Че попытался открыть ее, но это ему не удалось. Маленький кентавр не пострадал, только вот оказался взаперти. Выхода Гвенни не видела, а потому решила возобновить разговор. Вдруг ей все-таки удастся понять, чего эта Роксана хочет, и как-то с ней договориться.
— Роксана, а чем закончилась твоя встреча с Симург, — спросила она, предусмотрительно подвесив яйцо над самым краем гнезда. В случае падения оно бы непременно разбилось, причем содержимое пролилось бы на пол. А для падения была достаточно опустить палочку.
Или уронить.
Роксана понимала, что, бросившись на эту девочку, она неминуемо загубит свое сокровище. Правда, — ничто не мешало ей сцапать другую.
— Дженни, не подпускай птицу к себе, — предупредила Гвенни.
— Постараюсь, — ответила та и нырнула под лестницу, где ее трудно было схватить.
Тем временем снова сформировалась картинка. Роксана, по наивности и юношескому неведению, летела прямо к Симург. Радужная птица развернулась ей навстречу и… тут картинка уподобилась настоящему сну. Гвенни стала воспринимать все так, будто это происходило с ней самой, причем ничуть этому не удивилась. Такова уж природа снов: что бы в них ни происходило, пусть даже полнейшая бессмыслица, воспринимается все, как должное. Во всяком случае до пробуждения. Итак, Гвенни показалось, будто она летит над горой Парнас.
Присмотревшись, девочка обнаружила, что в действительности гора сложена из гигантских свитков и книг.
Они были потрепанными и запачканными, прямо из обложек росли кусты и деревья, так что со стороны углядеть эти книжки было непросто. Само их наличие девочку не удивило: в конце концов, все знали, что Парнас является обителью муз, а уж они-то наверняка написали целую гору книжек. Роксану ни музы, ни книги не интересовали: она лишь отметила про себя, что вся эта писанина пропала впустую.
Затем Симург слегка повела одним пером, и в тот же миг крылья Роксаны утратили подъемную силу. Она махала ими изо всех сил, но тщетно: ей едва-едва удалось приземлиться, не разбившись о землю. К которой она — невесть каким способом — оказалась прикованной, ибо взлететь снова, как ни силилась, не могла.
Птица заковыляла по склону горы, сшибая на ходу деревья. Ноги с непривычки устали, и, приметив пруд, она забралась туда, чтобы их охладить. А заодно решила и попить. Как и поступила, немало удивившись тому, что прохладная вроде бы жидкость, почему-то ее согрела.
Правда, потом Роксана сообразила, что забрела в винный источник, причем вокруг этого источника сновали крохотные женщины, вроде бы из людского племени. По непонятной причине они пытались наскакивать на Роксану, которая, впрочем, воспринимала это с одобрением: плохо ли, если еда сама в рот лезет. Поймав одну из них клювом, чтобы рассмотреть поближе, птица несколько удивилась тому, что женщина оказалась обнаженной:
Роксана полагала, что одежда так же характерна для людей, как оперение для птиц. Впрочем, добычу это не портило: птица для лучшего вкуса обмакнула женщину в вино и с удовольствием проглотила. Это место начинало ей нравиться: пусть она не могла отсюда улететь, но смерть от голода и жажды ей не грозила.
Дикие женщины не прекращали безумных попыток напасть на нее, так что Роксана налопалась до отвала.
Обожраться сильнее ей случилось лишь раз в жизни, когда она и ее друг Роки слопали на двоих жирного сфинкса. Тогда они отяжелели настолько, что, несколько дней не могли взлететь, и спали на земле. Но еда того стоила.
Отдохнув, Роксана решила подняться в небо. Она расправила крылья, несколько раз взмахнула ими и подпрыгнула в воздух, но тут же плюхнулась в пруд. Дикие женщины сдуру опять бросились к ней, так что пришлось склевать еще парочку. Выкупавшись и нахлебавшись вдоволь согревающего вина, она выбралась на берег, отряхнулась и снова попыталась оторваться от земли. Тот же плачевный результат. Ей удалось поднять лишь огромную тучу пыли.
И тут появился большой змей. Очень большой. Настолько большой, что мог считаться не едой, а противником. Роксана изготовилась к бою.
— Успокойся, — сказал он на птичьем языке. — Я не драться пришел, а дать тебе совет.
— А где ты нашему языку выучился? — удивилась Роксана.
— Меня, чтоб ты знала, зовут Пифон Парнасский и я говорю на всех языках, потому как моя обязанность ограждать эту гору от посторонних. А посторонние, они на каких только языках не лопочут. Так вот, менады сообщили, что ты доставляешь им беспокойство.
