– Вы давно летите?
– Недели две… нет, наверное, больше. Не знаю точно.
– Наверное, больше, – сказал он, – если он перехватил вас у белларонского канала… Никак не получается, чтобы две недели. Мы его атаковали, как я понимаю, с неделю назад. Он ушел куда-то, заметает следы. Или сразу на Глостию взял курс.
– Зачем же вы его атаковали? – спросила я, – ведь глупо же?
– Ну почему, – обиделся ско, – не так уж и глупо. Если бы подкрепление успело… И потом, мы просто обязаны были по уставу, видишь ли, он обстрелял пассажирское судно и отказывался от стыковки и досмотра.
– Еще бы, – усмехнулась я, – у вас ведь возить наркотики считается, вроде как, наказуемо, а у Аригайрта все коллекторы битком…
– Ну да. И главное – захваченные люди. Незаконно захваченные, – добавил Ильтен.
– Все равно глупо, – сказала я, – у него один кристаллический деструктор чего стоит, а гравитационные орудия… Я, в общем-то, его корабль снаружи не разглядывала, но по действию можно понять.
Ильтен внимательно на меня посмотрел.
– Все же ты где-то служила, преступница, а? Хоть и не в полиции?
– Да нет, – вздохнула я, – практически нет. Тринадцать лет учебы в школе Легиона и три месяца практики в качестве звездолетного техника…
Ско протянул мне руку.
– Меня зовут Ильтен. Можно просто Ильт.
– Я уже поняла. Меня зовут Синь. Синагет Ледариэн.
– Красивое имя, – похвалил он, и мне стало приятно. Ладонь Ильта оказалась твердой, сухой и теплой.
– Ты серетанка?
– Наверное. Не знаю. Выросла на Серетане.
– Глаза у тебя артиксийские.
– Да, мне это говорили. Но я не знаю своих родителей. Я выросла в школе.
Ильт с сочувствием посмотрел на меня и кивнул. Чем-то неуловимо он напоминал мне Элдженета. Не знаю даже, чем… внешне, вроде, совсем не похожи. Я подумала об Элдженете и ощутила острый приступ тоски. Неужели все, все кончено? Никогда не вернутся те времена – школа, девчонки… и Элдженет, друг Лус где-то там на заднем плане. Бравый капитан Дзури. Змей забери, да и белгазийская база для меня сейчас казалась потерянным раем.
Впрочем, я не так уж далека от истины.
Мы долго разговаривали. Как-то у нас поехало, как по маслу, едва речь зашла о кораблях и оружии. Я рассказывала Ильту про «Страгонов» и «Найков», наверное, это были государственные тайны, но какие к змею сейчас тайны… Ильт от души веселился.
– Четырнадцать ракет, говоришь…
– Ну да. «Воздух-земля» или «воздух-воздух»… А если космические вешать, то восемь. Но это редко так бывает, чтобы с полной загрузкой… Знаешь, радиус-то сокращается.
– Ох, бедняги… радиус сокращается.
– А что, у вас не так? На ваших ландерах?
– Ну у нас тоже есть понятие радиуса действия… в парсеках, – пояснил Ильт. Я застонала.
– Так ты сама-то летала?
– Ну да, случалось. В школе. Я только на шестом «Страгоне»…
– Ага. Ну и как?
– Да ничего, до шести «же» я свободно держу.
– Боже ты мой, какое варварство! Сколько тебе лет-то было?
– Семнадцать, восемнадцать… А что?
– А гравикомпенсаторы на что?
– Ну уж простите… не придумали… умишком не вышли… звиняйте великодушно.
Я ехидничала, а на сердце скребли кошки. Тебе бы, змеиное отродье, выйти разок из пике на шести, на восьми «же»… А Грейт не справился с управлением, или что-то там отказало, так и не разобрались, и не сработала катапульта. А на ваших супер-пупер-ландерах стоят гравитационные сплетения, и вы вообще не знаете небоевых потерь, разве что в подпространстве какой одиночка заблудится.
Ильт тоже напропалую выдавал государственные квиринские тайны. Даже, забывшись, начинал мне рисовать пальцем на стене схемы связи гравитационной ходовой части с реактивной. Я никак не могла понять, каким образом эти части взаимодействуют, и как получается, что при их совместной работе так улучшаются все летные показатели…
Вскоре принесли ужин. Мы взяли миски и вернулись на законные, насиженные места. На них уже никто и не претендовал, и похоже, все тихо смирились с тем, что я общаюсь с новичком. Оно и вполне естественно – ведь полицейским как-то несподручно иметь дело с бывшей преступницей, а ско без разницы, он не серетанец. Ну и его можно понять, я ведь девушка молодая, красивая… Уверена, что в черепушках моих товарок зрели целые кладези сплетен, готовые в любой момент взорваться вулканом. Но мне это как-то безразлично. Тут уж не скажешь о нас ничего плохого, верно? Ведь мы все время на виду у всех, и все видят, что Ильт даже рукой меня не коснулся ни разу…
Я вознамерилась проглотить выданную вместе с ужином таблетку сэнтака. И тут рука Ильта перехватила мое запястье. Я с удивлением посмотрела на него.
