»
– Ну?! Куда лезете, богохульники?! – прорезался новый голос.
Еще одна закорючка легла на яркий солнечный квадрат распахнутой двери. Она выглядела куда ярче и неопрятнее остальных.
«А вот и жрец, собственной персоной!» – подумал Курт.
– Так что… как бы… службу начинать следует! – виновато, но настойчиво проговорил второй старикашка.
– Службу! – прогудел третий. – Праздник же!
– А ты проспаться не можешь! – ядовито добавил первый. – Жрец называется! Храм нараспашку! Сам – невесть где! Приходи, чужой человек, бери что хочешь! Так, оно ведь, – страшно подумать! – и Самого украсть могут!
«Чужой человек – это про меня, что ли?» – испуганно подумал Курт. – «Ведь примут за вора, и нипочем не докажешь, что это не так. Что я им скажу? Как я здесь оказался? Кто мне поверит? Какие там чудеса, если дверь открыта! Черти бы побрали этого растяпу жреца!»
– Ну… как е-э – эсть… богохульники… – жрец отчаянно старался подавить зевоту, но у него это плохо выходило. – Я… можно сказать… в ночных бдениях… только о вас… паразиты… и думаю!.. так сказать… молюсь, значит, а вы чего?! Ох… Ну – проспал малость! Так вы что?! Хотите, чтоб я совсем не спал? Так ведь и Боги спят. И святым сон потребен. Вот… а я, увы, – обычный грешник, в силу своей малой учености над вами, неучами, поставленный…
Жрец зевнул так отчаянно, что Курт подумал, что он сейчас проглотит свой храм.
– Идите отсюда! – приказал жрец старикам.
– Но… как же?!! – в три голоса возмутились они. – Ведь праздник же!!! И…
– Через час! – отрезал жрец. – Нам с Богом видней, когда праздновать! Через час всех собирайте – и ко мне. Будет вам праздничная молитва, олухи!
Курт подумал о том что и ему бы неплохо как-нибудь выскользнуть из храма, пока его и в самом деле не обвинили в какой-нибудь краже, богохульстве, а то и в чем похуже. Как-нибудь! Хорошо сказано. А как?! Тело словно деревянное. Курт боялся пошевельнуться, чувствуя, что вот-вот упадет с того постамента, на котором сидит. Постамент, конечно невысок, но грохоту, пожалуй, не оберешься.
Жрец еще что-то крикнул вслед уходящим старикам, а потом решительно шагнул навстречу Курту и захлопнул за собой дверь.
Помещение погрузилось во тьму.
Бежать?
Если да – то сейчас. Тихонько встать и спуститься. Спрятаться за постамент, а потом к двери. Жрец не догонит. Не должен.
Курт уже приподнялся, собираясь претворить в жизнь свой замечательный план, но тут жрец затеплил огонь в небольшом светильнике.
Курт остался сидеть. Его как гвоздями пригвоздило. Никакой магии в пламени светильника, конечно, не было, но странная нерешительность – кто знает, какой природы? – очень странная нерешительность сковала усталое тело. Курт так и не встал, молча глядя на подходящего к нему жреца, с ужасом ожидая того, что сейчас неминуемо произойдет. Однако жрец подходил к нему вполне спокойно, не выказывая ни удивления, ни агрессии. Он смотрел на Курта, как на предмет обстановки, ничем не отличающийся от прочих. Шаг. Еще шаг. Ближе. Еще ближе. Жрец ужасающе зевнул и вдруг подмигнул Курту.
– Сидишь, дурень? – спросил он.
Курт не знал, что и думать. Уж тем более он не знал, что говорить. Поэтому он молчал. Молчал и смотрел на приближающегося жреца.
Быть может, в пламени светильника все же что-то было… такое?
Курт смотрел на жреца, и на лице его медленно проступала самая что ни на есть дебильная улыбочка. Жрец был сонный, помятый, совсем не страшный.
«И чего я так перепугался?»
– Все улыбаешься? – спросил жрец. – Взял бы хоть раз язык показал, что ли. Ну, ничего. Сейчас мы с тобой опохмелимся малость и приступим к службе.
Жрец повернулся и, покачиваясь, побрел в дальний угол храма.
