Я не могу быть преемником Белояра.
- Даже если это так, не смей и думать о том, чтоб оговорить себя в суде! Это плевок в лицо людям, которые защищают тебя. Ты расстроишь их планы, ты…
А Родомил - это человек, который его защищает? Млад скрипнул зубами.
- Мне не нужна защита. И мне нет дела до их планов. Превратить смерть мальчика в игральную кость, устроить из нее представление… Это гнусность, тебе не кажется?
- Младик, ты передергиваешь. Это не так. Пойди и поговори с Родомилом, пока он не уехал. Пусть он объяснит тебе, в чем дело, если ты не хочешь слушать меня.
- Этого мне только не хватало, - проворчал Млад.
- Тогда хотя бы сообщи ему о своем решении. Это будет честно. Пусть он заранее знает…
Млад подумал вдруг, что дело вовсе не в перепродаже Мишиной смерти, и не в politiko, не в игральных костях - все это его собственные отговорки. Ему просто страшно бередить рану, страшно вспоминать, страшно ощущать себя виновным и оправдываться при этом. Проще и честней признать себя виноватым сразу. И если это рушит какие-то планы главного дознавателя, то никто его не просил Млада защищать…
- Хорошо, я пойду и скажу об этом Родомилу, - он скрипнул зубами и поднялся, - пусть он знает об этом заранее.
Дана тоже встала с места и пошла вслед за Младом.
- Я тебя провожу, - сказала она, когда он начал надевать валенки.
- Я не заблужусь, - ответил он не очень-то любезно.
- Тогда я просто постою на крыльце.
Он смягчился и, выпрямившись, приобнял ее за плечи:
- Ты простудишься. Там сильный ветер.
- Младик… - Дана опустила голову ему на грудь, - я почему-то боюсь за тебя сегодня.
Он не мог ее не поцеловать. Может, из-за его глупой ревности, может, потому что они так давно не оставались наедине, но в тот вечер она казалась ему удивительно красивой и желанной. И шел он к ней вовсе не для разговоров, которые могут услышать шаманята…
И опять все получилось как-то глупо, потому что валенки он так и не снял. И, вместо того, чтоб насладиться любовью на ее широкой кровати под пологом - как у княгини - не думая о времени, они творили любовь у двери, на узкой лавке под шубами, торопясь насытиться друг другом, стискивая друг друга в объятиях, изнемогая от близости, мучаясь невозможностью раствориться в чужом теле, тоскуя друг о друге в миг самого тесного соития. Словно боялись друг друга потерять. А потом долго молчали и не спешили разомкнуть объятья. Пока валенок, соскользнувший с ноги, не упал на пол.
- Чудушко мое, - Дана вытерла набежавшие на глаза слезы, - вот за это я тоже тебя люблю - десять лет как в первый и в последний раз…
3. Суд
Разговор с Родомилом получился совсем не таким, каким его представлял Млад. Ему показалось, главный дознаватель давно ждал этого разговора и готовился к нему. О решении Млада признать себя виновным в смерти ученика он только махнул рукой, сказав, что это совершенно безразлично. И добавил:
- Не вздумай только признаться в том, что Сова Осмолов говорил о тебе правду, чтоб поскорей завершить княжий суд.
А после этого долго расспрашивал Млада о ночи перед вечем, о студентах, пытавшихся поджечь терем выпускников, и о Градяте - той ночью и на следующий день, о его друзьях, об их связи с Совой Осмоловым, и главное - об их странной силе. Потом они вернулись к гаданию: Родомила интересовали подробности, он искал источник этой странной силы, и цеплялся к каждой мелочи, сказанной Младом.
