Хотя отдых и удобства были так желанны, сердце его разрывалось, да и все тело начинало страдать. Кто бы ни был разработчиком этой части виртуальной Одиссеи, – а она охватывала лет шесть жизни литературного персонажа, если Пол все правильно помнил, – он либо был обычным неутомимым распутником или не стал усердствовать с идеями.
– Пожалуй, я хочу побыть один, – сказал Пол вслух. Надутые губки нимфы вызвали бы сердечный приступ у любого менее опытного в любовных делах человека.
– Конечно, любимый. Но возвращайся поскорее. Я так хочу тебя.
Калипсо повернулась и почти полетела от берега, она двигалась так плавно, будто под ногами у нее было стекло, смазанное маслом. Кто бы ни создал эту модель, он дал ей длинные ноги манекенщицы из сетевого шоу, а голос и манеры шекспировской актрисы – фантастическое сочетание, способное покорить любого гетеросексуального мужчину в любую эпоху.
Но Пол скучал, ему было тоскливо.
Такое состояние было вызвано тем, что он вдруг понял, что находится… нигде. Он был не дома, по крайней мере, в его понимании этого слова: более-менее пристойная работа, приличные друзья, иногда тихие пятничные вечера в одиночестве, когда бы он просто пялился в настенный экран и ему не надо было бы притворяться умным. Полу так и не удалось найти дом, не удалось ему отгадать загадку собственного сегодняшнего существования.
Он вспомнил последнее появление женщины-птицы, этого видения из другого мира. Пол почти вспомнил имя, промелькнувшее в голове, но не смог сделать этого до конца, оно путалось с другими именами, слышанными им: Ваала, Виола. Почему-то несколько раз всплыло имя Авила, но это не могло быть ее имя, кажется, это было имя святой – святая Тереза из Авилы. Насколько помнил Пол, она была средневековой истеричкой, вдохновившей немало скульпторов и художников. Но Пол знал, что его видение – девушка в старомодном платье – было не менее важным для него, чем явление Господа для святой Терезы, хотя он не знал, что означало то видение. Пропитанный запахом сандала ветерок доносил издалека грустное пение Калипсо. Пол почувствовал одновременно страстное желание и отвращение. Неудивительно, что провидцы наподобие Терезы запирали себя в монастырях, ведь секс… так отвлекает. Полу стало ясно, что надо уезжать. Он уже насладился всеми удовольствиями отдыха и приятного общения. Если бы ему пришлось прожить на острове годы, как настоящему Одиссею, он бы износился, как детский цветной мелок, задолго до окончания срока и, скорее всего, отупел бы. Но весь вопрос состоял в том, как отсюда убраться. Его обломок унесло в море. На острове не было ни лодки, ни какого-нибудь поваленного дерева изумительной красоты. Он бы мог соорудить плот, но понятия не имел, как это делается, не говоря уже о том, что нимфа Калипсо следила за своим пленником с тем же старанием, с каким кошка стережет мышку.
«Но я должен уехать, – понял Пол. – Я решил, что не буду больше плыть по течению, потому что это означает гибель». Он знал, что не преувеличивает: даже если он не зачахнет, какая-то часть его, и очень важная часть, отомрет и исчезнет. Пение нимфы стало громче, и хотя Пол потерял к ней интерес, охладел, он почувствовал волнение. Лучше уйти сейчас, решил он, хоть раз можно будет проспать всю ночь.
Божественный пленник поморщился и заковылял по песку прочь.
Утреннее солнце только начало пробиваться сквозь ветви кипариса, когда случилось странное происшествие.
Пол сидел на камне у входа в пещеру, он только что впихнул в себя очередной завтрак из амброзии и нектара, который Калипсо, по-видимому, преподносила ему как часть антуража. Он обдумывал, хватит ли у него сил пройтись по острову в поисках каких-нибудь фруктов или чего-нибудь, напоминающего настоящую еду. И тут воздух перед Полом начал мерцать и пульсировать. Он тупо смотрел, как появился и начал расти луч яркого белого света, сначала тот был странно сжатым, потом начал приобретать форму человека, но без деталей, просто силуэт.