«Интересно, за кого он меня принимает?» – вяло подумал Курт. – «Что не за вора – это точно. А может, я еще сплю?»
Жрец вернулся с бутылкой вина и вареным куриным яйцом. И тотчас Курт вспомнил, что он хочет пить и есть. Что он убить готов за глоток воды и кусок хлеба.
– Ну… с праздничком тебя, каменюка! – зевая, возгласил жрец и с размаху треснул Курта яйцом по лбу.
Курт аж моргнул от неожиданности. Хорошо, хоть не завопил.
– Моргаешь, – осуждающе заметил жрец и глотнул вина. – Интересно, почему мне с похмелья всегда кажется, что ты моргаешь? Статуи не должны моргать. Это запрещено.
Он еще раз глотнул вина и, поставив бутыль рядом с Куртом, сноровисто ободрал скорлупу с яйца. Курт ничего не мог с собой поделать.
Пить. Есть. Сейчас.
Он ухватил бутыль и сделал один огромный, оглушающий глоток. Жрец уставился на него в немом ужасе, так и не донеся до рта руку с яйцом. Развеселившись, Курт подмигнул перепуганному жрецу, и тот испуганно мигнул в ответ.
– Моргаешь, – в тон ему заявил Курт. – Жрецы не должны моргать. Это запрещено.
Отобрав у жреца яйцо, Курт отправил его себе в рот. Жрец судорожно потряс головой, сделал несколько неверных шагов в сторону и мягко упал на пол.
– Обморок, – заметил Мур.
– Что это он тут нес? – спросил Курт. – За кого он меня принял?
– А ты еще не понял? – удивился Мур. – Ну, ты даешь!
– Я знаю, что я тупой. Дальше! – усмехнулся Курт.
Но Мур не успел ничего сказать, потому что двери храма распахнулись, и плотный поток верующих, по большей части старичков и старушек, медленно и торжественно втек вовнутрь. Едва войдя, они запели. Хор был тихим, но слаженным, и пламя светильника плавно плясало в такт песне.
Поющие смотрели на Курта со странной смесью требовательности и надежды, ясно светившейся в добрых усталых глазах. Курт бы содрогнулся от столь неожиданного пристального внимания, но что-то внутри него предпочло этого не делать. Поэтому он просто сидел, глядя на то, как медленно и чинно опускаются на колени поющие старики и старушки, как, продолжая петь, они кланяются ему, как пляшет огонь светильника, придавая всему происходящему волшебный и трогательный вид.
"Словно картинка из старой сказки, " – подумал Курт.
Пение окончилось. Взгляды остались.
Взгляды, полные требовательной надежды.
Курт все еще держал в руке бутыль с вином, но, кажется, этого никто не замечал, хотя он мог бы поклясться – все взгляды были устремлены именно на него.
Я где-то не там сижу.
Настала такая тишина, что, казалось, из нее можно сделать подушку. Такой толстой и мягкой тишины Курт еще не слыхивал.
Старички и старушки смущенно переминались с колена на колено. Переглядывались. Словно бы ждали чего-то.
Курт догадывался, чего они ждут.
Жрец.
Осторожно скосив глаза, Курт убедился, что тот все еще находится в обмороке, если только не уснул. Густая тень небрежно скрывала его от посторонних взглядов.
«Он еще долго там проваляется, пока его обнаружат.» – с тревогой подумал Курт.
– Жрец, паскуда! – негромко произнес кто-то – кажется, тот, первый старичок, что так героически боролся с тяжелой храмовой дверью.
– Ты что, богохульник мелешь?! – тут же накинулись на него две бойкие старушки, стоявшие на коленях неподалеку от него. – Ругаться в Храме! Да еще и в разгар праздничной службы!
– Быстренько проси прощения у Боженьки! – внушительно добавила третья.
Из всего сказанного вконец ошалевший Курт только и уяснил, что он не просто сидит во храме, а что сейчас здесь будут молиться какому-то боженьке… а он тут – посреди праздника, посреди молитвы, посреди чужой надежды и веры расселся, да еще с бутылкой в руке… ой, как нехорошо-то… и уйти никаких сил нет, да и куда уйдешь – они же вокруг… и дар речи куда-то потерялся, а даже если б и нашелся – ну что тут скажешь? Вот честное слово, лучше б его вражеские маги окружали! С врагами, оно проще. А что тут сделаешь?
– Быстренько проси прощения у Боженьки! – с нажимом повторила старушка.
– Так ведь я к тому сказал, что нет его, жреца то есть… – растерянно пролепетал старичок. – Жрец, значит, виноватый выходит, а не я… вот…
– Ты виноват про то, что ругань учинил, а жреца вообще гнать мокрой тряпкой. Ничего. Без него справимся, – решительно заявила старушка. – В старое время справлялись и сейчас справимся. Тоже мне… ученый человек.
Она тряхнула головой и встала.
– Внемли мне, добрый и милостивый Отец Наш Сиген! Протяни руку помощи своим усталым детям!
Говоря эти слова, она устремила на Курта огненный взор, простирая руки ему навстречу. Остальные последовали ее примеру. Горящие надеждой взгляды, протянутые руки – все было обращено к нему.
Вот теперь Курт уже не мог надеяться, что его не замечают. Еще как замечают! Уж если кого и замечают, то его. Да он здесь главное действующее лицо, не иначе! Точней, главное бездействующее лицо – он-то как раз ничего не делает! Точней – не делал. Не нужно было, вот и не делал. А теперь, похоже, придется. Потому что теперь они все от него чего-то хотят. А значит, сбежать потихоньку уже не выйдет. Как тут сбежишь, когда на тебя во столько глаз смотрят? Нужно что-то сказать. Они ведь ждут. Сказать. Как они его там назвали? «Отец Наш Сиген.» Интересно, кто такой этот самый «Отец» и где он, черти его задери, шляется? Исполняй тут неизвестно за кого непонятно какие обязанности!
Нужно им объяснить. Обязательно нужно. Вот сейчас встану и объясню. Объясню, что ошибка вышла. Чудовищная ошибка. И я никого не хотел оскорбить. Никого. Просто…
Курт решительно спрыгнул с постамента. Протянул руку в сторону коленопреклоненных старичков и старушек, откашлялся и сказал:
– Э-э-э… как бы это сказать… дело в том, что я… меня зовут…
Курт хотел сказать, что его зовут вовсе не Сиген, что он оказался тут совершенно случайно и что произошла ошибка, но толпа дружно ахнула и как по команде закатила глаза.
– Воплощение! – сухим ветром прошелестело по рядам верующих. – Отец Наш Сиген воплотился! Услышаны мольбы наши!
Курт в ужасе потряс головой.
Нет.
Не может быть.
Это слишком ужасно.
Пусть мне лучше на голову свалится маг. Или даже два. Или целый выводок магов. Пусть на меня лучше дракон нагадит. Пусть…
И ведь я не посмею их разочаровать!
– Достукался? – ехидно поинтересовался Мур. – Ну, и?.. как самочувствие, «боженька»?
– Я тебе набалдашник оторву, – мрачно пообещал Курт.
А вокруг гремело многолюдное – и когда оно только успело стать многолюдным? – радостное торжество верующих в Отца Нашего Сигена.
– Воплощение! – пели они. – Воплощение! Наш Бог пришел к нам! Наши мольбы услышаны!
Они вскочили на ноги. Они плясали и пели. Мотив был тот же самый. А вот ритм поменялся. Строгий негромкий хор сменили почти карнавальные распевы. Почтенный возраст, казалось, совершенно не тяготил танцующих. Они веселились, как дети, радуясь воплощению своего Бога.
Двери храма то и дело распахивались. Все новые и новые прихожане спешили в храм. Видно весть о воплощении разнеслась подобно пожару в сухой степи при сильном ветре.
– Кто такой Сиген? – наклонившись к посоху спросил Курт.
– Бог Повседневных Мелочей, – ответил тот. – Сейчас эти люди напляшутся и забросают тебя просьбами.
– Просьбами?
– Будешь чинить им заборы, склеивать разбитые горшки, ковать коней, точить серпы, рвать зубы и лечить коз.
– Но… я не умею лечить коз! – растерялся Курт.
– Да… тебе потребуется все твое могущество, – задумчиво произнес Мур и хихикнул.