- Понимаешь, Борис стремился к миру с татарами, он понимал, что, объединившись против нас, они будут представлять для Руси серьезную угрозу. Он действовал на основе «Divide et impera». Амин-Магомед был предан ему, во всяком случае, союз хана и князя мешал объединению татар. И в одночасье этот союз разрушили. Не думаю, что Сова Осмолов думал об этом, когда подхватывал идею войны с татарами. Борису требовалось время укрепить Русь на западных границах, шла война с Литвой. Теперь мы вынуждены все силы бросить на восток. Я не верю в случайности, столь счастливые для наших врагов. Я не верю, что Амин-Магомед хотел убить Бориса. Нас обманули. В нашей ссоре с Казанью заинтересованы все, кроме нас и самого Амин-Магомеда. Потому что под дланью Крымского ханства он у власти не удержится. А когда с Крымом объединятся Астрахань и Ногайская орда - все начнется сначала. Нас раздавят или с запада, или с востока. И я хочу знать: что за сила позволила обмануть сорок волхвов, и кто направлял эту силу. Крымский хан, шведский король, поляки, литовцы, немцы? Кто? А может, это дело рук Москвы? Киева? Владимира? Кому не дает покоя власть Новгорода над Русью? Чего и от кого ждать завтра? Кто послал этих странных людей, которых никто не видел после веча? И, в конце концов, кто убил Бориса? Впрочем, это как раз неважно, это мог сделать и Ивор…
Млад слушал и кивал: наверное, Белояр рассуждал так же. Только вече поверило бы волхву, но оно не станет слушать главного дознавателя.
- Вам нужен новый Белояр? - спросил он у Родомила, презрительно скривившись.
- Не помешал бы, - откровенно ответил тот, пожимая плечами, - скажу больше, нам скоро явят нового Белояра. Придет он из какой-нибудь глуши на помощь Новгороду, в белом армяке с непокрытой головой. Только с бородой…
- Почему с бородой? - не понял Млад.
- Потому что наши волхвы бороды бреют, а все эти странные люди с силой волхвов, как один, носили бороды. Впрочем, возможно новый Белояр ею пожертвует… Хотелось бы их опередить. Но я не такой дурак, чтоб предлагать истинному волхву столь дешевый маскарад. Всем ясно, ни один волхв на это не согласится. На то вы и волхвы, вас же боги проклянут после этого. Так что пока я ищу не мнимого Белояра, а волхва, равного ему по силе. Который не побоится спросить у богов, что это за сила, и как мне ловить ее за хвост.
- Боги не вмешиваются в людские дела, - тут же ответил Млад. Не хотел бы он оказаться на месте того человека, которому это поручат.
- Я знаю, не вмешиваются. Но откуда тогда взялись эти люди? Кто дал им силу волхвов? Кто, как не боги, может наделять этой силой людей? Вот об этом, я думаю, спросить нестрашно. Не ответят - будем искать другие пути. Попробуешь? - Родомил посмотрел на Млада испытующе.
- Я? - Млад распахнул глаза, - я очень слабый волхв-гадатель. Я по силе близко не стоял к Белояру!
- Ты шаман, - уверенно ответил главный дознаватель.
- Я вызываю дождь! Не более!
- Но боги слушают тебя, разве нет? И не говори мне о своей слабости. Я видел твою силу на вече. И перед вечем в университете ты остановил толпу, ты переиграл чужака, разве нет? Заметь, Белояр убийцу не переиграл.
- Потому что чужак не разглядел во мне шамана. Потому что среди них, наверняка, тоже есть сильные и слабые, и против меня выставили слабого. А против Белояра - сильного. Это ничего не говорит о моей силе!
- Говорит! Говорит. На следующий день, на вече, они уже знали, на что ты способен. И не остановили тебя.
- Они думали, я умру. Они думали, я побоюсь это сделать, чтоб не умереть.
- Но ты не умер, верно? А кто-нибудь на твоем месте смог бы трижды за сутки поднимать в себе такую силу? Я, конечно, ничего в этом не смыслю, но могу определенно сказать: нет, никто бы не смог. Гадание, где ты сумел противиться и мороку, и Белояру, толпа поджигателей в университете и, наконец, вече! И ты будешь рассказывать мне, какой ты слабый волхв-гадатель? Да никто не знает, на что способен шаман со способностями волхва! Потому что таких нет! Может, как гадатель ты слаб, может, как шаман ты только вызываешь дождь, но кто тебе сказал, что слияние этих сил не даст новую силу? Измерить которую никому еще не удавалось? А?
