- Волот хлопнул глазами.
- Да, князь. Я бы не стал признаваться тебе в этом, чтоб не вызывать ненужных толков, но раз ты спросил и хочешь услышать ответ, я отвечу: я христианин.
Борута расстегнул кафтан, отодвинул в сторону ворот рубахи и вытащил на свет маленький серебряный оберег в форме креста.
- Твой бог так силен? - Волот нагнулся и посмотрел на оберег внимательней, - но это же человек! Какой же это бог?
- Это божий сын, Исус. Он был распят ради спасения всех людей на земле. Бог помогает нам через своего сына. И он действительно очень силен. Он не просто силен - он всемогущ.
Волот задумался на минуту, а потом спросил:
- И что, он мог бы вылечить мою болезнь?
- Думаю, да. Если его хорошенько попросить.
- И какую жертву он потребует за излечение?
- Я, по крайней мере, не возьмусь решать. Это надо узнать у христианских жрецов.
Надежда забрезжила перед Волотом и словно оживила его. Оживила настолько, что когда вечером к нему явился Чернота Свиблов, князь не стал подписывать грамоты не глядя, а спросил:
- И какое МОЕ решение вы приняли на этот раз?
- Это пустячная бумага, князь, - пожал плечами Свиблов, - разрешение на въезд в Новгород десятка проповедников ортодоксальной церкви.
Волот уцепился за неожиданное совпадение, увидел в нем тайный смысл, почувствовал в нем Удачу.
- Послушай, Чернота Буйсилыч… А не мог бы ты устроить мне встречу с кем-нибудь из них? Разумеется, мне нужен сильный жрец, способный говорить со своим богом.
- Они все говорят со своим богом, и все одинаково не слышат его. Но я думаю, тебе нужен иерарх, а не просто жрец. И такую встречу я для тебя устрою - они только и мечтают о ней.
- Откуда ты знаешь?
- Разве я не говорил тебе? Дума уже месяц обсуждает вопрос крещения Руси и выбирает confessio.
- Без меня? - Волот поднял брови.
- А что ты хотел, мой мальчик? - фыркнул боярин, - война не станет ждать, когда ты поправишься. Решения надо принимать сегодня, а не завтра. Жизнь не останавливается на месте, если ты выходишь из нее даже на время.
- Но такое решение должно принимать вече! Вече, а не дума, и не Совет господ!
- Будет и вече, - усмехнулся Свиблов, - будет. Об этом я давно хотел с тобой поговорить. Но сначала я устрою тебе встречу с иерархом.
Волот ждал доверительной беседы, а ортодоксы явились к нему, облаченные в парчу и золото. Они говорили о римском понтифике, как о своем враге, с которым вынуждены заключить перемирие, о богослужении на славянском языке, очень близком к языку новгородцев, о провозглашении незыблемости власти императора (или другого самодержца, князя, например), о воздвижении Святой Софии на Севере, которая затмит былое величие Константинополя, о третьем Риме, которым станет Новгород, о будущем могуществе Руси под сенью божественной длани. Волот с трудом сдерживал раздражение и желание убежать.
- И насколько силен ваш бог? - спросил он в конце концов, утомленный нудным, высокопарным бормотанием.
- Бог всемогущ, - улыбнулся ему иерарх, - он не наш, он един для всех.
Кто-то подтолкнул его локтем в бок, иерарх пожевал губами и замолчал, а потом Волот расслышал сказанную по-гречески фразу:
- Это дикий варвар. Он не готов понять единобожия. Пусть пока считает его самым сильным из богов, этого достаточно.
Волот не стал их разочаровывать: слишком ему не хотелось вступать в долгий спор о дикости и силе богов. Он мечтал поскорей закончить эту встречу, ему казалось, что его вот-вот на пол свалит новый припадок. Ему на выручку пришел доктор Велезар, объявив присутствующим, что здоровье князя не позволяет ему продолжить разговор.
