– Ну видишь, не хочется, чтобы человечество вымерло совсем. Заменилось сагонским.
– Нас учили за Империю воевать. За ее интересы.
– А нам объясняют, что интересы человечества важнее, чем интересы Родины.
Я помолчала. Эта идея для меня была новой. А ведь, по сути, правильно. Ведь сама я недавно так думала – как бы хорошо всем объединиться, и беллари, и серетанцам, и дружно осваивать Космос, от врагов защищаться. Только вот насильным объединение не бывает, не может быть.
– А твои родители, значит, воевали, – сказала я, – и живы.
– Да нет, мать только жива. А отец, он позже погиб, в экспедиции. Так получилось. Мать на войне служила на крейсере в штабе, практически не летала во время войны. А отцу повезло, выжил, – объяснил Ильт.
– А мои вот, наверное, и не воевали… только их нет.
– Ну что же делать, – сказал Ильт тихо, – такая жизнь, Синь. Такая жизнь.
Я проснулась под утро. Рядом тихо перешептывались. Спать мне уже совершенно не хотелось. Как всегда, пробирал холодок, и по этому я поняла, что утро недалеко. Хоть отопление на ночь и добавляли, все равно без одеяла спать холодно. Я уловила в шепоте свое имя и замерла неподвижно, притворившись, что сплю. Впрочем, в темноте все равно ничего не разобрать.
Шептались две женщины, одна точно Дерри, а вторая уж не знаю, кто. Говорили обо мне и об Ильте. Ну разумеется!
– …это и понятно. Он же квиринец, что ты хочешь? А она – тоже шалава еще та, просто так ведь не арестуют, верно? Да на этой базе, если хочешь знать, все…яди. Шутка, три тысячи мужиков и двадцать женщин. Нравы там еще те, я как одним глазком глянула, так и за голову схватилась… Чего ты от нее хочешь?
– Но все равно, так бесстыдно, – отвечал второй голос.
– Ну, мордашка у нее, надо отдать должное, смазливая. Мужиков завлекать она умеет. Конечно, и тут подцепила себе на крючок…
– Но это уж слишком! Ты знаешь, что я видела пару дней назад? Представляешь, ночью просыпаюсь, а она прямо на нем лежит и… – шепот понизился до критического уровня. Но я все равно разобрала возмутительную и гнусную клевету, измышления, порожденные воспаленным воображением старой девы, наблюдавшей, как моя бедная больная голова в бреду металась на коленях Ильта… Сердце мое вспрыгнуло в горло. Не выдержав, я вскочила. Потом уже сообразила, что глупо – в такой ситуации лучше уж сделать вид, что ничего не услышала. Что, будешь доказывать, что не делала того, что тебе приписывают? Ты перестала пить коньяк по утрам? Да или нет?
Но делать уже было нечего, отступать поздно. Дерри и Таргет сидели у стены. Таргет мне было неудобно бить, все же она старшая. Я мигом оказалась рядом с Дерри и залепила ей пощечину.
Пожалуй, слегка перестаралась – Дерри аж затылком в стену впечаталась. Тут же она вскочила и приняла боевую стойку. Тоже мне… Я едва не захохотала. Дерри и не думала что-либо говорить – да и что тут скажешь, все ясно, я все слышала. Полицейская крыса развернулась для удара, я просто взяла ее за руку, вывернула и прижала к себе захватом за шею.
– Ты тварь, – сказала я ей тихонько (сзади уже слышался какой-то шум), – если еще раз услышу какую-нибудь гадость…
Что-то свистнуло в воздухе, я едва успела уклониться. И конечно, выпустила Дерри. Это чей-то кулак – не разобрать в темноте, чей – едва не обрушился на мою голову. Змей, да они же все повскакали… И это все же полицейские. Не справиться мне с ними. Я прыгнула и оказалась у стены. Все-таки видно, хоть и темнота – но не абсолютная, откуда-то сверху, будто из щели свет просачивается, это, видимо, у них следящие камеры… Сейчас мне устроят. Ничего, это мы еще посмотрим. Я лихо отбивалась от нападающих. Нет, не справиться мне…
Вдруг особо назойливый полицейский полетел в сторону совершенно без моего участия. И вообще левый фланг как-то очистился. Я сначала осознала это, а потом посмотрела налево и увидела – рядом со мной стоит Ильт.
Ну здорово! Настоящий друг все-таки. Мы, значит, успели подружиться. Ильт вдруг произнес негромко, но так, что было слышно всем.
– Прекратите! Сейчас ведь газ пустят!
Как ни странно, эти слова подействовали вразумляюще – вкупе с ударами, которые мы раздавали направо и налево. Сокамерники как-то затихли, разошлись… Действительно, один раз у нас уже была большая драка, и пустили очень пакостный газ, потом сутки все тело чесалось, и глаза слезились. Повторения никому не хотелось.
