А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он отпрянул назад, но шаги приближались - нетвердые, шаркающие шаги. Бежать! Иначе будет поздно! Князь шагнул в проход… Ему не пришло в голову кричать и будить дядьку, он не сомневался: тот его не спасет.
Он не хотел смотреть в ту сторону, не хотел! Он хотел зажмурить глаза и бежать к другой лестнице, но голова сама собой повернулась направо: огромная костлявая тень перегородила проход. На лестнице горел еще один светильник, гораздо ярче: просторная рубаха просвечивала насквозь, и Волоту казалось, она надета на высохшие от времени мощи. Широкая сутулая спина билась правым плечом о бревенчатую стену, а руки - огромные, худые руки, обтянутые блестящей кожей, тянулись вперед, словно надеялись схватить.
Князь попятился и уперся спиной в дверной косяк, не в силах шевельнуться и не понимая, что держит его сзади. Вместо лица черно-красная маска двигалась ему навстречу, и костлявая рука шарила впереди себя, а когда коснулась плеча Волота, он издал истошный вопль и не помня себя бросился в противоположную сторону, скатился с лестницы, едва не ломая ноги, пронесся через широкую горницу, к лестнице, ведущей в зал для пиров, мимо огромных окон вдоль галереи, снова вниз, в просторные сени - засов, запирающий терем изнутри, почему-то не подался, и князь побежал назад, в поварню, мимо печей и столов, натыкаясь на лавки и кадки, котлы и ведра - к задней двери, ведущей на хозяйственный двор. Вслед за ним хлопали двери и раздавались крики, но ему чудилось, как костлявая тень нагоняет его сзади и тянет к нему длинные худые руки, и старается ухватить за рубаху.
Он выскочил на двор как был, босиком и в исподнем, и помчался к воротам, ведущим к посаду, но калитка оказалась запертой на замок, и он метнулся обратно, в сторону Волхова, где ограда была невысока - он перескочил через нее, словно шустрая белка, и, спрыгивая на противоположную сторону, покатился с крутого берега кувырком - глубокий мокрый снег с острой коркой наста замедлил его движение. Волот некоторое время приходил в себя, пытаясь сообразить, где верх, а где низ, встряхнул головой, и побежал дальше, на лед, и по льду - на другой берег. А потом, утопая в сугробах - в лес.
Он не знал, почему лес казался ему спасительным, и только оказавшись в нем, почти по пояс в снегу, почувствовал, как ужас отпускает его, как ощущение безвыходности постепенно тает, и ночной морозный воздух холодит лицо… А на место напряжения приходит головокружение и слабость.
Волот опустился на колени и закрыл лицо ладонями, не желая думать ни о чем. Холод не мешал ему и не пугал, напротив, успокаивал и баюкал. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем дядька сильными руками вытащил его из сугроба и понес назад - в терем. Может быть, князь и уснул у него на груди, обхватив руками жилистую шею старого вояки, потому что вспоминал потом только множество лиц и факелов со всех сторон, а самой дороги назад не помнил.
В спальне горели свечи, много свечей, трещали дрова в печи, а Волот, жалкий, дрожащий, как промокшая мышь, сидел на лавке, завернутый в меховые одеяла и держал ноги в корыте с горячей водой.
Дядька ворчал что-то себе под нос, и ругал вроде как не Волота, что было странно. Во всяком случае, отчетливо слышались слова: «напугал ребенка» и «леший его забери». Волот тянул из кружки горячий, пахнущий пряными травами мед, и боялся спросить, о ком дядька ведет речь. Князь вообще боялся думать о происшедшем, не потому, что ему было страшно вспоминать об этом, нет - как только рядом с ним появились люди, как только вокруг загорелся огонь, его ночные страхи рассеялись, и теперь он стыдился самого себя и скандала, который поднял на ноги весь двор. Хорош князь, ведущий войска на битву, если он среди ночи бежит из терема как заяц, кричит и сворачивает на своем пути кадушки и лавки.
- Ну как, княжич, согрелся немного? - заботливо спросил дядька, присаживаясь перед ним на одно колено.
Волот кивнул.
- Это Вернигора, черт его задери…
- Вернигора? - у Волота вытянулось лицо, и только тут он вспомнил, что тот сегодня ночевал в тереме - не поехал в университет, собирался всю ночь сидеть с какими-то бумагами. Но как же он мог его не узнать? И что Вернигора делал возле его двери?
- Нехорошо, конечно, так про него говорить, здравия ему… - вздохнул дядька, - за доктором Велезаром послали, глядишь, он поможет.