Едва закрыв за собой дверь, Волот не пошел в спальню, как настаивал доктор - напряжение в нем требовало немедленного выхода, и он потихоньку покинул терем, вышел на берег Волхова и нахоженной тропой кинулся в лес. В груди что-то клокотало, кипело, жгло, свербело невыносимо - Волот скинул нарядный кафтан и долго топтал его ногами от злости и безысходности. Но и это ему не помогло, ему хотелось выпустить наружу то, что в нем накопилось, отпустить это нечто на свободу: он порвал ворот рубахи и упал на колени, обливаясь слезами.
- Помогите! Помогите же мне кто-нибудь! - в отчаянье выкрикнул он, зная, что никто не придет ему на помощь, - Помогите!
Осенний лес пригнул ветви, как добрая женщина нагибается к постели больного. Волот рванул рубаху с груди и впился в кожу ногтями, надеясь голыми руками взломать ребра и выпустить на волю снедающий его жар и клекот.
Сырой белый туман наползал на него со всех сторон - из-под еловых лап, склонившихся к земле, из-за пожелтевших кустов, пробирался между ягодных кочек, крался по тропинкам и сгущался, сгущался, пока не стал непроглядным.
- Мальчик Волот? - услышал он звонкий женский голос, похожий на перезвон колокольчиков.
Мальчиком его называли только из презрения, но в этом голос князь презрения не ощутил: что-то похожее на материнскую ласку, совсем незнакомую Волоту. Он не помнил матери, только кормилицу.
- Ну, разве он мальчик? Он князь, - рассмеялся в ответ густой бас.
- А разве князь не может быть мальчиком? - ответила женщина.
И Волот, рыдающий от безысходности, вдруг расплакался от умиления и жалости к себе. Да, он просто мальчик, просто мальчик!
- Ему скоро шестнадцать. Самое время стать мужчиной, - сказал кто-то густым басом.
- Если пришло время, почему он не отзывается на наш зов? - вмешался третий голос.
- Он отзовется, - ответила женщина, - он не понимает, кто его зовет и зачем.
И в этот миг сполох белого пламени разрезал туман, разметал в стороны - огненный меч двумя взмахами рассек его на части, и перед глазами Волота предстали чудовища - полулюди-полузвери. До этого он видел их только издалека, теперь же они окружили его со всех сторон, им стоило только протянуть руку, чтоб дотронуться до него, схватить и утащить за собой.
Огненный меч в руке сжимал прекрасный воин в алом плаще, лицо его - жестокое к врагам - на миг повернулось к Волоту, и теплая улыбка тронула губы воина.
- Отойдите от князя, - угрожающе сказал он и взмахнул мечом снова, - уберите свои лапы! Вы не получите его!
- Ты опять здесь? - спросила огромная голова лося, и тяжелое копыто ударило по тому, что в этом месте заменяло землю.
- Я здесь. И на этот раз вы не посмеете вмешаться. Мальчик еще жив. И он не из рода лосей.
- Он из рода совы, - ответила огромная птица с крючковатым носом и страшными когтями на чешуйчатых ногах, - он пойдет на зов богов!
- Убирайтесь! - лицо воина ощерилось, - Прочь! Оставьте его! Он сам решит это, без вашего вмешательства!
Огненный меч взметнулся вверх, но вместо того, чтоб рассеять белый туман, опустил его вниз, словно занавес - чудовища исчезли за его пеленой, и даже голосов их не стало слышно, будто занавес этот был непроницаемой стеной.
- Кто ты? - робко спросил Волот.
- Меня послал за тобой Всемогущий Бог.
- Ты… ты убьешь меня? - Волот вдруг испугался.
- Напротив. Ты спрашивал о жертве? Мой Бог не требует жертв. Он милосерден, его дело - спасение страждущих. Он спасет тебя от смерти.
- И что мне нужно сделать?
- Прими крещение. Убедись в его могуществе и милосердии. И позови за собой тех, кто до сих пор не узрел Его божественного света.