– А почему они решили что я – это он? – Курт решил не обращать внимания на неуместное веселье своего посоха.
– Еще не знаю, – ответил посох. – Я плохо знаком с культом Сигена. Впрочем, догадка у меня есть, но… не знаю. Когда они уйдут, проверим, прав я или нет.
– Если они уйдут, – вздохнул Курт.
– Да уж, – хмыкнул посох. – Твой способ обретения силы – это нечто неподражаемое. Однако я предпочел бы просто послушать повесть о твоих приключениях, а не самому в них участвовать.
– Ты ведь сам как-то говорил, что безопасные приключения вымерли, – напомнил Курт. – Осталась только опасная разновидность.
– А ты больше слушай разных ослов, вроде меня! – грустно усмехнулся посох. – Нет, ну надо же! Ведь мы были почти что в Джанхаре! Вечно тебя заносит невесть куда…
Эстен Джальн и его Ученик сидели в траве на берегу реки, до ушей перемазанные красками и счастливые. Перед ними в дразнящем стремительном танце извивалась парочка апсар.
– Этих тоже нарисуем? – спросил Ученик.
– Нет, – мечтательно вздохнул Эстен Джальн. – Этих не будем. Эти красивые.
– А как ты с судьбой-то договорился? – промолвил Ученик.
– Насчет Курта, что ли? – усмехнулся Эстен Джальн.
– Ну да. – Кивнул Ученик. – Кстати, зачем он тебе? Он такой… такой страшный… и вообще…
– Ну, видишь ли… в общем, я виноват перед ним… – задумчиво сообщил Эстен Джальн. – Ведь это я нарисовал Архимага. Теперь из-за этой сбрендившей карикатуры у бедняги Курта одни неприятности. А когда старый пройдоха Зикер захотел протаранить им защиту Джанхарской крепости… ну, это уж ни в какие ворота не лезло! Парень чертовски талантлив. Такой должен жить. Поэтому я и переговорил с Судьбой. Кому, как не ей решать подобные вопросы?
– Но ведь она никого не слушает, кроме себя, – удивленно сказал Ученик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Ну?! Куда лезете, богохульники?! – прорезался новый голос.
Еще одна закорючка легла на яркий солнечный квадрат распахнутой двери. Она выглядела куда ярче и неопрятнее остальных.
«А вот и жрец, собственной персоной!» – подумал Курт.
– Так что… как бы… службу начинать следует! – виновато, но настойчиво проговорил второй старикашка.
– Службу! – прогудел третий. – Праздник же!
– А ты проспаться не можешь! – ядовито добавил первый. – Жрец называется! Храм нараспашку! Сам – невесть где! Приходи, чужой человек, бери что хочешь! Так, оно ведь, – страшно подумать! – и Самого украсть могут!
«Чужой человек – это про меня, что ли?» – испуганно подумал Курт. – «Ведь примут за вора, и нипочем не докажешь, что это не так. Что я им скажу? Как я здесь оказался? Кто мне поверит? Какие там чудеса, если дверь открыта! Черти бы побрали этого растяпу жреца!»
– Ну… как е-э – эсть… богохульники… – жрец отчаянно старался подавить зевоту, но у него это плохо выходило. – Я… можно сказать… в ночных бдениях… только о вас… паразиты… и думаю!.. так сказать… молюсь, значит, а вы чего?! Ох… Ну – проспал малость! Так вы что?! Хотите, чтоб я совсем не спал? Так ведь и Боги спят. И святым сон потребен. Вот… а я, увы, – обычный грешник, в силу своей малой учености над вами, неучами, поставленный…
Жрец зевнул так отчаянно, что Курт подумал, что он сейчас проглотит свой храм.
– Идите отсюда! – приказал жрец старикам.
– Но… как же?!! – в три голоса возмутились они. – Ведь праздник же!!! И…
– Через час! – отрезал жрец. – Нам с Богом видней, когда праздновать! Через час всех собирайте – и ко мне. Будет вам праздничная молитва, олухи!