- С ним что-то случилось?
- Случилось, случилось! Масло в лампе вспыхнуло, уж как - ума не приложу, лицо ему обожгло сильно, глаза главное… Он свечу к фитилю поднес - а оно полыхнуло. Хорошо, огонь никуда не перекинулся. А он-то не видит ничего, не знает - может, тлеет где? Там же у него свитки эти… Да и больно как! Он говорит, искал лестницу вниз, а вышел на лестницу вверх, хотел хоть меня разбудить. И соображал, наверное, плохо. Попробуй, ослепши, найди! Кричать не стал, не хотел панику устраивать, ну да все равно без нее не обошлось.
Волот обмер: все встало на свои места! И крик, который его разбудил, вовсе не был криком ворона. Он представил, как ослепший человек с обожженным лицом ищет в огромном тереме хоть кого-нибудь, хоть одну открытую дверь, бьется об углы, роняет светцы, скользит руками по стенам, и никого не находит. А он-то сам! Смерть за ним пришла! Правду говорят: у страха глаза велики! Вместо того, чтоб помочь, перепугался и сбежал, да еще и всех перебудил. Позор…
До приезда доктора Велезара он так и сидел, завернувшись в одеяла, и ему было стыдно пойти к Вернигоре, а, наверное, стоило это сделать - хотя бы пожелать тому здоровья и попросить прощения за свою глупую выходку. Он слышал, как открывались ворота, и тройка резвых коней, позвякивая бубенцами, заходила на хозяйственный двор, слышал голос доктора, и голос дядьки, спустившегося его встречать, и почему-то сразу успокоился, словно передал тяжкий груз ответственности за то, что происходит, в надежные руки.
Доктор поднялся к Волоту в спальню, когда дядька уложил того в постель, закутав ноги в теплое и мягкое сукно - прошло не меньше часа, он долго был у Вернигоры.
- Ты не спишь, мой мальчик? - спросил Велезар, переступая порог.
- Нет, - ответил Волот и хотел подняться.
- Не вставай, тебе нужно быть в тепле. Я посижу с тобой, если ты не против.
- Я не против, - улыбнулся Волот, - как Вернигора?
- Ничего хорошего, конечно, но, будем надеяться, он поправится. Ожог глаз всегда очень опасен, даже несильный.
- Он может ослепнуть? - Волот привстал.
- Это зависит от него самого, оттого, насколько легко или тяжело пойдет выздоровление. Я не берусь ничего предсказать.
- Мне так жаль… - Волот сжал кулаки, - а я был так глуп!
- Вот об этом я и пришел поговорить. Ты расскажешь мне, что произошло? Меня немного встревожил твой поступок.
- Да чего там… - засопел Волот, - я просто испугался.
- Согласись, ты не пугливая девушка и не маленький мальчик, ты воевал и ничего не боялся… Почему же тут ты испугался настолько, что босиком побежал прочь от Городища? Было бы естественным позвать людей на помощь, если уж на то пошло.
И Волот рассказал доктору все - о своих ночных страхах и ощущении безвыходности. О том, что принял Вернигору за смерть, которая за ним пришла. О том, что не хотел видеть людей, хотел только освободиться, бежать и бежать подальше от всех.
- Мне не нравится твой рассказ, - покачал головой доктор, немного помолчав, - мне не нравится то, что с тобой происходит. А до этого когда-нибудь ты ощущал что-то подобное?
- Я же рассказывал тебе… Тогда, по дороге из Пскова. Я думал, что угорел… Но сегодня это было гораздо сильней.
Доктор снова качнул головой и повторил:
- Мне это не нравится.
Волот помолчал немного, а потом все же спросил с замирающим сердцем:
- Ты думаешь, меня хотят отравить?
- Нет, мой друг. Нет. Это не яд. Но это очень похоже на первые признаки одной болезни… Тяжелой болезни… Я бы не стал тебя пугать, но я никогда не обманывал ни одного своего больного, потому что борьба за выздоровление - наше с ним общее дело. И чем раньше мы начинаем бороться - тем легче нам победить. Я завтра привезу тебе лекарство. А ты обещай мне рассказывать обо всем, что с тобой происходит.
Болезней Волот не боялся, обычно поправлялся быстро и не мог себе представить, почему доктор столь озаботился его здоровьем.
Весна не спешила - до комоедиц стояли морозы, а после подул сырой северо-западный ветер, принес тучи, полные тяжелого мокрого снега, и зимний холод сменился промозглой сыростью.