Волот очнулся в своей постели, с повязками на груди. Доктор Велезар сидел за столом со свечой и что-то писал в большой книге.
- Доктор! - окликнул его Волот, - поговори со мной. У меня было видение.
- Да, мой друг, - тут же отозвался Велезар, - я сегодня испугался за тебя. Я думал, у тебя остановилось дыхание.
- Нет, - Волот покачал головой - как всегда после видений белого тумана, ему было намного легче.
- Ты расцарапал грудь и шею. Так часто поступают люди, которые не могут дышать.
- Нет. Оно жгло меня. Как и всегда, просто сегодня слишком сильно. Послушай, я должен много тебе рассказать. Помнишь, Борута показал мне свой оберег? Я надеялся, что эти иерархи Черноты Свиблова подскажут мне путь, но они говорили совсем о другом.
Волот долго и сбивчиво говорил о встрече с воином в белом тумане, о чудовищах, желающих забрать его к себе, и о том, как этот воин защитил его.
- Он говорил о том, что ты должен принять крещение? - удивился доктор, - мой мальчик, я бы на твоем месте относился к видениям очень осторожно. Ты, наверное, и не заметил, что «эти иерархи», как ты изволил их назвать, говорили тебе о том же самом, только другими словами. Они говорили, что ты должен креститься сам и крестить Новгород. Может быть, в твоем изнуренном болезнью сознании их слова превратились в речь воина с огненным мечом? Ты искал ответ на свой вопрос, и ты его получил, разве нет?
Волот разочаровано пожал плечами.
- Ты думаешь, я не смогу поправиться? - спросил он тихо.
- Я этого не говорил и никогда не скажу, - доктор ласково поправил одеяло, сползшее с груди Волота, - и если для твоего выздоровления требуется помощь богов, я не стану ее отвергать.
- Послушай… Как ты думаешь, их христианский бог действительно так силен, как они говорят?
- Я не волхв и могу рассуждать об этом только со своей точки зрения, - улыбнулся доктор.
- Иногда я думаю, что твоя точка зрения и есть самая верная. Потому что она отстраненная, незаинтересованная, понимаешь? Ты не преследуешь корысти, когда о чем-то рассуждаешь.
- Может быть и так, - доктор улыбнулся снова.
- Скажи мне, ты считаешь их бога сильным?
- Я думаю, сила любого бога определяется, в том числе, тем, сколько людей обращают на него свои взоры. Уточняю: в том числе. Человеческие устремления, человеческие мысли могут обретать плоть - я не раз видел это, сражаясь с болезнями. К христианскому богу обращает взоры вся Европа, он не может не иметь силы. Возможно, его сила превосходит силу наших богов.
- Да… И все же… Предать своих богов ради сохранения собственной жизни - разве это поступок, достойный мужчины?
- Знаешь, мой друг, мне кажется, ты рассуждаешь несколько наивно. Помнишь, мы говорили с тобой о людях, имеющих власть? О том, что они не такие, как все.
- Помню.
- Они ставят здравый смысл выше нравственности. Ты же сейчас рассуждаешь именно с точки зрения нравственной и отметаешь здравый смысл. Нашим богам нет до тебя никакого дела, никто из них пока не пришел тебе на помощь, но лишь оберег с изображением бога христианского на чужой груди помогает тебе избежать судорожных припадков. Это ли не помощь? Кто же осудит тебя за то, что ты поклонишься тому богу, который помогает тебе?
- Я - да. Но они хотят крещения Новгорода, ты сам говоришь. И воин с огненным мечом сказал о том же.
- Я уже говорил тебе о христианстве. Это сильная вера, инструмент управления народами. Ее подкрепляет помощь сильного бога. Что же плохого ты видишь в этом для Новгорода? Предательство богов? Но твое дело думать о людях, а не о богах. И кто сказал тебе, что людям под сенью чужого бога будет хуже? Я не хочу навязывать тебе свою точку зрения, но все же подумай о моих словах.
