Он изо всех сил рвал струны этого мира, и мир в ответ раскачивал темноту и глубину внутри него. Широкий поток, похожий на полноводную реку с упругим течением, рождался под его ступнями и лился вверх сквозь его тело. Млад купался и захлебывался в нем: даже слезы выступали на глазах. Мир вокруг менялся и в то же время оставался прежним: огонь оживал, голос его становился понятным, хотя и не был облечен в слова - он манил, он звал, он советовал. Земля говорила глухо и толкала, толкала бьющееся в пляске тело, и тело делалось все легче, словно растворялось в воздухе, становилось воздухом.
Ритмичный грохот - грохот бубна, оберегов, собственного голоса, дрожащей земли и мечущегося огня - пьянил сильней хмельного меда. Песня тонким звериным воем взлетала ввысь, и утробным рыком стелилась вокруг костра. Искры взметнулись в небо, когда по углям ударили голые пятки - жар пошел снизу вверх, вливаясь в поток восторга и силы, руки распахнули объятья, и мир раскрылся им навстречу: в ушах нарастал тонкий звон, перед глазами сгущалась чернота, голова бешено кружилась, дыхание стало глубоким, легким, свободным, а потом оборвалось в миг, и невесомость подхватила тело, подхватила и понесла вперед.
Ради этого стоило пройти и сотню пересотворений! Ни хмель, ни любовь к женщине не могли сравниться с этим упоением, с этим ощущением полета, свободы и всемогущества.
Иная явь выплывала встречь, и холодный рассудок отодвинул в сторону восторг. Клочья белого тумана, влекомого не ветром - бесконечным, непрерывным движением бытия, оседали на лице отрезвляющими ледяными каплями.
Сегодня никто не вышел навстречу Младу, но шум боя он услышал задолго до того, как туман расступился и открыл ему место пересотворения. И первый, кого он увидел, был огненный дух с мечом: дух сражался. Против него стояли двое - дух темного шамана из рода лосей с бубном в руках и дух воина, вооруженный обломком сабли. За их спинами прятался Миша - немного испуганный, бледный, но отстраненный и равнодушный. Смерть не изменила его облика, только наложила свой отпечаток на его взгляд: он еще не оправился, он еще не понял, что с ним произошло, и где он оказался, он не догадался, что те двое, что прикрывают его своими спинами - его отец и дед.
Духи, совершавшие пересотворение, разошлись широким кругом, наблюдая за схваткой, но даже не пытались вмешаться. А двое явно уступали мечу Михаила Архангела, медленно двигаясь назад, к кромке белого тумана. Бубен служил неважным щитом, обломок сабли мог только парировать удар, но нечего было и думать, чтоб идти с ним в наступление. Но они стояли: молча, угрюмо глядя огненному духу в глаза, мертвой стеной. И их решимость отражала удары меча не хуже, чем их жалкое оружие.
- Что тебе надо здесь? - раздался окрик над самой головой Млада.
Млад оглянулся и увидел человека-птицу.
- Я должен помочь им… - выдавил Млад не очень уверено.
Человек-птица рассмеялся, и смех его подхватили остальные.
- Возвращайся назад. Теперь это не твое дело, и не наше.
- Это - мое дело! - вскинулся Млад, - мое! Я не прогнал его раньше, я прогоню его теперь.
- Возвращайся назад. Не лезь в дела мертвых, они тебя не касаются. И не пытайся исправить то, что можно было изменить вчера. Вчера - но не сегодня! Мальчик тебе никто.
- Он… он мой ученик…
- Твой ученик сдался в первые же минуты испытания. Хорош же был его учитель… - снисходительно ответил человек-птица, - возвращайся назад, ты ничем им не поможешь.
- Это не честный бой… - Млад проглотил упрек, - Михаил Архангел - слуга чужого бога, он тоже не смеет вмешиваться в дела мертвых! Почему вы стоите? Почему не прогоните его?
- Мальчик был обещан чужому богу, - пожал плечами человек-птица.
- Но еще раньше он был обещан нашим богам! Он родился шаманом! Наши боги звали его!
- Мало родиться шаманом, нужно еще им стать. Теперь только его род имеет право забрать его к себе, только род может защитить его.
- Имеет право? Кто это лишил меня права защитить своего ученика? Кто посмеет запретить мне сражаться за него?
Духи рассмеялись - негромко, свысока.
- Человек! К нам явился Человек! - дух в облике медведя, смеясь, покачал головой, - он сам берет себе любые права, он сам решает, что ему можно, а что - нельзя. Люди - безумцы, они не чувствуют вечности, не верят в необратимость. Пусть сражается и погибнет. Это его дело.