- Я не знаю, - Млад опустил голову.
- Попытайся спросить богов. Лучшие люди Новгорода будут стоять за тобой и разделят ответственность перед богами за твой спрос. Это я тебе обещаю.
Млад покачал головой:
- Я не могу такого пообещать. Мне надо подумать. Мне надо понять, имею ли я на это право.
- Я не тороплю. Подумай, - кивнул Родомил.
Млад вышел от него довольно поздно, когда не только в профессорской слободе, но и в университетских теремах погас свет. Ветер к ночи усилился, как Млад и предполагал, снег валил густо, и он не сразу разглядел Дану, идущую ему навстречу - даже ее шагов за воем ветра не было слышно.
- Ты чего? - он улыбнулся.
- Тебя долго не было. Я же говорила, что боюсь за тебя сегодня.
- Ты выдумываешь, - Млад взял ее под руку, - ветер. Когда воет ветер, всегда тревожно.
- Почему? Ты, наверняка, знаешь, почему.
Они двинулись в сторону ее дома по засыпанной снегом тропинке.
- Ветер приглушает звуки, а метель ухудшает видимость. Незримая опасность всегда пугает сильней. Даже если ее нет, - Млад рассмеялся - она ждала от него совсем другого ответа.
- Смеешься надо мной?
- Ну хорошо. Потому что ветреной ночью мы лучше чувствуем мир нави. Потому что в метели от нас прячутся существа, которым здесь не место… Так тебе нравится больше?
Дана толкнула его острым локтем в бок и тоже рассмеялась. Млад сделал серьезное лицо, приложил палец к губам, приостановился и глазами показал в снежную тьму. Она тут же перестала смеяться, и он почувствовал, как по ее телу пробежала дрожь - она испугалась! Он рассмеялся снова, увлекая ее за собой, и снова получил локтем в бок. Но три темные фигуры вышли из метели совсем с другой стороны, отделившись от чьего-то темного крыльца - Млад поздно их заметил. Никакого отношения к миру нави они не имели… И намерения их вовсе не вызвали у него сомнений - добрые люди не двигаются столь быстро и молча, словно волки, окружающие жертву со всех сторон.
Если бы рядом с ним не было Даны, он бы, наверное, растерялся. Все, на что ему хватило времени, это отступить в сторону, к ряжу колодца, отодвигая Дану себе за спину. В голове мелькнула мысль: в такую метель нельзя метнуть нож издали - просто не рассчитать линию движения, ветер помешает. А ножи оказались в руках у всех троих.
Дана закричала так пронзительно, что у Млада заложило уши - ему не пришло в голову звать на помощь. Впрочем, ветер и снег заглушили ее крик, но тот немного испугал нападавших - двое из них приостановились, оглядываясь по сторонам, словно воры, застигнутые на месте преступления. Третий же, идущий чуть впереди, не заметил их задержки и шагнул к Младу, уверенный, что их все еще трое: это и спасло Млада от мгновенного поражения. Поединка он не боялся, ощущая не только собственную правоту, но и присутствие Даны за спиной.
Серое лезвие вынырнуло снизу, нацеливаясь в живот, Млад не мог уйти в сторону, чтоб не подставить Дану, а перехватить руками такой удар не умел. Дана закричала снова, еще громче и отчаянней. Он подался назад, прижимая ее к колодцу, нож вспорол полушубок, но до тела не достал. Млад ухватил запястье нападавшего обеими руками - тот был силен, гораздо сильней Млада. И гораздо искушенней в драке с ножом. Если позволить ему уронить себя в снег - Дана останется беззащитной перед двумя другими! Млад старался выкрутить руку, сжимающую нож, нападавший ударил левой рукой в лицо, так что с головы скатился треух, а потом повторил удар дважды, чуть ниже виска, надеясь, что боль разожмет противнику пальцы. Но неожиданно это вызвало обратный результат - Млад почувствовал силу, которая позволяла ему плясать на углях голыми пятками. Нож бесшумно ушел в снег - рука нападавшего вдруг разжалась, но уже через секунду встречная сила словно ударила Млада в лицо, заставив пошатнуться. Глаза нападавшего приблизились, и Млад узнал Градяту.