Волот не успел оглянуться, как вдруг всему Новгороду стало известно о том, что он собирается креститься. Об этом с удивлением и страхом говорили все - и в посаде Городища, и в поварне княжьего терема, и на торге, и в думе, и в Совете господ. Слухи летели по городу быстрей ветра: многие новгородцы верили, что христианский бог поможет Волоту выздороветь, а кое-кто добавлял, что жрецы пообещали ему сохранение жизни только в обмен на крещение всей Руси.
Для торжественного действа прямо в детинце заложили деревянную церковь - пришлые проповедники предлагали возвести ее на месте капища Хорса, но это предложение Совет господ отверг, чтоб не вызвать у новгородцев протеста. Церковь строили с роскошью, с размахом, и назначили крещение к окончанию строительства - в начале месяца Грудня. Из Греции собирался прибыть патриарх ортодоксов - глава греческой церкви. И Волот ждал этого дня со страхом и надеждой. Ему казалось, стоит только исполнить обряд, и его болезнь пройдет сама собой, но мысль о том, что он поступает малодушно, постоянно глодала его сердце.
Снег снова выпал рано, и Волхов покрылся тонкой коркой льда, когда к нему явилась бывшая посадница, Марибора Воецкая-Караваева. Волоту было очень плохо в тот день, он не хотел ее принимать, и видеть не хотел, и знал, что она ему скажет. Но прогнать ее не смог.
Он не ошибся. Бывшая посадница убеждала его отказаться от крещения, говорила о предательстве богов, о том, что он отдает Новгород чужакам ради спасения своей жизни. У Волота начались судороги, Марибору выпроводили вон, и он не мог прийти в себя еще несколько суток: ее голос стучал ему в уши - голос собственной совести.
Церковь отстроили за три для до крещения и на торжественное открытие привезли икону с изображением святой Софии - кто это такая, Волот не знал. Ее называли божьей премудростью и снова говорили о Новгороде, как о третьем Риме и преемнике Царьграда. Он вообще не понимал, почему в церкви должно находиться изображение этой богини, а не самого христианского бога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
- Да, князь. Я бы не стал признаваться тебе в этом, чтоб не вызывать ненужных толков, но раз ты спросил и хочешь услышать ответ, я отвечу: я христианин.
Борута расстегнул кафтан, отодвинул в сторону ворот рубахи и вытащил на свет маленький серебряный оберег в форме креста.
- Твой бог так силен? - Волот нагнулся и посмотрел на оберег внимательней, - но это же человек! Какой же это бог?
- Это божий сын, Исус. Он был распят ради спасения всех людей на земле. Бог помогает нам через своего сына. И он действительно очень силен. Он не просто силен - он всемогущ.
Волот задумался на минуту, а потом спросил:
- И что, он мог бы вылечить мою болезнь?
- Думаю, да. Если его хорошенько попросить.
- И какую жертву он потребует за излечение?
- Я, по крайней мере, не возьмусь решать. Это надо узнать у христианских жрецов.
Надежда забрезжила перед Волотом и словно оживила его. Оживила настолько, что когда вечером к нему явился Чернота Свиблов, князь не стал подписывать грамоты не глядя, а спросил:
- И какое МОЕ решение вы приняли на этот раз?
- Это пустячная бумага, князь, - пожал плечами Свиблов, - разрешение на въезд в Новгород десятка проповедников ортодоксальной церкви.
Волот уцепился за неожиданное совпадение, увидел в нем тайный смысл, почувствовал в нем Удачу.
- Послушай, Чернота Буйсилыч… А не мог бы ты устроить мне встречу с кем-нибудь из них? Разумеется, мне нужен сильный жрец, способный говорить со своим богом.
- Они все говорят со своим богом, и все одинаково не слышат его. Но я думаю, тебе нужен иерарх, а не просто жрец. И такую встречу я для тебя устрою - они только и мечтают о ней.
- Откуда ты знаешь?
- Разве я не говорил тебе? Дума уже месяц обсуждает вопрос крещения Руси и выбирает confessio.