Привидение, извиваясь, висело в воздухе. Оно заговорило таким неожиданно тоненьким детским голоском, что Пол не сразу понял, что именно говорится:
– Mira! Вот дела! Просто как в шоу Шумамы «Кораблекрушение»!
Существо повертело головой и наконец увидело Пола, хотя невозможно было понять, куда смотрит белое пятно, заменяющее ему лицо.
– Эй, ты – Пол Джонас?
Оно произнесло фамилию Пола как Чонас.
– А… а ты кто?
– Некогда, приятель. El Viejo замолвил за тебя словечко.. Mierda , а это кто?
Привидение смотрело на Калипсо, появившуюся в дверях пещеры, на ее красивом лице застыло странно отсутствующее выражение.
– Ты с ней путаешься? Да, парень, тебе подвезло. – Привидение покачало своей бесформенной головой. – Pues , старик хочет знать, почему ты здесь застрял. Ты нашел остальных?
– Остальных? Каких остальных?
Видение заколебалось, наклонив голову, будто собака, прислушивающаяся к отдаленному шуму.
– Он говорил, что ты нашел золотую безделушку, значит, ты знаешь.
Он произнес это скороговоркой так, что Пол не сразу его понял.
– Золотую? Драгоценность?
– Да, именно. Он сказал, что ты должен поспешить, парень. Часы не должны стоять – все большие дела задерживаются.
– Кто сказал это? И как я могу отсюда выбраться?
Светящееся существо то ли его не слышало, то ли не хотело слушать вопросы Пола. Оно помигало, ярко вспыхнуло и испарилось. На острове воцарилась тишина.
– Боги наконец сжалились над тобой, верный Одиссей, – вдруг сказала Калипсо. Пол забыл о ее существовании и сейчас подскочил, услышав голос. – Это печалит меня – они жестокие и завистливые. Почему Зевс всегда вмешивается, когда кто-нибудь из числа бессмертных выбирает себе смертного в любовники? У него, владеющего эгидой , были десятки любовниц, все имели от него детей. Но раз он прислал божественного посланника, его воля должна быть исполнена. Я боюсь возражать ему, чтобы не навлечь на себя гнев Громовержца.
– Божественный посланник? – Пол повернулся к ней. – О чем это ты?
– Гермес со своим золотым жезлом, – ответила она. – Мы, бессмертные, можем предвидеть будущее, я знала, что однажды он принесет приказ с Олимпа, который положит конец нашим любовным похождениям. Но не ожидала этого так скоро.
Она выглядела такой несчастной, что на миг Пол почувствовал истинную любовь к ней, но он напомнил себе – и уже не в первый раз, – что Калипсо лишь программа, состоящая из кодов, ни больше, ни меньше, и она будет говорить и делать то же самое, кто бы ни появился в образе Одиссея.
– Значит… значит, он так сказал? – спросил Пол. – Что Зевс хочет, чтобы ты меня отпустила?
– Ты слышал светлейшего Гермеса, посланца бога, – ответила Калипсо. – Бессмертные с Олимпа причинили тебе много неприятностей. Будет лучше, если ты не станешь противиться воле Громовержца.
В душе Пол ликовал. Конечно, это был посланец (и, надо признать, довольно странный), но пришел он от человека, который до того прислал ему золотую безделушку, а его принадлежность к олимпийцам вызывала у Пола большие сомнения. Калипсо просто вставила этот эпизод в свой мир, как в свое время Пенелопа пыталась примирить неоправданное присутствие Пола с атмосферой симуляции. Это явно была попытка со стороны кого-то – кого-то за пределами системы? – связаться с Полом, а Калипсо восприняла ее как приказ от Повелителя Богов.
