Многие из проходящих мимо людей пристально всматривались ему в лицо и оглядывались: кто-то удивленно, кто-то одобрительно, кто-то с откровенной злостью. Сначала он не понимал, в чем дело, и даже осмотрел себя: может, что-то не так с его одеждой? Потом подумал, что дело в рыжем треухе, который издали бросается в глаза, и если бы не трескучий мороз, то он обязательно снял бы его и спрятал. Но его сомнения разрешили трое молодых парней, не побоявшихся спросить его напрямую, тот ли он волхв, что вчера на Городище не подписал грамоты. Млад кивнул и смутился: не стоило надевать этот дурацких треух, теперь весь Новгород узнает его в толпе.
- И что, гадание на самом деле вранье? - откровенно спросил один из них.
- Я не уверен в том, что я видел Правду, - ответил Млад.
- Я говорил, это Сова Осмолов воду мутит, посадником хочет быть! - плюнул второй, и они, посмотрев на Млада то ли с уважением, то ли с удовлетворением, направились к Ярославову дворищу.
Мимо время от времени проезжали боярские сани - расписные, полные одеял из собольего меха. На широкой степени, пристроенной к гриднице, понемногу собирался Совет господ. Посадник, как ни странно, поднялся и сел на скамью вместе с женой, чем вызвал некоторый ропот в передних рядах, где сидели родовитые бояре: на вече женщин обычно не пускали. Разглядел Млад и Сову Осмолова - он сидел по правую руку от посадника, хотя на степени делать ему было нечего, в Совет господ он не входил.
Белояра все не было. Уже смолк колокол, сомкнулись ряды простолюдинов, окруживших вечевую площадь, участники веча заняли свои места: бояре - сидя в первых рядах, за ними житьи люди, потом купцы, потом немногочисленные, но пожилые и уважаемые ремесленники - всего не меньше тысячи человек. И тысячи четыре толпились вокруг, толкались и надеялись пробиться поближе к площади.
С моста Младу почти ничего не было слышно, впрочем, новгородцы еще шумели: даже шепот огромной толпы мог заглушить оратора, а уж ее ропот должен был вызывать если не страх, то, по крайней мере - уважение. Млад топтался на месте, надеясь согреть застывшие ноги, и не услышал, как со стороны Ильмень-озера раздался топот копыт: небольшой отряд дружинников сопровождал юного князя, приехавшего на вече верхом. Толпа расступилась, услышав призыв дружинника, ехавшего впереди, раздались приветственные возгласы: новгородцы любили юного князя, и Млада нисколько это не удивляло. Да, князь был очень молод, но одного взгляда на него хватало, чтоб понять - это достойный наследник Бориса.
А Белояра все не было. Может, волхв передумал говорить на вече? Не посмел взять на себя ответственность? Он ведь колебался…
Князь взбежал на степень, поклонился новгородцам и сел на предназначенную ему скамью; рядом ним на скамью чинно опустился тысяцкий, Ивор Черепанов. Млад хотел подойти поближе, но побоялся, что если Белояр опоздает, то просто не найдет его в толпе. В задних рядах он бы ничего не видел, но зато слышал бы, о чем говорят со степени, на мосту же он почти ничего не слышал, зато отлично видел и степень, и вече, и окружающую его толпу.
Первым поднялся посадник, смущенно осматривая свою невзрачную шубу, глянул на супругу и, получив утвердительный кивок, подошел к ограждению. До Млада долетали только обрывки его слов. Говорил посадник долго, прерываемый время от времени криками то с одного конца площади, то с другого. Млад тщетно пытался понять, о чем тот ведет речь, когда сзади к нему неожиданно подошли человек пять из стражи детинца, вооруженные бердышами. Млад не успел даже оглянуться и понять, кто это такие, когда двое из них крепко взяли его под руки. Он посмотрел по сторонам, не понимая, что происходит и хотел спросить, в чем дело, но тут перед ним появился вчерашний незнакомец, которого Ширяй называл Градятой.
- Здравствуй, Ветров Млад Мстиславич, - Градята еле заметно усмехнулся, - не иначе, ты собираешься выступить на вече?
По-честному, Млад растерялся и в первый раз пожалел, что не взял с собой десятка студентов, как советовала Дана, или хотя бы Добробоя, который убеждал его в том, что стоит десятерых. Стража из детинца - не разбойники с большой дороги, чтоб поднимать шум.
- Что тебе нужно? - спросил Млад в ответ не очень дружелюбно, снова оглядываясь на тех, кто держал его за локти.