Человек-птица наклонил голову и посмотрел Младу в глаза.
- Когда ты ребенком лежал передо мной на подушке белого тумана, а я рвал на куски твое жалкое тело и еще не знал, пройдешь ли ты испытание, я уже любил тебя. Как всякого, над кем совершал пересотворение. И я говорю тебе - отойди в сторону. Смирись. Мертвым дух не причинит вреда, всего лишь отбросит туда, откуда они пришли. Ты живой.
В этот миг тупо звякнул меч Михаила Архангела, и обломок сабли вылетел из руки духа воина. Тот прикрылся рукой, меч описал огненную дугу, но натолкнулся на руку и высек сноп искр, будто она была из камня. Лицо воина лишь исказилось немного и тут же разгладилось, обретая прежнюю решимость. Как же темные шаманы сражаются с духами? Млад ощутил беспомощность и уязвимость собственной плоти…
- Они долго не простоят, - услышал он шепот за спиной, - они слабеют. Чужак заберет мальчика.
- Это не наше дело… - ответил другой голос.
Млад окинул взглядом круг духов: лось-прародитель, отец рода лосей, стоял, опустив голову, исподлобья глядя на схватку.
- Темные шаманы носят другие обереги, - отчетливо сказал дух шамана, запоздало отвечая на вопрос Млада, - но наши духи не имеют мечей. Они сражаются голыми руками.
Лопнула кожа бубна-призрака, лопнула с громким треском и свернулась в два тугих свитка. В ту же секунду дух воина сделал выпад вперед, метя кулаком в голову огненного духа, но меч опередил его - воин упал на колени, и отец-шаман выступил на шаг вперед, прикрывая сына собой и хрупким обручем бубна.
Глаза прародителя рода лосей сверкнули и тут же погасли. Млад поймал его взгляд - он не умел читать в глазах духов то, что с легкостью видел в глазах людей, но даже мимолетного соприкосновения хватило, чтоб понять: лось колеблется. Не считает себя в праве вмешаться, но не может смотреть на неравный бой своих потомков с чужаком.
- Лось-прародитель! - шепнул ему Млад, - что ты стоишь? Это же твой род! Чего ты боишься?
Большая голова повернулась в сторону Млада, и гневные глаза уперлись ему в лицо.
- Это не твое дело, Человек. Возвращайся назад.
Лось колебался. И Млад отчетливо увидел: лось растопчет огненного духа, он сметет его в один миг, отбросит прочь, и меч тому не поможет.
- Что заставит тебя вмешаться? - шепнул Млад скорей сам себе, - это же твой род…
- Мой род слабеет… Мне стыдно за своих потомков…
- Стыдно? - Млад вскрикнул и на его крик обернулись все духи из круга, - так пусть он станет еще слабей, когда твой потомок уйдет вслед за чужаком. А за ним - еще десяток твоих потомков. Смотри на это, смотри и не сопротивляйся! Пусть лживые проповедники морочат твоих потомков, ничего не опасаясь, пусть бесчестные духи бьются с безоружными! Смотри, какими средствами побеждают твой род! Стой и стыдись! А я… мне нечего стыдиться!
Белые шаманы умеют убеждать богов, что уж говорить о духах… Млад выступил на середину круга, уже зная, что лось пойдет за ним. По кругу пронесся ропот.
- Жалкий, глупый человек! - крикнул лось ему в спину, - Не заставляй меня спасать твою жизнь! Что тебе за дело до моего рода?
- Твой потомок - мой ученик, - проворчал Млад себе под нос, - я не сумел сделать его сильным, чтоб ты мог гордиться своим родом…
Бубен вылетел из рук духа шамана, огненный меч взмыл вверх, и Млад едва успел подставить свой бубен, прикрывая голову упавшего на одно колено старика. Живой бубен немного смягчил удар, но разлетелся в щепки, а его обломок, оставшийся в руке, вспыхнул белым пламенем с радужными разводами: так горит сера, а не дерево. Михаил Архангел развернулся в сторону Млада, и Млад увидел его лицо - торжествующее, гордое и жестокое. В его глазах не было снисхождения, он не презирал безоружного живого человека, стоящего перед ним, он его ненавидел! И короткий взмах огненного меча должен был убить врага, а не уничтожить жалкую помеху. Млад непроизвольно выставил вперед руки, отступая на шаг: огонь и камень, тяжелый удар и жгучая боль превратили обе руки в безжизненные плети, хотя меч прошел по ним вскользь. Пятнистая шкура вспыхнула неестественным белым пламенем, Млад вскрикнул и упал на колени, когда второй удар, через грудь, разрубая цепочку оберегов, толкнул его назад, назад и вниз, на землю: огненный дух немного промахнулся, потому что копыта прародителя рода лосей ударили в гордое жестокое лицо…
Удар нави об явь был страшней огненного меча. Две реальности, столкнувшись друг с другом, высекли молнию, рожденную где-то в голове, гром раскатился внутри черепа и забился о его стенки, надеясь разомкнуть кости и вырваться наружу. Земля не успела принять Млада в объятья, она не ждала его, он упал ничком, накрыв своим телом костер, и белое пламя, которым горела пятнистая шкура, смешалось с синими язычками огня на углях.