Курт подумал о том что и ему бы неплохо как-нибудь выскользнуть из храма, пока его и в самом деле не обвинили в какой-нибудь краже, богохульстве, а то и в чем похуже. Как-нибудь! Хорошо сказано. А как?! Тело словно деревянное. Курт боялся пошевельнуться, чувствуя, что вот-вот упадет с того постамента, на котором сидит. Постамент, конечно невысок, но грохоту, пожалуй, не оберешься.
Жрец еще что-то крикнул вслед уходящим старикам, а потом решительно шагнул навстречу Курту и захлопнул за собой дверь.
Помещение погрузилось во тьму.
Бежать?
Если да – то сейчас. Тихонько встать и спуститься. Спрятаться за постамент, а потом к двери. Жрец не догонит. Не должен.
Курт уже приподнялся, собираясь претворить в жизнь свой замечательный план, но тут жрец затеплил огонь в небольшом светильнике.
Курт остался сидеть. Его как гвоздями пригвоздило. Никакой магии в пламени светильника, конечно, не было, но странная нерешительность – кто знает, какой природы? – очень странная нерешительность сковала усталое тело. Курт так и не встал, молча глядя на подходящего к нему жреца, с ужасом ожидая того, что сейчас неминуемо произойдет. Однако жрец подходил к нему вполне спокойно, не выказывая ни удивления, ни агрессии. Он смотрел на Курта, как на предмет обстановки, ничем не отличающийся от прочих. Шаг. Еще шаг. Ближе. Еще ближе. Жрец ужасающе зевнул и вдруг подмигнул Курту.
– Сидишь, дурень? – спросил он.
Курт не знал, что и думать. Уж тем более он не знал, что говорить. Поэтому он молчал. Молчал и смотрел на приближающегося жреца.
Быть может, в пламени светильника все же что-то было… такое?
Курт смотрел на жреца, и на лице его медленно проступала самая что ни на есть дебильная улыбочка. Жрец был сонный, помятый, совсем не страшный.
«И чего я так перепугался?»
– Все улыбаешься? – спросил жрец. – Взял бы хоть раз язык показал, что ли. Ну, ничего. Сейчас мы с тобой опохмелимся малость и приступим к службе.
Жрец повернулся и, покачиваясь, побрел в дальний угол храма.
«Интересно, за кого он меня принимает?» – вяло подумал Курт. – «Что не за вора – это точно. А может, я еще сплю?»
Жрец вернулся с бутылкой вина и вареным куриным яйцом. И тотчас Курт вспомнил, что он хочет пить и есть. Что он убить готов за глоток воды и кусок хлеба.
– Ну… с праздничком тебя, каменюка! – зевая, возгласил жрец и с размаху треснул Курта яйцом по лбу.
Курт аж моргнул от неожиданности. Хорошо, хоть не завопил.
– Моргаешь, – осуждающе заметил жрец и глотнул вина. – Интересно, почему мне с похмелья всегда кажется, что ты моргаешь? Статуи не должны моргать. Это запрещено.
Он еще раз глотнул вина и, поставив бутыль рядом с Куртом, сноровисто ободрал скорлупу с яйца. Курт ничего не мог с собой поделать.
Пить. Есть. Сейчас.
Он ухватил бутыль и сделал один огромный, оглушающий глоток. Жрец уставился на него в немом ужасе, так и не донеся до рта руку с яйцом. Развеселившись, Курт подмигнул перепуганному жрецу, и тот испуганно мигнул в ответ.
– Моргаешь, – в тон ему заявил Курт. – Жрецы не должны моргать. Это запрещено.
Отобрав у жреца яйцо, Курт отправил его себе в рот. Жрец судорожно потряс головой, сделал несколько неверных шагов в сторону и мягко упал на пол.
– Обморок, – заметил Мур.
– Что это он тут нес? – спросил Курт. – За кого он меня принял?
– А ты еще не понял? – удивился Мур. – Ну, ты даешь!
– Я знаю, что я тупой. Дальше! – усмехнулся Курт.
Но Мур не успел ничего сказать, потому что двери храма распахнулись, и плотный поток верующих, по большей части старичков и старушек, медленно и торжественно втек вовнутрь. Едва войдя, они запели. Хор был тихим, но слаженным, и пламя светильника плавно плясало в такт песне.
