мороки, наведенную порчу, дурной глаз соседей. И требуют лечения волховской силой, которой, как ты знаешь, у меня нет. Но на поверку выясняется, что их болезни лечатся самими обычными средствами, безо всякого волхования и волшбы. Я допускаю мысль, что Вернигора ищет мороки там, где их нет. Я бы еще поверил в существование врагов, наделенных волховской силой, но поверить в то, что существуют избранные из избранных… Не сомневаюсь, Перун это рассказал Младу, когда тот поднимался наверх по просьбе Вернигоры, а?
- Точно! - качнул головой Волот, - Как ты догадался?
- Это было нетрудно, друг мой, - снисходительно усмехнулся доктор, - разве в окружении Вернигоры так много людей, которые говорят с Перуном о жизни в Новгороде?
- Ну да, конечно, - смутился князь.
- Так вот, я уже говорил тебе о шаманах, и о Младе, в том числе: это люди, наделенные богатым воображением, они сами не всегда знают, где заканчиваются видения, данные богами, и начинается их собственный вымысел. И недаром результаты волхования не примет во внимание ни один суд. Их хорошо использовать как подспорье, как подсказки, но опираться на них, как на неоспоримые истины, по меньшей мере не серьезно! Это ли не знать главному дознавателю? Откуда он узнал имя этого избранного из избранных?
- Ему написал Млад, из Пскова… - растеряно ответил Волот.
- Вот именно, - укоризненно покачал головой Велезар, - я не обвиняю Млада во лжи, это честнейший человек! Но нет ничего удивительного в том, что его воображение, однажды натолкнувшись на избранного из избранных, теперь находит подтверждения его существованию. И не в реальности, а за ее пределами.
- Но он написал еще и об одноруком кудеснике, который может сравниться силой с этим Иессеем! Так вот, Вернигора этого кудесника нашел!
- Да? - на секунду замолчал доктор, - и где?
- На Белозере!
- Удивительно… А впрочем, ничего удивительного, - лицо его вновь разгладилось, - я не утверждал, что всякое видение шамана - это его воображение. Я говорил, что не всякое его видение - истина!
Доктор рассмеялся вместе с Волотом: князю опять не удалось сбить Велезара с мысли и доказать свою правоту!
Они еще немного поговорили о загадочном Иессее, снова вернулись к Перуну, а потом Волот неожиданно вспомнил о том, как едва не угорел в теремке по дороге из Пскова. Как ни странно, доктор очень обеспокоился этим, долго расспрашивал Волота о том, что он чувствовал, и князь подумал, что доктор опасается яда, но напрямую об этом не говорит - не хочет пугать.
7. Ширяй
Млад отлеживался дней семь, хотя отец говорил, что ему нужно не меньше месяца, чтоб прийти в себя.
- Бать, у меня просто болит голова, - вздыхал Млад, - мне просто набили шишку на лбу, и больше ничего!
- Лютик, если бы ты только мог себе представить, какую ерунду говоришь! - качал головой отец.
Ширяй не отходил от него ни на шаг, и не позволял никому из студентов даже подать Младу воды. Он словно боялся, что потеряет и учителя тоже, словно хотел искупить вину и подстелить соломку там, где никто не собирался падать. Он вообще оправлялся с трудом - его напускная бесстрастность, которую он так любил изображать, слетела с него на несколько дней, и под ней обнажилась болезненная чувственность сильного шамана. Млад всерьез опасался, что парень не выдержит напряжения. Впрочем, это могло раскачать его способности, поднять их еще выше. А могло и свести с ума, а для шамана это быстрый и печальный конец: он бы не имел права подниматься наверх и умер, не в силах ответить на зов богов.
Штурм Пскова истощил силы ландмаршала, и на стенах царило затишье. Тихомиров все так же проводил со студентами занятия, и Ширяй был первым на них - он очень хотел отомстить. Он говорил, что запомнил того ландскнехта, и найдет его, во что бы то ни стало. Впрочем, однажды ночью он признался Младу, что ландскнехт только первый шаг на пути его мести.
