— Путь до моего дома неблизкий. Зачем ты пришел?
Она протянула ему кусок темного хлеба и кружок белого сыра.
— Кулейн попросил передать тебе, что вечером ему нужно твое общество.
— Странно!
— Он очень странный, и я еще не видывал такого неучтивого человека!
— Ну, тебе следует поднабраться сил и согреть тело едой, прежде чем мы пойдем назад.
— Я назад не пойду. Я уже попрощался, — объяснил Туро.
— Не вернуться ты не можешь. Это единственная дорога с горы, а когда мы доберемся до его хижины, уже совсем стемнеет. Тебе придется переночевать там хотя бы еще раз.
— А здесь остаться я не могу? С тобой?
— Как ты сам сказал, принц Туро, это не подобает.
— Он знал! — воскликнул Туро. — Он знал, что я окажусь здесь в ловушке. Какие козни он затевает?
— По-моему, ты много на себя берешь! — вспыхнула она. — Ты говоришь о моем друге, самом лучшем друге, о каком только можно мечтать. Может, Кулейну не нравятся избалованные мальчишки, принцы они или не принцы. Но он спас тебе жизнь, как спас и мою — и с большой опасностью для себя! — десять лет назад.
Он попросил у тебя платы за это, Туро?
Он порывисто протянул руку и коснулся ее пальцев. Она отдернула их как ужаленная.
— Прости, — сказал он. — Я не хотел оскорбить тебя. К северу от Стены ты мой единственный друг.
Но ведь даже ты сказала, как странно, что он послал меня сюда. Почему?
— Не важно. Нам надо идти.
— Нет, важно, Лейта. Разреши, я попробую сам догадаться. Ты удивилась, потому что и так собиралась к нему. Ведь верно?
— Может быть. А может быть, он забыл.
— Мне он не показался забывчивым. Он знал, что я буду вынужден вернуться в его хижину.
— Спроси у него, когда его увидишь, — отрезала она, надевая тяжелую куртку из овчины и открывая дверь. Снаружи валом валил снег и угрожающе завывал ветер. С ругательством, которое Туро прежде слышал только из уст дружинников, она захлопнула дверь.
— Нам не пройти, — сказала она. — Придется тебе переночевать здесь.
Туро повеселел.
Но тут дверь открылась, и вошел Кулейн, стряхивая с плеч налипший снег, — Худая ночь для путешествий, принц, — сказал он. — Ну да немножко поработаешь утром и уплатишь за постой.
Викторин и Гвалчмай ехали четыре дня, и последние два — без крошки во рту. Римлянина больше тревожило состояние их припасов, чем опасность встречи с врагом, — лошадям требовался ячмень, а без лошадей у них не осталось бы никаких шансов выбраться из владений бригантов.
— Чего бы я не отдал за добрый лук! — заметил Гвалчмай, когда они увидели оленей, пасущихся на пригорке.
Викторин не отозвался. Он бесконечно устал, а щетина на его квадратном подбородке вызывала у него раздражение. Запах собственного застарелого пота тоже был нестерпим для чистоплотного человека. Он злобно скреб лицо — ну почему у него с собой нет бритвы!
— А ты начинаешь выглядеть по-человечески, — сказал Гвалчмай. — Еще парочка-другая месяцев — и я заплету тебе бороду и ты сможешь водить компанию с порядочными людьми.
Викторин ухмыльнулся, и его дурное настроение немножко рассеялось.
— У нас не осталось ни единой монеты, Гвалч, но мы должны найти корм для лошадей.
— Давай заберемся повыше, — ответил Гвалчмай, — поищем деревеньку или чье-нибудь жилье. Променяем вещи Карадока. За его меч можно взять хорошую цену.
Викторин кивнул, но план этот ему не понравился.
Беда британских племен, увы, заключалась в том, что никакая их встреча без кровопролития не обходилась.
При мысли о том, как Гвалчмай въезжает в деревню бригантов или триновантов, его охватили дурные предчувствия.
Ночлег они устроили на поляне в ложбине, укрытой от ветра. Валил снег, но они вместе с лошадьми укрылись под отягощенными снегом ветвями сосны, а костер не давал их крови замерзнуть в жилах.
Утром они наткнулись на селеньице из десятка хижин и осторожно въехали в него. Гвалчмай, казалось, сохранял беззаботность, и Викторин изумился британскому оптимизму, столь обычному для племен. Они были совершенно не способны делать выводы из прошлых ошибок и встречали каждый новый день как удобный случай повторить все ошибки последних суток.
— Постарайся никого не задевать, — настойчиво попросил Викторин.
— Не бойся, римлянин. Нынче день хороший.
Их встретил деревенский староста, пожилой воин с заплетенными в косицу седыми волосами и вытатуированной на лбу голубой паутиной.
