наступающих сумерек. Из расщелин трасс поднимался влажный туман, скрывающий очертания подошв, и казалось, что небоскребы парят в воздухе и постепенно тонут в нарастающей снизу плотной клубящейся дымке.
На крыше одного из домов-башен оборудована смотровая площадка. На блестящем белом полу за тонким витым парапетом, на изысканном резном кресле-качалке полулежит человек с усталым лицом; одна его тонкая рука небрежно свесилась с колен.
Человек смотрит, как огромный красный диск солнца медленно движется вниз. Небо наполняется густой, тяжелой синевой, город внизу покрывается тенью; словно пожар, вспыхивают окна высотных зданий - те, на которые падают последние лучи уходящего светила. Где-то далеко вверху проступают неровным мерцанием первые звезды, где-то внизу загораются первые лампы.
- Слишком медленно, - невыразительным голосом говорит усталый человек, и, как по мановению волшебной палочки, все тотчас же изменяется.
Солнце, на глазах багровея, увеличиваясь, будто наливается кровью и отвесно падает вниз; отразившись от горизонта, оно подпрыгивает вверх два-три раза и исчезает в бездне за окоемом. Мгла, вспучиваясь, охватывает дома; окна полыхают алым сиянием - и тут же чернеют, чтобы возгореться вновь, на этот раз - оранжевым неживым огнем. Ночь обрушивается на город.
Усталый человек водит джойстиком, и, подчиняясь воле дирижера, загораются лучи и стрелы улиц и проспектов и в сгущающемся мраке возникает необъятная карта города: возносящиеся ввысь черные столбы зданий с желтыми, зелеными, синими огнями окон, пересеченные цепочками огней, обозначающими оживленные магистрали с мчащимися по ним в разные стороны белыми, красными огнями машин.
Еще одно движение - и на город легла непроницаемая тишина. Замерло любое движение - лишь, сколько хватал глаз, мерцали и переливались огни, близкие и далекие, большие и малые.
В небе появились контуры созвездий, высыпала величественная картина вечных звезд. Город, как гладь воды, отражал собой небо. Словно рукотворная Галактика, раскинулся он внизу. Как завитки спиралей шли его проспекты, как звезды горели огни окон. И если взять телескоп и навести его на звезду, то там, в глубине, на каждой звезде можно обнаружить разумную жизнь - человека со Вселенной скорбей и радостей, заключенных в его душе. Миллионы огней - миллионы разных вселенных, удивительных, уникальных, неповторимых. Они пришли в мир лишь однажды; ни до, ни после не будет ничего похожего. Они где-то там, за безграничной пустотой пространства.
Легкое прикосновение пальцев к пульту - и огни начали гаснуть, по одному и целыми созвездиями. Тишина сковывала, давила своей тяжестью, словно заливала бетоном. Мрак прочнел, отстаивался, небо почти смешалось с землей, только светящиеся линии зданий раздвигали их, но домам не под силу было нести на себе груз неба, и они исчезали один за другим. Тьма подступала, как вода, поднимаясь все выше и выше, заполняя собой все. Ночь, черная, беспросветная ночь вступила в свои права. Еще сопротивляясь ей, тлели несколько одиноких огоньков, но вот потухли и они.
И тьма объяла мир.
Принц Мрака встал. Ничего не было вокруг.
И раздался голос:
- Тьма всесильна и вечна. Вселенная состоит из бесконечной, безграничной тьмы с вкраплениями звезд. И они тоже погаснут, их жизнь коротка - а тьма непреходяща. Спите, спите, смертные. Вы треть жизни проводите во тьме, во сне, в объятиях кошмаров и небыли. Треть жизни вы лежите в оцепенении сна, приготовляясь к оцепенению смерти. И жизнь ваша - затмение ума, сон наяву, она коротка и бессмысленна. Вы все придете ко мне, вы все придете в Смерть. Я - Принц Мрака, властитель Вечности.
И не успел умолкнуть голос, как на востоке воздух стал прозрачен, небо еле видимо позеленело, и легкое сияние обозначило горизонт - то, завершив круг, вставало светило. Лицо Принца Мрака посерело, ненависть сузила его глаза, кожа на лбу собралась в глубокие складки, а улыбка превратилась в оскал, точно его пронзила острая и мучительная боль.
Начинался новый день…
ГЛАВА 4
И вновь Дорана подняли с постели - в 05.15 позвонил Сайлас:
- Шеф, ты срочно нужен в студии. Приезжай сейчас же. Тут серьезные проблемы. Извини, я должен бежать… - и отбой. Что за напасть?! Но Сайлас зря не позвонит.