– Ты чего?
– Подожди немного, – попросил он. Я опустила руку с таблеткой. Ильт прошептал.
– Не ешь эту гадость. Можно в туалет выбросить, если незаметно.
– Поздно, – ответила я так же тихо, – я уже привыкла.
Ильт яростно помотал головой.
– Отвыкнешь.
– Это очень тяжело.
– Ты сможешь. Синь, пойми, пока мы не в зависимости от них – мы не рабы на самом деле.
Я молчала, глядя в пол, не зная, что ответить. Ильт, в общем-то, был прав. Я легкомысленно отнеслась к сэнтаку, но ведь именно так Аригайрт и добивается полного подчинения своих рабов. Не надо бы таблетки принимать… лучше перетерпеть. Но…
– Ильт, не все ли равно? Ведь нам уже не выбраться с Глостии… Это теперь наша жизнь.
– Ты ешь кашу, – посоветовал он. Мы налегли на еду, чтобы не вызывать подозрений. Таблетка так и была зажата у меня в кулаке. Действительно, пойти в туалет и выбросить. Она быстро растворяется, никто не заметит…
– Я лично не собираюсь там задерживаться, – негромко сказал Ильт.
– А что делать? – спросила я жадно.
– Бежать, конечно.
Я вдруг сообразила.
– Подожди, ты же ско… у вас должны быть эти… подпространственные маяки.
– Нет у меня маяка, – сказал Ильт, – он на бикре крепится. Помощь вызвать мы не сможем. Но что-нибудь обязательно придумаем. Только надо желание это сохранить, понимаешь? Не сдаваться.
Это он про сэнтак… Не сдаваться. Но ведь от него освободиться уже невозможно. Сколько раз нам говорили. Ломка, и все такое. Я принимаю уже достаточно долго.
– Ильт, я уже две недели принимаю. Я не смогу.
– Сможешь, – яростные угольно-черные глаза блеснули на меня, – сможешь. Ты ведь легионер. У тебя получится.
Получится… даже стонать ведь нельзя будет.
– Ильт, если они узнают, что мы не принимаем таблетки, будут вводить насильно.
Он кивнул.
– Мне уже вводили насильно, – сказал он, – я согласился на таблетки поэтому. Но здесь контролировать каждого они уже не могут. Надо просто аккуратно это делать. Синь, две недели – не так страшно. Два дня перетерпишь, не больше…
…Таблетка упала бесшумно. Никакого плеска не было. Но я тут же спустила воду, и в шуме унитазного водопада шипение растворяющегося сэнтака потерялось окончательно.
… Глин оборачивает флакон носовым платком, потом, испытующе глядя на нас, достает из кармана розоватую круглую таблетку, бросает в жидкость. Сэнтак шипит, растворяясь.
– Круто! – глаза Мики блестят.
– А то!
Глин поболтала флаконом и сделала первый глоток грапса. Лицо ее сразу покраснело, выступили слезы. Глин поспешно отправила в рот кусок хлеба и передала грапс дальше. Следующей оказалась я. Глотнула, набрав побольше воздуха.
Все-таки здорово с сэнтаком. Всего-то пара глотков, а… все такие милые вокруг, такие добрые… хочется всех любить, петь и болтать без умолку…
Сэнтак, ты сыграл со мной страшную шутку. Когда-то казалось – символ свободы, маленького подросткового бунта против осточертевших преподов и сволочного Кэр-Нардина. Теперь – символ рабства… Все равно ведь рабства. А какая разница, мы все равно рабы, и в школе были рабами, и на Базе я выполняла задание, которое вовсе не хотела выполнять, и вообще по жизни никакая свобода меня не ждет. Змеева военная карьера. Ну, буду сэнтак собирать, не все ли равно. Это хоть приятно… приятно… очень приятно. Это рай.
Нет, это у меня депрессняк уже начинается. Ни о чем не думать. Ни о чем. Все, что я сейчас думаю – неправильно. Потому что депрессняк. Просто жить. Попытаюсь заснуть. Свет уже выключили, в камере стоит ровное мерное дыхание. Ильт, вроде бы, тоже дрыхнет.
Заснуть не удалось. Голова начала болеть к полуночи. И все остальное тоже. Особенно правая рука. Старый ушиб. Главное – ни о чем не думать. Я переживу эту ночь, и утром будет легче. Точно – легче. Я смогу. Я легла на живот и сцепила зубы.
