– Это, конечно, не по правилам, но я считаю, что мастер Воробей достоин быть сержантом! Хотя он мало еще прослужил здесь с нами, но, клянусь Гунгиллиными губками, ему в самый раз сидеть с сержантами вон там, у камина!
Тут же встрял Шортиль, который – в дополнение к словам капитана – заметил, что я большой мастер в колдовских делах и – «нет, конечно, он достоин быть сержантом и занимать отдельный столик у правого камина» – но уместнее было бы мне присоединиться к братству магов и принять участие в их забавах!
– И то верно, – подхватил уже захмелевший Порпиль, – я бы на него поставил, наверное…
Мне пришлось вставать, благодарить за добрые слова, обещать, что непременно погляжу на забавы здешних магов, объяснять, что за отдельный стол я пока не сяду, так как не хочу оставлять друзей и что, вообще, давайте выпьем…
Когда меня оставили в покое, я опять перехватил взгляд эльфа и молвил:
– Н-ну?
Филька кивнул и поник головой…
* * *
Когда друзья уединились наконец в своей комнате (той же самой, заботливо прибереженной для них Энгером), Ингви потребовал:
– Филька, по-моему пора тебе сказать нам хоть что-то. Насколько я понимаю, этот Коршун – тот самый «страшненький» эльф, о котором говорил Дрымвенниль. И ты определенно с ним знаком и даже как-то связан.
– Да, – кивнул князь, – он эльф, хотя волосы красит и все такое прочее… Невероятно, но он начал краситься в черную масть еще у нас – в лесах. Хотите верьте, хотите нет, но никто над ним там не смеялся – боялись.
– Говори дальше.
– Э-э-э, чего там, – Филька махнул головой энергичнее, как ни странно, он почти не пил сегодня и был молчалив за столом, очевидно ему не давали покоя какие-то мысли по поводу этой встречи, – расскажу. Мы прошли все вместе столько, что скрывать уже как-то… Я расскажу.
– Ты уже столько раз сказал «расскажу», что пора бы сообщить нам хоть что-то существенное, – поторопил приятеля Кендаг, – ну!
– Я вам не все раньше говорил о том, зачем подался в Альду. Мы с вот этим самым Орвоелленом сватались к одной девице… Она племянница Трельвеллина, если вам что-то это говорит.
– Говорит, что она племянница короля эльфов, – вставил Кендаг.
– Ну да. Таких невест не просто сватают – ее руку требуется завоевать, тем более, что этот… У нас его звали Орвоеллен Кривой Нос… Он считался великим воином там, в наших лесах. Я же – более родовитый вельможа и я старше. Впрочем, это тоже как-то было не очень важно… Словом, Ллиа Найанна, та самая девушка, она сказала, что мы, мол, оба достойны и что она не может выбрать… А потому советует нам отправиться в странствия. Ну, славу там стяжать и всякое такое… Она обещала верно ждать нас обоих… А когда мы свершим великие деяния – тогда она выберет большего героя. И вот когда мы выходили из ее покоя… Она глядела нам вслед и теребила шелковый платок… Мы выходили – и в дверях Орвоеллен Кривой Нос заявил, что я – наследник князей Креллионта, который отдан людям, а он – воитель и его мастерство и отвагу люди, мол, уж точно не отберут… Ну, я тоже завелся, наговорил ему всякого… И пообещал вернуть Креллионт… А он сказал, что станет убивать людей – и вернется только когда сразит какого-нибудь настолько заметного в Империи предводителя или героя, что об этом подвиге сложат песни… Я услышал треск рвущейся ткани за спиной… Это, конечно, была Ллиа Найанна, ее шелковый платок…
– Она порвала платок, когда Кривой Нос обещал убить кого-то? – спросила Ннаонна, слушавшая рассказ эльфа с горящими глазами (еще бы – это же прямо сцена из романа!), – после его слов?
– Ну да, – буркнул Филька, не поднимая глаз, – он сказал, что сложат песни – и я услышал треск разрываемого шелка… Тогда я бросил клич среди тех, кто был родом из Креллионта… Ну и дальше вы знаете…
– Филька, вот ты сказал, что Коршун хвастался, что, мол, Креллионт отдан людям, а его отвага – нет, верно? – Задумчиво произнес Ингви. – А ведь он людям служит здесь. Отвагу продает. Что скажешь?
– Ты прав, конечно, – покачал головой эльф, – но это все слова… На одни слова можно ответить другими. Всегда можно сказать, что он не отвагу продает…
– …А совсем другое место? – подхватил Ингви.