Двое других бросились на него одновременно, но натолкнулись на невидимый щит. Младу оказалось достаточно короткого взгляда, чтоб оба они попятились назад - если в них и была заложена какая-то сила, то рядом с ним она померкла, обратилась в ничто. Только Градята не отступился от задуманного, круша этот щит острым взглядом темных глаз: его левая рука ухватила Млада за горло, но не сжимая, а надеясь разорвать глотку.
Дана кричала и звала на помощь.
Как на войне: или ты убьешь его, или он - тебя… В пятнадцать лет, в открытом бою, Млад не задумывался о неестественности такой драки. Она не казалась ему столь безобразной, какой предстала перед ним сейчас. Рвать врага руками, до смерти, не считаться ни с чем, забыть о правилах. Главное - убить. Выдавить глаза, разодрать рот, вбить в мозг переносицу, сломать шейные позвонки, снести череп с хребта ударом в подбородок…
Они катались по снегу, и Млад не чувствовал ни боли, ни усталости, ни злости. Он словно смотрел на себя со стороны, и ужасался самому себе.
Крики Даны сделали свое дело - их услышали, и кто-то уже бежал им на помощь: с факелами и с топорами. Двое нападавших, почуяв поражение, поспешили уйти в темноту: Млад и их видел, словно стоял чуть в стороне, наблюдая, а не прикрывал лицо от бившего его головой Градяты. И видел на лице Даны ужас и боль, и смотрел, как от своего дома бежит Родомил с криком: «Задержи его, не дай ему уйти!»
Но никто из тех, кто пришел помочь, не сумел приблизиться к драке, так же как товарищи Градяты не смогли тронуть Млада:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
- Даже если это так, не смей и думать о том, чтоб оговорить себя в суде! Это плевок в лицо людям, которые защищают тебя. Ты расстроишь их планы, ты…
А Родомил - это человек, который его защищает? Млад скрипнул зубами.
- Мне не нужна защита. И мне нет дела до их планов. Превратить смерть мальчика в игральную кость, устроить из нее представление… Это гнусность, тебе не кажется?
- Младик, ты передергиваешь. Это не так. Пойди и поговори с Родомилом, пока он не уехал. Пусть он объяснит тебе, в чем дело, если ты не хочешь слушать меня.
- Этого мне только не хватало, - проворчал Млад.
- Тогда хотя бы сообщи ему о своем решении. Это будет честно. Пусть он заранее знает…
Млад подумал вдруг, что дело вовсе не в перепродаже Мишиной смерти, и не в politiko, не в игральных костях - все это его собственные отговорки. Ему просто страшно бередить рану, страшно вспоминать, страшно ощущать себя виновным и оправдываться при этом. Проще и честней признать себя виноватым сразу. И если это рушит какие-то планы главного дознавателя, то никто его не просил Млада защищать…
- Хорошо, я пойду и скажу об этом Родомилу, - он скрипнул зубами и поднялся, - пусть он знает об этом заранее.
Дана тоже встала с места и пошла вслед за Младом.
- Я тебя провожу, - сказала она, когда он начал надевать валенки.
- Я не заблужусь, - ответил он не очень-то любезно.
- Тогда я просто постою на крыльце.
Он смягчился и, выпрямившись, приобнял ее за плечи:
- Ты простудишься. Там сильный ветер.
- Младик… - Дана опустила голову ему на грудь, - я почему-то боюсь за тебя сегодня.
