Безвыходность - это слово показалось ему очень точным… И чем ниже опускалось солнце, тем сильней он хотел вырваться на волю, словно был чижом, запертым в клетку. Ему пришло в голову разбить стекла, чтоб впустить в горницу немного сырого зимнего - весеннего? - ветра, но он удержался, понимая, как это глупо и несдержанно.
Дядька принес ему ужин, когда солнце опустилось за лес, но его последние лучи еще проглядывали сквозь плотный строй деревьев - красное зарево растекалось на западе, и Волот посчитал это недобрым знамением, ведь смотрел он в сторону Новгорода.
- Ветрено завтра будет, - сказал дядька, - вон какой закат!
- Что ты в этом понимаешь? - вспылил Волот, - ты что, волхв? Что ты вечно берешься судить о том, что тебя не касается?
Дядька не обиделся, лишь пожал плечами:
- Как же не касается? Еще как касается. Кто от саней отказался и верхом поехал? А я не мальчик уже, мне весь день в седле не так легко, как некоторым… Да еще если и ветер поднимется.
- Не твое дело, как я поехал! - Волот разозлился еще сильней, едва не затопал ногами, искренне считая, что дядька нарочно старается его уязвить, - Не хочешь ехать верхом - бери сани, никто тебе не мешает! Я тебя не просил ехать верхом, и со мной ехать я тебя тоже не просил!
- Да ладно, - примирительно ответил дядька, - кто б тебя кормил в дороге, кто б одевал?
- А не надо меня кормить! Я не дитя, сам есть могу. Мне няньки без надобности!
- Так уж и без надобности? - усмехнулся дядька.
- Перестань! Немедленно замолчи! - Волот топнул ногой, - ты нарочно, нарочно, вы все нарочно!
У него внутри кипела необъяснимая, непонятная злость, он словно смотрел на себя со стороны и не понимал, что с ним происходит. Желание выбить стекло стало просто непереносимым… Ему не хватало воздуха! Ветра, весеннего ветра!
- Да ты не заболел ли, княжич? - озабоченно спросил дядька.
- Нет! Отстань от меня! Уйди прочь, немедленно, слышишь, убирайся прочь и забирай свой ужин с собой!
- Знаешь что? Пойдем-ка погуляем, а? Вечер тихий, а тут духота. Лошадок посмотрим в конюшне, хорошие лошадки, быстроногие.
Духота. Вот оно что! Может, Волот угорел? А может это из-за заколоченных и забитых паклей окон?
- Я и без тебя могу погулять, - огрызнулся он и велел принести сапоги.
К ночи от его тоски - безвыходности - не осталось и следа, он заснул легко, без обычных для него долгих размышлений перед сном. Он не вспомнил ни о литовцах, угрожающих Киеву, ни об османском султане, заключившими с ним союз, хотя терзался этим с тех пор, как получил известие о войне на юго-западе.
Ивор завяз под Казанью, вести от него сообщали о победах, но война все не кончалась, словно победы эти ничего не значили. Волот иногда сомневался, а правду ли ему пишет пожизненный тысяцкий. Или, говоря о своих победах, он умалчивает о поражениях? Впрочем, меньше всего Волот хотел возвращения Ивора в Новгород. Война под Казанью отнимала у Руси непозволительно много сил - кроме восьмитысячного новгородского войска с полуторатысячной боярской конницей, не менее пятнадцати тысяч воинов дали Ростов, Суздаль, Ярославль и Кострома, а Нижний Новгород, которому Казань угрожала всерьез, бросил на войну все свои силы - оттуда против татар вышли все, от мала до велика. Тридцатитысячное войско, присоединившись к псковичам и новгородскому ополчению в Пскове, могло бы отбить ландмаршала одним-двумя сражениями… А потом встать на защиту Ладоги и Копорья.
Новгород вышел встречать своего князя к Городищу - с восторгом и обожанием. Новгородцы не ошиблись, доверяя ему княжение, они убедились в том, что он достоин отца на деле, и Волот жадно пил их радость, их любовь и восхищение. Никому не приходило в голову восхищаться посадником, или Советом господ, или боярской думой - народ хотел единовластия, народ бы принял князя своим самодержавным правителем! В ту минуту Волот не думал о том, что слава его побед мимолетна, настолько же мимолетна, насколько незначимы эти маленькие победы для большой войны.
На этот раз он долго не мог заснуть - хотел вспомнить, что заставило его отказаться от желания добиваться единовластия, но так и не смог. Сердце его сладко замирало в груди - любовь новгородцев тронула его, он едва не разрыдался от переполнявших его чувств, когда подъехал к Городищу. И теперь, вспоминая их лица, чувствовал ответную любовь - в благодарность. Никто, никто его не любил, кроме Новгорода! И Тальгерт смеет называть вече безмозглой толпой? Может быть, простые новгородцы не столь умны и хитры, как «большие» люди, зато они искренни и не скрывают своих истинных намерений. И только они умеют любить…
Когда он добьется безраздельной власти, он станет защищать «малых» людей, они никогда не пожалеют о том, что поставили его княжить! Никогда!
А на утро к нему явился Чернота Свиблов - новый новгородский посадник… Волот успел отрешиться от неприятных мыслей о нем, больше думая о войне и самодержавии, и его приход показался ему ушатом ледяной воды, вылитой на хмельную голову.
Князь принял его со всей положенной церемонией, в зале для пиров, посадив на противоположный конец длинного стола, сразу желая показать, что намерен отмежеваться от боярина и не вступать с ним в откровенные разговоры. И Свиблов понял князя правильно, выбрав для разговора соответствующие направление и тон.
- Ну-ну, Волот Борисович… - усмехнулся боярин, усаживаясь на богатый стул с высокой спинкой, - ничего, послезавтра мы встретимся на княжьем суде, там тебе брезговать мной будет не так сподручно.
- Отчего ты решил, что я тобой брезгую? - удивленно поднял брови Волот.
- Для дядьки своего побереги остроумие, - фыркнул Свиблов, - я не Смеян Тушич, о чем и пришел тебе сообщить.
Волот едва сдержался, чтоб не прыснуть в кулак.
- О том, что ты не Смеян Тушич, я догадался давно. Сообщать мне об этом не нужно. Что ты хочешь?
- Напрасно ты так начинаешь нашу дружбу, князь. Твой отец не тебя, а Новгород поставил во главе Руси, а ты забываешь об этом. А настроения в Новгороде переменчивы. Сегодня - ты князь, а завтра, глядишь, князь Тальгерт, или князь Московский, или Киевский. И, между прочим, посадить на княжение князя Московского было бы ой как выгодно, что для Новгорода, что для Руси.
- Да ты мне, никак, угрожаешь? - усмехнулся Волот, - ты никогда не убедишь вече в этом! Новгородцы любят меня!
- Они сегодня любят тебя, пока свежа память о двух вылазках на псковской земле. Жалких вылазках, князь! Потому что весной падет Киев, и ты ничего с этим не сделаешь! Дело не в том, какого размера войско ты туда пошлешь, Киев сам откроет ворота Литовскому князю. Тебе, по сути, надо взять его заново, а не удержать. А для этого надо быть Олегом Вещим, а не сопливым мальчишкой, - боярин поморщился.
- Если ты считаешь, что мы не удержим Киева, это еще не значит, что мы его не удержим!
- И не только Киев, - Свиблов пропустил мимо ушей его слова, - но и Ладогу. Едва с Нево-озера сойдет лед, по ней с кораблей ударят шведы, а ливонский орден в тот же день осадит Копорье. И если твой тысяцкий за это время возьмет Казань, что представляется мне очень сомнительным, это не даст Руси ровным счетом ничего! Выход к Балтике стоит дороже десятка казанских ханств. Твои жалкие победы всего лишь поддерживают веру новгородцев в то, что ты когда-нибудь станешь таким, как Борис, но до того времени Русь успеют разорвать на куски.
- Ты полагаешь, московский князь что-нибудь изменит?
- Во-первых, я подожду, пока это случится. А во-вторых, московский князь на княжении в Новгороде объединит две силы, прекратит вечное противостояние между Новгородом и Москвой.
- Я не понимаю тебя. Не для того ли бояре соглашались с моим княжением, чтоб править Новгородом безраздельно, пока я мал? Что будет с твоим Советом господ, если на моем месте окажется честолюбивый и опытный московит?
- Ну, это не твоя забота, князь! - рассмеялся боярин.
- А тебе скажу, для чего тебе это нужно! - разозлился вдруг Волот, - ты боишься, что я и вправду когда-нибудь стану таким, как Борис! Разве нет? И хочешь убрать меня, пока еще не поздно!
- Ты слишком много думаешь о себе, Волот Борисович, - улыбнулся Свиблов, - слава не пошла тебе на пользу, а ты никак не можешь уразуметь, что слава эта будет помогать тебе несколько дней, она не продержится и месяца! К лету ты потеряешь все пограничные земли, кроме Казани, разумеется!
- Я не понимаю, к чему ты клонишь, Чернота Буйсилыч, - Волот сузил глаза, - тебе не все ли равно, что будет с пограничными землями?
