И тут самец вскинул увенчанную ветвистыми рогами голову, и маленькое стадо мгновенно разбежалось во все стороны. Прасамаккус вздрогнул и поднялся со снега. Он, шел, комично припадая на изуродованную ногу. Когда он еще только учился ходить, то волей случая оказался на дороге лошади, мчавшейся во весь опор, и она раздробила кости его левой ноги. Теперь нога эта оставалась дюймов на двадцать короче здоровой, кое-как сросшаяся ступня была обращена носком вовнутрь. Он выжидал, глядя на летящих карьером двух всадников. Лошади были все в мыле. Всадники словно не заметили его и под гром копыт промчались мимо. Он был охотник и понял, что они спасаются бегством. Он поглядел в ту сторону, откуда они появились. По снегу вперевалку бежали три гигантских зверя. Прасамаккус заморгал. Медведи? Но никакой медведь не способен бегать так быстро. Глаза у него расширились. Он поднес руку ко рту и пронзительно свистнул. Из-за деревьев выбежала гнедая кобыла.
Он забрался в седло и хлопнул ее по крупу. Не привыкшая к такому обращению обычно ласкового хозяина, кобыла рванулась галопом. Прасамаккус направил ее за всадниками, быстро нагоняя их усталых коней.
— Влево! — закричал он. — Там есть кольцо камней и высокий полый алтарь.
Не проверяя, следуют ли они за ним, он погнал кобылу вверх по заснеженному склону и за гребень холма туда, где черные камни опоясывали вершину, будто Щербатые зубы. Прасамаккус сполз с седла и похромал до центра кольца, где огромный алтарный камень был уложен на полуразрушившееся основание высотой футов в восемь. Цепляясь и подтягиваясь, он взобрался наверх, перекинул колчан на грудь и наложил стрелу на тетиву.
Всадники, чьи лошади находились при последнем издыхании, добрались до кольца, лишь на жалкие секунды опередив зверей. Прасамаккус оттянул тетиву и пустил стрелу навстречу первому зверю, уже готовящемуся прыгнуть на бегущего бритта с белокурой, заплетенной в косицу бородой. Стрела впилась зверю в правый глаз, и он опрокинулся с пронзительным, почти человеческим воплем. Оба человека вскарабкались к Прасамаккусу, обнажая мечи.
Кольцо внезапно опоясало туманом. Он поднялся за монолитами, точно стена. Два оставшихся атроля исчезли из виду, и трое людей остались в центре призрачного безмолвия.
— Это что за чудовище? — спросил Прасамаккус.
— Атроли, — ответил Гвалчмай.
— Я так и подумал, да только мне казалось, что они должны быть куда больше, — сказал лучник, и Викторин угрюмо улыбнулся.
Туман вокруг камней стал непроницаемым, но до центра не достигал. Викторин посмотрел вверх. Неба не было — только густое серое облако, почти касавшееся верхушек монолитов.
— Почему они не нападают? — спросил римлянин.
Гвалчмай пожал плечами. Из-за камней донесся свистящий шепот:
— Иди сюда, Гвалчмай! Иди сюда! Здесь твой отец.
Из тумана выделилась фигура бородатого мужчины с голубой татуировкой на обеих щеках.
— Иди ко мне, мой сын!
Гвалчмай приподнялся, но Викторин ухватил его за плечо. Глаза Гвалчмая остекленели. Викторин сильно ударил его по щеке, но кантий словно не заметил. И тут снова раздался голос:
— Викторин… твоя мать ждет! — И рядом с мужчиной встала стройная женщина в белом одеянии.
У Викторина вырвался стон, он отпустил плечо Гвалчмая, и дружинник соскользнул с алтаря. Прасамаккус ничего не понял, но поднялся на ноги и пустил стрелу в голову отца Гвалчмая. В мгновение ока все изменилось.
Образ человека исчез, а на его месте оказался чудовищный атроль, который дергал древко стрелы, пронзившей ему щеку. Гвалчмай остановился — чары рассеялись.
Образ матери Викторина слился с туманом.
— Молодец лучник! — сказал Викторин. — Полезай назад, Гвалч.
Когда тот послушно повернулся, туман рассеялся, и у края кольца они увидели дюжину огромных волков ростом с пони.
— Матерь Митры! — воскликнул Прасамаккус.
Гвалчмай рванулся к алтарю, а волки ворвались в кольцо. Он прыгнул, ухватил протянутую руку Викторина, и римлянин втащил его наверх, чуть опередив волчьего вожака, чьи челюсти с лязгом сомкнулись в каких-то дюймах от болтающейся ноги Гвалчмая.