— Это те, которые голые? Они вкусные, надо только в вино обмакнуть.
— Не спорю, но они тоже охраняют гору, поэтому нельзя допустить, чтобы они все повывелись. А то ты так расклевалась, что скоро мне ничего не останется. Будь добра, поумерь свой аппетит.
— Я бы с радостью, но пока я здесь, мне надо кем-то питаться, а убраться отсюда не получается, потому что крылья не поднимают Я приметила тут у вас на вершине птицу своей породы и хотела познакомиться, но тут со мной приключилось что-то чудное.
— Это не твоя соплеменница, а птица Симург, древнейшее, чтобы ты знала, существо во всем Ксанфе. Она восседает на Древе Семян, ограждая его и гору от непрошеных гостей с воздуха. Особливо от крылатых чудовищ.
Ты сунулась без спросу, вот она тебя и заземлила.
— Ну, это уж слишком! Я всего-то и хотела, что познакомиться. Откуда мне было знать, что она такая привереда.
— Ну вот, зато теперь знаешь.
— Ага, только радости мне от этого мало. Слушай, может поговоришь с ней, чтобы она сняла свое заклятие и отпустила меня восвояси. Мне совсем неохота иметь дело с такой врединой.
— Симург вовсе не вредина, просто у нее много забот, и она серьезно относится к соблюдению правил. А незнание закона не освобождает от ответственности.
— Так что же мне теперь на всю жизнь оставаться заземленной?! — возмутилась Роксана. — Я же, в конце концов, птица! Птицам положено летать!
— Я таких вопросов не решаю, — ответил Пифон. — Подай Симург прошение: может быть, она снизойдет к твоему неведению и отменит заземление.
Так и получилось, что Роксана дотопала пешком до вершины Парнаса и у подножия Древа Семян предстала перед Симург.
— ЗА НАРУШЕНИЕ ПРАВИЛ ТЫ ПРИГОВАРИВАЕШЬСЯ К ОТРАБОТКЕ, ОТБЫВ КОТОРУЮ, ПОЛУЧИШЬ СВОБОДУ, — прозвучал в ее сознании могучий голос хранительницы Семян. — ТЕБЕ НАДЛЕЖИТ ОТПРАВИТЬСЯ В БЕЗЫМЯННЫЙ ЗАМОК И ВЫСИДЕТЬ ТАМ ЯЙЦО.
— А где этот замок? — спросила Роксана, но Симург лишь повела пером. И в тот же миг птица рок оказалась в замке, на гранитном гнезде.
Яйцо было прекрасным, только вот из него ничего не вылуплялось. Птица рок потеряла счет времени, однако полагала, что находится на верном пути к освобождению, Ведь теперь она строго соблюдала все предписания; в частности, ела только тех, кто намеревался приблизиться к ;яйцу. А такие находились: одни заявлялись поодиночке, другие целыми компаниями. Когда пришельцев оказывалось несколько, Роксана запирала их в клетках про запас.
Промежутки между визитами бывали разными, иногда весьма продолжительными, по это не имело значения:
Роксана попросту погружалась в сон. Служба была не слишком обременительной, но все же порядком поднадоела, и птица с нетерпением ждала, когда все закончится.
— Сколько времени ты здесь находишься? — поинтересовалась Гвенни.
Роксанна прикинула, и выяснилось, что по человеческим меркам ей довелось просидеть на гнезде не одно столетие. Впрочем, во сне время летело незаметно; так что сказать точнее было трудно.
— А ты не знаешь, кто построил этот замок? — спросила девочка. — И кто снес яйцо?
Но этого Роксана не знала и задаваться такими вопросами не собиралась. Ей хотелось одного: выполнить задание и снова получить возможность летать. А не умничать, рискуя снова рассердить Симург.
— Но именно по указу Симург кентавр Че находится под защитой крылатых чудовищ, — сказала Гвенни. — Той самой Симург, которая заземлила тебя и отправила сюда на отсидку. Склевав его, ты рассердишь ее так, что дальше некуда.
Роксана, разумеется, ничего на сей счет не знала, потому как с давних времен безвылазно сидела в замке, а перед тем как съесть очередного пришельца, ни о чем его не расспрашивала. А сейчас резонно полагала, что верить невесть кому на слово у нее нет ни малейших оснований.
Гвенни озадаченно покачала головой. Соображения птицы не были лишены резонов, и девочка плохо представляла себе, как можно ее переубедить.