Второй раз подряд, совершенно не выспавшись, Доран летел в телецентр с мраком в душе, тяжестью в животе и кривой трещиной в мозгу. После ночного звонка из ниоткуда что-то разладилось в его пищеварении - сначала живот схватило, потом отпустило, но от этого Дорана бросило в холодный пот, и такая началась тоскливая истома, что казалось - душа с телом расстается от неведомой, загадочной и роковой болезни. За какой-нибудь час Доран поверил в И-К-Б и разуверился в таблетках; ему вновь, как позавчера, стало ясно, что человек может умереть просто так, вдруг, при полном здоровье, по прихоти невидимых нездешних сил. Некоторое время он был близок к отчаянию и искренне собирался лететь в «Паннериц» к Орменду или всерьез помолиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Хиллари повертел бумажку в пальцах, Ах, Гаст…
- Ты смог мне угодить.
- Стараюсь, вон из кожи лезу.
- А как дела со «Взрывом»?
- Завтра! - Гаст вскинул руки, защищаясь. - Это у меня отложено на ночь, есть кой-какие мыслишки. Если мне понравится - завтра к обеду я дам эту программу…
- Чаку, - твердо велел Хиллари. - С пояснениями. И ты услышишь от него «спасибо». Без какой-либо моей подначки, обещаю.
- Сводничество - это дар божий или можно научиться? - кисло спросил Гаст.
- Это составная часть харизмы, - пояснил Хиллари - Кстати, что ты тут… мнн… пел? Хлип, если не ошибаюсь.
- Он, родной. «Раздача по мордасам», диск тред - Гаст стал само благоговение. - Мне сказали, что Малютка Кире идентифицировала Фанка из театра как Файри, первого танцовщика Хлипа! Ты представляешь, что это значит?!!
- Только то, что последние месяцы жизни Хлипа осядут в нашей информотеке и мы с резьбы сорвемся, соображая, как бы эту ничью собственность пустить в продажу в обход баканарской секретности, - вздохнул Хиллари. - Для начала утешимся тем, что мы первыми увидим эти эксклюзивные кадры… если поймаем Фанка.
- Нет, не это, - помотал вихрами Гаст. - Если… если Фанк, то есть Файри, был в студии Хлипа последние полгода - значит, он держит в памяти роковой диск Хлипа. Тот, тринадцатый, объявленный, но так и не вышедший - «На берегу тумана». Хлип в аффекте стер все студийные записи - но не мозг Файри! Он же не был кибер-техником, он наверняка не сообразил! Иначе бы Фанк давно оказался на перезаписи и не был тем, кто он есть сейчас. Все ведь и думали, что кто-то выкрал Файри и Санни, чтоб списать с них «На берегу…», но если б так - вор давно бы продал запись! Это ведь сумасшедшие деньги… а они, оказывается, бродят по Городу без поводка!
Хиллари с горькой досадой подумал: «Зря я вышел из фэн-клуба „Хлип-Гриннин“ и забыл все в суматохе работы. Похоже, я лишил себя этой минуты восторга… и всех лет упования, которые верные хлиперы ждали, обретения тайного Тринадцатого диска, на котором - откровения и озарения кумира, на краю жизни заглянувшего в Смерть. Как далеко все это от меня ушло…»
Доран устал. В уик-энды он всегда уставал больше, чем в будние дни, - работать приходилось интенсивно, с полной выкладкой - ведь известно, что выходной большинство централов проводят в телевизионной, а даже если и выходят в гостиную или на кухню, то и там у них стоит по телевизору, а некоторые, не в состоянии расстаться с говорящим экраном, берут его с собой в туалет и в ванную, благо есть миниатюрные модели на присосках. Да и зачем куда-то ехать, что-то смотреть - неизвестно еще, увидишь или нет, а вот ноги оттопчут наверняка, - когда есть ребята, профессия которых заключается в том, чтобы красочно, занимательно, интересно отснять любое событие и доставить его на дом, прямо в постель. «Смотрят, не наглядятся очи; слушают, не наслышатся уши…» Любопытство - неистребимый инстинкт человека - превратило потребность в новой информации в огромный рынок, где новости покупают и продают, где их жарят, парят, готовят особым образом, препарируют и анатомируют. Кто окунулся в мир телевидения, тот либо вылетел, не выдержав бешеного темпа и чудовищной конкуренции, либо стал прожженным циником, который любую страсть, любое горе расценивает только с точки зрения «смотрится - не смотрится» и «продается - не продается». Именно таким и был Доран, но даже он истощался.
Он работал вживую, открыв новую область в тележурналистике: он показывал и анализировал не то, что случилось вчера и позавчера, а то, что происходит непосредственно в данный момент, сейчас. Он вел одновременно двадцать дел, вламываясь со своей бригадой в любую дверь; у него было три бригады - но он был один. Работоспособность у него была фантастическая, но сегодня он выработал весь ресурс и выдохся. Этот уик-энд дался ему особенно тяжело. Вечерний выпуск Доран вел уже на автоматизме, говорил одно, а думал другое. Думал он об отдыхе - как он прилетит домой, поваляется в горячей ванне и… только не телевизор! В доме у Дорана во всех восьми комнатах не было ни одного телевизора. Вторую квартиру Доран купил рядом с телецентром, чтоб не тратить лишнего времени на перелет.