Прасамаккус поразил зверя в горло, и тот упал. Второй волк вспрыгнул на алтарь, скребя когтями по камням, чтобы удержаться, но Викторин свирепо пнул его ногой, и он слетел вниз. Теперь волки окружали их со всех сторон, рыча и щелкая зубами. У Прасамаккуса осталось только три стрелы, и он предпочел пока их не тратить.
— Не хочу навести уныние, — сказал Гвалчмай, — но сейчас я приветствовал бы любое римское предложение.
Волк взвился в воздух выше каменного барьера, окружавшего людей. Меч Гвалчмая нашел цель рядом со стрелой Прасамаккуса.
Внезапно земля под камнями задрожала, и камни сместились. Гвалчмай чуть не упал, но сумел удержать равновесие, и тут увидел, что Викторин заскользил вниз.
Кантий одним прыжком перенесся через алтарь, ухватил римлянина за тунику и втащил его назад. Но и волки начали пятиться, а земля все дрожала. В кольцо ударила молния, и огромный волк поднялся на задние лапы, его мышцы вдруг обрели прозрачность, открывая взгляду мощный костяк. Молния погасла, волк свалился наземь, и кольцо заполнил смрад горелого мяса. Вновь в волков ударила молния, спалив трех. Остальные выскочили за камни в относительную безопасность тумана.
Возле алтаря в золотом сиянии появился мужчина.
Он был высок и дороден, длинные черные усы переходили в коротко подстриженную седую бороду. На нем было простое одеяние из лилового бархата.
— Я бы посоветовал вам присоединиться ко мне, — сказал он, — так как, боюсь, мои чары на исходе.
Викторин спрыгнул с алтаря, Гвалчмай последовал за ним.
— Поторопитесь! Врата закрываются!
Однако искалеченная нога Прасамаккуса мешала ему двигаться быстрее, а золотистая сфера уже сжималась. Гвалчмай последовал за колдуном внутрь, но Викторин метнулся назад помочь лучнику. Задыхаясь, Прасамаккус нырнул в сияние. Викторин замялся. А оно теперь было не больше окна и продолжало сжиматься, и волки снова ворвались в кольцо. Из сияния высунулась рука и втащила в него римлянина. Словно лед обжег разгоряченное тело, Викторин открыл глаза и увидел, что Гвалчмай все еще сжимает его рукав… но только стоят они в Кэрлинском лесу над Эборакумом.
— Ты всегда безупречно вовремя, высокочтимый Мэдлин, — сказал Викторин.
— У меня было много случаев набить в этом руку, — ответил волшебник. — Ты должен пойти и доложить обо всем Аквиле, хотя ему известно, что Аврелий убит.
— Откуда? — спросил Гвалчмай. — Кто-то еще спасся?
— Известно это ему от меня, — отрезал Мэдлин. — Вот почему я волшебник, а не сыровар, невежественный ты дурень.
Гвалчмай взъярился:
— Если ты такой замечательный волшебник, то почему король погиб? Почему твои чары его не спасли?
— Я не намерен препираться с тобой, смертный, — прошипел Мэдлин, надвигаясь на дружинника. — Король погиб, потому что не пожелал слушать, но мальчик жив, потому что я увел его. А где был ты, Сторожевой Пес короля?
У Гвалчмая отвалилась челюсть.
— Туро?
— Жив, хотя не благодаря тебе. А теперь отправляйся в казарму.
Гвалчмай, пошатываясь, удалился, а к волшебнику приблизился Викторин.
— Я благодарен твоей милости за помощь. Но ты несправедливо винишь Гвалчмая. Из Дейчестера его увел я. Мы оба думали, что мальчик мертв.
Мэдлин взмахнул рукой, словно прихлопывая муху.
— Справедливо, несправедливо — какая разница?
Олух меня рассердил. Его счастье, что я не превратил его в дуб.
— Тогда бы, — сказал Викторин с холодной улыбкой, — я бы перерезал горло твоей милости. — Он поклонился и направился к казарме следом за Гвалчмаем.
— А при чем тут ты? — спросил Мэдлин у Прасамаккуса.
— Я охотился на оленей. День для меня выдался неудачный.
Прасамаккус прихромал в квадратный двор казармы, давно потеряв из виду быстрых на ногу Гвалчмая и оикторина. Сбежавшиеся мальчики начали его передразнивать, но он давно привык к насмешкам и не обратил на них никакого внимания. Здания были внушительными, но даже Прасамаккус замечал, где старая римская кладка была починена или подновлена — старая производила куда более внушительное впечатление.
Улицы и переулки были узкими. Прасамаккус прошел через двор казармы и вышел на Торговую улицу, то и дело останавливаясь, чтобы заглянуть в открытые двери лавок и поглазеть на ткани, глиняную посуду, а в угловом здании так даже и на оружие. Он рассматривал изогнутый охотничий лук, когда к нему подошел толстяк в кожаном фартуке.