- И кто же будет следующим? - поинтересовался Млад, - не иначе, ландмаршал?
- Нет, - фыркнул Ширяй, - у меня намечены двое: Чернота Свиблов и этот… Иессей. Когда война закончится, я сам поеду к этому однорукому кудеснику. И, знаешь, я найду слова, чтоб он явился в Новгород.
- Он может не почувствовать равного, - пожал плечами Млад, - поэтому Иессея надо сначала найти.
- Не беспокойся! Я его найду!
- Думаешь, ты умней Вернигоры?
- Я злей, - хмыкнул Ширяй.
- Злость - не лучший помощник в таких делах. Злость застит глаза.
- На худой конец, я спрошу богов! Ты же спрашивал Перуна!
- На очень худой конец, Ширяй! - Млад усмехнулся, - Боги просто не ответят тебе. Знаешь, с чего начал Перун? Он спросил: «Новгород? А где это?» И долго хохотал. Неужели ты думаешь, кто-то из них назовет тебе имя и улицу, где этот Иессей живет?
- Я все равно его найду, - Ширяй повернул голову к стене.
- Ладно, ладно, - примирительно сказал Млад, - найдешь.
Он бы и сам с удовольствием отыскал избранного из избранных. И, наверное, не стал бы дожидаться, когда однорукий кудесник соизволит явиться в Новгород - наивная уверенность в силе собственной ненависти показалась ему смешной, но имеющей право на существование.
Третий штурм южной стены ландмаршал предпринял только через две недели после второго, и начал его неожиданно - незадолго до полудня, когда по-весеннему яркое солнце светило в глаза защитникам крепости. Обстрел стен был коротким, малозначительным и продолжался, пока кнехты не подошли к стенам вплотную - пороха ландмаршалу не хватало, и на этот раз он не трогал стен - бил только по воротам Свинорской башни. Обитые полувершковой броней, ворота из вековых дубов шатались, но стояли…
Ополчение не успело даже построиться - никто не ждал нападения. Едва натянув доспехи, новгородцы бежали на стены, за которыми вырастали осадные башни - псковским пушкам тоже требовался порох, который не так быстро могли подвезти из крома.
Сотня Млада оказалась на стене между Свинорской и Полевой башнями позже остальных - Тихомиров поставил их держать оборону возле спуска со стены на ее середине.
Кнехты лезли и лезли по стенам, точно тараканы… В них стреляли из луков, их бросали вниз вместе с лестницами, их поливали горящей смолой, поджигали осадные башни, но на место одного побежденного немедленно вставали двое - как срубленные головы сказочного змея. В глазах рябило от начищенных до блеска разномастных доспехов, и солнце слепило глаза…
Треснули ворота, недобитые из пушек - их проломили тараном, и отборный полк ландскнехтов хлынул в захаб.
На стенах становилось все тесней - они перли, словно вода через край запруды, словно поднявшееся тесто из кадушки. И не было силы, чтоб остановить этот бесконечный поток. Новгородцы падали со стен под напором кнехтов, ломая ограждения, и вскоре некому стало бросать лестницы вниз и лить смолу на головы врага.
- Вниз! Отводите своих вниз! - крикнул Тихомиров сотникам.
Легко было сказать! Не прыгать же им с трехсаженной стены!
- Отходите к лестнице! - велел Млад своим, - Я прикрою! Отходите, я сказал!
Отходили медленно. Трое из сотни Млада упали со стены, прежде чем ему удалось встать так, чтоб освободить проход студентам и перекрыть его врагам. Он рубил мечом из последних сил, загораживал дорогу щитом, и чувствовал, что еще один шаг назад, еще один ощутимый толчок - и он полетит по лестнице спиной вниз. Отец был, как всегда, прав - удар шестопером в голову не прошел даром. Ему нужна была передышка - хотя бы перехватить поудобней меч. Но ни о какой передышке и речи быть не могло - кнехты напирали, размахивая алебардами, щит трещал, с меча слетали колкие искры: ломались короткие древки, на плоских острых лезвиях оставались глубокие зазубрины.