- Пойдем, - Градята улыбнулся одним углом рта, - расскажешь новгородцам всю правду о себе и о гадании.
- Я уже сказал новгородцам, что думаю о гадании. Мне нечего добавить. Но подтвердить свои слова могу еще раз.
- Подумай, Млад Мстиславич, - темные глаза посмотрели на Млада в упор, излучая странную, неведомую силу, - сегодня ты не сможешь сделать того, что сделал вчера, тебе не хватит сил. Ты выжат до капли.
- Чтоб говорить Правду, сила не нужна, - тихо ответил Млад, пожав плечами.
- Признаться, я не очень хорошо понимаю, что ты называешь правдой… - проворчал Градята, - пошли. Новгородцы хотят тебя видеть.
Он повернулся спиной и сделал знак следовать за собой. Стражники подтолкнули Млада вперед, но он уперся и попытался вырвать руки.
- Я пойду сам. Я не вор и не разбойник, и новгородцев не боюсь.
- Ты не вор и не разбойник, - оглянулся Градята, - ты предатель и лазутчик татар. Отпустите ему руки, пусть идет сам. Все равно никуда не денется.
Убеждать кого-то в том, что он не предатель, Млад посчитал для себя унизительным. Волхв не может быть предателем и лжецом, тогда он перестает быть волхвом! Не может быть, чтоб человек, наделенной той силой, что увидел Млад в темных глазах, не знал об этом. Что ему нужно? Откуда он взялся и чего добивается? И если его сила позволяет ему лгать так откровенно, то что это за сила?
Они спустились с Великого моста и направились к вечевой площади, обходя толпу по льду Волхова. К гриднице можно было подойти только сзади, где останавливались сани, и лошадей оставляли под присмотр нарочно нанятых для этого людей. Неподалеку от площади им навстречу вышли трое, которые поприветствовали Градяту, как своего. Тот остановился, и Млада за локоть придержал странно молчаливый стражник. Эти трое с виду ничем не отличались от новгородцев, но почему-то Младу пришло в голову, что это чужаки. В них что-то было не так!
- Ну что? - спросил один из подошедших с улыбкой, - наш предатель и лазутчик готов признать свою ошибку?
- Пока нет, - ответил Градята.
Один из чужаков подошел поближе и бесцеремонно взял Млада за плечи, заглядывая ему в глаза. Млад едва не отшатнулся: сила, та же непонятная, неизвестная сила! Ее излучали немигающие глаза чужака - темные, чуть припухшие. Он был очень смуглым, темноволосым, с привлекательным, но нескладным лицом и носом уточкой.
- Эй, да он же шаман! - чужак слегка толкнул Млада, выпуская его плечи из рук, - не заморочит народ?
- Он выжат, смотри как следует, - ответил Градята, - даже если он наберет сил на морок, он через пару минут свалится замертво.
- Ну что, предатель и лазутчик, - один из чужаков усмехаясь потер руки, - у тебя есть выбор. Или ты признаешь свое невольное заблуждение, или через час новгородцы сбросят тебя с Великого моста.
- Ты угрожаешь мне? - тихо и удивленно спросил Млад. Вот так, среди бела дня, в двух шагах от вечевой площади? Но не кричать же, в самом деле…
- Я не угрожаю. Я объясняю, и, надеюсь, объясняю доходчиво. Твоя задача рассказать Великому Новгороду, что гадание - истинная правда. И не просто рассказать, а убедительно рассказать. Чтоб вече в это поверило. Иначе нам придется объявить тебя предателем.
От циничной откровенности его слов Млад растерялся еще сильней. Никто и никогда не угрожал ему, никто не пытался заставить его сделать что-то против его собственной воли. Он был шаманом с тринадцати лет, он знал, что его сила дает ему превосходство над людьми, но ему и в голову не приходило, что она может применяться как оружие. Это противоречило его представлениям о нравственности, ни люди, ни боги не прощают такого! Он не испытывал страха, он не хотел верить, что новгородцы согласятся с чужаками, и в то же время чувствовал: согласятся.
- Мне нечего сказать, - ответил он, как всегда долго подбирая слова, - я могу только подтвердить то, что говорил вчера.
По знаку Градяты двое из стражников снова взяли его за руки, но на этот раз, чтоб связать их за спиной. Млад не стал сопротивляться: они бы все равно сделали это. Как жаль, что не пришел Белояр! И почему Млад был так уверен, что тот не передумает? Если бы волхв слышал этот разговор, он бы не передумал.
- У тебя есть несколько минут, чтоб изменить свое решение. Пока говорит Сова Беляевич. Если передумаешь, скажи - я развяжу тебе руки, - кивнул ему Градята, поворачиваясь спиной, и стражники подтолкнули Млада вперед, в сторону гридницы.