… Ильт вовсе не спит. Он сидит, привалившись к стене, возле меня и держит мою руку. Мою руку, которую ломают паровым молотом. Бух-бух… бух-бух… Ильт вытирает мне пот со лба. Он думает, мне легче оттого, что он не спит. Да, может быть, и легче. Не знаю. Неужели могло быть еще хуже? Тошнит. Надо, наверное, встать, дойти до туалета, но я не смогу…
Утром. Утром будет лучше. Дожить до утра. Я доживу. От этого же не умирают. Наоборот, я буду долго жить. Сколько еще до утра? Хочется думать, что немного, что я уже много часов вот так лежу, стискивая зубы, давя стон. Но в таком состоянии время растягивается. Будем считать, прошло два часа от полуночи. Еще два раза по столько – вот и утро. Два раза… нет, так я не буду думать. Это слишком жутко.
Почему-то моя голова лежит на коленях Ильта. И мотается из стороны в сторону – туда, обратно, снова туда. Так кажется легче. Теплая сухая рука легла мне на лоб, придержала голову.
– Тихо, – прошептал он. И он прав. Так нельзя. Ведь поймут все! У моих губ оказывается кружка с водой. Зубы стучат о кружку. Но пить мне на самом деле хочется. Спасибо…
Я все-таки заснула, а когда открыла глаза, свет уже горел, и боль почти прошла. Только все серое такое вокруг, мрачное. Ничего не хочется. Жить не хочется. Даже несмотря на то, что боль прошла. Прошла, а радости нет. Ильт присел рядом со мной, поставил на пол утренний хлеб и чай.
– Синь, ты поешь. Сможешь сесть?
Есть не хочется. Но ведь они поймут, что происходит. Надо поесть. Зачем – не знаю… зачем это все? Просто надо довести до конца. Есть такое слово – «надо». Я не буду себя уважать, если не сделаю этого. Даже если непонятно, зачем… Да просто так. Надо. Я подтягиваюсь по стене. Рывком подтягиваю хлеб, судорожно кусаю. Вот пить хочется, это да.
– Синь, ты что, заболела?
Таргет. Надо же, заботливость проснулась… Видно, не совсем конченный она человек. Может, ее тоже на Серетане ребенок ждет. В пансионе.
– Ага, – выдавила я, – По-моему, температура… что-то плохо себя чувствую.
– Да нет, – Таргет тронула мой лоб, – температуры нет. Но выглядишь ты неважно.
– Она у стенки спала, – вмешался Ильт, – а стенка здесь, видите какая холодная? Простыла наверняка.
– Может, сообщить? – Таргет нерешительно кивнула на дверь.
– Ой, не надо, пожалуйста, – промямлила я. Ильт сказал.
– Думаю, надо еще подождать. Будет хуже – сообщим.
Слава Адоне, они хоть не решили, что у меня какая-нибудь новая суперинфекция, и я всех перезаражу.
Ильт оказался прав. Следующую ночь я практически не спала, но боли здорово ослабли. А к вечеру второго дня и вовсе почувствовала себя нормально.
Я рассказывала Ильту о Легионерской Школе. Он только головой качал. А потом он рассказывал, как у них на Квирине обучаются. Никаких профессиональных школ вообще нет. Все строго индивидуально. Выбираешь себе наставника и занимаешься сам, по программе. Ну, правда, занятия тоже не дай Адоне, подготовка у ско разносторонняя, прямо как у нас. Но они, во-первых, с детства все тренированные, как правило, все учатся летать сначала на компьютерных симуляторах, потом на планерах и всяких грави-примочках, потом уже на настоящих ландерах. Ну просто мода такая. Во-вторых, для теории у них есть мнемоизлучатели. У нас они тоже бывают, но только не в школе, это большой дефицит. Натянул такой – и запоминаешь с одного раза и прочно все, что услышал или прочитал. Здорово! Почему наши не закупят такие классные вещи?
– Все политика, Синь. Не разберешь…
– У нас говорили, вы собираетесь захватывать Империю…
– Это ваш Серетан-то? О чем ты, Синь? У нас война сагонская была тридцать лет назад. Население ниже критического уровня. Нам бы хоть сам Квирин заселить по-человечески.
– Я откуда знаю… нам так говорили. А что вы, правда с сагонами воевали?
– Я-то нет, конечно, а мои родители – да. У вас это не проходят?
– Да нет, как-то мельком… Что мол, приходили сагоны и уходили. Ну на одной планете их победят, другую они сожгут. А на Квирин они, вроде как, и не нападали ни разу.
– Нападали на наши корабли, базы, колонии. Мы вели войну в Галактике. У нас ведь лучший военный флот, да и гражданский тоже… Мы же вас прикрываем которое столетие. Об этом вам не говорят?
– Нет. Но… Ильт, а может, и вам лапшу на уши крутят?
– Насчет чего? Что мы Галактику прикрываем? Прости. Только это правда. Знаешь, сколько у нас осталось людей, особенно в возрасте от 50 лет? А ведь на нас не нападали. Они все погибли у безатмосферных баз, у подпространственных выходов, заметь – чужих, у Терры, Стании, Серетана…
– Зачем же вы это делали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71