- Мстиславич, я помогу! - рядом встал Ширяй, принимая на щит удар, предназначенный Младу.
- Опять? Спускайся вниз! - Млад заскрипел зубами, - только себя погубишь, слышишь?
- Я с тобой, Мстиславич! - зло выкрикнул парень.
Хорошо если на ступеньки пробилась половина сотни…
- Не загораживай дорогу, спускайся вниз! - прошипел Млад, но Ширяй лишь посторонился, прикрывая собой грудь Млада и мешая ему ударить мечом в полную силу.
- Уйди со своим топором!
Сбоку рухнула ограда, и Младу пришлось встать спиной к спине Ширяя - теперь студенты прыгали на лестницу прямо со стены, а вслед за ними прыгали кнехты, и бой спускался все ниже - Млад с Ширяем оказались окруженными с трех сторон.
- Давай, парень, - процедил Млад, - отходим. Некого больше прикрывать. Отходим. Ты первый…
- Ты первый! - огрызнулся Ширяй - он дрался со злобой, он собирался убить их всех! Он собирался умереть там, где стоял!
- Назад, я сказал, - попробовал приказать Млад безо всякой надежды.
- Нет уж!
- Я сказал - назад! Быстро! - Млад повернулся и шагнул назад, на первую ступеньку, - я уже отошел. Ну? Вместе!
- Напоследок! - рявкнул Ширяй, широко размахнулся, и его топор острым концом пробил кирасу кнехта посередине груди. Парень дернул рукоять топора к себе, но и секундной задержки оказалось довольно: алебарда, чем-то напоминающая тесак мясника, упала на его прямую руку чуть ниже локтя: пальцы так и зажимали деревянное топорище, когда Ширяй отдернул руку к себе. Без топора. Кровь полилась на обледеневшие камни тугими толчками, парень непроизвольно прикрыл щитом голову, не издав ни звука, и тело его стало заваливаться назад, прямо на Млада.
Закричал Млад, и крик его, больше напоминавший звериный рев, слился с тысячами таких же громких и отчаянных воплей. Он отбросил щит за спину и обхватил Ширяя за пояс левой рукой, удерживая от падения со стены, и, пятясь, потащил по ступенькам вниз, отбивая удары кнехтов и расталкивая их спиной - щит и броня держали удары острых, но легких алебард.
Со стороны Великой реки на помощь бежали псковичи…
Внизу было не так тесно, Млад отволок обмякшее тело ученика чуть в сторону - к глубокой нише в стене: если бой и дотянется до этого места, раненого мальчишку просто не заметят… Руки тряслись, пальцы не гнулись и путались в застежке пояса, а сердце Ширяя все так же ритмично выплевывало кровь из обрубка - на снег.
- Сейчас, сейчас-сейчас, - бормотал Млад, расстегивая пояс парня, - я быстро…
Застежка, наконец, подалась, он сорвал тонкий, мягкий ремень и снова путался в нем, и никак не мог распрямить.
- Я быстро, слышишь? Я быстро… - у Млада дрожал подбородок, - я сейчас…
И только когда он ремнем стянул руку над обрубком, Ширяй, наконец, вскрикнул - слабо и тонко.
- Ничего-ничего… - в ремне явно не хватало отверстий, - сейчас.
Он зубами взялся за конец пояса, натягивая его изо всех сил, и попытался выдернуть нож - правой рукой с левой стороны. У него ничего не вышло, пришлось поменять руки - натяжение ослабло, и снова из раны хлынула кровь…
Нож прорезал слишком широкую дыру, и все пришлось начинать с начала…
Затянув ремень, Млад прижал к обрубку пригоршню снега, и Ширяй снова вскрикнул - коротко и безжизненно.
- Ну? - Млад, наконец, решился взглянуть парню в лицу, - ну?