Он не мог ее не поцеловать. Может, из-за его глупой ревности, может, потому что они так давно не оставались наедине, но в тот вечер она казалась ему удивительно красивой и желанной. И шел он к ней вовсе не для разговоров, которые могут услышать шаманята…
И опять все получилось как-то глупо, потому что валенки он так и не снял. И, вместо того, чтоб насладиться любовью на ее широкой кровати под пологом - как у княгини - не думая о времени, они творили любовь у двери, на узкой лавке под шубами, торопясь насытиться друг другом, стискивая друг друга в объятиях, изнемогая от близости, мучаясь невозможностью раствориться в чужом теле, тоскуя друг о друге в миг самого тесного соития. Словно боялись друг друга потерять. А потом долго молчали и не спешили разомкнуть объятья. Пока валенок, соскользнувший с ноги, не упал на пол.
- Чудушко мое, - Дана вытерла набежавшие на глаза слезы, - вот за это я тоже тебя люблю - десять лет как в первый и в последний раз…
3. Суд
Разговор с Родомилом получился совсем не таким, каким его представлял Млад. Ему показалось, главный дознаватель давно ждал этого разговора и готовился к нему. О решении Млада признать себя виновным в смерти ученика он только махнул рукой, сказав, что это совершенно безразлично. И добавил:
- Не вздумай только признаться в том, что Сова Осмолов говорил о тебе правду, чтоб поскорей завершить княжий суд.
А после этого долго расспрашивал Млада о ночи перед вечем, о студентах, пытавшихся поджечь терем выпускников, и о Градяте - той ночью и на следующий день, о его друзьях, об их связи с Совой Осмоловым, и главное - об их странной силе. Потом они вернулись к гаданию: Родомила интересовали подробности, он искал источник этой странной силы, и цеплялся к каждой мелочи, сказанной Младом.
- Понимаешь, Борис стремился к миру с татарами, он понимал, что, объединившись против нас, они будут представлять для Руси серьезную угрозу. Он действовал на основе «Divide et impera». Амин-Магомед был предан ему, во всяком случае, союз хана и князя мешал объединению татар. И в одночасье этот союз разрушили. Не думаю, что Сова Осмолов думал об этом, когда подхватывал идею войны с татарами. Борису требовалось время укрепить Русь на западных границах, шла война с Литвой. Теперь мы вынуждены все силы бросить на восток. Я не верю в случайности, столь счастливые для наших врагов. Я не верю, что Амин-Магомед хотел убить Бориса. Нас обманули. В нашей ссоре с Казанью заинтересованы все, кроме нас и самого Амин-Магомеда. Потому что под дланью Крымского ханства он у власти не удержится. А когда с Крымом объединятся Астрахань и Ногайская орда - все начнется сначала. Нас раздавят или с запада, или с востока. И я хочу знать: что за сила позволила обмануть сорок волхвов, и кто направлял эту силу. Крымский хан, шведский король, поляки, литовцы, немцы? Кто? А может, это дело рук Москвы? Киева? Владимира? Кому не дает покоя власть Новгорода над Русью? Чего и от кого ждать завтра? Кто послал этих странных людей, которых никто не видел после веча? И, в конце концов, кто убил Бориса? Впрочем, это как раз неважно, это мог сделать и Ивор…
Млад слушал и кивал: наверное, Белояр рассуждал так же. Только вече поверило бы волхву, но оно не станет слушать главного дознавателя.
- Вам нужен новый Белояр? - спросил он у Родомила, презрительно скривившись.
- Не помешал бы, - откровенно ответил тот, пожимая плечами, - скажу больше, нам скоро явят нового Белояра. Придет он из какой-нибудь глуши на помощь Новгороду, в белом армяке с непокрытой головой. Только с бородой…
- Почему с бородой? - не понял Млад.
- Потому что наши волхвы бороды бреют, а все эти странные люди с силой волхвов, как один, носили бороды. Впрочем, возможно новый Белояр ею пожертвует… Хотелось бы их опередить. Но я не такой дурак, чтоб предлагать истинному волхву столь дешевый маскарад. Всем ясно, ни один волхв на это не согласится. На то вы и волхвы, вас же боги проклянут после этого. Так что пока я ищу не мнимого Белояра, а волхва, равного ему по силе. Который не побоится спросить у богов, что это за сила, и как мне ловить ее за хвост.