- Без меня? - Волот поднял брови.
- А что ты хотел, мой мальчик? - фыркнул боярин, - война не станет ждать, когда ты поправишься. Решения надо принимать сегодня, а не завтра. Жизнь не останавливается на месте, если ты выходишь из нее даже на время.
- Но такое решение должно принимать вече! Вече, а не дума, и не Совет господ!
- Будет и вече, - усмехнулся Свиблов, - будет. Об этом я давно хотел с тобой поговорить. Но сначала я устрою тебе встречу с иерархом.
Волот ждал доверительной беседы, а ортодоксы явились к нему, облаченные в парчу и золото. Они говорили о римском понтифике, как о своем враге, с которым вынуждены заключить перемирие, о богослужении на славянском языке, очень близком к языку новгородцев, о провозглашении незыблемости власти императора (или другого самодержца, князя, например), о воздвижении Святой Софии на Севере, которая затмит былое величие Константинополя, о третьем Риме, которым станет Новгород, о будущем могуществе Руси под сенью божественной длани. Волот с трудом сдерживал раздражение и желание убежать.
- И насколько силен ваш бог? - спросил он в конце концов, утомленный нудным, высокопарным бормотанием.
- Бог всемогущ, - улыбнулся ему иерарх, - он не наш, он един для всех.
Кто-то подтолкнул его локтем в бок, иерарх пожевал губами и замолчал, а потом Волот расслышал сказанную по-гречески фразу:
- Это дикий варвар. Он не готов понять единобожия. Пусть пока считает его самым сильным из богов, этого достаточно.
Волот не стал их разочаровывать: слишком ему не хотелось вступать в долгий спор о дикости и силе богов. Он мечтал поскорей закончить эту встречу, ему казалось, что его вот-вот на пол свалит новый припадок. Ему на выручку пришел доктор Велезар, объявив присутствующим, что здоровье князя не позволяет ему продолжить разговор.
Едва закрыв за собой дверь, Волот не пошел в спальню, как настаивал доктор - напряжение в нем требовало немедленного выхода, и он потихоньку покинул терем, вышел на берег Волхова и нахоженной тропой кинулся в лес. В груди что-то клокотало, кипело, жгло, свербело невыносимо - Волот скинул нарядный кафтан и долго топтал его ногами от злости и безысходности. Но и это ему не помогло, ему хотелось выпустить наружу то, что в нем накопилось, отпустить это нечто на свободу: он порвал ворот рубахи и упал на колени, обливаясь слезами.
- Помогите! Помогите же мне кто-нибудь! - в отчаянье выкрикнул он, зная, что никто не придет ему на помощь, - Помогите!
Осенний лес пригнул ветви, как добрая женщина нагибается к постели больного. Волот рванул рубаху с груди и впился в кожу ногтями, надеясь голыми руками взломать ребра и выпустить на волю снедающий его жар и клекот.
Сырой белый туман наползал на него со всех сторон - из-под еловых лап, склонившихся к земле, из-за пожелтевших кустов, пробирался между ягодных кочек, крался по тропинкам и сгущался, сгущался, пока не стал непроглядным.
- Мальчик Волот? - услышал он звонкий женский голос, похожий на перезвон колокольчиков.
Мальчиком его называли только из презрения, но в этом голос князь презрения не ощутил: что-то похожее на материнскую ласку, совсем незнакомую Волоту. Он не помнил матери, только кормилицу.
- Ну, разве он мальчик? Он князь, - рассмеялся в ответ густой бас.
- А разве князь не может быть мальчиком? - ответила женщина.
И Волот, рыдающий от безысходности, вдруг расплакался от умиления и жалости к себе. Да, он просто мальчик, просто мальчик!
- Ему скоро шестнадцать. Самое время стать мужчиной, - сказал кто-то густым басом.
- Если пришло время, почему он не отзывается на наш зов? - вмешался третий голос.
- Он отзовется, - ответила женщина, - он не понимает, кто его зовет и зачем.
