— Так отвечай!
— Я Кулейн лак Фераг, а ты напал на мою воспитанницу.
Тот покосился на бесчувственную девушку.
— Она только обмерла. И она ведь убила Пагиса!
— Быстро и метко. Я похвалю ее, когда она очнется. Ты, мальчик, — мягко сказал он Туро, — встань позади меня.
Туро послушался, и Кулейн шагнул вперед.
— Не люблю убивать, — сказал он. — Но, к несчастью, нельзя допустить, чтобы ты и твой товарищ покинули это место живыми, так что у меня нет выбора.
Защищайтесь!
Секунду оба убийцы тупо смотрели на человека с посохом, затем один бросился вперед с боевым кличем.
Рука Кулейна скользнула к перехвату и резко повернула его верхнюю половину. Посох распался, и в правой руке Кулейна оказался серебряный клинок. Он отбил неуклюжий удар и обратным движением лезвия рассек шею нападавшего. Голова убийцы медленно отделилась от плеч и скатилась на землю. Жуткое мгновение туловище продолжало стоять, затем правое колено подогнулось, и тело упало рядом со страшной головой.
Туро судорожно сглотнул и заставил себя отвести глаза от трупа.
Оставшийся убийца бросился к своему коню, уронил меч и одним движением вскочил в седло. Кулейн перешагнул через труп, поднял лук Лейты, выбрал стрелу, натянул тетиву и пустил стрелу без всякой спешки, но с таким искусством, что Туро счел беглеца убитым еще до того, как она вонзилась ему между лопатками. Кулейн бросил лук, подошел к Лейте и бережно поднял ее на руки.
— Так никогда ничему и не научишься, Гьен, — прошептал он. — Еще одна лань для твоей коллекции?
— Он сын короля. Эльдаред ищет его смерти.
Кулейн обернулся и впился взглядом в принца. Туро заметил в его взгляде что-то новое, какое-то чувство, но не сумел распознать какое. И тут же лицо Кулейна вновь стало непроницаемым.
— Добро пожаловать к моему очагу, — сказал он просто.
Глава 3
Эльдаред, король бригантов, владыка Северной Стены, сидя выслушивал в молчании доклады своих охотников. Его сыновья Кэль и Морет, сидевшие рядом с ним, знали, что под видимым спокойствием их отца нарастает черная ярость.
Эльдареду шел пятьдесят второй год, и он был ветераном темных интриг и злоумышлении. Двадцать лет назад он внезапно перешел на сторону молодого римлянина Аврелия Максима в его споре за трон, предав собственного брата Касьока. С тех пор его власть все росла, а поддержка, которую он оказал Максиму, принесла ему большие богатства, но теперь его честолюбию было уже мало владычества над краем холмов и гор. В течение последних пяти лет он мало-помалу заручился поддержкой горских племен, постоянно воюющих между собой, и укрепил свое влияние на южных бриттов.
Теперь, чтобы опрокинуть трон, ему требовалась только смерть Аврелия и его слабосильного сына. А затем внезапное нападение на Эборакум сделает его положение неуязвимым.
И вот поразительной простоты план развеялся пеплом из-за глупого просчета. Трое королевских дружинников бежали, а мальчишка Туро бродит неведомо где в горах. Эльдаред хранил невозмутимость, глаза под тяжелыми веками ни намеком не выдавали снедавшую его тревогу. Мальчишка сам по себе никакой опасности не представлял: бесхребетный заморыш, уверяли все.
Но стоит ему добраться до Кэрлина, и Луций Аквила, хитрейший стратег, сделает его своей куклой в поисках союзников против Эльдареда. Не говоря уж о том, что стоит хоть одному из уцелевших добраться до Аквилы, и поход на Эборакум может обернуться гибелью.
Эльдаред отослал дружинников и посмотрел на своего сына Кэля, воина с ястребиными глазами, которому едва сровнялось двадцать.
— Что скажешь? — обратился к нему король, и Кэль улыбнулся.
— Отец, тебе же не нужно, чтобы я объяснял очевидное.
— Да, но мне нужно, чтобы ты показал, насколько понимаешь очевидное.
Кэль поклонился.
— Мальчишка пока не так уж важен. Укрылся где-то в сердце наших земель, и мы успеем заняться им на досуге. Прежде надо настигнуть троих беглецов.
Главное, римлянина Викторина. Аврелий прочил его себе в полководцы, и, думаю, именно он отговорил двух других искать короля.
— Отлично, малый. Но что нам следует предпринять?
— Сосредоточить поиски на юго-западе. Викторин проберется за Стену в Норчестере. Оттуда повернет на восток, а потом на юг к Эборакуму.
— Зачем ему выбирать окольный путь? — спросил Морет. — Это же только увеличит для него опасность.