– Чего? – Филька не уловил – видимо, ушел в свои мысли.
– Ингви шутит, – заявил Кендаг, – знаешь, а я бы на месте этого Сломанного Носа ответил, что, мол, не продаю, а сдаю внаем… Или еще как-то так.
– Ответ достойный орка, – сказал Филька, вновь прислушиваясь к разговору, – но сути это не меняет… Я должен встретиться с ним в бою. Так что извините, если что не так.
– Ты это о чем? – удивилась Ннаонна.
– Я прошу меня извинить, – твердо заявил эльф, – но едва кто-то наймет Орвоеллена – я тут же наймусь против него. Ингви, я прошу разрешить мне такое отступление от клятвы.
– Пропадешь ты без меня, балаболка, – буркнул Кендаг, – Ингви, я тоже прошу… Я с ним, с хорьком этим, наймусь против Коршуна.
– Вы чего? – удивился Ингви, – с ума, что ли, разом сошли? Я с вами.
– Я тоже! – подала голос вампиресса.
– И ты тоже, – со вздохом подтвердил Ингви, – как же без тебя-то…
– Ну и я, слышь-ка, такую славную компанию нарушать не желаю… Это… Очень мне желательно поглядеть, чем такая заварушка закончится… – завершил своеобразную «перекличку» Никлис.
ГЛАВА 33
«…Епископ, конечно, повел речь издалека. Он начал с того, что я давно не посещал храм и подаю дурной пример пастве. Я, все еще не догадываясь, для чего он затеял беседу, отвечал ему с улыбкой, что не посещал, поскольку мои мирские обязанности не оставляют мне достаточно досуга, чтобы уделить время молитвам. И что мирянин из меня куда лучший, нежели богомолец…
И тут епископ разразился торжественной речью, в которой советовал мне покаяться, отречься от престола Могнака, все ценности пожертвовать церкви… А самому мне велел проситься в монастырь – а уж он, дескать, замолвит за меня словечко, чтобы такому архиеретику позволили замолить свои жуткие грехи в святых стенах… все это было так неожиданно… Разумеется, я был поражен, а епископ все вещал о том, какой я великий грешник и злодей… Чего он добивался? Что я «раскаюсь»? Или ждал, что я велю казнить его и он навеки прославится, приняв мучение – по примеру древних блаженных? К церкви я всегда был равнодушен, однако, мой дорогой потомок, я был молод и горд…
Я не стал казнить или как-то по-иному карать дуралея, я просто велел вышвырнуть его из моих палат… Причем мое повеление слуги исполнили с великим тщанием и энтузиазмом. Они ведь искренне разделяли мое уважение к служителям Гилфинга! А епископ, пока его волокли по дворцу – он, конечно, не умолкал. Призывал небесные молнии на головы еретиков, грозил, между прочим, и земными карами, обещал, что святая, мол, Церковь не потерпит… А мы были все слишком беспечны и самоуверенны, чтобы придать значение его словам. Я выглянул в окошко полюбоваться, как жалкого крикуна станут вышвыривать из сада. Тот как раз призвал в очередной раз молнии Гилфинговы на головы безбожных чародеев и кто-то из моих не сдержался – выколдовал-таки крошечную молнию, что поразила дуралея-епископа в зад и подожгла его одежды. Мои слуги, выпроводив его за ворота, искренне смеялись, наблюдая, как удаляется шлейф черного дыма и слушая, как затихают вдали угрозы и стоны… И я, глядя из окна, смеялся вместе с ними…
А события приняли между тем совершено нешуточный оборот. Ты, мой любезный потомок, провел, разумеется всю жизнь в Замке и не знаешь, как велика власть суеверий над необразованными людишками… Епископ кинулся объезжать все хоть сколько-нибудь значительные дворы и повсюду вещать о гнезде неверия и духовного разврата. Средства у него были, ибо Церковь всегда умеет скопить мирские блага, а в моем Могнаке – епископская казна и подавно была богата. Его подручные, клирики и монахи, частью следовали за ним – а частью разбрелись по монастырям и просили убежища, как, якобы, изгнанные мною из епархии. Я никого не изгонял – они сами сбежали, но это уже не имело значения. Вскоре слуги Церкви созвали собор и наложили проклятие на землю и дома Могнака. Многие мои подданные покинули край, а я тогда впервые ощутил беспокойство…
Слово церковников уже в ту пору имело некую власть над умами людей… Да скорее всего имеет и поныне – за пределами твоего Замка, дорогой родич. И к тому же когда епископ принимался побуждать владык к войне – те уже сами были готовы. Сеемые им зерна ненависти падали на благодатную почву, тем более, что сердца правителей переполняли жадность и зависть. О богатствах Могнака Знаменитого знали все!