И в этот миг сполох белого пламени разрезал туман, разметал в стороны - огненный меч двумя взмахами рассек его на части, и перед глазами Волота предстали чудовища - полулюди-полузвери. До этого он видел их только издалека, теперь же они окружили его со всех сторон, им стоило только протянуть руку, чтоб дотронуться до него, схватить и утащить за собой.
Огненный меч в руке сжимал прекрасный воин в алом плаще, лицо его - жестокое к врагам - на миг повернулось к Волоту, и теплая улыбка тронула губы воина.
- Отойдите от князя, - угрожающе сказал он и взмахнул мечом снова, - уберите свои лапы! Вы не получите его!
- Ты опять здесь? - спросила огромная голова лося, и тяжелое копыто ударило по тому, что в этом месте заменяло землю.
- Я здесь. И на этот раз вы не посмеете вмешаться. Мальчик еще жив. И он не из рода лосей.
- Он из рода совы, - ответила огромная птица с крючковатым носом и страшными когтями на чешуйчатых ногах, - он пойдет на зов богов!
- Убирайтесь! - лицо воина ощерилось, - Прочь! Оставьте его! Он сам решит это, без вашего вмешательства!
Огненный меч взметнулся вверх, но вместо того, чтоб рассеять белый туман, опустил его вниз, словно занавес - чудовища исчезли за его пеленой, и даже голосов их не стало слышно, будто занавес этот был непроницаемой стеной.
- Кто ты? - робко спросил Волот.
- Меня послал за тобой Всемогущий Бог.
- Ты… ты убьешь меня? - Волот вдруг испугался.
- Напротив. Ты спрашивал о жертве? Мой Бог не требует жертв. Он милосерден, его дело - спасение страждущих. Он спасет тебя от смерти.
- И что мне нужно сделать?
- Прими крещение. Убедись в его могуществе и милосердии. И позови за собой тех, кто до сих пор не узрел Его божественного света.
Волот очнулся в своей постели, с повязками на груди. Доктор Велезар сидел за столом со свечой и что-то писал в большой книге.
- Доктор! - окликнул его Волот, - поговори со мной. У меня было видение.
- Да, мой друг, - тут же отозвался Велезар, - я сегодня испугался за тебя. Я думал, у тебя остановилось дыхание.
- Нет, - Волот покачал головой - как всегда после видений белого тумана, ему было намного легче.
- Ты расцарапал грудь и шею. Так часто поступают люди, которые не могут дышать.
- Нет. Оно жгло меня. Как и всегда, просто сегодня слишком сильно. Послушай, я должен много тебе рассказать. Помнишь, Борута показал мне свой оберег? Я надеялся, что эти иерархи Черноты Свиблова подскажут мне путь, но они говорили совсем о другом.
Волот долго и сбивчиво говорил о встрече с воином в белом тумане, о чудовищах, желающих забрать его к себе, и о том, как этот воин защитил его.
- Он говорил о том, что ты должен принять крещение? - удивился доктор, - мой мальчик, я бы на твоем месте относился к видениям очень осторожно. Ты, наверное, и не заметил, что «эти иерархи», как ты изволил их назвать, говорили тебе о том же самом, только другими словами. Они говорили, что ты должен креститься сам и крестить Новгород. Может быть, в твоем изнуренном болезнью сознании их слова превратились в речь воина с огненным мечом? Ты искал ответ на свой вопрос, и ты его получил, разве нет?
Волот разочаровано пожал плечами.
- Ты думаешь, я не смогу поправиться? - спросил он тихо.
- Я этого не говорил и никогда не скажу, - доктор ласково поправил одеяло, сползшее с груди Волота, - и если для твоего выздоровления требуется помощь богов, я не стану ее отвергать.
- Послушай… Как ты думаешь, их христианский бог действительно так силен, как они говорят?
- Я не волхв и могу рассуждать об этом только со своей точки зрения, - улыбнулся доктор.