– Мне грустно, что я тебя покидаю, – сказал Пол, считая, что лицемерие в данной ситуации оправдано, – но как же это можно осуществить? У меня нет лодки. До ближайшего места много миль, я не смогу столько проплыть.
– Разве я могу отпустить тебя без подарков? – нимфа улыбнулась в ответ. – Не думаешь ли ты, что бессмертная Калипсо позволит своему возлюбленному утонуть в мрачной пучине и не поможет? Пошли. Я отведу тебя в рощу и дам своему Одиссею прекрасный бронзовый топор. Ты сам построишь плот, который перенесет тебя через владения Посейдона, и боги смогут исполнить твою судьбу.
Пол пожал плечами:
– Ладно. Пожалуй, в этом есть смысл.
Калипсо принесла обещанный подарок – огромный двухсторонний топор, который при этом был легким и удобным, как теннисная ракетка, и другие бронзовые инструменты, потом отвела Пола в рощу, где росли ольха, тополя и высокие ели. Она остановилась, будто хотела что-то сказать, но передумала и заскользила по тропинке к пещере.
Пол постоял, прислушиваясь к шелесту морского бриза в ветвях деревьев. Он понятия не имел, как строится плот, но это не имело большого значения. Он постарается, сначала, наверное, надо срубить несколько деревьев.
Это оказалось на удивление просто. Хоть у Пола и не было никакого опыта, топор глубоко врезался в древесину с каждым ударом, первое дерево начало падать в считанные секунды и так неожиданно, что Пола чуть не задело раскидистой кроной. В следующий раз он был осторожнее, и скоро у его ног лежало более десятка самых ровных и самых стройных деревьев. Когда он остановился полюбоваться на свою работу, довольный, но недоумевающий, что делать дальше, что-то зашуршало в подлеске. Из травы выпрыгнула перепелка и уселась на камень. Птичка смотрела на Пола одним глазом, потом повернула голову с хохолком, чтобы глянуть на него другим глазом.
– Сруби ветки и обтеши стволы, – сказала перепелка голоском озорной девчонки. – Тебя мама и папа учили чему-нибудь?
Пол молча смотрел на нее. Конечно, с ним случались вещи и поудивительнее, но все равно было странно.
– Ты кто?
Перепелка весело защебетала:
– Я – перепелка! Разве непохожа?
Он кивнул, соглашаясь.
– А ты знаешь, как строить плот?
– Уж конечно, лучше тебя. Хорошо, что Калипсо сама привела тебя сюда, ты ведь даже не спросил разрешения у дриад, прежде чем рубить деревья, теперь им всем придется искать себе новые дома. – Перепелка подергала хвостиком. – Когда срубишь ветки, сделай все стволы одной длины.
Решив, что не годится смотреть в рот какой-то перепелке, Пол вернулся к работе. Ручка, выточенная из оливкового дерева, была как специально сделана по руке Пола, и работа пошла так же споро, как и рубка деревьев. Скоро рядом вырос штабель абсолютно одинаковых бревен.
– Неплохо, – заявила его новая подружка, – хотя я бы не позволила тебе строить мое гнездо. Ладно, продолжай, а то не успеем до темноты.
Пол фыркнул, вспомнив, что получает приказы от бело-коричневой пичуги, но, благодаря ее терпеливым советам, плот быстро строился. Он был прочным, с мачтой, палубой и рулем, переплетенные ветки вдоль бортов защищали палубу от волн.
После полудня появилась Калипсо, она принесла огромный рулон тяжелой блестящей материи на парус, но остальное время Пол работал в одиночестве, в компании птички. Благодаря ее мудрым советам и почти волшебным инструментам работа продвигалась удивительно быстро. К вечеру оставалось сделать только снасти, он прикреплял нужные части, а птичка скакала с места на место, чтобы не оказаться у него под ногами, и перемежала свои советы незлыми птичьими оскорблениями. И тут Пола охватило незнакомое ощущение радости завершенного труда.