— Хорошее оружие, — сказал толстяк, улыбаясь до ушей. — Но похуже твоего. Может, хочешь поменять?
— Нет.
— У меня есть луки, которые бьют на пятьдесят шагов дальше твоего. Из крепкого тиса, отличной выделки.
— Вамера не продается, — сказал Прасамаккус. — А вот стрелы мне нужны.
— Пять динариев штука.
Прасамаккус кивнул. С тех пор как он в последний раз видел монету, миновало два года, да и та монета принадлежала не ему. Он улыбнулся купцу и вышел из лавки. День был ясный, снега в городе не было, хотя полосы его и виднелись на окружающих холмах. Прасамаккус задумался о положении, в которое попал.
Охотник без лошади, лучник с двумя только стрелами в чужом краю. У него не было монет, и не от кого было ждать помощи. И его грыз голод. Он вздохнул и прикинул, кого из богов мог прогневить теперь. Всю его жизнь люди втолковывали ему, что боги его не любят.
Его колченогость — вот неопровержимое доказательство, говорили они. Единственная девушка, которую он в жизни любил, умерла от красной моровой язвы. Конечно, о своей любви Прасамаккус ей никогда не говорил, но все равно: едва он отдал ей сердце, как она умерла. Он возвел светло-голубые глаза к небесам. У него не было злобы на богов. И быть не могло. Кто он такой, чтобы судить их милость к одним и немилость к другим? Но он чувствовал, что по крайней мере было бы утешительно узнать, кто из них так скверно к нему относится.
— Чего это у тебя с ногой? — спросил светловолосый мальчуган лет шести.
— На нее подул дракон, — ответил Прасамаккус.
— Больно было?
— Еще как! Да и теперь болит в сырую погоду.
— А ты убил дракона?
— Одной стрелой из моего волшебного лука.
— А разве у них чешуя не из золота?
— Как погляжу, ты знаешь о драконах очень много.
— Мой отец поубивал их сто, и сто, и еще сто. Он говорит, что сразить их можно только позади длинного уха, где кость мягкая и меч входит в мозг.
— Чистая правда, — сказал Прасамаккус. — Я своего так и убил.
— Из своего волшебного лука?
— Да. Хочешь его потрогать?
У малыша заблестели глаза, и он протянул ручонку погладить тесный глянцевый рог.
— А волшебство прилипает к ладошке?
— Конечно. Когда ты в следующий раз повстречаешь дракона, Вамера появится в твоих руках вместе с золотой стрелой.
Не попрощавшись, мальчуган унесся прочь, зовя отца, чтобы поскорее рассказать ему о своем замечательном приключении. У Прасамаккуса полегчало на душе. Он захромал назад во двор казармы и, руководствуясь запахом жареного мяса, направился к длинному зданию из золотого песчаника. Внутри оказалась зала с рядами столов и скамей, а в дальнем конце над огромным очагом поворачивалась на вертеле бычья туша. Прасамаккус, не обращая внимания на недоумевающие взгляды, медленно дошел до очереди к очагу и взял деревянный поднос. Очередь продвигалась вперед. Каждый получал по два толстых ломтя мяса и большой половник капусты с морковью. Прасамаккус дошел до раздатчика обливающегося потом коротышки. Коротышка уставился на него и не положил ему мяса.
— Что ты тут делаешь, калека?
— Жду своей порции.
— Тут едят солдаты вспомогательного легиона. А ты не солдат.
— Милостивый Мэдлин сказал, что я могу поесть тут, — соврал Прасамаккус, не моргнув и глазом. — Но если желаешь, я пойду к нему и скажу, что ты мне отказал. Как твое имя?
Раздатчик плюхнул два ломтя на его поднос.
— Следующий! — сказал он. — Проходи! Проходи!
Прасамаккус поискал взглядом пустой стол. Ни в коем случае нельзя было садиться вблизи от других, ибо всякий, кто его видел, тут же понимал, что он отвергнут богами, и никто не захочет заразиться его злосчастием.
Он нашел подходящий стол у окна, достал из ножен охотничий нож с тонким лезвием, нарезал мясо и медленно начал есть. Вкус был отменный, но жира оказалось многовато. Он рыгнул и откинулся на спинку, в первый раз после встречи с атролями испытывая тихое удовлетворение. Еда перестала быть неразрешимой задачей. Магическое имя Мэдлина, видимо, обладало сильными чарами.
Коренастый, атлетического сложения человек с квадратно подстриженной бородой сел напротив него. Прасамаккус встретил взгляд темно-карих глаз.
— Как я понял, тебе велел поесть тут милостивый Волшебник, — сказал квадратнобородый. — — Да.
— Почему бы это? — продолжал тот с явным подозрением.
— Я только что вернулся с севера с Гвалчмаем и… и с еще одним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34