- Иногда я думаю, что твоя точка зрения и есть самая верная. Потому что она отстраненная, незаинтересованная, понимаешь? Ты не преследуешь корысти, когда о чем-то рассуждаешь.
- Может быть и так, - доктор улыбнулся снова.
- Скажи мне, ты считаешь их бога сильным?
- Я думаю, сила любого бога определяется, в том числе, тем, сколько людей обращают на него свои взоры. Уточняю: в том числе. Человеческие устремления, человеческие мысли могут обретать плоть - я не раз видел это, сражаясь с болезнями. К христианскому богу обращает взоры вся Европа, он не может не иметь силы. Возможно, его сила превосходит силу наших богов.
- Да… И все же… Предать своих богов ради сохранения собственной жизни - разве это поступок, достойный мужчины?
- Знаешь, мой друг, мне кажется, ты рассуждаешь несколько наивно. Помнишь, мы говорили с тобой о людях, имеющих власть? О том, что они не такие, как все.
- Помню.
- Они ставят здравый смысл выше нравственности. Ты же сейчас рассуждаешь именно с точки зрения нравственной и отметаешь здравый смысл. Нашим богам нет до тебя никакого дела, никто из них пока не пришел тебе на помощь, но лишь оберег с изображением бога христианского на чужой груди помогает тебе избежать судорожных припадков. Это ли не помощь? Кто же осудит тебя за то, что ты поклонишься тому богу, который помогает тебе?
- Я - да. Но они хотят крещения Новгорода, ты сам говоришь. И воин с огненным мечом сказал о том же.
- Я уже говорил тебе о христианстве. Это сильная вера, инструмент управления народами. Ее подкрепляет помощь сильного бога. Что же плохого ты видишь в этом для Новгорода? Предательство богов? Но твое дело думать о людях, а не о богах. И кто сказал тебе, что людям под сенью чужого бога будет хуже? Я не хочу навязывать тебе свою точку зрения, но все же подумай о моих словах.
Волот не успел оглянуться, как вдруг всему Новгороду стало известно о том, что он собирается креститься. Об этом с удивлением и страхом говорили все - и в посаде Городища, и в поварне княжьего терема, и на торге, и в думе, и в Совете господ. Слухи летели по городу быстрей ветра: многие новгородцы верили, что христианский бог поможет Волоту выздороветь, а кое-кто добавлял, что жрецы пообещали ему сохранение жизни только в обмен на крещение всей Руси.
Для торжественного действа прямо в детинце заложили деревянную церковь - пришлые проповедники предлагали возвести ее на месте капища Хорса, но это предложение Совет господ отверг, чтоб не вызвать у новгородцев протеста. Церковь строили с роскошью, с размахом, и назначили крещение к окончанию строительства - в начале месяца Грудня. Из Греции собирался прибыть патриарх ортодоксов - глава греческой церкви. И Волот ждал этого дня со страхом и надеждой. Ему казалось, стоит только исполнить обряд, и его болезнь пройдет сама собой, но мысль о том, что он поступает малодушно, постоянно глодала его сердце.
Снег снова выпал рано, и Волхов покрылся тонкой коркой льда, когда к нему явилась бывшая посадница, Марибора Воецкая-Караваева. Волоту было очень плохо в тот день, он не хотел ее принимать, и видеть не хотел, и знал, что она ему скажет. Но прогнать ее не смог.
Он не ошибся. Бывшая посадница убеждала его отказаться от крещения, говорила о предательстве богов, о том, что он отдает Новгород чужакам ради спасения своей жизни. У Волота начались судороги, Марибору выпроводили вон, и он не мог прийти в себя еще несколько суток: ее голос стучал ему в уши - голос собственной совести.
Церковь отстроили за три для до крещения и на торжественное открытие привезли икону с изображением святой Софии - кто это такая, Волот не знал. Ее называли божьей премудростью и снова говорили о Новгороде, как о третьем Риме и преемнике Царьграда. Он вообще не понимал, почему в церкви должно находиться изображение этой богини, а не самого христианского бога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81