«Не стоит себя обманывать. Было сделано все, чтобы такой тупица, как я, смог сделать то, что нужно, не нарушая правил симуляции. Уверен, что в оригинале не было никакой перепелки, потому что настоящий Одиссей, наверное, мог бы соорудить греческий аналог самолета с помощью двух перьев и палки».
Подумав о перьях, он убедился, что шарф по-прежнему завязан на талии. Насколько Пол мог судить, ему ни в коем случае нельзя было терять эту последнюю версию подарка женщины-птицы.
«Женщина-птица… Надо бы придумать более подходящее имя. А то это похоже на имя героини комикса».
Перепелка предложила срубить еще несколько невысоких деревьев, чтобы использовать для перетаскивания плота, и это была неплохая мысль: с их помощью Пол смог спустить плот на берег, где снова появилась Калипсо.
– Приди ко мне, Одиссей, – сказала она, – приди, мой смертный возлюбленный. Солнце уже почти касается волн, поздно отправляться в столь опасный путь. Проведи со мной последнюю ночь, а потом уплывай с утренним отливом.
Неожиданно для себя Одиссей захотел услышать, что скажет перепелка, которая пришла с ним к берегу.
– Она добрая, но иногда бывает упрямой, – сказала перепелка, и только Пол мог ее слышать. – Если останешься на ночь, она так тебя зацелует, что к утру забудешь, что собирался уезжать. Тогда боги на тебя еще больше рассердятся.
Пол неожиданно развеселился:
– А что ты знаешь о поцелуях?
Перепелка пристально посмотрела на него, потом сердито тряхнула хвостом и юркнула за камень. Он пожалел, что не поблагодарил птичку как следует, но потом вспомнил, что имеет дело всего лишь с программой, хотя и симпатичной. Он перешел к мыслям о Калипсо, о том, что она предлагает и что она такое на самом деле.
– Нет, госпожа, – ответил он. – Благодарю тебя, я никогда не забуду время, проведенное на твоем прекрасном острове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Пожалуй, я хочу побыть один, – сказал Пол вслух. Надутые губки нимфы вызвали бы сердечный приступ у любого менее опытного в любовных делах человека.
– Конечно, любимый. Но возвращайся поскорее. Я так хочу тебя.
Калипсо повернулась и почти полетела от берега, она двигалась так плавно, будто под ногами у нее было стекло, смазанное маслом. Кто бы ни создал эту модель, он дал ей длинные ноги манекенщицы из сетевого шоу, а голос и манеры шекспировской актрисы – фантастическое сочетание, способное покорить любого гетеросексуального мужчину в любую эпоху.
Но Пол скучал, ему было тоскливо.
Такое состояние было вызвано тем, что он вдруг понял, что находится… нигде. Он был не дома, по крайней мере, в его понимании этого слова: более-менее пристойная работа, приличные друзья, иногда тихие пятничные вечера в одиночестве, когда бы он просто пялился в настенный экран и ему не надо было бы притворяться умным. Полу так и не удалось найти дом, не удалось ему отгадать загадку собственного сегодняшнего существования.