Поющие смотрели на Курта со странной смесью требовательности и надежды, ясно светившейся в добрых усталых глазах. Курт бы содрогнулся от столь неожиданного пристального внимания, но что-то внутри него предпочло этого не делать. Поэтому он просто сидел, глядя на то, как медленно и чинно опускаются на колени поющие старики и старушки, как, продолжая петь, они кланяются ему, как пляшет огонь светильника, придавая всему происходящему волшебный и трогательный вид.
"Словно картинка из старой сказки, " – подумал Курт.
Пение окончилось. Взгляды остались.
Взгляды, полные требовательной надежды.
Курт все еще держал в руке бутыль с вином, но, кажется, этого никто не замечал, хотя он мог бы поклясться – все взгляды были устремлены именно на него.
Я где-то не там сижу.
Настала такая тишина, что, казалось, из нее можно сделать подушку. Такой толстой и мягкой тишины Курт еще не слыхивал.
Старички и старушки смущенно переминались с колена на колено. Переглядывались. Словно бы ждали чего-то.
Курт догадывался, чего они ждут.
Жрец.
Осторожно скосив глаза, Курт убедился, что тот все еще находится в обмороке, если только не уснул. Густая тень небрежно скрывала его от посторонних взглядов.
«Он еще долго там проваляется, пока его обнаружат.» – с тревогой подумал Курт.
– Жрец, паскуда! – негромко произнес кто-то – кажется, тот, первый старичок, что так героически боролся с тяжелой храмовой дверью.
– Ты что, богохульник мелешь?! – тут же накинулись на него две бойкие старушки, стоявшие на коленях неподалеку от него. – Ругаться в Храме! Да еще и в разгар праздничной службы!
– Быстренько проси прощения у Боженьки! – внушительно добавила третья.
Из всего сказанного вконец ошалевший Курт только и уяснил, что он не просто сидит во храме, а что сейчас здесь будут молиться какому-то боженьке… а он тут – посреди праздника, посреди молитвы, посреди чужой надежды и веры расселся, да еще с бутылкой в руке… ой, как нехорошо-то… и уйти никаких сил нет, да и куда уйдешь – они же вокруг… и дар речи куда-то потерялся, а даже если б и нашелся – ну что тут скажешь? Вот честное слово, лучше б его вражеские маги окружали! С врагами, оно проще. А что тут сделаешь?
– Быстренько проси прощения у Боженьки! – с нажимом повторила старушка.
– Так ведь я к тому сказал, что нет его, жреца то есть… – растерянно пролепетал старичок. – Жрец, значит, виноватый выходит, а не я… вот…
– Ты виноват про то, что ругань учинил, а жреца вообще гнать мокрой тряпкой. Ничего. Без него справимся, – решительно заявила старушка. – В старое время справлялись и сейчас справимся. Тоже мне… ученый человек.
Она тряхнула головой и встала.
– Внемли мне, добрый и милостивый Отец Наш Сиген! Протяни руку помощи своим усталым детям!
Говоря эти слова, она устремила на Курта огненный взор, простирая руки ему навстречу. Остальные последовали ее примеру. Горящие надеждой взгляды, протянутые руки – все было обращено к нему.
Вот теперь Курт уже не мог надеяться, что его не замечают. Еще как замечают! Уж если кого и замечают, то его. Да он здесь главное действующее лицо, не иначе! Точней, главное бездействующее лицо – он-то как раз ничего не делает! Точней – не делал. Не нужно было, вот и не делал. А теперь, похоже, придется. Потому что теперь они все от него чего-то хотят. А значит, сбежать потихоньку уже не выйдет. Как тут сбежишь, когда на тебя во столько глаз смотрят? Нужно что-то сказать. Они ведь ждут. Сказать. Как они его там назвали? «Отец Наш Сиген.» Интересно, кто такой этот самый «Отец» и где он, черти его задери, шляется? Исполняй тут неизвестно за кого непонятно какие обязанности!
Нужно им объяснить. Обязательно нужно. Вот сейчас встану и объясню. Объясню, что ошибка вышла. Чудовищная ошибка. И я никого не хотел оскорбить. Никого. Просто…
Курт решительно спрыгнул с постамента. Протянул руку в сторону коленопреклоненных старичков и старушек, откашлялся и сказал:
– Э-э-э… как бы это сказать… дело в том, что я… меня зовут…
Курт хотел сказать, что его зовут вовсе не Сиген, что он оказался тут совершенно случайно и что произошла ошибка, но толпа дружно ахнула и как по команде закатила глаза.