- Я не передумаю, - сказал он в удаляющуюся спину, но Градята не оглянулся, отчего Млад почувствовал себя жалким и никудышным: ему хотелось выглядеть гордым, но, как обычно, вместо этого он выглядел смешным.
А со степени в это время на самом деле говорил Сова Осмолов. Млад хотел прислушаться, но от волнения не понимал ни слова. Что-то про мщение и войну. Речь боярина была короткой и яркой: вече отзывалось на нее одобрительными криками с одного конца и свистом - с другого.
Млада подтолкнули к лестнице, ведущей на степень - боярин заканчивал говорить.
- Ну? - наконец обернулся Градята, - у тебя не осталось и минуты. Я бы не стал спрашивать, но честь не позволяет мне не предоставить тебе последней возможности.
- О какой чести ты говоришь? - Млад настолько поразился бесстыдству чужака, что на этот раз не подбирал слов - они сами сорвались с языка.
- Если ты сомневаешься в моей чести, назови это жалостью… - чуть не рассмеялся Градята.
Млад скрипнул зубами от обиды и злости и сам пошел наверх, не дожидаясь, когда его толкнут.
- Что же до одного-единственного волхва, который не подписал грамоты, то он сейчас предстанет перед вами, - зычно вещал Сова Осмолов, держась руками за ограждение и чуть пригибаясь вперед, словно нависая над вечем, - и тогда вы убедитесь, что в правдивости гадания не может быть никаких сомнений!
Стражники, следовавшие сзади, на самом верху довольно грубо толкнули Млада вперед, он не заметил, что последняя ступенька чуть выше остальных и споткнулся, едва не растянувшись на степени на глазах всего веча. Обидно стало до слез - нет сомнений, стражник сделал это нарочно! Боярин мельком глянул в его сторону и продолжил:
- Пока наш доблестный посадник защищал врагов Руси и вел с ними мирные переговоры, мои люди кое-что разузнали о человеке, поселившем сомнения в ваших сердцах.
Вече зашумело. В первых рядах раздались солидные смешки бояр, слева, где стояли представители кремлевской стороны, из толпы понеслись одобрительные возгласы, а справа пронесся удивленный ропот, и кто-то выкрикнул:
- Связать волхва? Да вы с ума сошли!
- Это беззаконие! - присоединился к этому голосу еще один, поближе, - волхвы стоят вне правосудия!
- Волхвов вече не судит! - крикнул кто-то еще.
Сова Осмолов поднял руку, призывая к тишине, и, дождавшись ее, продолжил:
- Волхвов - не судит. Но того, кого боги прокляли за ложь их именем, мы волхвами никогда не считали. Этот человек давно перестал быть волхвом. Перестал с тех пор, как принял серебро из рук врага в оплату своей лжи.
Надо было крикнуть, что это неправда, но Млад еще не оправился от столь неловкого выхода на степень, а от чудовищности обвинения и вовсе задохнулся, не в силах сказать ни слова.
- Да-да! - кивнул Осмолов толпе, - не думайте, что я могу огульно обвинить волхва в сребролюбии. Мы нашли достаточно свидетелей! И главным свидетелем, как ни странно, оказался один из казанских купцов! И среди врагов есть люди с честью, люди, ненавидящие ложь!
На степень действительно начал подниматься татарин, только выглядел он довольно потрепано и мало напоминал купца. Младу показалось, что он видит сон: он и не представлял, насколько тщательно продумано обвинение.
Сова Осмолов задавал татарину вопросы, а тот отвечал на них «да» или «нет». Только напоминал он при этом китайского болванчика, и, казалось, с трудом понимал русский язык. Однако вече всколыхнулось, когда татарин подтвердил, что сам передавал Младу деньги за то, чтоб тот не подписывал грамоты.
- И это не все! - Осмолов поднял палец, отпуская татарина со степени, - мы обыскали дом так называемого волхва, и обнаружили не только деньги, но и письмо, которое не оставляет никаких сомнений! Это письмо мне бы хотелось прочитать полностью. Для проверки его подлинности я передам его Совету господ.
Письмо действительно не оставляло никаких сомнений, Млад недоумевал только, как Совет господ установит его подлинность… Но и тут Осмолов оказался на высоте: письмо оказалось скрепленным печаткой Амин-Магомеда. Тут же в детинец послали гонца - привезти грамоты с той же печатью.
- Я мог бы привести еще множество доказательств, но не стану утомлять вече долгими подробностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81