Он вспомнил последнее появление женщины-птицы, этого видения из другого мира. Пол почти вспомнил имя, промелькнувшее в голове, но не смог сделать этого до конца, оно путалось с другими именами, слышанными им: Ваала, Виола. Почему-то несколько раз всплыло имя Авила, но это не могло быть ее имя, кажется, это было имя святой – святая Тереза из Авилы. Насколько помнил Пол, она была средневековой истеричкой, вдохновившей немало скульпторов и художников. Но Пол знал, что его видение – девушка в старомодном платье – было не менее важным для него, чем явление Господа для святой Терезы, хотя он не знал, что означало то видение. Пропитанный запахом сандала ветерок доносил издалека грустное пение Калипсо. Пол почувствовал одновременно страстное желание и отвращение. Неудивительно, что провидцы наподобие Терезы запирали себя в монастырях, ведь секс… так отвлекает. Полу стало ясно, что надо уезжать. Он уже насладился всеми удовольствиями отдыха и приятного общения. Если бы ему пришлось прожить на острове годы, как настоящему Одиссею, он бы износился, как детский цветной мелок, задолго до окончания срока и, скорее всего, отупел бы. Но весь вопрос состоял в том, как отсюда убраться. Его обломок унесло в море. На острове не было ни лодки, ни какого-нибудь поваленного дерева изумительной красоты. Он бы мог соорудить плот, но понятия не имел, как это делается, не говоря уже о том, что нимфа Калипсо следила за своим пленником с тем же старанием, с каким кошка стережет мышку.
«Но я должен уехать, – понял Пол. – Я решил, что не буду больше плыть по течению, потому что это означает гибель». Он знал, что не преувеличивает: даже если он не зачахнет, какая-то часть его, и очень важная часть, отомрет и исчезнет. Пение нимфы стало громче, и хотя Пол потерял к ней интерес, охладел, он почувствовал волнение. Лучше уйти сейчас, решил он, хоть раз можно будет проспать всю ночь.
Божественный пленник поморщился и заковылял по песку прочь.
Утреннее солнце только начало пробиваться сквозь ветви кипариса, когда случилось странное происшествие.
Пол сидел на камне у входа в пещеру, он только что впихнул в себя очередной завтрак из амброзии и нектара, который Калипсо, по-видимому, преподносила ему как часть антуража. Он обдумывал, хватит ли у него сил пройтись по острову в поисках каких-нибудь фруктов или чего-нибудь, напоминающего настоящую еду. И тут воздух перед Полом начал мерцать и пульсировать. Он тупо смотрел, как появился и начал расти луч яркого белого света, сначала тот был странно сжатым, потом начал приобретать форму человека, но без деталей, просто силуэт.
Привидение, извиваясь, висело в воздухе. Оно заговорило таким неожиданно тоненьким детским голоском, что Пол не сразу понял, что именно говорится:
– Mira! Вот дела! Просто как в шоу Шумамы «Кораблекрушение»!
Существо повертело головой и наконец увидело Пола, хотя невозможно было понять, куда смотрит белое пятно, заменяющее ему лицо.
– Эй, ты – Пол Джонас?
Оно произнесло фамилию Пола как Чонас.
– А… а ты кто?
– Некогда, приятель. El Viejo замолвил за тебя словечко.. Mierda , а это кто?
Привидение смотрело на Калипсо, появившуюся в дверях пещеры, на ее красивом лице застыло странно отсутствующее выражение.
– Ты с ней путаешься? Да, парень, тебе подвезло. – Привидение покачало своей бесформенной головой. – Pues , старик хочет знать, почему ты здесь застрял. Ты нашел остальных?
– Остальных? Каких остальных?
Видение заколебалось, наклонив голову, будто собака, прислушивающаяся к отдаленному шуму.
– Он говорил, что ты нашел золотую безделушку, значит, ты знаешь.
Он произнес это скороговоркой так, что Пол не сразу его понял.
– Золотую? Драгоценность?
– Да, именно. Он сказал, что ты должен поспешить, парень. Часы не должны стоять – все большие дела задерживаются.
– Кто сказал это? И как я могу отсюда выбраться?
Светящееся существо то ли его не слышало, то ли не хотело слушать вопросы Пола. Оно помигало, ярко вспыхнуло и испарилось. На острове воцарилась тишина.