– Воплощение! – сухим ветром прошелестело по рядам верующих. – Отец Наш Сиген воплотился! Услышаны мольбы наши!
Курт в ужасе потряс головой.
Нет.
Не может быть.
Это слишком ужасно.
Пусть мне лучше на голову свалится маг. Или даже два. Или целый выводок магов. Пусть на меня лучше дракон нагадит. Пусть…
И ведь я не посмею их разочаровать!
– Достукался? – ехидно поинтересовался Мур. – Ну, и?.. как самочувствие, «боженька»?
– Я тебе набалдашник оторву, – мрачно пообещал Курт.
А вокруг гремело многолюдное – и когда оно только успело стать многолюдным? – радостное торжество верующих в Отца Нашего Сигена.
– Воплощение! – пели они. – Воплощение! Наш Бог пришел к нам! Наши мольбы услышаны!
Они вскочили на ноги. Они плясали и пели. Мотив был тот же самый. А вот ритм поменялся. Строгий негромкий хор сменили почти карнавальные распевы. Почтенный возраст, казалось, совершенно не тяготил танцующих. Они веселились, как дети, радуясь воплощению своего Бога.
Двери храма то и дело распахивались. Все новые и новые прихожане спешили в храм. Видно весть о воплощении разнеслась подобно пожару в сухой степи при сильном ветре.
– Кто такой Сиген? – наклонившись к посоху спросил Курт.
– Бог Повседневных Мелочей, – ответил тот. – Сейчас эти люди напляшутся и забросают тебя просьбами.
– Просьбами?
– Будешь чинить им заборы, склеивать разбитые горшки, ковать коней, точить серпы, рвать зубы и лечить коз.
– Но… я не умею лечить коз! – растерялся Курт.
– Да… тебе потребуется все твое могущество, – задумчиво произнес Мур и хихикнул.
– А почему они решили что я – это он? – Курт решил не обращать внимания на неуместное веселье своего посоха.
– Еще не знаю, – ответил посох. – Я плохо знаком с культом Сигена. Впрочем, догадка у меня есть, но… не знаю. Когда они уйдут, проверим, прав я или нет.
– Если они уйдут, – вздохнул Курт.
– Да уж, – хмыкнул посох. – Твой способ обретения силы – это нечто неподражаемое. Однако я предпочел бы просто послушать повесть о твоих приключениях, а не самому в них участвовать.
– Ты ведь сам как-то говорил, что безопасные приключения вымерли, – напомнил Курт. – Осталась только опасная разновидность.
– А ты больше слушай разных ослов, вроде меня! – грустно усмехнулся посох. – Нет, ну надо же! Ведь мы были почти что в Джанхаре! Вечно тебя заносит невесть куда…
Эстен Джальн и его Ученик сидели в траве на берегу реки, до ушей перемазанные красками и счастливые. Перед ними в дразнящем стремительном танце извивалась парочка апсар.
– Этих тоже нарисуем? – спросил Ученик.
– Нет, – мечтательно вздохнул Эстен Джальн. – Этих не будем. Эти красивые.
– А как ты с судьбой-то договорился? – промолвил Ученик.
– Насчет Курта, что ли? – усмехнулся Эстен Джальн.
– Ну да. – Кивнул Ученик. – Кстати, зачем он тебе? Он такой… такой страшный… и вообще…
– Ну, видишь ли… в общем, я виноват перед ним… – задумчиво сообщил Эстен Джальн. – Ведь это я нарисовал Архимага. Теперь из-за этой сбрендившей карикатуры у бедняги Курта одни неприятности. А когда старый пройдоха Зикер захотел протаранить им защиту Джанхарской крепости… ну, это уж ни в какие ворота не лезло! Парень чертовски талантлив. Такой должен жить. Поэтому я и переговорил с Судьбой. Кому, как не ей решать подобные вопросы?
– Но ведь она никого не слушает, кроме себя, – удивленно сказал Ученик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61