Вернигора не выздоравливал - с той памятной ночи он так ни разу и не открыл глаз. Волот ездил к нему в университет, и видел, что повязки с лица ему сняли - шрамы, конечно, остались, но не страшные, не уродующие: доктор Велезар говорил, они сойдут через год-два. А вот из глаз главного дознавателя сочился гной, он не мог даже приподнять век, и с каждым днем доктор качал головой все горше и горше, а сам Вернигора отчаивался все сильней. Он не умел болеть: пытался заставить писарей читать ему вслух, надеялся довести до конца те дела, которые начал, но только раздражался без меры, ругался на своих помощников, запирался в спальне и по многу часов не выходил оттуда.
И через несколько дней доктор прямо сказал Волоту: скоро придется искать нового главного дознавателя. Но князю было не до этого - с каждым днем то, что Велезар называл болезнью, тревожило его все сильней. Ему все время хотелось побыть в одиночестве, ему хотелось убежать, бросить все на произвол судьбы: судебные дела, бесконечные заседания в думе, гонцов, привозящих вести, длинные письмена от королей, великих князей, ханов и султанов - хоть молодой Воецкий-Караваев и взял на себя сношения с ними, но непременно каждый свой шаг обсуждал с князем, или не доверяя самому себе, или снимая с себя ответственность.
Иногда Волот убегал - садился на коня и гнал его во весь опор по льду Волхова - это помогало на несколько часов избавится от ощущения безвыходности, от невозможности сидеть на месте. А сидеть на месте было просто невыносимо, Волот чувствовал, как по телу пробегает дрожь, более всего похожая на дрожь от тягостного ожидания. Он действовал не спеша, но все время куда-то собирался, и понять не мог, куда ему надо торопиться.
Ночами он начал слышать тихие шепоты и не сомневался: призраки зовут его к себе. Доктор велел пить на ночь сон-траву, и сначала она хорошо помогала, но прошло несколько дней, и Волот снова стал просыпаться по ночам - слушать шепот. К ночным страхам нельзя привыкнуть: сперва он оставлял в спальне чадящую лампу, а потом велел дядьке перетащить постель к нему в спальню. Единственное время, когда он мог побыть один - ночь - не оставила ему такой возможности.
Он осунулся и похудел, с лица сошел румянец, глаза провалились, заострились скулы, и вскоре в думе начали говорить о болезни князя. А никакой болезни не было! То странное, что с ним происходило, болезнью назвать было нельзя! Он просто плохо спал!
Волот не сомневался в этом, пока у него не начали мучительно ныть суставы. Особенно по ночам, когда он не двигался. Достаточно было пошевелиться, и боль отпускала ненадолго, но потом бралась за князя с новой силой. Доктор делал ему припарки, но они нисколько не помогали, так же как и все остальные его лекарства. Помогало только одно - сумасшедшая скачка по Волхову. Только запыхавшись и обливаясь потом, князь мог на несколько часов избавиться от боли, от сосущей тоски, от ощущения безвыходности и страха…
9. Масленица
До комоедиц ландмаршал дважды пытался взять Псков приступом: один раз с востока, а потом в Запсковье, со стороны Великой, пока она не вскрылась. Оба штурма закончились для него неудачей: Псков был неприступной крепостью. Никому еще не удавалось взять его ни осадой, ни приступом - только с помощью предательства.
Млад так и не нашел свою броню - она как в воду канула! Теперь ему в бою приходилось тяжелей, надо было прикрывать спину. Лишь потеряв, он ощутил, насколько ценный подарок сделал ему Родомил: раньше он имел преимущество перед студентами - пробить броню могло только копье с узким наконечником, кольчугу же пробивали и стрелы, и прямые удары мечом или топором, ее сминал шестопер.
Ширяй поправился: его обошла стороной горячка, и потеря крови никак на нем не сказалась. Он храбрился, пробовал вешать на обрубок руки щит и сражаться левой, но выходило у него плохо. Он не ныл, и, со стороны казалось, смирился со своим увечьем. Только иногда по ночам Млад слышал его тихие всхлипы, да в глазах парня время от времени мелькала затаенная боль. Прошло почти полтора месяца с их последнего подъема, и Млад решил, что настало время попробовать, как Ширяй сможет подняться наверх без руки. Тем более, начиналась масленица - осажденный город не желал оставаться без праздников. Млад не хотел устраивать представлений, но студенты уговорили его попросить солнца хотя бы на один день - не каждый из них видел подъем шамана, а тем более - двух. Погода стояла отвратительная:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов