— Где же теперь твои насмешки, отец? Я что-то не слышу их.
Кулейн выпрямился, устремив взгляд серых глаз в безжизненные зрачки своего противника. Теперь им овладела страшная уверенность, что нанести поражение Гильгамешу и остаться в живых ему не дано. Он попятился, споткнулся, и Гильгамеш прыгнул вперед. Однако Кулейн вдруг упал на землю, перекатился и встал прямо перед Гильгамешем. Меч Владыки Битв погрузился в грудь Кулейна, рассекая легкие, но меч Воина Тумана вошел снизу вверх в живот врага и пронзил сердце. Гильгамеш застонал, и его голова упала на плечо Кулейна.
— Я победил тебя, — прошептал он. — Я всегда знал, что так и будет.
Кулейн попятился, и труп соскользнул на землю, уткнувшись в нее лицом. Кулейн споткнулся: кровь заливала его легкие, душила его. Он упал на колени и уставился на рукоять меча, торчащую из его груди. Изо рта у него хлынула кровь.
На скале над ним закричала Горойен. Она спрыгнула вниз, подбежала к Кулейну и рывком вырвала меч из его груди. Он упал, а она вынула из кармана туники маленький Сипстрасси, поднесла к ране в груди… и замерла, глядя на свои руки — морщинистые, в коричневых пятнах старости.
Но как это могло быть, если пять тысяч человек погибли, чтобы напитать ее Кровь-Камень? И она поняла, что спасти ей жизнь может только вот этот осколочек Сипстрасси, который она держит над Кулейном.
Она взглянула в лицо умирающего.
Он попытался покачать головой, внушая ей, что она должна жить, и погрузился в сон смерти.
Рука Горойен опустилась, энергия перетекла в тело Кулейна, заживляя раны, исцеляя легкие, действуя, действуя, беря верх над его смертностью. Волосы у него потемнели, кожа на лице обрела молодую упругость.
Наконец камешек совсем почернел.
Кулейн очнулся и увидел, что рядом с ним распростерто похожее на скелет тело, увидел желтоватую седину волос. Он закричал от муки в холодное небо, — хотел приподнять ее, но шелестящий шепот его остановил. Красные гноящиеся глаза приоткрылись. Он скорчился над ней и услышал последние слова Горойен, богини Астарты, богини Афины, богини Фрейи.
— Вспоминай обо мне…
Последний тлевший уголек жизни угас, кости рассыпались в белесый прах, ветер подхватил его и развеял по каменистой земле.
Утер, Прасамаккус и Лейта молча шли вперед, а пятьдесят легионеров двигались шеренгой, держа щиты поднятыми. Черная крепость становилась все больше, все зловещее. В узких окнах не светилось ни единого огонька, а ворота казались чернее ночи.
Прасамаккус шел, наложив стрелу на тетиву, Лейта держалась рядом с Утером. Позади них шагал Магриг с шестью воинами Пинрэ. Его взгляд вперялся в спину Утера — стоило ему посмотреть на крепость, как ноги у него подкашивались, а сердце словно старалось выпрыгнуть из груди. Но куда бы ни пошел Берек, Магриг намеревался идти следом, а когда Царица-Ведьма будет мертва, божок отправится за ней. Магриг твердо знал, что принц ни за что не откажется от власти над пинрэйцами, и не собирался допустить, чтобы его край вместо чародейки терзал чародей.
С каждым шагом их напряжение росло в ожидании, что вот-вот вспыхнет пламя и пожрет их, точно призрачный легион, сотворенный Утером. Но пусть медленно, они приблизились к крепости, и Утер вступил на мост перед надвратными башнями. Он вынул Меч Кунобелина, взглянул вверх на словно пустующий парапет и шагнул вперед.
Внезапно из мрака выскочила звероподобная фигура, и жуткий вой прервал тишину. Гигантский волк ростом более семи футов, рыча, ринулся на принца.
Когтистые лапы сжимали боевой топор. Пропела стрела Прасамаккуса и вонзилась чудовищу в горло, но не задержала его. Утер бросился вперед, ловко отпрыгнул влево от опускающегося топора, Меч Кунобелина взвился вверх и отсек огромную руку у плеча. Чудовище завизжало, а меч врубился в его шею со всей силой, какую Утер сумел вложить в обе свои руки, сжимавшие рукоять. На глазах у них гигантское тело съежилось, и Магриг, протолкавшись вперед, уставился на мертвое, но теперь совсем человеческое лицо.
— Секаргус, — сказал он. — Я служил с ним десять лет назад. Хороший был человек.
Тут до толпившихся в напряжении воинов донесся нежданный звук, и они с удивлением переглянулись.
Ветер донес до них крик младенца, эхом отозвавшийся под сводами ворот.
— Возьми двадцать человек, — приказал Утер центуриону Дегасу. — Установи, откуда доносится плач. Остальные разделитесь на десятки и обыщите крепость.
— Мы пойдем с тобой, владыка Берек, — сказал Магриг, положив руку на меч. Он отвел глаза, опасаясь, как бы Утер не прочел по ним о его намерении. Утер просто кивнул и вошел в ворота. Дальше начинался лабиринт туннелей и лестниц. Утер поднялся на следующий этаж. Коридоры освещались фонарями, от которых исходил легкий аромат. Свет их был кроваво-красным. На стенах висели ковры со странными узорами, обрамлявшими сцены охоты и сражений. Повсюду виднелись статуи атлетов в разнообразных позах — мечущих копья, бегущих, поднимающих тяжести, борющихся. И все — из прекраснейшего белого мрамора.
Поднявшись почти на самый верх, они вошли в покои Горойен, где небольшую комнату почти целиком занимала массивная кровать, а стенами служили серебряные зеркала. На Утера отовсюду смотрели отражения. Простыни были шелковыми, а кровать — из слоновой кости, покрытой тончайшей резьбой и инкрустированной золотом.
— Она, несомненно, любила смотреть на себя, — заметила Лейта.
Прасамаккус промолчал. Ему было не по себе, но совсем не из-за Горойен. В конце-то концов, она могла его убить — и только. Но в воздухе чудилось что-то другое, и ему очень не нравилось, что Магриг не отходит от Утер, да и другие пинрэйцы держатся около принца, совсем его окружив. Они прошли в дальний покой, где пятифутовый золотой треножник поддерживал овальный черный камень в тусклых прожилках червонного золота.
— Источник ее силы, — сказал Утер.
— А мы можем им воспользоваться? — спросил Магриг.
Вместо ответа Утер быстро подошел к треножнику и поднял Меч Кунобелина высоко над головой. Одним ударом он разбил камень на мелкие осколки. И тотчас комната затуманилась — занавесы, ковры и мебель расплылись и исчезли. Они теперь стояли в пустом холодном помещении, освещаемом только лунным светом, косыми серебряными лучами падавшим в узкие высокие окна.
— Ее тут нет, — сказал Утер.
— Где она? — с нажимом спросил Магриг.
— Не знаю. Но Камень утратил силу. Радуйся.
Вы победили.
— Пока еще нет, — негромко сказал Магриг.
— Минуту твоего времени, — сказал Прасамаккус, когда Магриг, поджарый матерый волк, выхватил нож.
Воин медленно обернулся и увидел лук со стрелой, нацеленной на его горло.
Остальные пинрэйцы образовали круг, вытаскивая мечи и ножи. Лейта шагнула к ошеломленному Утеру.
— Коррин и правда значил для вас так много? — спросил бригант.
— Коррин? — ответил Магриг с ядовитой усмешкой. — Нет. Он был упрямым дурнем. Но вы думаете, я тоже глуп? Это не конец притеснениям, а только начало новых зол. Твоя магия и твои чары! — Голос его перешел в шипение. — От такой силы ничего хорошего не бывает. Только мы не позволим тебе занять ее место.
— Но я совсем не хочу занять ее место! — сказал Утер. — Поверь мне, Магриг, Пинрэ принадлежит вам.
У меня есть своя страна.
— Я бы и поверил тебе. Но ты уже один раз солгал. Ты сказал мне, что мы свободны служить тебе или уйти, и тем не менее в тени притаились лучники легиона. Мы были бы все сражены. Довольно лжи, Берек. Умри!
Еще не договорив, он ринулся на Утера. Принц отпрыгнул, и его меч нанес удар снизу вверх почти против его воли. Клинок вошел в бок Магрига, пронзил ребра и вышел наружу обагренный кровью. Остальные пинрэйцы тоже бросились в нападение. Первого сразил Прасамаккус — стрела пробила ему висок, второго убила Лейта.
— Остановитесь! — крикнул Утер громовым голосом с такой властностью, что воины замерли на месте. — Магриг ошибался. Я не замышлял никакого предательства! И говорю я так не из страха: по-моему, вы знаете, что мы можем перебить вас всех. Так прекратите это безумие!
На миг казалось, что он убедил их, но внезапно стоявший впереди метнул кинжал, и Утер едва успел уклониться от просвистевшего у его уха клинка. Лейта вонзила гладий в грудь ближайшего к ней врага, а Прасамаккус застрелил еще одного. Оставшиеся двое кинулись на Утера, он отразил удар первого и, повернувшись на пятке, ударил локтем в лицо второго. Меч Кунобелина рассек ему шею, и голова скатилась на пол. Лейта прыгнула вперед и блистательным ответным ударом пронзила горло последнего.
В наступившей тишине Утер попятился от трупов; страшная тоска тисками сжала его.
— Он мне нравился, — прошептал принц, глядя на мертвого Магрига. — Он был, хорошим человеком.
Почему он решился на такое?
Бригант отвернулся, пожимая плечами. Сейчас было не время говорить о Круге Жизни, о том, что поступки человека неизбежно приводят к расплате. С той самой минуты, когда Утер в ярости убил Коррина, Прасамаккус ждал минуты, когда пинрэйцы попробуют отомстить.
Это было столь же неизбежным, как приход ночи на смену дня.
— Почему? — повторил Утер.
— Этот мир безумен, — сказала Лейта. — Постарайся забыть.
Они вышли из холодной каменной комнаты и медленно спустились во двор. Там ждал Дегас, примерно сорок беременных женщин и одна успевшая стать матерью. Некоторые женщины плакали, но это были слезы облегчения. Два дня назад в темницах Серпентума их было заперто шестьдесят.
— Странная крепость! — сказал Дегас, невысокий, но могучего телосложения легионер. — Есть еще трое ворот, но они никуда не ведут — за ними только чернота и лютый холод. А совсем недавно вдруг исчезли все фонари и статуи. Ну все! Осталась только сама крепость, но по стенам уже пошли трещины.
Он еще не договорил, как надвратная башня начала оседать.
— Надо уходить, — сказал Утер. — Люди все здесь?
— Да, все римляне, но твоя охрана?
— Они не придут. Надо поскорее увести женщин.
Стена у них за спиной покачнулась, огромные камни заскрипели друг об друга, начали смещаться, пока легионеры помогали женщинам встать и выводили их из пасти ворот. Когда они все оказались на равнине, Дегас оглянулся.
— Матерь Митры! — воскликнул он. — Смотрите!
Мощная Железная крепость превращалась в пыль, . утренний ветер колыхал густые ее облака. Из леса выбегали легионеры, их приветственные крики оглашали ночь. Легионеры подхватили Утера и на плечах понесли его в лагерь. Когда над равниной взошло солнце, крепость исчезла. Теперь там виднелось только большое кольцо черных камней. Утер оставил Северина и остальных, подошел к выходу из лагеря и посмотрел на лагерь пинрэйцев, окутанный тишиной. Подчиняясь порыву, он покинул защиту валов и один направился туда, где сидели вожди пинрэйцев. Они угрюмо поглядывали на него, а некоторые потянулись за оружием. Сидели они в круге, а сзади стояли воины, словно на арене.
Утер мрачно улыбнулся.
— Завтра, — сказал он, — я покину Пинрэ. И теперь в нашей победе нет радости. Несколько дней назад мне пришлось убить человека, которого я считал своим другом. Сегодня я убил другого, которого уважал и думал, что он возглавит вас, когда я уйду. — Он обвел взглядом лица перед ним. — Я явился сюда помочь вам, и у меня нет желания править вами. Моя родная земля далеко отсюда. Коррин Рогер умер, потому что не мог совладать с ненавистью в своем сердце; Магриг умер, потому что не мог поверить, что в моем сердце ненависти нет. Сегодня вечером вы должны выбрать нового вождя — царя, если хотите. Ну а я больше никогда сюда не вернусь.
Ни слова не было произнесено, но их ладони уже не лежали на рукоятях мечей. Утер смотрел на них — на Бальдрика, с которым отправился в горы на поиски магического камня. В глазах Бальдрика была только холодная злоба. Рядом сидели Хогун, Кэрл и Рьял.
Они не сделали ни единого движения, но их ненависть не смягчилась.
Утер печально побрел в лагерь. Еще совсем недавно, возвращаясь с Бальдриком, он рисовал себе их поклонение. Теперь, чувствовал он, ему был преподан хороший урок. За время своего недолгого пребывания в Пинрэ он освободил целый народ, рискуя собственной жизнью, только чтобы заслужить их неугасимую ненависть.
Загадка для Мэдлина…
У входа его встретил Прасамаккус, и принц похлопал его по плечу.
— Ты тоже меня ненавидишь, мой друг?
— Нет. И они — нет. Они боятся тебя, Утер; они боятся твоей силы и твоей доблести, но больше всего они боятся твоего гнева.
— Я не испытываю гнева.
— Но испытывал в ту ночь, когда убил Коррина.
Это было кровавое деяние.
— Ты думаешь, я поступил не правильно?
— Он заслуживал смерти, но тебе следовало собрать людей Пинрэ, чтобы они его судили. Ты убил его слишком холодно и велел выбросить его тело воронью.
Гнев у тебя взял верх над рассудком. Вот чего не мог простить Магриг.
— Если бы не ты, я бы лежал сейчас мертвым, я это не забуду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34