— Привет тебе, отец, — сказал Гвалчмай, поглядывая на жителей, толпившихся за спиной старика.
— Я тебе не отец, Южная Крыса, — ответил старик с ухмылкой, обнажившей единственный зуб в верхней челюсти.
— Не будь так уж уверен, отец. Похоже, в юности ты щедро делился своим семенем, а моя мать была из женщин, кому нравятся такие мужчины.
Толпа захихикала, а старик шагнул вперед. Его голубые глаза заблестели.
— Да, раз уж ты про это заговорил, кое-какое семейное сходство я в тебе вроде бы вижу. Ты ведь приехал с подарком для своего старого отца?
— Само собой, — ответил Гвалчмай, спешиваясь, и подал старику лучший из ножей Карадока — с овальным лезвием и ручкой из резной кости.
— Из-за Большой Воды, — сказал старик, взвешивая нож на ладони. — Хорошее железо, и лезвие острое.
— Так приятно вернуться домой! — сказал Гвалчмай. — Можно нам переночевать и накормить лошадей?
— Ну конечно же, сын мой! — Старик окликнул двух юнцов, и они повели лошадей к загону на востоке от деревушки. — Добро пожаловать в мою хижину.
Обставлена хижина была убого, но укрыться от ветра уже было блаженством. Грубо сколоченная кровать, коврики на полу, железная жаровня с раскаленными углями. Их встретила поклоном старуха и подала миски с темным элем, хлеб и сыр. Они сели со стариком у жаровни, старик назвал себя: Голарик, некогда Боец старого короля Касьока.
— Хороший король. Как он владел мечом и копьем! Был убит собственным братом и проклятым римлянином Аврелием. — Ясные глаза Голарика обратились на Викторина. — Не так часто сборщики заказов посещают мою маленькую деревню.
— Я не сборщик заказов, — признался Викторин.
— Это я знал. Зубы я, может, и потерял, но не разум. Ты Викторин. Центурион. А ты, мой непутевый сын, ты Гвалчмай, кантий, Пес короля. Вести разносятся быстрее молний.
— Нас ищут, отец, — сказал Гвалчмай.
— И как! А правда, что поганый римлянин убит?
— Да, — сказал Викторин. — И я не потерплю, чтобы его называли так, живого или мертвого.
— А он горяч, а? — сказал Голарик, глядя, как рука Викторина легла на рукоять гладия.
— Ты же знаешь этих римлян, отец. Совсем не умеют владеть собой. Но почему ты не прячешь того, что знаешь?
— А мне так заблагорассудилось.
— Я кое-что знаю об истории бригантов, — улыбнулся Гвалчмай. — Касьок был старшим братом Эльдареда. Его зарезали во сне в собственной постели.
Между племенами старого Каледонского союза чуть не вспыхнула междоусобная война. А ты какое принимал в этом участие, отец?
— Я уже сказал, был я королевским Бойцом. Руки у меня тогда на силу не жаловались, и следовало бы мне отправиться к Эльдареду и перерезать ему горло, а я этого не сделал. Я же дал Клятву На Крови защищать короля ценой собственной жизни. Но королем-то теперь стал Эльдаред. Ну, я и оставил его службу. А теперь он сулит много золота за головы опасных для него людей. Да мне-то его золото не нужно. Мне нужно одно: чтобы он получил свое.
— Этого я обещать не могу, — сказал Викторин. — Только вот победа останется за ним, если мы не доберемся до Эборакума. Эльдаред похвалялся, что у него под началом будет пятнадцать тысяч человек, стоит ему бросить клич. У Луция Аквилы в Эборакуме всего четыре тысячи. Если его застанут врасплох, он потерпит полный разгром.
— Мне все равно, уцелеют римляне в Эборакуме или нет, но я понимаю, к чему ты клонишь. Ваши кони будут накормлены и напоены, но завтра утром вы уедете. Я дам вам съестного на дорогу, но мало, мы тут бедны. Только знайте: к югу и востоку рыщут дозорные отряды. Вам надо ехать на запад, потом на юг.
— Мы будем осторожны, отец.
— И перестань называть меня отцом. Я в жизни не спал с кантийкой, они же все бородатые.
Гвалчмай засмеялся.
— Это он правду сказал, — сообщил он Викторину. — Отчасти потому я и пошел на службу к королю.
— И еще вам надо подумать вот о чем, — сказал Голарик. — Они как будто не сомневаются, что вас изловят. Говорят, что Туманные Чары пущены в ход, чтобы выследить вас. Если это правда, мне вас жаль.
Лицо Гвалчмая побелело.
— Что стоит за его словами? — спросил Викторин.
— Смерть, — прошептал Гвалчмай.