Долгое забытье стало третьей реальностью, смесью двух других: Млад блуждал в полной темноте, и вместе с тем не мог встать на ноги. Он ослеп и не мог поднять век, его душила нестерпимая жгучая боль: каждый вздох казался ему последним, он думал, что больше никогда не решится вдохнуть, потому что малейшее движение усиливало боль в несколько раз. Он слышал странные звуки и странные голоса, впрочем, то, что они говорили, не имело к нему никакого отношения, и он забывал их слова тут же, еще не дослушав фразы до конца. Кто-то брал его за руку, кто-то дотрагивался до его лица - безжизненные, холодные прикосновения пугали его только тогда, когда приближались к ожогам.
У него не было сил вырваться оттуда: то место, куда он попал, напоминало ему замкнутый круг, свернутый в хитроумный лабиринт. Время там не имело значения, но он мерил его числом мучительных вдохов. Иногда его охватывало отчаянье, иногда снисходило равнодушие, иногда от жалости к себе на слепых глазах появлялись слезы. Млад никогда не ждал помощи, и знал, что надо карабкаться из этого места самому, потому что сюда не ходят ни белые, ни темные шаманы. Да, собственно, этого места просто не существует… Эта реальность - его собственное порождение.
Десять тысяч несосчитанных вдохов остались позади, когда издали до него долетел еле слышный зов. Млад не понял, кто его зовет и куда, но кто-то искал его, кто-то хотел его, кто-то ждал его. Это не прибавило сил, это не ослабило боли, но Млад почувствовал, как дрогнули веки: надежда шевельнулась в груди, затрепетала, как крылья бабочки, прохладным ветром коснулась лица…
Еще десять тысяч вдохов потребовалось ему, чтоб ответить на этот зов, чтоб разорвать вокруг себя темноту, как паутину, и впустить в глаза свет.
11. Князь Новгородский. После веча
Волот долго переживал происшедшее не вече. Испуганный тем, насколько его собственные не решения даже - стремления - отзываются на судьбе всей Руси, больше всего он хотел спрятаться, затаиться, накрыть голову руками и никогда больше не высовываться: не видеть никаких снов, не говорить с волхвами, не появляться в думе, не смотреть в глаза новгородцам. Он боялся говорить вслух: чем отзовется его слово? Какую волну поднимет?
И вместе с тем… Кто должен найти убийц Белояра? Кто должен наказать Сову Осмолова за оговор честного волхва? Кто должен собирать ополчение? Кто должен писать грамоты князьям-соседям?
Грамоты соседям написал Смеян Тушич - ему ли не знать, как надо правильно составить бумагу? Ополчение собирал Ивор Черепанов - на то он и тысяцкий.
Волот надеялся, что оболганный волхв прибегнет к княжьему суду, но тот почему-то промолчал: до Волота и слухов о нем не доходило. Затевать же дело о том, что Сова Осмолов хотел обмануть вече, Волот побоялся. Печать на грамоте оказалась подлинной, хотя ни один человек не усомнился в правоте волхва и лжи Совы Осмолова: волхвы подтвердили это, но их слово для суда ничего не значило. Осмолов опять вышел сухим из воды!
Князь не мог понять, почему волхв оставил Осмолова безнаказанным. Если бы кто-то посмел обвинить Волота в измене, обвинить голословно и только для того, чтоб перетянуть вече на свою сторону, он бы вызвал лгуна на поединок. Даже не для того, чтоб доказать свою невиновность, а из мести, чтоб никому и никогда не пришло в голову, будто с ним можно поступить подобным образом! А если не поединок - то справедливый суд. Чтоб все поняли: ложь обязательно будет наказана! Так или иначе! А впрочем… кто же знает этих волхвов…
Смерть Белояра напугала князя больше, чем возмутила. Он помнил отчаянные слова оболганного волхва: «Неподвластная нам сила сумела заморочить нас, выдавая чужие видения за Правду. Странные люди встретились мне: люди, по силе равные волхвам, но не боящиеся лжи, предательств и провокаций».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81