В глазах Кэля блеснуло презрение, но он ответил невозмутимо:
— Викторин не дурак, братец. Он знает, что мы пошлем погоню на юго-восток, и таким маневром выиграет время. Придется воззвать к Горойен.
Морет кашлянул и заерзал на сиденье. Эльдаред промолчал.
— Есть ли у нас выбор, отец? — продолжал Кэль.
— Выбор? — гневно перебил Морет. — Еще один мертвый бригантский младенец для этой мерзкой бабы?
— А сколько бригантских воинов падет под стенами Эборакума, если мы не заручимся помощью Ведьмы? — возразил Кэль. — Верь я, что это принесет нам победу, я бы принес в жертву Ведьме хоть сотню младенцев.
— В чем-то Морет прав, — негромко сказал Эльдаред. — В этой смертельной игре я хочу властвовать над событиями. Туманные Чары могут послужить на пользу нам, но какой ценой? Думается, она ведет свою игру. — Он откинулся в кресле и уперся подбородком в сложенные домиком ладони. — Дадим охотникам еще два дня на поимку дружинников. Если они потерпят неудачу, я воззову к Горойен. Ну а мальчишка… наверное, его труп стынет где-то под сугробом. Тем не менее пошли в холмы Алантрика.
— Ему это не понравится! — засмеялся Морет. — Послать Королевского Бойца за сбежавшим мальчишкой!
— — Что ему нравится и что не нравится, решаю я, — сказал Эльдаред. — Это относится и к тебе. А весной у Алантрика будет достаточно случаев показать свое искусство бойца.
— А как же Меч? — спросил Морет.
Глаза Эльдареда блеснули, лицо потемнело.
— Не смей напоминать мне о нем! Никогда!
Викторин сидел возле узкого окошка харчевни и смотрел на развалины Стены Антонина, построенной много севернее грозных укреплений Адриана и протянувшейся от берега до берега на сорок с лишним миль.
Стена эта была сложена из торфяных брусков поверх каменного основания, и ее руины казались молодому римлянину зримым воплощением упадка Римской империи. Триста лет назад тут несли бы дозор три легиона и через каждую римскую милю стояла бы крепость.
Теперь тут вольно гулял ветер и царило почти полное безлюдье, если не считать деревушек вроде Норчестера у торговых дорог. Он прихлебывал пиво и искоса поглядывал туда, где Гвалчмай и Карадок сидели рядом чуть в стороне от бригантов, коренных местных жителей. Трое дружинников пробирались на юг уже девять дней. По дороге им удалось купить провизию и одежду у греческого купца.
Викторин теперь был облачен в длинное шерстяное одеяние и меховую куртку сборщика заказов. С плеча у него свисала кожаная сумка, в которой лежали стило, пергамент и письмо Публия Аристарха, удостоверявшее, что он Вар Сенека, сборщик заказов из Эборакума.
Хозяин харчевни, пожилой римско-британский ветеран, опустился на скамью рядом с Викторином.
— Как скоро доставят товары, которые я закажу у тебя? — спросил он.
— Они будут здесь на вторую неделю весны, — ответил Викторин, всей кожей ощущая близкое соседство бригантов. — И, конечно, зависит это от того, что тебе требуется, — продолжал он. — Для галльских вин год выдался плохой, и привозят их мало.
— Ну, соль мне куда нужнее галльских вин, — сказал хозяин. — Дичи в холмах хоть отбавляй, да как без соли сохранить мясо? А сколько твой торговец берет за соль?
Викторин глубоко вздохнул. Он никогда хозяйством не занимался и понятия не имел ни о чем подобном.
— А сколько с тебя запрашивали в этом году? — спросил он.
— Шесть сестрицей за фунт. Пять, если я возьму все и сам продам в розницу.
— Расходы возросли, — вздохнул Викторин, — и, боюсь, такая цена мне не подойдет.
— А какую запросишь ты?
— Шесть с половиной. Но если ты соберешь заказы с окрестных деревень, я сделаю скидку. За десять проданных мешков один будешь получать бесплатно.
— И как у вас, торговцев, духу хватает заламывать такие цены! Другое дело, будь у нас война. Дороги же сейчас безопасны как никогда.
— Ту друг, не видишь дальше своих краев. Может, в земле бригантов дороги и безопасны, но на юге-то идет война — и плакали наши прибыли.
Высокий воин — бригант с глубоким рубцом поперек щеки, встал из-за стола и подошел к Викторину.
— Я тебя прежде не видел, — сказал он.
— А что тут странного? — возразил Викторин. — Или ты часто бываешь в Эборакуме?
— Ты больше смахиваешь на воина, чем на сборщика заказов.
— Но, собирая заказы, друг мой, денег я получаю больше и с меньшей опасностью.
— И ездишь один?