– Боги наконец сжалились над тобой, верный Одиссей, – вдруг сказала Калипсо. Пол забыл о ее существовании и сейчас подскочил, услышав голос. – Это печалит меня – они жестокие и завистливые. Почему Зевс всегда вмешивается, когда кто-нибудь из числа бессмертных выбирает себе смертного в любовники? У него, владеющего эгидой , были десятки любовниц, все имели от него детей. Но раз он прислал божественного посланника, его воля должна быть исполнена. Я боюсь возражать ему, чтобы не навлечь на себя гнев Громовержца.
– Божественный посланник? – Пол повернулся к ней. – О чем это ты?
– Гермес со своим золотым жезлом, – ответила она. – Мы, бессмертные, можем предвидеть будущее, я знала, что однажды он принесет приказ с Олимпа, который положит конец нашим любовным похождениям. Но не ожидала этого так скоро.
Она выглядела такой несчастной, что на миг Пол почувствовал истинную любовь к ней, но он напомнил себе – и уже не в первый раз, – что Калипсо лишь программа, состоящая из кодов, ни больше, ни меньше, и она будет говорить и делать то же самое, кто бы ни появился в образе Одиссея.
– Значит… значит, он так сказал? – спросил Пол. – Что Зевс хочет, чтобы ты меня отпустила?
– Ты слышал светлейшего Гермеса, посланца бога, – ответила Калипсо. – Бессмертные с Олимпа причинили тебе много неприятностей. Будет лучше, если ты не станешь противиться воле Громовержца.
В душе Пол ликовал. Конечно, это был посланец (и, надо признать, довольно странный), но пришел он от человека, который до того прислал ему золотую безделушку, а его принадлежность к олимпийцам вызывала у Пола большие сомнения. Калипсо просто вставила этот эпизод в свой мир, как в свое время Пенелопа пыталась примирить неоправданное присутствие Пола с атмосферой симуляции. Это явно была попытка со стороны кого-то – кого-то за пределами системы? – связаться с Полом, а Калипсо восприняла ее как приказ от Повелителя Богов.
– Мне грустно, что я тебя покидаю, – сказал Пол, считая, что лицемерие в данной ситуации оправдано, – но как же это можно осуществить? У меня нет лодки. До ближайшего места много миль, я не смогу столько проплыть.
– Разве я могу отпустить тебя без подарков? – нимфа улыбнулась в ответ. – Не думаешь ли ты, что бессмертная Калипсо позволит своему возлюбленному утонуть в мрачной пучине и не поможет? Пошли. Я отведу тебя в рощу и дам своему Одиссею прекрасный бронзовый топор. Ты сам построишь плот, который перенесет тебя через владения Посейдона, и боги смогут исполнить твою судьбу.
Пол пожал плечами:
– Ладно. Пожалуй, в этом есть смысл.
Калипсо принесла обещанный подарок – огромный двухсторонний топор, который при этом был легким и удобным, как теннисная ракетка, и другие бронзовые инструменты, потом отвела Пола в рощу, где росли ольха, тополя и высокие ели. Она остановилась, будто хотела что-то сказать, но передумала и заскользила по тропинке к пещере.
Пол постоял, прислушиваясь к шелесту морского бриза в ветвях деревьев. Он понятия не имел, как строится плот, но это не имело большого значения. Он постарается, сначала, наверное, надо срубить несколько деревьев.
Это оказалось на удивление просто. Хоть у Пола и не было никакого опыта, топор глубоко врезался в древесину с каждым ударом, первое дерево начало падать в считанные секунды и так неожиданно, что Пола чуть не задело раскидистой кроной. В следующий раз он был осторожнее, и скоро у его ног лежало более десятка самых ровных и самых стройных деревьев. Когда он остановился полюбоваться на свою работу, довольный, но недоумевающий, что делать дальше, что-то зашуршало в подлеске. Из травы выпрыгнула перепелка и уселась на камень. Птичка смотрела на Пола одним глазом, потом повернула голову с хохолком, чтобы глянуть на него другим глазом.
– Сруби ветки и обтеши стволы, – сказала перепелка голоском озорной девчонки. – Тебя мама и папа учили чему-нибудь?