Но вышло вовсе не так, как ему хотелось. Он искупался, но вместо приятной истомы в нем проснулась неуместная жажда деятельности. Сон пропал напрочь, и Доран, помаявшись и не чувствуя той легкой тяжести в веках, что предшествует засыпанию, просто наглотался таблеток и уже через четверть часа ощутил, как его опрокидывает и тянет в темноту. Осталось закрыть глаза и вырубиться.
…Проснулся Доран глубокой ночью, словно от внезапного толчка. Несколько секунд он с боязнью прислушивался к сильным ударам сердца, пока не понял, что его разбудил звонок. Доран спросонок подумал, что звонит будильник и что пора снова лететь на студию, и его охватила мимолетная тоска, что он не выспался - но тут он понял, что звонит трэк, лежащий на тумбочке. Доран посмотрел на светящийся циферблат часов - 03.23, - и его колыхнула еще одна волна страха. Дело в том, что у Дорана было феноменальное чувство времени, он никогда не ошибался даже на секунду, даже пьяный - и вдруг так досадно перепутать ночь с рассветом!..
«Эти ублюдки попортили мне что-то в мозгу, - с дрожью и ненавистью подумал Доран, взяв трэк. Трэк был личный, особый, его номер знали не больше десятка самых близких и нужных друзей. Но кому понадобилось звонить в самую глухую пору?!
- Алло. Доран слушает.
Молчание. Может, его подруга Бэна, элитная топ-модель, с которой он в клочья разругался с полгода назад, в хмельном угаре звонит с какой-нибудь затянувшейся вечеринки?.. Тишина. Доран уже хотел прервать связь, когда профессиональным чутьем понял, что на том конце его слушают, он обостренно почувствовал чужое мерное дыхание.
- Крошка, - устало и сонно проговорил Доран, - быстро говори, что там у тебя, а то я спать хочу.
- У вас все в порядке, Доран? - голос был ровный, с прекрасной дикцией, каждое слово было проговорено ясно и внятно. Доран замер; он никогда и нигде раньше не слышал такого голоса - голоса человека, наделенного абсолютной властью.
- Надеюсь, вы сможете решить свои проблемы со здоровьем. Это излечимо, Доран.
- Что? Какого… - Доран не мог понять, что происходит. - Кто это говорит?
- Принц Мрака Ротриа, - тем же тоном ответит голос; Доран услышал в голосе улыбку. - Спокойной ночи, Доран.
Дыхание исчезло. Доран бросил трэк на кровать. Его снова охватил всеобъемлющий, панический, неконтролируемый ужас. Ему показалось, что он сходит с ума; потом он подумал, что, может, звонок и ночной разговор ему приснились. Вновь схватив трэк, Доран поспешно включил определитель номера - ничего! цифровая панель осталась чистой. Он позвонил на свою станцию трэковой связи.
- Скажите, откуда был звонок на номер JAS-548219.
- Уточните, пожалуйста, в пределах какого времени вам нужно проследить звонки, - вежливо попросил бесплотный голос, впечатанный в микросхему.
- Вот, только сейчас. Несколько минут назад.
- Извините, но с 22.15 на ваш номер звонков не было.
Доран закопался в подушки, несколько раз завернувшись в одеяло. Его трясло, его мучил безотчетный, все разрастающийся страх, поглощающий каждую клетку тела и парализующий волю, ему хотелось кричать и бежать вон из дома, но он понимал всю глупость этой мысли и продолжал кататься и корчиться на постели, один, в кромешной темноте непроглядной ночи…
Густая розоватая мгла стояла над вечерним городом. Земли не было видно. Город уходил вдаль, ощетинившись в небо каменными надолбами зданий. Они то плотно грудились, то раздавались вширь, прорезанные темными ущельями улиц, - серо-стальные громады, в зеркальных стеклах которых отражался глубокий синий цвет наступающих сумерек. Из расщелин трасс поднимался влажный туман, скрывающий очертания подошв, и казалось, что небоскребы парят в воздухе и постепенно тонут в нарастающей снизу плотной клубящейся дымке.
На крыше одного из домов-башен оборудована смотровая площадка. На блестящем белом полу за тонким витым парапетом, на изысканном резном кресле-качалке полулежит человек с усталым лицом; одна его тонкая рука небрежно свесилась с колен.