- Боги не вмешиваются в людские дела, - тут же ответил Млад. Не хотел бы он оказаться на месте того человека, которому это поручат.
- Я знаю, не вмешиваются. Но откуда тогда взялись эти люди? Кто дал им силу волхвов? Кто, как не боги, может наделять этой силой людей? Вот об этом, я думаю, спросить нестрашно. Не ответят - будем искать другие пути. Попробуешь? - Родомил посмотрел на Млада испытующе.
- Я? - Млад распахнул глаза, - я очень слабый волхв-гадатель. Я по силе близко не стоял к Белояру!
- Ты шаман, - уверенно ответил главный дознаватель.
- Я вызываю дождь! Не более!
- Но боги слушают тебя, разве нет? И не говори мне о своей слабости. Я видел твою силу на вече. И перед вечем в университете ты остановил толпу, ты переиграл чужака, разве нет? Заметь, Белояр убийцу не переиграл.
- Потому что чужак не разглядел во мне шамана. Потому что среди них, наверняка, тоже есть сильные и слабые, и против меня выставили слабого. А против Белояра - сильного. Это ничего не говорит о моей силе!
- Говорит! Говорит. На следующий день, на вече, они уже знали, на что ты способен. И не остановили тебя.
- Они думали, я умру. Они думали, я побоюсь это сделать, чтоб не умереть.
- Но ты не умер, верно? А кто-нибудь на твоем месте смог бы трижды за сутки поднимать в себе такую силу? Я, конечно, ничего в этом не смыслю, но могу определенно сказать: нет, никто бы не смог. Гадание, где ты сумел противиться и мороку, и Белояру, толпа поджигателей в университете и, наконец, вече! И ты будешь рассказывать мне, какой ты слабый волхв-гадатель? Да никто не знает, на что способен шаман со способностями волхва! Потому что таких нет! Может, как гадатель ты слаб, может, как шаман ты только вызываешь дождь, но кто тебе сказал, что слияние этих сил не даст новую силу? Измерить которую никому еще не удавалось? А?
- Я не знаю, - Млад опустил голову.
- Попытайся спросить богов. Лучшие люди Новгорода будут стоять за тобой и разделят ответственность перед богами за твой спрос. Это я тебе обещаю.
Млад покачал головой:
- Я не могу такого пообещать. Мне надо подумать. Мне надо понять, имею ли я на это право.
- Я не тороплю. Подумай, - кивнул Родомил.
Млад вышел от него довольно поздно, когда не только в профессорской слободе, но и в университетских теремах погас свет. Ветер к ночи усилился, как Млад и предполагал, снег валил густо, и он не сразу разглядел Дану, идущую ему навстречу - даже ее шагов за воем ветра не было слышно.
- Ты чего? - он улыбнулся.
- Тебя долго не было. Я же говорила, что боюсь за тебя сегодня.
- Ты выдумываешь, - Млад взял ее под руку, - ветер. Когда воет ветер, всегда тревожно.
- Почему? Ты, наверняка, знаешь, почему.
Они двинулись в сторону ее дома по засыпанной снегом тропинке.
- Ветер приглушает звуки, а метель ухудшает видимость. Незримая опасность всегда пугает сильней. Даже если ее нет, - Млад рассмеялся - она ждала от него совсем другого ответа.
- Смеешься надо мной?
- Ну хорошо. Потому что ветреной ночью мы лучше чувствуем мир нави. Потому что в метели от нас прячутся существа, которым здесь не место… Так тебе нравится больше?
Дана толкнула его острым локтем в бок и тоже рассмеялась. Млад сделал серьезное лицо, приложил палец к губам, приостановился и глазами показал в снежную тьму. Она тут же перестала смеяться, и он почувствовал, как по ее телу пробежала дрожь - она испугалась! Он рассмеялся снова, увлекая ее за собой, и снова получил локтем в бок. Но три темные фигуры вышли из метели совсем с другой стороны, отделившись от чьего-то темного крыльца - Млад поздно их заметил. Никакого отношения к миру нави они не имели… И намерения их вовсе не вызвали у него сомнений - добрые люди не двигаются столь быстро и молча, словно волки, окружающие жертву со всех сторон.
Если бы рядом с ним не было Даны, он бы, наверное, растерялся. Все, на что ему хватило времени, это отступить в сторону, к ряжу колодца, отодвигая Дану себе за спину. В голове мелькнула мысль: в такую метель нельзя метнуть нож издали - просто не рассчитать линию движения, ветер помешает. А ножи оказались в руках у всех троих.
Дана закричала так пронзительно, что у Млада заложило уши - ему не пришло в голову звать на помощь. Впрочем, ветер и снег заглушили ее крик, но тот немного испугал нападавших - двое из них приостановились, оглядываясь по сторонам, словно воры, застигнутые на месте преступления. Третий же, идущий чуть впереди, не заметил их задержки и шагнул к Младу, уверенный, что их все еще трое: это и спасло Млада от мгновенного поражения. Поединка он не боялся, ощущая не только собственную правоту, но и присутствие Даны за спиной.
Серое лезвие вынырнуло снизу, нацеливаясь в живот, Млад не мог уйти в сторону, чтоб не подставить Дану, а перехватить руками такой удар не умел. Дана закричала снова, еще громче и отчаянней. Он подался назад, прижимая ее к колодцу, нож вспорол полушубок, но до тела не достал. Млад ухватил запястье нападавшего обеими руками - тот был силен, гораздо сильней Млада. И гораздо искушенней в драке с ножом. Если позволить ему уронить себя в снег - Дана останется беззащитной перед двумя другими! Млад старался выкрутить руку, сжимающую нож, нападавший ударил левой рукой в лицо, так что с головы скатился треух, а потом повторил удар дважды, чуть ниже виска, надеясь, что боль разожмет противнику пальцы. Но неожиданно это вызвало обратный результат - Млад почувствовал силу, которая позволяла ему плясать на углях голыми пятками. Нож бесшумно ушел в снег - рука нападавшего вдруг разжалась, но уже через секунду встречная сила словно ударила Млада в лицо, заставив пошатнуться. Глаза нападавшего приблизились, и Млад узнал Градяту.
Двое других бросились на него одновременно, но натолкнулись на невидимый щит. Младу оказалось достаточно короткого взгляда, чтоб оба они попятились назад - если в них и была заложена какая-то сила, то рядом с ним она померкла, обратилась в ничто. Только Градята не отступился от задуманного, круша этот щит острым взглядом темных глаз: его левая рука ухватила Млада за горло, но не сжимая, а надеясь разорвать глотку.
Дана кричала и звала на помощь.
Как на войне: или ты убьешь его, или он - тебя… В пятнадцать лет, в открытом бою, Млад не задумывался о неестественности такой драки. Она не казалась ему столь безобразной, какой предстала перед ним сейчас. Рвать врага руками, до смерти, не считаться ни с чем, забыть о правилах. Главное - убить. Выдавить глаза, разодрать рот, вбить в мозг переносицу, сломать шейные позвонки, снести череп с хребта ударом в подбородок…
Они катались по снегу, и Млад не чувствовал ни боли, ни усталости, ни злости. Он словно смотрел на себя со стороны, и ужасался самому себе.
Крики Даны сделали свое дело - их услышали, и кто-то уже бежал им на помощь: с факелами и с топорами. Двое нападавших, почуяв поражение, поспешили уйти в темноту: Млад и их видел, словно стоял чуть в стороне, наблюдая, а не прикрывал лицо от бившего его головой Градяты. И видел на лице Даны ужас и боль, и смотрел, как от своего дома бежит Родомил с криком: «Задержи его, не дай ему уйти!»
Но никто из тех, кто пришел помочь, не сумел приблизиться к драке, так же как товарищи Градяты не смогли тронуть Млада:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81