Пол молча смотрел на нее. Конечно, с ним случались вещи и поудивительнее, но все равно было странно.
– Ты кто?
Перепелка весело защебетала:
– Я – перепелка! Разве непохожа?
Он кивнул, соглашаясь.
– А ты знаешь, как строить плот?
– Уж конечно, лучше тебя. Хорошо, что Калипсо сама привела тебя сюда, ты ведь даже не спросил разрешения у дриад, прежде чем рубить деревья, теперь им всем придется искать себе новые дома. – Перепелка подергала хвостиком. – Когда срубишь ветки, сделай все стволы одной длины.
Решив, что не годится смотреть в рот какой-то перепелке, Пол вернулся к работе. Ручка, выточенная из оливкового дерева, была как специально сделана по руке Пола, и работа пошла так же споро, как и рубка деревьев. Скоро рядом вырос штабель абсолютно одинаковых бревен.
– Неплохо, – заявила его новая подружка, – хотя я бы не позволила тебе строить мое гнездо. Ладно, продолжай, а то не успеем до темноты.
Пол фыркнул, вспомнив, что получает приказы от бело-коричневой пичуги, но, благодаря ее терпеливым советам, плот быстро строился. Он был прочным, с мачтой, палубой и рулем, переплетенные ветки вдоль бортов защищали палубу от волн.
После полудня появилась Калипсо, она принесла огромный рулон тяжелой блестящей материи на парус, но остальное время Пол работал в одиночестве, в компании птички. Благодаря ее мудрым советам и почти волшебным инструментам работа продвигалась удивительно быстро. К вечеру оставалось сделать только снасти, он прикреплял нужные части, а птичка скакала с места на место, чтобы не оказаться у него под ногами, и перемежала свои советы незлыми птичьими оскорблениями. И тут Пола охватило незнакомое ощущение радости завершенного труда.
«Не стоит себя обманывать. Было сделано все, чтобы такой тупица, как я, смог сделать то, что нужно, не нарушая правил симуляции. Уверен, что в оригинале не было никакой перепелки, потому что настоящий Одиссей, наверное, мог бы соорудить греческий аналог самолета с помощью двух перьев и палки».
Подумав о перьях, он убедился, что шарф по-прежнему завязан на талии. Насколько Пол мог судить, ему ни в коем случае нельзя было терять эту последнюю версию подарка женщины-птицы.
«Женщина-птица… Надо бы придумать более подходящее имя. А то это похоже на имя героини комикса».
Перепелка предложила срубить еще несколько невысоких деревьев, чтобы использовать для перетаскивания плота, и это была неплохая мысль: с их помощью Пол смог спустить плот на берег, где снова появилась Калипсо.
– Приди ко мне, Одиссей, – сказала она, – приди, мой смертный возлюбленный. Солнце уже почти касается волн, поздно отправляться в столь опасный путь. Проведи со мной последнюю ночь, а потом уплывай с утренним отливом.
Неожиданно для себя Одиссей захотел услышать, что скажет перепелка, которая пришла с ним к берегу.
– Она добрая, но иногда бывает упрямой, – сказала перепелка, и только Пол мог ее слышать. – Если останешься на ночь, она так тебя зацелует, что к утру забудешь, что собирался уезжать. Тогда боги на тебя еще больше рассердятся.
Пол неожиданно развеселился:
– А что ты знаешь о поцелуях?
Перепелка пристально посмотрела на него, потом сердито тряхнула хвостом и юркнула за камень. Он пожалел, что не поблагодарил птичку как следует, но потом вспомнил, что имеет дело всего лишь с программой, хотя и симпатичной. Он перешел к мыслям о Калипсо, о том, что она предлагает и что она такое на самом деле.
– Нет, госпожа, – ответил он. – Благодарю тебя, я никогда не забуду время, проведенное на твоем прекрасном острове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112