И еще – мой епископ привлек к этому делу двух незаурядных в своем роде людей. Первый – Энтуагл, незадолго до того ставший во главе эстакской епархии. Полный болван, маньяк, обуянный навязчивыми идеями – и вдобавок фанатик. Его сумасшествие требовало выхода, ему не терпелось сразиться с врагами его безумных идей. А ежели таковых врагов не сыскалось, то их следовало сотворить. Вот тут и подвернулся могнакский епископ с его призывами… Другой человек, также ставший душою похода на Могнак – король Фаларик. Этому, с позволения сказать, королю удалось собрать дружину отвратительных, но (не могу не отдать должное!) замечательно отважных бандитов. Во главе этой шайки Фаларик грабил и изгонял из Ванета всех, кто навлек на себя его немилость (а для этого требовалось немного – иметь богатство или даже просто иметь совесть)… Как раз к тому моменту, как епископ Могнака обратился к нему, он привел к покорности весь Ванет – и был готов к новым грабежам и захватам. Его так называемая дружина не могла уже обходиться без драк и бесчинств, в то время, как в Ванете стало некого грабить. Следовательно, требовался заграничный поход, чтобы удовлетворить алчность и пыл этих головорезов. С другой же стороны Фаларику – при его-то дурной славе – требовалось принять участие в чем-то возвышенном и благородном. Требовалось поднять престиж. Поход на ужасно нечестивую (и очень богатую) провинцию устраивал его как нельзя более…»
* * *
На следующий день (точнее сказать, на следующий вечер – когда вся «братия» собралась опять в большом зале «Солдата»), к Ингви пристал Шортиль. Маленький чародей не хотел терять близких отношений с «Воробьем», который вдруг стал знаменит. Поэтому он, как и обещал в прошлый вечер, повлек демона в угол чародеев – представить новичка этому обществу.
Поскольку вечер едва только начинался и знаменитые соревнования еще не открывались – в углу собрались пока одни лишь колдуны.
– Приветствую всех, – обратился к ним Шортиль, – позвольте ввести в наш дружеский круг вот этого весьма талантливого чародея. Он называет себя Воробьем…
Ингви с любопытством оглядел собравшуюся в углу компанию. Личности здесь сошлись весьма колоритные. У себя в Альде демон уже подметил, что обладание магическими способностями как правило сопряжено с каким-либо физическим уродством – наемники не были исключением. Более того, некоторые из них сознательно подчеркивали недостатки своей внешности. Они заботились о собственной популярности, добиваясь ее любыми средствами… Среди наемников-магов Ингви с удивлением обнаружил даже одну женщину. Она старательно прятала свою внешность под многочисленными покрывалами и тяжелыми накидками – так что о ее наружности сказать что-либо было сложно. Скорее всего, красотой она не блистала. Зато мужчины выставляли свое уродство напоказ.
У этого тесного кружка имелся своего рода предводитель, или председатель – очень старый на вид здоровенный мужчина, которого величали Ролох Белый. Его отличала длинная седая борода, гордо выпущенная поверх причудливых нарядов мага и спускавшаяся ниже пояса – борода, достойная какого-нибудь гнома. Среди прочих Ролох выделялся – помимо габаритов и холеной бороды – еще и властной, уверенной осанкой. Ингви уже знал, что старый маг считается здесь непревзойденным чародеем и служит в одном из знаменитейших отрядов. Когда Шортиль представил новичка компании, все колдуны уставились на Ролоха, ожидая от него какого-то вердикта. Тот откашлялся и проговорил густым басом:
– Мы все уже наслышаны о подвигах знаменитого Воробья. Тем более приятно, что такой многообещающий новичок принадлежит к нашей братии. Что ж, мастер, присоединяйся к нам, будем рады. А ежели пожелаешь – прими участие в наших состязаниях…
– Благодарю, мастер… Благодарю всех, – отозвался Ингви, – сначала я с вашего позволения понаблюдаю.
– Это как угодно, – согласился Ролох, – а позволь тебя спросить, правда ли, что ты предпочитаешь меч всем магическим воздействиям?
– Ну, – замялся Ингви, – не то, чтобы я именно предпочитал меч… Просто я снабдил мое оружие таким набором заклинаний, что его уже просто «мечом» и назвать-то, пожалуй, нельзя.
– Что ж, это я понимаю, – кивнул старик, – а ведь такое славное оружие должно иметь имя. Как ты кличешь свой клинок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53