Мы тоже легли на свои места. В камере стоял равномерный гул – все обсуждали происшествие. Я не стала прислушиваться, понимая, что ничего хорошего обо мне не скажут… еще сорвусь снова.
Что это со мной? В последнее время я будто совсем озверела. И выдержки – никакой. Ильт придвинулся ко мне ближе, прошептал.
– Ты чего, Синь? Что случилось-то?
– Да сама не знаю, – мне было стыдно теперь признаваться, что я так повелась на какие-то сплетни, – понимаешь, там бабы начали такое про меня нести… ну и я не выдержала, вмазала. Сама не понимаю, чего я так озверела.
– Просто ломка продолжается, – сказал Ильт, – раздражительность.
– Да, наверное…
Вскоре вся камера заснула.
Утром никто не поминал случившегося, но конечно, народной любви ко мне это происшествие не прибавило. Со мной и раньше-то никто не разговаривал толком, а теперь подчеркнуто поворачивались спиной. Особенно женщины. Никакого внимания на осуждающие взгляды я не обращала. Беседовала с Ильтом. На него тоже пала тень общего презрения, но он этого будто и не замечал.
Остракизм этот продлился недолго. Уже к вечеру, незадолго до ужина, мы почувствовали характерные ощущения мягкой посадки на гравитяге. Обсудили с Ильтом это событие и решили, что корабль уже вполне мог достичь Глостии. Наконец все затихло. Затих и неумолчный, непрекращающийся в полете легкий шум – звенящий шепот двигателей. Через час примерно дверь в камеру отворилась.
– Выходим по одному, – приказал охранник, – руки за спину.
Я пристроилась за Ильтом. Выходит, прилетели? Уже действительно прилетели? Ничего хорошего, вроде бы, не ждет впереди, а на душе радостно. Осточертело это помещеньице, и рожи полицейские осточертели вокруг. Да и почему ничего хорошего? На Нейаме уж мы постараемся удрать.
Хорошо бы с Ильтом попасть в одну… как это у них называется? На одну плантацию или еще куда. Ну и плевать, что он квиринец, главное – замечательный парень. И настоящий друг.
Но надежды мои не сбылись. Мы выходили из звездолета по одному, цепочкой, и внизу, на покрытии космодрома, двое стражников сразу же подхватывали каждого и легким пинком направляли в определенную сторону. Рядом дежурили две машины. Ильта, как и большинство мужчин, толкнули в правую, помассивнее, с крытым кузовом. Меня – в левую. Туда же определили остальных женщин (Лили так и не появилась… ясно, ей уготована более светлая судьба), а также нескольких мужчин, пожилых и более-менее хлипких на вид.
Я сразу села в угол, чтобы не смущать присутствующих своим видом. Верх у нашего грузовика был сделан из плетеной сетки, и я имела удовольствие обозревать окрестности… Впрочем, не только удовольствие. Я постаралась запомнить расположение полей космопорта, ворот, пронаблюдала процесс выпуска нашей машины из порта (охранник потребовал у водителя какой-то пропуск и что-то в нем отметил), ну и дальше я смотрела на дороги, рощи и здания, стараясь запомнить каждую мелочь.
Вполне может пригодиться.
…Прошел всего месяц, а мне уже осточертело. Все. Причем остальным куда легче – они регулярно, раз в сутки принимают сэнтак. А я так же регулярно демонстративно сую выданную мне таблетку в рот, а потом незаметно вынимаю ее и втихаря топлю в туалете. Здесь даже унитазов нет – страшно вонючая яма, над ней деревянный ящик с дыркой. Честно говоря, первые дни я никак не могла решиться на этот подвиг, и справляла свои потребности просто за хижиной.
Впрочем, наркоманам тоже не позавидуешь. С утра они еще бодро выходят на работу. Но к полудню уже почти у всех начинается абстиненция, все злые, у всех какие-нибудь боли, к вечеру все достигает апогея, и вот тут им выдают таблетки, на какой-то час они становятся тупыми и счастливыми, и быстро засыпают. Жизнь – хреновее не придумаешь, однако ни у кого не возникает и мысли как-то ее изменить – удрать там или бунт устроить. Хоть ханкеры (тут так называют надсмотрщиков и охранников) и помахивают плеточками для понта, всерьез никого не бьют. Все живут ради вечерней дозы, и ради нее готовы на все. Худшее наказание – дозу не выдают и запирают провинившегося в «штрафном сарае» (иначе он все разнесет ночью). Так что спасибо Ильту, я хоть от этих кошмаров избавлена.