— Как видишь. Ведь денег же при мне нет. Кто станет нападать на сборщика заказов? Ведь куда сподручнее выждать, когда я доставлю товар, и подстеречь фургоны на обратном пути.
Бригант кивнул, но его настороженные голубые глаза продолжали сверлить молодого римлянина. Потом он вернулся к своим товарищам, а Викторин возобновил разговор с хозяином харчевни, незаметно следя за бригантом.
— Задира с рубцом теперь уставился на Карадока с Гвалчмаем.
— Откуда вы? — спросил он.
— С юга, — ответил Карадок.
— Ты белы, а?
Карадок кивнул.
— То-то рыбой завоняло.
Его приятели захохотали, Карадок покраснел, но заставил себя отвести глаза от задиры.
— Как-то я поимел женщину бельгов, — продолжал Рубец. — Брала она медяк. И была очень на тебя похожа. Может, она тебе матерью доводится?
Гвалчмай перегнулся через стол и вцепился Карадоку в плечо, а воин ухватился за меч.
— Может, и доводится, — негромко сказал Гвалчмай. — Помнится, ей нравились скоты.
Рубец вскочил со скамьи.
— Не стоило бы задираться в чужих краях.
— Так уж я воспитан, — сказал Гвалчмай, плавным движением поднявшись со скамьи. — Меня учили всегда затыкать пасть тявкающей собачонке.
Железные клинки с шипением вырвались из ножен.
Гвалчмай опрокинул стол и отскочил вправо, обнажив свой гладий. Карадок, выставив меч перед собой, шагнул влево.
— Вшестером на двоих, — ухмыльнулся Гвалчмай. — Чего же еще ждать от бригантов?
— . Цель битвы — победа, — объявил Рубец. Глаза у него блестели, лицо налилось кровью.
Левая рука Карадока метнулась к поясу, сжала рукоятку тяжелого кинжала, и в тот миг, когда бриганты были готовы атаковать, кинжал просвистел в воздухе и вонзился в горло Рубца под подбородочным ремнем его бронзового шлема. Верзила рухнул с булькающим криком, а Карадок с Гвалчмаем ринулись на его товарищей, рубя наотмашь.
Викторин выругался, выхватил гладий из-под одеяния, прыгнул к дерущимся и погрузил лезвие в спину коренастого бриганта. Харчевня содрогнулась от какофонии боя — железо гремело о железо, железо с чавканьем погружалось в плоть. Через несколько секунд все было кончено. Викторин сразил двоих противников, как и Гвалчмай. Карадок разделался со своим и опрокинулся на пол. Викторин упал рядом с ним на колени, в отчаянии глядя на меч, торчащий из живота бельга.
— Думается, он меня прикончил, — пробормотал Карадок, скрипнув зубами от боли.
— Боюсь, что так, — печально согласился Викторин.
— Оставьте меня тут. Мне надо о многом поразмыслить.
Викторин кивнул.
— Ты был хорошим товарищем, — сказал он.
— — Ты тоже… для римлянина.
Гвалчмай спросил:
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Можешь позаботиться о моей женщине, Гвалч.
Она опять в тягости. Ты можешь… — Глаза у него помутнели, в горле заклокотало.
Гвалчмай выругался.
— По-твоему, они смекнули, кто мы?
— Может быть, — ответил Викторин. — Но скорее все сводилось к британской склонности разжигать племенную рознь. Пошли. Нам надо торопиться.
— А до Стены Адриана еще далеко?
— Слишком далеко. — Разве что боги будут к нам благосклонны.
Обескураженное лицо брата, когда они направились через мощенный булыжником двор к казарме дружинников, вызвало у Кэля усмешку.
— Дернуло же тебя упомянуть про Меч, — сказал он с высоты своего роста.
— Давай-давай, злорадствуй, Кэль! Но что я видел, то видел. Когда он швырнул Меч за кромку льда, из воды поднялась рука и опустилась с ним под воду.
— Как же, как же, братец! И была это рука мужчины?
— Смейся сколько хочешь. Руку видели еще двое, пусть и не ты.
— Я наносил последний удар по шее римлянина, и мне некогда было глазеть по сторонам, — огрызнулся Кэль.
— Удар сзади, как я заметил. Хоть он остался безоружным, у тебя недостало смелости напасть на него спереди.
— Кто бы говорил о смелости! — язвительно усмехнулся Кэль, остановившийся перед дубовой дверью казармы. — Где сам-то ты был? Ни единого удара не нанес.
— Я полагал, что восемнадцати против одного достаточно, чтобы придать храбрости даже тебе, Кэль.
— Овца трусливая! Можешь блеять сколько хочешь! Но что-то я не слышал, чтобы ты подал голос против, когда отец рассказал о том, что задумал.
— Только исполнено это было по-подлому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34