Они ехали бок о бок весь долгий день, и молчание все больше и больше угнетало Викторина. Местность была открытой, ветер ледяным, но римлянин не мог отогнать мысль об испуге в глазах Гвалчмая. Он знал кантия уже четыре года, с того времени, когда приехал в Камулодунум восемнадцатилетним зеленым юнцом из Рима. И с тех пор всегда глубоко уважал его за неиссякаемый оптимизм и беззаветную отвагу. Но теперь Гвалчмай ехал как обреченный. Взгляд его был невидящим, каждое движение говорило об ожидании конца. Они устроились на ночлег с подветренной стороны обрыва, и Викторин разжег костер.
— Да что с тобой? — спросил он, глядя, как Гвалчмай горбится, уставившись на огонь.
— Твое счастье, что ты не понимаешь, — сказал Гвалчмай.
— Я понимаю страх, когда вижу его в чьих-то глазах.
— Это хуже страха. Это сознание неизбежной смерти. Я должен подготовиться для этого пути.
Не найдясь что ответить. Викторин засмеялся ему в лицо.
— Неужели я вижу перед собой Гвалчмая? И это — Пес короля? Да нет, просто заяц в свете факела ждет, чтобы его поразила стрела! Да что с тобой, друг?
— Ты не понимаешь, — повторил Гвалчмай. — Это в самых костях этого края… в богах лесов и озер.
Этот край некогда был обителью богов, и они все еще бродят по нему в Тумане. Не смейся надо мной, римлянин, ибо я знаю, о чем говорю. Я видывал в небе чешуйчатых драконов. Я видел рыскающих атролей. Я слышал шипящий свист дыхания мертвецов. И спасения нет. Если по нашему следу идут древние боги, то спрятаться некуда.
— Бормочешь, точно старуха. То, что я вижу, я могу рассечь мечом. То, что я рассеку мечом, я убью. И больше говорить не о чем. Боги, как бы не так! И где атроли? Где драконы? Где живые мертвецы?
— Увидишь, Викторин. Ты их увидишь перед тем, как они заберут тебя.
Туча заволокла луну, над биваком пронеслась сова.
— Вот твой дракон, Гвалчмай. Охотится на мышей.
— Мой отец как-то прогневал чародея, — тихо сказал Гвалчмай, — а тот вызвал на подмогу ведьму.
Моего отца нашли на склоне холма, то есть нашли нижнюю половину его туловища. Выше пояса не осталось ничего, и я сам видел следы клыков на остатках спины.
— Может, ты и прав, — согласился Викторин. — И может, демоны взаправду бродят по земле. Но если так, человек должен вступать с ними в бой. Страх — вот кто убийца, Гвалч. — Издалека донесся волчий вой, поляна отозвалась наводящим жуть эхом. Викторин вздрогнул и беззвучно выругался. Он закутал плечи в одеяло, помешал угли и подбросил побольше хвороста в пламя. — Я посторожу пару часов, — сказал он. — А ты поспи.
Гвалчмай послушно завернулся в одеяло и лег у костра, а Викторин обнажил гладий и сел, прислонившись спиной к дереву. Ночь тянулась, тянулась, мороз крепчал. Римлянин подбрасывал и подбрасывал хворост в костер, пока почти не догорел последний сломанный сук, потом поднялся на ноги, потянулся и шагнул в темноту за новым валежником. Он положил гладий, нагнулся поднять обломившуюся ветку, но тут тихий шепчущий звук насторожил его. Все еще взбудораженный разговором с Гвалчмаем, он бросил ветку, схватил меч и метнулся вправо. Что-то задело ему спину, он извернулся, и гладий рассек наваливавшийся на него мрак. Клинок вонзился в нечто плотное, и раздался звериный вопль. Над Викторином возникла черная тень, он снова извернулся и с боевым кличем прыгнул навстречу врагу. Его меч вновь нашел свою цель, но тут же удар над ухом отшвырнул его к костру, и он прокатился по тлеющим углям. Тучи разошлись, луна серебряными лучами озарила все вокруг. Викторин вскочил на ноги… и окаменел. На него надвигалось существо в полтора человеческого роста, обросшее длинными бурыми волосами. Красные глаза сверкали, как свежая кровь, клыки длиной соперничали с кинжалами, только зловеще кривыми. Руки были непропорционально длинными и почти касались земли, и каждый палец завершался зазубренным когтем.
Вокруг ног Викторина заклубился серый туман, поднимавшийся, заметил он, все выше. Чудовище надвигалось. Римлянин быстро стер пот с правой ладони и сжал кожаную рукоять гладия. Не то оружие… Против такого зверя полезнее было бы копье.
— Подойди и умри! — крикнул он. — Вкуси римского железа!
Чудовище остановилось… и заговорило. От удивления Викторин чуть было не выронил меч.
— Ты не можешь сражаться с судьбой, Викторин, — сказало оно голосом, как шипение змеи. — Настал твой час. Не сопротивляйся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34