Но им есть ради чего жить. А я вот эту цель жизни постепенно теряю. Все дни – в молочно-сером тумане. Глаза у всех больные, пьяные, зрачки расширенные. Ни с кем не поговоришь нормально. Работа мерзкая, говорят, здесь она различается по сезонам, вот сейчас мы должны обрывать высохшие нижние листья сэнтака. Действительно, автоматизировать сложно такую работу, это ж надо точно оценивать степень высыхания листа, да и подлезть под заросли живых листьев не так-то просто. Они еще и с шипами между прочим. Только сейчас я научилась как-то избегать шипов, и руки стали подживать, а поначалу все ходят расцарапанные.
Работа механическая, тупая, внаклонку, а солнце жарит невыносимо, голова начинает кружиться, но кого это волнует? Тут есть люди и послабее. Вон рядом со мной Кими, девочка со странной совершенно черной кожей, с какой это она планеты – Адоне ведает… Очень слабенькая, по-видимому, давно подсела на сэнтак. На нем ведь дольше пяти-семи лет и не живут. Аригайрту, видимо, это и выгодно, ему что, он новых рабов наберет. Кими всего лет пятнадцать на вид. Сейчас она уже шатается. Она раздета сверху, только грудь замотана серой тряпкой – ей-то хорошо, черная кожа, видимо, совсем не боится солнца.
Хорошо… да уж. Говорят, если упадешь – увезут в «больницу». А оттуда никто не возвращается. Там, видимо, главный способ лечения – эвтаназия.
Какая-то тень на меня упала. Я подняла глаза. Ханкер, сволочь… Стоит и хлыстиком своим поигрывает. Не на меня смотрит, что на меня смотреть – я ударник труда, уже на ряд других обгоняю. На Кими. Ждет, что ли, когда она свалится?
Главное – чтобы не заметили, что я не принимаю сэнтак. Все что угодно, лишь бы не заметили. Тупой вид и бессмысленное выражение глаз надо сделать, и руки чтобы двигались медленно… Сволочь хорошо одетая, в кепи с противосолнечным козырьком. За что ж ты нас мучаешь? За зарплату? За жизнь чуть-чуть получше? За ощущение своей крутизны? Я чувствую себя бесконечно униженной, именно потому, что он тут стоит хорошо одетый, сытый, наделенный властью, а я рядом с ним – согнувшись и в дрянных тряпках, едва прикрывающих тело. И жрать хочется, сил нет. И пить тоже. Ладно, это мы перетерпим. Всем хочется. Мне все-таки лучше, чем другим, я хоть терпеть умею.
Пока еще чувствую свое унижение, пока. А что будет, когда я перестану его чувствовать? Привыкну, будто так и надо жить?
Ханкер ушел. Слава Адоне, без тебя, гад, легче. Меньше вони. Я стала работать быстрее. Лучше побыстрее закончить и передохнуть немного.
Сзади раздался глухой звук. Я обернулась. Закусила губу. Кими лежала меж рядами без сознания. Ну все… кранты девчонке. Я осмотрелась по сторонам – никого вроде нет. Ханкер уже на противоположном конце поля, скрылся за холмом. Я подбежала к Кими.
Странно, глаза ее были открыты. Мутный только взгляд, бессмысленный. Но это уж как водится.
– Эй, вставай, – я потрясла ее за плечи. А чем еще ей помочь? – убьют ведь тебя, вставай.
– За…чем…– выговорили толстые губы Кими. Вот дура!
– Вставай… ну хочешь, я воды принесу?
Кими не отвечала. Ну ладно, придется рискнуть. Вроде бы ханкеров не видно. Конечно, может заложить кто-нибудь из рядом работающих, но… ладно, рискнем. Согнувшись, я стала пробираться вдоль ряда. Воды-то можно достать, тут ручей рядом, но это, само собой, запрещено. Ничего, время у меня есть – я на ряд дальше остальных. Пусть пока догоняют. Только бы не увидел никто.
Я пробралась вдоль ряда, осмотрелась – на открытом участке никого нет. Короткой перебежкой преодолела открытку. Нырнула в кусты, к спасительному журчанию ручья. Так, кружки и миски у нас на бедре привязаны, только оставь где-нибудь – сразу сопрут. Я набрала воды, напилась сама. Теперь обратный путь. Ладно, что они мне сделают? Запрут в штрафной сарай… Буду всю ночь орать, как сумасшедшая, изображая ломку. Вот разве что побьют, это, конечно, противно, не хотелось бы. Но тоже не смертельно.
Наконец я вернулась к Кими. Перевела дух – вроде хорошо сбегала, без приключений. Черная девчонка все так же и лежала, без движения. Я приподняла ее голову, дала напиться. Побрызгала на лицо.
Ничего. Никакого даже оживления. Тупой, абсолютно бессмысленный взгляд.
– Кими, вставай! Ты можешь! Давай вставай.
Никакого эффекта. Выходит, я зря рисковала.
– Вставай, сука! Слышишь, вставай, быстро!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71