Ширяй смотрел сквозь него широко открытыми глазами, словно не видел. И глаза у него были странно черными, совершенно черными, пока Млад не понял, что у парня просто расширены зрачки.
- Посиди здесь пока. Здесь тебя никто не тронет. Мне надо вернуться.
Ширяй не услышал его слов, все так же глядя в пространство пустыми глазами.
- Все будет хорошо, слышишь? - Млад сглотнул, потрепал его по плечу и поднял щит, - все будет хорошо. Мне надо вернуться.
Он несколько раз оглядывался, но Ширяй сидел неподвижно и смотрел вперед.
Псковичи подтянулись со всех сторон - и по стенам, и снизу, круша легких кнехтов. С башен снова ударили пушки - поднесли порох и ядра. На стены вернулись лучники, захлопнулись ворота, погребая в захабе отряд наемников - штурм захлебнулся, но бой продолжался до сумерек: только когда солнце коснулось леса за Великой рекой, ландмаршал дал приказ отступить от стен.
От усталости тошнило. Лязг металла продолжал звенеть в ушах, и прочие звуки доходили до сознания медленно и невнятно.
Зажигались факелы: наступало время считать потери и подбирать раненых. Псковитянки шли искать раненых и убитых мужей, и вскоре надсадный плач добавился к звону в ушах… Млад прошел вдоль стены до ниши, где оставил Ширяя - сердце вздрагивало, потому что стучать быстрей не могло: Млад боялся обнаружить мертвое тело ученика. Сколько крови из него вылилось, пока Млад успел затянуть обрубок ремнем? А вдруг какой-нибудь немец добил мальчишку? Надо было, надо было дотащить его до палат посадника! Всего несколько минут…
В нише никого не было.
Млад в недоумении осмотрелся вокруг, но Ширяя не разглядел. Наверное, кто-то успел его подобрать! Отец или Зыба могли пройти мимо, или студенты оттащили своего в больницу. Или кто-то из ополченцев помог парню…
Млад не мог бежать, но ноги сами понесли его к палатам посадника - убедиться в том, что Ширяй жив. А если он жив - ему нужна поддержка, нужен кто-то рядом, кто успокоит, кто поймет…
В больнице Ширяя никто не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
- Точно! - качнул головой Волот, - Как ты догадался?
- Это было нетрудно, друг мой, - снисходительно усмехнулся доктор, - разве в окружении Вернигоры так много людей, которые говорят с Перуном о жизни в Новгороде?
- Ну да, конечно, - смутился князь.
- Так вот, я уже говорил тебе о шаманах, и о Младе, в том числе: это люди, наделенные богатым воображением, они сами не всегда знают, где заканчиваются видения, данные богами, и начинается их собственный вымысел. И недаром результаты волхования не примет во внимание ни один суд. Их хорошо использовать как подспорье, как подсказки, но опираться на них, как на неоспоримые истины, по меньшей мере не серьезно! Это ли не знать главному дознавателю? Откуда он узнал имя этого избранного из избранных?
- Ему написал Млад, из Пскова… - растеряно ответил Волот.
- Вот именно, - укоризненно покачал головой Велезар, - я не обвиняю Млада во лжи, это честнейший человек! Но нет ничего удивительного в том, что его воображение, однажды натолкнувшись на избранного из избранных, теперь находит подтверждения его существованию. И не в реальности, а за ее пределами.
- Но он написал еще и об одноруком кудеснике, который может сравниться силой с этим Иессеем! Так вот, Вернигора этого кудесника нашел!
- Да? - на секунду замолчал доктор, - и где?
- На Белозере!
- Удивительно… А впрочем, ничего удивительного, - лицо его вновь разгладилось, - я не утверждал, что всякое видение шамана - это его воображение. Я говорил, что не всякое его видение - истина!
Доктор рассмеялся вместе с Волотом: князю опять не удалось сбить Велезара с мысли и доказать свою правоту!