Человек смотрит, как огромный красный диск солнца медленно движется вниз. Небо наполняется густой, тяжелой синевой, город внизу покрывается тенью; словно пожар, вспыхивают окна высотных зданий - те, на которые падают последние лучи уходящего светила. Где-то далеко вверху проступают неровным мерцанием первые звезды, где-то внизу загораются первые лампы.
- Слишком медленно, - невыразительным голосом говорит усталый человек, и, как по мановению волшебной палочки, все тотчас же изменяется.
Солнце, на глазах багровея, увеличиваясь, будто наливается кровью и отвесно падает вниз; отразившись от горизонта, оно подпрыгивает вверх два-три раза и исчезает в бездне за окоемом. Мгла, вспучиваясь, охватывает дома; окна полыхают алым сиянием - и тут же чернеют, чтобы возгореться вновь, на этот раз - оранжевым неживым огнем. Ночь обрушивается на город.
Усталый человек водит джойстиком, и, подчиняясь воле дирижера, загораются лучи и стрелы улиц и проспектов и в сгущающемся мраке возникает необъятная карта города: возносящиеся ввысь черные столбы зданий с желтыми, зелеными, синими огнями окон, пересеченные цепочками огней, обозначающими оживленные магистрали с мчащимися по ним в разные стороны белыми, красными огнями машин.
Еще одно движение - и на город легла непроницаемая тишина. Замерло любое движение - лишь, сколько хватал глаз, мерцали и переливались огни, близкие и далекие, большие и малые.
В небе появились контуры созвездий, высыпала величественная картина вечных звезд. Город, как гладь воды, отражал собой небо. Словно рукотворная Галактика, раскинулся он внизу. Как завитки спиралей шли его проспекты, как звезды горели огни окон. И если взять телескоп и навести его на звезду, то там, в глубине, на каждой звезде можно обнаружить разумную жизнь - человека со Вселенной скорбей и радостей, заключенных в его душе. Миллионы огней - миллионы разных вселенных, удивительных, уникальных, неповторимых. Они пришли в мир лишь однажды; ни до, ни после не будет ничего похожего. Они где-то там, за безграничной пустотой пространства.
Легкое прикосновение пальцев к пульту - и огни начали гаснуть, по одному и целыми созвездиями. Тишина сковывала, давила своей тяжестью, словно заливала бетоном. Мрак прочнел, отстаивался, небо почти смешалось с землей, только светящиеся линии зданий раздвигали их, но домам не под силу было нести на себе груз неба, и они исчезали один за другим. Тьма подступала, как вода, поднимаясь все выше и выше, заполняя собой все. Ночь, черная, беспросветная ночь вступила в свои права. Еще сопротивляясь ей, тлели несколько одиноких огоньков, но вот потухли и они.
И тьма объяла мир.
Принц Мрака встал. Ничего не было вокруг.
И раздался голос:
- Тьма всесильна и вечна. Вселенная состоит из бесконечной, безграничной тьмы с вкраплениями звезд. И они тоже погаснут, их жизнь коротка - а тьма непреходяща. Спите, спите, смертные. Вы треть жизни проводите во тьме, во сне, в объятиях кошмаров и небыли. Треть жизни вы лежите в оцепенении сна, приготовляясь к оцепенению смерти. И жизнь ваша - затмение ума, сон наяву, она коротка и бессмысленна. Вы все придете ко мне, вы все придете в Смерть. Я - Принц Мрака, властитель Вечности.
И не успел умолкнуть голос, как на востоке воздух стал прозрачен, небо еле видимо позеленело, и легкое сияние обозначило горизонт - то, завершив круг, вставало светило. Лицо Принца Мрака посерело, ненависть сузила его глаза, кожа на лбу собралась в глубокие складки, а улыбка превратилась в оскал, точно его пронзила острая и мучительная боль.
Начинался новый день…
ГЛАВА 4
И вновь Дорана подняли с постели - в 05.15 позвонил Сайлас:
- Шеф, ты срочно нужен в студии. Приезжай сейчас же. Тут серьезные проблемы. Извини, я должен бежать… - и отбой. Что за напасть?! Но Сайлас зря не позвонит.
Второй раз подряд, совершенно не выспавшись, Доран летел в телецентр с мраком в душе, тяжестью в животе и кривой трещиной в мозгу. После ночного звонка из ниоткуда что-то разладилось в его пищеварении - сначала живот схватило, потом отпустило, но от этого Дорана бросило в холодный пот, и такая началась тоскливая истома, что казалось - душа с телом расстается от неведомой, загадочной и роковой болезни. За какой-нибудь час Доран поверил в И-К-Б и разуверился в таблетках; ему вновь, как позавчера, стало ясно, что человек может умереть просто так, вдруг, при полном здоровье, по прихоти невидимых нездешних сил. Некоторое время он был близок к отчаянию и искренне собирался лететь в «Паннериц» к Орменду или всерьез помолиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45