И тут в зале послышалось негромкое пение. Птица, полностью сосредоточившаяся на Гвенни и подвергавшемся опасности яйце, не обратила на это внимания, а вот гоблинша сразу поняла, в чем дело. Дженни пустила в ход свою магию. Ее пение переносило в сон любого, кто этого пения не замечал. Таким образом, на Гвенни чары подействовать не могли, а вот Роксана должна была оказаться в их власти.
Благодаря своей линзе Гвенни прекрасно видела, как формируется сон. Над головой прятавшейся под лестницей Дженни возникло нечто вроде облачка. Потом внутри возникло изображение: прелестный, как и большинство видений Дженни, пейзаж с горами на заднем плане и чудесными лужайками, деревьями, источниками и цветами — на переднем.
Гвенни даже пожалела, что сейчас не может позволить себе войти в этот сои. Поступить так значило бы перестать следить за волшебной палочкой. Это привело бы к падению яйца, после чего птице рок не осталось бы ничего другого, как уничтожить пришельцев. Конечно, девочка могла сначала опустить яйцо вниз, но тогда птица забрала бы его и, уже ничего не опасаясь, поймала их с Дженни по очереди. Оставалось одно: наблюдать сон со стороны.
Тем временем в своем собственном сне появилась сама Дженни. Эльфесса (это относилось к числу любимых ее занятий) гуляла среди цветов, стараясь не наступить ни на один. Наклонившись к пурпурному цветку страсти, она понюхала его, но осторожно, потому как девочкам, даже причастным к Заговору взрослых, не рекомендуется увлекаться такими вещами.
Затем во сне объявился кот, как и наяву, дремавший рядом с Дженни. Более того, над его головкой тоже возникло маленькое облачко: ему снилось, будто он спит и видит сон. Детали разглядеть не удавалось: возможно, это тоже был сон о том, что он спит и видит сон о том, что спит.., и так до бесконечности.
Следующей на цветочной поляне возникла весьма удивленная с виду Роксана. Облачко над ее головой показывало два разделенных диагональной чертой равно достоверных изображения. На одном птица находилась в Безымянном замке, а на другом посреди дивного луга, рядом с маленькой эльфессой. И она не знала, чему верить.
— Привет, Роксана, — произнесла во сне Дженни.
Гвенни этих слов, разумеется, не слышала, но видела, как подружка раскрыла рот, и догадалась, что она может сказать.
— Где я? — недоуменно спросила Роксана. Она могла говорить с Дженни напрямую, поскольку во снах все барьеры исчезают, и все существа могут общаться беспрепятственно.
— Ты в моем сне, — ответила Дженни. — Здесь лучше, чем в действительности, потому что в действительности все как положено, а у меня тут — как хочется.
— Для меня нигде нет ничего хорошего, потому что хочется мне одного — летать, — буркнула Роксана.
— Так за чем дело стало, — сказала Дженни. — Здесь ты можешь летать, сколько заблагорассудится.
Роксана с сомнением покачала головой, но все же решила попробовать. Расправила крылья, подскочила… — и взвилась в темно-голубое небо. Спустя мгновение она уже затеяла игру в пятнашки с пролетавшим мимо облачком.
Но наблюдать за дальнейшим развитием сна Гвенни было некогда: Дженни предоставила им возможность освободиться, и было бы непростительной глупостью этой возможностью не воспользоваться. С помощью палочки она осторожно опустила яйцо в гнездо, спрятала палочку в котомку и подбежала к находившимся у стены клеткам. Они находились высоко над ее головой, поскольку были рассчитаны на огромный рост Роксаны. Чтобы добраться дотуда, Гвенни пришлось лезть по стене, но, к счастью, цепляться за облачную кладку было довольно удобно.
К тому же, с того момента как Че хлестнул ее хвостом, прошло не так много времени, и она оставалась довольно легкой.
Оказавшись вверху, девочка оглянулась, чтобы убедиться, что эльфийский сон не прервался. Все было в порядке: наяву Дженни сидела под лестницей, а Роксана стояла рядом с гнездом, а в висевшем между ними облаке сна царили восторг и веселье. Птица делала петли и кувыркалась. Ее преисполняла радость, ведь она веками оставалась заземленной, даром что пребывала в воздушном замке, витавшем в облаках. Наслаждаясь вновь обретенной способностью летать, птица вовсе не стремилась покинуть чудесный сон.
Добравшись до дна клетки, где сидел кентавр, она ухватилась за край, подтянулась и, оказавшись лицом к лицу с Че, спросила:
— Слушай, как открывается эта штуковина?
— Увы, — печально вздохнул он. — Дверца завязана Гордиевым узлом.
— Чем? — не поняла девочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49