Они еще немного поговорили о загадочном Иессее, снова вернулись к Перуну, а потом Волот неожиданно вспомнил о том, как едва не угорел в теремке по дороге из Пскова. Как ни странно, доктор очень обеспокоился этим, долго расспрашивал Волота о том, что он чувствовал, и князь подумал, что доктор опасается яда, но напрямую об этом не говорит - не хочет пугать.
7. Ширяй
Млад отлеживался дней семь, хотя отец говорил, что ему нужно не меньше месяца, чтоб прийти в себя.
- Бать, у меня просто болит голова, - вздыхал Млад, - мне просто набили шишку на лбу, и больше ничего!
- Лютик, если бы ты только мог себе представить, какую ерунду говоришь! - качал головой отец.
Ширяй не отходил от него ни на шаг, и не позволял никому из студентов даже подать Младу воды. Он словно боялся, что потеряет и учителя тоже, словно хотел искупить вину и подстелить соломку там, где никто не собирался падать. Он вообще оправлялся с трудом - его напускная бесстрастность, которую он так любил изображать, слетела с него на несколько дней, и под ней обнажилась болезненная чувственность сильного шамана. Млад всерьез опасался, что парень не выдержит напряжения. Впрочем, это могло раскачать его способности, поднять их еще выше. А могло и свести с ума, а для шамана это быстрый и печальный конец: он бы не имел права подниматься наверх и умер, не в силах ответить на зов богов.
Штурм Пскова истощил силы ландмаршала, и на стенах царило затишье. Тихомиров все так же проводил со студентами занятия, и Ширяй был первым на них - он очень хотел отомстить. Он говорил, что запомнил того ландскнехта, и найдет его, во что бы то ни стало. Впрочем, однажды ночью он признался Младу, что ландскнехт только первый шаг на пути его мести.
- И кто же будет следующим? - поинтересовался Млад, - не иначе, ландмаршал?
- Нет, - фыркнул Ширяй, - у меня намечены двое: Чернота Свиблов и этот… Иессей. Когда война закончится, я сам поеду к этому однорукому кудеснику. И, знаешь, я найду слова, чтоб он явился в Новгород.
- Он может не почувствовать равного, - пожал плечами Млад, - поэтому Иессея надо сначала найти.
- Не беспокойся! Я его найду!
- Думаешь, ты умней Вернигоры?
- Я злей, - хмыкнул Ширяй.
- Злость - не лучший помощник в таких делах. Злость застит глаза.
- На худой конец, я спрошу богов! Ты же спрашивал Перуна!
- На очень худой конец, Ширяй! - Млад усмехнулся, - Боги просто не ответят тебе. Знаешь, с чего начал Перун? Он спросил: «Новгород? А где это?» И долго хохотал. Неужели ты думаешь, кто-то из них назовет тебе имя и улицу, где этот Иессей живет?
- Я все равно его найду, - Ширяй повернул голову к стене.
- Ладно, ладно, - примирительно сказал Млад, - найдешь.
Он бы и сам с удовольствием отыскал избранного из избранных. И, наверное, не стал бы дожидаться, когда однорукий кудесник соизволит явиться в Новгород - наивная уверенность в силе собственной ненависти показалась ему смешной, но имеющей право на существование.
Третий штурм южной стены ландмаршал предпринял только через две недели после второго, и начал его неожиданно - незадолго до полудня, когда по-весеннему яркое солнце светило в глаза защитникам крепости. Обстрел стен был коротким, малозначительным и продолжался, пока кнехты не подошли к стенам вплотную - пороха ландмаршалу не хватало, и на этот раз он не трогал стен - бил только по воротам Свинорской башни. Обитые полувершковой броней, ворота из вековых дубов шатались, но стояли…
Ополчение не успело даже построиться - никто не ждал нападения. Едва натянув доспехи, новгородцы бежали на стены, за которыми вырастали осадные башни - псковским пушкам тоже требовался порох, который не так быстро могли подвезти из крома.
Сотня Млада оказалась на стене между Свинорской и Полевой башнями позже остальных - Тихомиров поставил их держать оборону возле спуска со стены на ее середине.
Кнехты лезли и лезли по стенам, точно тараканы… В них стреляли из луков, их бросали вниз вместе с лестницами, их поливали горящей смолой, поджигали осадные башни, но на место одного побежденного немедленно вставали двое - как срубленные головы сказочного змея. В глазах рябило от начищенных до блеска разномастных доспехов, и солнце слепило глаза…
Треснули ворота, недобитые из пушек - их проломили тараном, и отборный полк ландскнехтов хлынул в захаб.
На стенах становилось все тесней - они перли, словно вода через край запруды, словно поднявшееся тесто из кадушки. И не было силы, чтоб остановить этот бесконечный поток. Новгородцы падали со стен под напором кнехтов, ломая ограждения, и вскоре некому стало бросать лестницы вниз и лить смолу на головы врага.
- Вниз! Отводите своих вниз! - крикнул Тихомиров сотникам.
Легко было сказать! Не прыгать же им с трехсаженной стены!
- Отходите к лестнице! - велел Млад своим, - Я прикрою! Отходите, я сказал!
Отходили медленно. Трое из сотни Млада упали со стены, прежде чем ему удалось встать так, чтоб освободить проход студентам и перекрыть его врагам. Он рубил мечом из последних сил, загораживал дорогу щитом, и чувствовал, что еще один шаг назад, еще один ощутимый толчок - и он полетит по лестнице спиной вниз. Отец был, как всегда, прав - удар шестопером в голову не прошел даром. Ему нужна была передышка - хотя бы перехватить поудобней меч. Но ни о какой передышке и речи быть не могло - кнехты напирали, размахивая алебардами, щит трещал, с меча слетали колкие искры: ломались короткие древки, на плоских острых лезвиях оставались глубокие зазубрины.
- Мстиславич, я помогу! - рядом встал Ширяй, принимая на щит удар, предназначенный Младу.
- Опять? Спускайся вниз! - Млад заскрипел зубами, - только себя погубишь, слышишь?
- Я с тобой, Мстиславич! - зло выкрикнул парень.
Хорошо если на ступеньки пробилась половина сотни…
- Не загораживай дорогу, спускайся вниз! - прошипел Млад, но Ширяй лишь посторонился, прикрывая собой грудь Млада и мешая ему ударить мечом в полную силу.
- Уйди со своим топором!
Сбоку рухнула ограда, и Младу пришлось встать спиной к спине Ширяя - теперь студенты прыгали на лестницу прямо со стены, а вслед за ними прыгали кнехты, и бой спускался все ниже - Млад с Ширяем оказались окруженными с трех сторон.
- Давай, парень, - процедил Млад, - отходим. Некого больше прикрывать. Отходим. Ты первый…
- Ты первый! - огрызнулся Ширяй - он дрался со злобой, он собирался убить их всех! Он собирался умереть там, где стоял!
- Назад, я сказал, - попробовал приказать Млад безо всякой надежды.
- Нет уж!
- Я сказал - назад! Быстро! - Млад повернулся и шагнул назад, на первую ступеньку, - я уже отошел. Ну? Вместе!
- Напоследок! - рявкнул Ширяй, широко размахнулся, и его топор острым концом пробил кирасу кнехта посередине груди. Парень дернул рукоять топора к себе, но и секундной задержки оказалось довольно: алебарда, чем-то напоминающая тесак мясника, упала на его прямую руку чуть ниже локтя: пальцы так и зажимали деревянное топорище, когда Ширяй отдернул руку к себе. Без топора. Кровь полилась на обледеневшие камни тугими толчками, парень непроизвольно прикрыл щитом голову, не издав ни звука, и тело его стало заваливаться назад, прямо на Млада.
Закричал Млад, и крик его, больше напоминавший звериный рев, слился с тысячами таких же громких и отчаянных воплей. Он отбросил щит за спину и обхватил Ширяя за пояс левой рукой, удерживая от падения со стены, и, пятясь, потащил по ступенькам вниз, отбивая удары кнехтов и расталкивая их спиной - щит и броня держали удары острых, но легких алебард.
Со стороны Великой реки на помощь бежали псковичи…
Внизу было не так тесно, Млад отволок обмякшее тело ученика чуть в сторону - к глубокой нише в стене: если бой и дотянется до этого места, раненого мальчишку просто не заметят… Руки тряслись, пальцы не гнулись и путались в застежке пояса, а сердце Ширяя все так же ритмично выплевывало кровь из обрубка - на снег.
- Сейчас, сейчас-сейчас, - бормотал Млад, расстегивая пояс парня, - я быстро…
Застежка, наконец, подалась, он сорвал тонкий, мягкий ремень и снова путался в нем, и никак не мог распрямить.
- Я быстро, слышишь? Я быстро… - у Млада дрожал подбородок, - я сейчас…
И только когда он ремнем стянул руку над обрубком, Ширяй, наконец, вскрикнул - слабо и тонко.
- Ничего-ничего… - в ремне явно не хватало отверстий, - сейчас.
Он зубами взялся за конец пояса, натягивая его изо всех сил, и попытался выдернуть нож - правой рукой с левой стороны. У него ничего не вышло, пришлось поменять руки - натяжение ослабло, и снова из раны хлынула кровь…
Нож прорезал слишком широкую дыру, и все пришлось начинать с начала…
Затянув ремень, Млад прижал к обрубку пригоршню снега, и Ширяй снова вскрикнул - коротко и безжизненно.
- Ну? - Млад, наконец, решился взглянуть парню в лицу, - ну?
Ширяй смотрел сквозь него широко открытыми глазами, словно не видел. И глаза у него были странно черными, совершенно черными, пока Млад не понял, что у парня просто расширены зрачки.
- Посиди здесь пока. Здесь тебя никто не тронет. Мне надо вернуться.
Ширяй не услышал его слов, все так же глядя в пространство пустыми глазами.
- Все будет хорошо, слышишь? - Млад сглотнул, потрепал его по плечу и поднял щит, - все будет хорошо. Мне надо вернуться.
Он несколько раз оглядывался, но Ширяй сидел неподвижно и смотрел вперед.
Псковичи подтянулись со всех сторон - и по стенам, и снизу, круша легких кнехтов. С башен снова ударили пушки - поднесли порох и ядра. На стены вернулись лучники, захлопнулись ворота, погребая в захабе отряд наемников - штурм захлебнулся, но бой продолжался до сумерек: только когда солнце коснулось леса за Великой рекой, ландмаршал дал приказ отступить от стен.
От усталости тошнило. Лязг металла продолжал звенеть в ушах, и прочие звуки доходили до сознания медленно и невнятно.
Зажигались факелы: наступало время считать потери и подбирать раненых. Псковитянки шли искать раненых и убитых мужей, и вскоре надсадный плач добавился к звону в ушах… Млад прошел вдоль стены до ниши, где оставил Ширяя - сердце вздрагивало, потому что стучать быстрей не могло: Млад боялся обнаружить мертвое тело ученика. Сколько крови из него вылилось, пока Млад успел затянуть обрубок ремнем? А вдруг какой-нибудь немец добил мальчишку? Надо было, надо было дотащить его до палат посадника! Всего несколько минут…
В нише никого не было.
Млад в недоумении осмотрелся вокруг, но Ширяя не разглядел. Наверное, кто-то успел его подобрать! Отец или Зыба могли пройти мимо, или студенты оттащили своего в больницу. Или кто-то из ополченцев помог парню…
Млад не мог бежать, но ноги сами понесли его к палатам посадника - убедиться в том, что Ширяй жив. А если он жив - ему нужна поддержка, нужен кто-то рядом, кто успокоит, кто поймет…
В больнице Ширяя никто не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81