- Совершенно все равно! - рассмеялся Свиблов, - но тебе - нет. Я пришел к тебе с миром, а ты встретил меня, как врага.
- Ты что-то хочешь мне предложить?
- Хочу. Я хочу предложить тебе жить в мире с Советом господ и прислушиваться к решениям думы. Пока ты слишком мал, чтоб думать обо всей Руси, предоставь это Новгороду. И не забывай, что князь - судья и воевода, а не правитель Новгорода.
- Это, конечно, интересное предложение, - сжал зубы Волот, - «позволь нам набивать мошну за счет новгородской казны, позволь грабить «малых», позволь ни медяка не жертвовать на войну, и мы не дадим тебе пропасть»? Так?
- Я бы на твоем месте придержал при себе свою прямоту, князь. У бояр не может не быть своей корысти в государственных делах, но твое обвинение в казнокрадстве голословно, а потому подсудно. Власти хотят все, и великие, и малые, не вижу в этом ничего предосудительного. Каждый защищает собственные интересы, и это тоже согласуется с человеческой природой.
- Не вижу в этом проявления человеческой природы. Для человека естественно думать о роде и о своей земле, а не о своей корысти.
- Оставь, князь, умствования для бесед с доктором Велезаром, а призывы к самопожертвованию для речей на вечевой площади. Ты не в том положении, чтоб оберегать новгородскую казну. Если ты хочешь сохранить власть, тебе придется ею делиться. Борис вывернул новгородские законы наизнанку, но сами законы при этом не изменились. И пока ты не справляешься с тем, что тебе доверили новгородцы: ни судья, ни воевода из тебя пока не получился, так что не замахивайся на большее, если не в состоянии разобраться с малым.
- Я понял тебя, Чернота Буйсилыч, - презрительно усмехнулся Волот,- может быть, Совет господ знает, как не отдать Киева, удержать от отделения Москву, не подставить под удар Копорье и Ладогу?
- За весь Совет господ я говорить не стану, но выход есть всегда. Искать его надо в союзах. И союзы эти не всегда выгодны, и зачастую унизительны. Твой отец умел находить сторонников, а не побеждать противников, поэтому и летал так высоко. Ты же пока не имеешь ни одного сторонника, зато противников нажил больше, чем надо. Подумай над моими словами, князь. Я не жду от тебя никакого ответа, я всего лишь хочу немного охладить твой пыл, - Свиблов поднялся.
Волот кивнул, катая желваки по скулам - он был рад, что новый посадник, наконец, уходит. Но тот обернулся, подойдя к двери и добавил:
- Псков рано или поздно падет, осада измотает его весной, когда начнется распутица, когда закончится хлеб, а нового никто в его земле не посеет. И Новгороду будет не до помощи соседям - война стоит денег. И деньги эти лежат не в новгородской казне, а в боярских сундуках.
Волот пропустил мимо ушей разговор с Вернигорой, посчитал его незначимым по сравнению и с угрозами Свиблова, и с положением на войне. Вернигора толковал о каком-то Иессее, и об одноруком кудеснике, который может его найти и победить - все это казалось князю сказками. Теперь-то что говорить о тайных соглядатаях, когда они добились своего? Теперь все решает сила и воинское искусство, а не происки лазутчиков, даже если все они соберутся вокруг княжьего терема. И в который раз подумал, что Вернигора смотрит на мир со своего места главного дознавателя, и не различает большого и малого.
- Да пойми же, князь! - стонал Вернигора, держась за голову, - пойми, война эта так просто не закончится! Эти люди - не литовцы и не немцы! На Русь нацелена сила куда как более могучая, чем сила оружия! Они не вражеские лазутчики! Они ведут нас куда-то, и пока мы не поняли - куда, мы не можем ничего с этим сделать!
- Я в этом не уверен, - твердо ответил Волот, - какая еще сила может нам угрожать? Вся история войн - история чьих-то интересов и чьей-то корысти! Какая еще корысть может быть у наших врагов, кроме нашей земли?
- Наши умы, князь, - вдруг сказал Вернигора и поднял глаза, - с самого начала нас морочат, и мы делаем то, чего никогда бы не сделали, будучи в здравом уме. Разве не было гадание в Городище не только мороком, но и ошибкой? Разве в здравом уме ты бы согласился проводить его принародно, если знал, что оно закончится резней и войной с Казанью? Разве в здравом уме было вече, когда отправило ополчение защищать Москву, зная, что с запада Новгороду грозит Ливонский орден?
- Но ополчение теперь защищает Киев! Не было никакой разницы, пойдет оно воевать на север или на юг наших границ! - выкрикнул Волот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81